мальчик познает боль;
и боль эта ему до
безумия
нравится.
Рико дышит через раз. Поскуливает, тычется своим лицом в чужие грубые руки точно маленький дворовый щенок, которому крупицу внимания впервые дали. В нём вороньего — смольные локоны, влажность в уголках глаз и желание быть нужным. Это не преданность, а одержимость; второй наследник, появившийся не для, а вопреки. Ненужная кукла, применение которой безуспешно пытались найти вот уже семнадцать лет кряду. И на что только тратились семейные деньги? Ичиро смотрит на него безразлично и бесчувственно. Рико почти трогательно жалок в своих попытках доказать главной ветви, что он чего-то стоит, в своих попытках выйти хотя бы на третий план, а не быть безучастным дополнением к огромной семье Морияма. Всегда ненужный маленький мальчик никогда не станет кем-то большим. Это откровение младший так и не признает; всё пытается доказать что-то миру и себе, не видя очевидных вещей. Какая очаровательная глупость. Будь Ичиро хорошим человеком, он бы пожалел своего наивного младшего братца. Погладил бы по голове почти с отеческой нежностью, откупился бы очередным мальчиком в команду и всё так же не обращал бы внимания. Но Ичиро плохой, очень плохой человек. Он считает, что у каждой вещи должна быть своя функция. Или от неё нужно избавиться. Рико красив. Иначе быть и не могло — гены семьи Морияма, помноженные на ежедневную физическую активность, создали ему просто замечательную фигуру. По-птичьи тонкая талия, жилистые руки и невероятно гладкая фарфоровая кожа. Ичиро испытывает к красивым вещам что-то вроде трепета; примерно с таким же ленивым благодушием в далеком детстве он смотрел на бабочек с оторванными крыльями. У них не было возможности взлететь, но они трепыхались в своих открытых стеклянных банках до последнего. Это никогда не было даже интересом; всё больше — очередным способом скрасить серость усталых будней. И поэтому нет ничего удивительного в том, что такой красивой вещи Ичиро находит особое применение. Рот у Рико в повседневной жизни невероятно говорливый и крикливый. Он постоянно кривит губами и поджимает их от злости или недовольства; Ичиро толкает в него пальцы, заставляя брата облизывать их с тупой покорностью сломленного животного. Когда он с ним, ничего не остается ни от глупой юношеской бравады, ни от каркаса мнимой самоуверенности. Лишь смирение и покорность. Что бы сказали журналисты? Ичиро одергивает руку почти брезгливо. Дорогая кожа черной перчатки вся покрыта чужой слюной; об этом он переживает больше, чем о каких-то там чувствах Рико. Тот не ждет и не жаждет многого. Как вообще можно просить чего-то большего, когда твой идол — бог, брат и погибель — так близко? Когда он касается? Рико сломлен, но в этом сломе тоже тоже есть плюсы; ни стекающая меж бедер чужая сперма, ни литые синяки на талии и запястьях, ни абсолютно пренебрежительное отношение, не вызывают в нём ничего, кроме едкого чувства удовлетворения. Тихий звук расстегивающейся ширинки вновь привлекает его внимание. На Рико едва ли есть вещи — безразмерная рубашка накинута скорее как утешение для него самого, чем действительно скрывающая что-то одежда. Потому что сейчас она не нужна абсолютно. Рико знает, что ему нужно делать. Знает, как почти безболезненно опуститься на колени и даже не поморщиться от неприятного скольжения меж бёдер. Знает, как сразу взять чужой член в глотку полностью — Ичиро не разменивается на передышки для такого ничтожества, как он. Это привычно; жжение в горле, отсутствие нормального дыхания, мускусный запах и стекающие по подбородку слюни — верные предвестники скорого окончания их сессии. Всё всегда по плану. Всё всегда определяет Ичиро — темп, скорость, звучание стонов и мычания младшего. Рико знает, что с ним развлекаются лишь по настроению и знает, что таких шлюх у старшего безмерное и безликое количество. Рико всего лишь надеется, что брат продолжит его звать хоть иногда. (Безмолвный и будто бы выстраданный азарт Ичиро не делает ситуацию лучше. Ему нравится доводить Рико до крайностей — создавать и стирать это молебно-блядское выражение с его лица каждый чертов раз.) Это заканчивается так же быстро, как и началось. Толчки Ичиро быстро становятся отвратительно быстрыми, хлюпанье неприятным отзвуком заполняет собой всю комнату. Когда тот кончает, — самый глубокий толчок, самая большая пауза и самое чувственное проявление эмоций — Рико может хоть немного успокоиться. Он проглатывает всю сперму до единой капли. Ичиро не смотрит. *** Из офиса Рико уходит поздно. С ним — два молчаливых охранника, отсутствие любых связных мыслей и какое-то странное удовлетворение. Всякой вещи находится применение. Ичиро прекрасно знает, что его никчемному брату нравится. Ичиро думает, что хотя бы одно применение для Рико наконец-то нашлось.