***
- Просто скажи ему, - с раздражением повторяет Тигнари. - Да ни за что! - восклицает Кавех, скрещивая руки на груди, еще и дуется, как насупившийся бурундук, словно Тигнари не подсовывает ему волшебную пилюлю, а предлагает что-то ужасное. Кавех вообще странный. Отсекая то, что он странный в принципе и останавливаясь на одной конкретной проблеме, все равно его поведение кажется максимально неразумным. Потому что Кавех болен, и он этому… рад? Кавех весело интересуется, что это за цветы, показывая разные лепестки. Это какой-то феномен, но цветы Кавеха разноцветные, и когда ему удается сложить лепестки в целый бутон, Тигнари на ум не приходит ни одного названия, разве что картинки из детских книжек про аранар. Цветы простые, но в то же время ничего, ни одно название из справочника не подходит, даже если отбросить здравый смысл и поверить в сказки, то и на випариас не похоже. Тигнари не знает, как это понимать и как на это повлиять, но надеется, что Кавех все же сумеет разобраться в себе без лишнего ущерба.***
- Просто скажи ему, - чеканит Сайно, но Аль-Хайтам отрицательно качает головой. Ну как он скажет? Что он скажет? Он пытается составить список причин, почему именно Кавех, но не может найти ни одной. Что он может объяснить другому человеку, если не понимает сам? Нужно же не просто озвучить факты, это не поможет, нужно донести свои мысли, свои чувства. В противном случае ничего не выйдет. Перечисляя факты о Кавехе, не получается ни за что зацепиться, и все пункты можно назвать одним словом — минусы; или двумя — раздражающие минусы. Только с этими минусами всегда хочется быть рядом. Было бы неплохо, если бы Кавех, наконец, сумел найти в себе силы исправить свои недостатки, и тогда бы он стал весьма успешным человеком, но о чем говорить сейчас? Как там говорится? И в горе, и в радости? Но это не горе, это проблемы, которые стоило бы исправить. Кавеху такое не нравится.***
- Просто скажи ему. И Кавех смеется, отмахиваясь рукой от таких глупостей. Он, может, и сам бы готов был признаться, да только посмотрите на постное лицо Аль-Хайтама. Это раньше оно было безэмоционально спокойным, сдержанным, невозмутимым до умиления, а сейчас оно постное, словно ему утром нагадили в тапки, и все, что он при осознании этого факта подумал, это: «а, опять». И дело не в том, что он отвергнет, разольет кофе или скажет что-то едкое. Он обязательно сделает что-то паршивое, уже не привыкать. Просто человеку с таким лицом не говорят о любви.***
- Давай просто скажем им, - переглядываются Тигнари и Сайно, скептически оглядывая парочку, что никак не может выразить свои чувства друг к другу. Тигнари уже хочет начать свою просветительскую деятельность, но вдруг… у него не получается. Хоть они сидят за одним столом, Кавех выглядит раздраженным, Аль-Хайтам утомленным, и оба совсем не смотрят друг на друга, словно вместо того, чтоб притягиваться, всеми силами друг от друга отталкиваются. Более того, они не хотят даже тянуться друг к другу, и хоть Тигнари не сомневается, что эти двое точно и бесповоротно влюблены друг в друга, именно в этот миг он не может представить их вместе. - Может, вы просто сознаетесь уже, что любите друг друга, - более решительно подходит к делу Сайно, не допуская подобных глупых мыслей. - Что? - взвизгивает Кавех, подскакивая с места. Тигнари тяжело вздыхает, Аль-Хайтам замирает, и лишь Сайно остается невозмутим, словно не он этот переполох устроил. Переполох не в теле, в душах, и хоть в лице Кавех успокаивается, это не мешает ему без слов встать из-за стола и покинуть таверну, пока Аль-Хайтам глупо крутит вилку в руке, словно не в силах переварить поступившую информацию. Тигнари тяжело вздыхает, прикрывая лицо рукой. - Почему у вас просто никогда не идет все как надо? - Что ты имел ввиду? - игнорирует его вопрос Аль-Хайтам, обращаясь к Сайно. - То, что вы задолбали нас своим нытьем, - в унисон отвечают Тигнари и Сайно. Первый более эмоционально, второй немного преувеличивая. Секретарь фыркает, оплачивая их общий счет. Не от раздражения, просто так. По привычке.***
Вот и верь после этого людям… лисам… да не важно. Тигнари все не так понял, он все испортил, но что же теперь делать? Кавех ходил по комнате кругами, не скрывая свое замешательство. Его тайну раскрыли, его тайну, которую он не хотел раскрывать. Его тайну, с которой ему спокойно жилось. Лепестки перли с двойной силой от волнения, и приходилось прикрывать рот рукой, чтоб они не падали повсюду. Кавех совсем не подумал, что Аль-Хайтам тоже придет домой, что тут им не разминуться и не скрыться друг от друга. Кавех еще даже не начинал думать о том, что Аль-Хайтам может быть влюблен. Лепестки Кавеха хлынули фонтаном от внезапного стука в дверь, а хозяин дома решил не дожидаться приглашения, знал — не дождется. Их взгляды встретились, и распираемый от эмоций Кавех вот вот готов был взорваться, как вереница цветных лепестков, но на деле лишь застыл, как застыл и Аль-Хайтам, словно забыв зачем пришел. - Так ты тоже? - с удивлением спросил он, и Кавех разом переключился. - Тоже? - Цветы, - указал секретарь, и все мигом стало понятнее.***
У Аль-Хайтама цветы скорби — само олицетворение Кавеха. Внешне яркий, но заполненный грустными смыслами. Ни на день рождения не подаришь, ни на свадьбу. Связать цветы Кавеха с Аль-Хайтамом не получается, вернее, он так говорит, может, пока еще просто стесняется. Они не говорят о том, что будут делать дальше, потому что не получается как-то начать разговор. Дело не в нерешительности или сомнениях, просто они вместе — как это? У Аль-Хайтама не получается представить, а обычно шумный Кавех затих, поэтому, наверно, просто нужно время, чтоб это новое знание друг о друге в их головах прижилось.***
Аль-Хайтам думает, что хочет прикоснуться. Они в разных комнатах, оба, наверняка, не спят. Никуда Аль-Хайтам не пойдет и никого трогать не будет, но в перспективе хотелось бы коснуться чужой кожи, почувствовать ее тепло, коснуться волос, узнать, мягкие ли они, коснуться его губ… На этом мысль обрывается, не получается думать ни о чем больше. Он хочет касаться. Это ведь и есть любовь? Хочется, чтоб он был рядом, хочется на него смотреть. И прикоснуться. И чего-то еще, но чего? Быть ближе? Может, лучше понимать друг друга? Или говорить друг с другом? Ответить сразу сложно, когда чувства рвутся вперед того, как ты сам смог их осознать. Аль-Хайтам хочет, чтоб между ними что-то было. Что-то большее, чем есть сейчас. Может, тогда Кавех поймет, что все, что говорит Аль-Хайтам ради его же блага.***
«Они хотели сделать, как лучше», - думает Кавех, стараясь ни на кого не злиться, но вместе с этой мыслью резонирует другая, - «у меня нет друзей». Да, он наговорил лишнего, но хотелось поделиться с кем-то своими переживаниями, выплеснуть хоть малую часть эмоций, что скопились в душе. Кто же знал, что кто-то настолько рассудительный, как Тигнари, умудрится все разболтать?! И кто знал, что Аль-Хайтам тоже?.. В это даже поверить трудно: Аль-Хайтам в кого-то влюблен — да где это вообще видано? Аль-Хайтам испытывает к нему чувства?! Вы только гляньте на этого засранца, и сам собой напрашивается вопрос: о какой любви тут вообще может идти речь? Не ведут себя так с возлюбленными. И да, можно взять во внимание, что все-таки для Кавеха он готов пошевелиться чуть более, чем для кого-либо другого, но это ли та любовь, в которую захотелось бы окунуться? Кавех знает ответ, и он ему не нравится, потому засыпает кусая губы. Кавех ничего этого не хотел.***
Говорят, проблемы нужно оставлять на утро, дескать, думается на свежую голову лучше. Они и попытались, но первое, что говорит Аль-Хайтам поутру: - Полагаю, нам стоит начать отношения. - Говоришь, будто делаешь мне одолжение, - огрызается Кавех вперед своих мыслей. Тут два варианта: либо раздражение, либо разочарование, и от первого не так больно. Впрочем, разве можно было ждать чего-то иного? - Полагаю, мы оба не были готовы к тому, что это случится… так рано, - в кои-то веки попытался подобрать слова Аль-Хайтам, прекрасно видя, как сворачивается в шипастый клубок его домашний ежик. Только поглядите, на людях весь такой душка, а дома консистенция ворчливого недовольства. - Но, раз мы все теперь знаем, то это лишь вопрос времени. Чем быстрее примем ситуацию, тем скорее избавимся от цветов. Кавех хочет уже сказать, что его и сейчас все устраивает, ни от чего избавляться он не собирается, но понимает вдруг, что Аль-Хайтам тоже болен. Нет, он успел догадаться и раньше, но одно дело узнать факт, и совсем другое — его последствия. Это Кавех аномалия, которая совершенно не испытывает дискомфорта. Ему не мешают лепестки на подушке, не застревают в горле, не затрудняют дыхание. Порой пробивает на кашель, но ни на ладонях, ни на цветках никогда не было крови. Цветы есть, а последствий никаких. Но ведь обычно все иначе. - И давно? - притихнув уточняет он. - Пожалуй. Уже точно не помню. Кавех только кивает, не в силах сказать что-то большее. Для кого-то все бы казалось простым и очевидным: два человека, и они любят друг друга, так в чем проблема? Любитесь, женитесь и так далее. Это же та самая счастливая история, о которой все так страстно грезят. Та самая идеальная история любви, где приходит понимание, что чувства взаимны. Ты любишь, тебя любят… Здорово же, да? Но проблема была. Кавех не хотел быть с Аль-Хайтамом. Не хотел. Но, если между ними поставить вопрос жизни и смерти, то стоит поумерить свой пыл, и пойти на уступки. Это ведь не мелочь какая-то. - А ты? - вдруг уточняет Аль-Хайтам. Неожиданное любопытство. Кавех вспоминает на миг, как они сидели в библиотеке академии и улыбается, но отвечает так же коротко. - Давно. Просто нужно время, чтоб все это принять.***
И ничего не меняется. Аль-Хайтам все так же нудит, Кавех все так же возмущается, иногда затихая на полуслове. Они хотят как-то сблизиться, но что же сделать? Не сразу же в постель. Это даже странно, что два человека, неравнодушных друг к другу, на одной территории не могут перестать сторониться друг друга. «Я ожидал увидеть более счастливое лицо», - сказал бы Тигнари, но Кавех не хочет с ним говорить. Остается только поговорить с Аль-Хайтамом, нужно набраться как-то смелости, иначе они так и не сдвинутся с мертвой точки. Кавех садится рядом за ужином, пытается прикоснуться хотя бы плечом, но не так-то это просто, нужно перебороть неуверенность и смущение, нужно как-то заставить себя поверить, что и Аль-Хайтам этого хочет. Тот помогает, первым переплетая их пальцы — немного, но уже хоть что-то. У Кавеха руки холодные, так что теплая ладонь Аль-Хайтама кажется вдвойне приятнее. Главное, чтоб никакую глупость снова не сморозил. Они касались и раньше друг друга, но не так, не с этими чувствами и намерениями. - Если бы мы были не за столом, я бы попробовал тебя поцеловать, - делится своими соображениями Аль-Хайтам, отчего Кавех выдергивает руку и возвращается к ужину. - Невыносимый. - Но ты любишь меня. Самодовольный хрен. Кавех закусывает губу, не говорит, как низко пользоваться подобными фразами, словно его любовь — какое-то обязательство, что-то постыдное, в чем можно упрекнуть и на что надавить. Аль-Хайтам всегда так делает, для него это нормально — взять сокровенное, надавить пальцем и размазать. Прямо по больному, по открытой ране. Он считает, придурок, что так лечит, но на деле только ковыряет сильнее.***
Целоваться они пробуют по обоюдной договоренности, словно на собеседовании. Иначе ничего не получается. Кавех не знает, что делать. Куда ему деть руки? Куда отвести взгляд? Аль-Хайтам на удивление не бросает никаких тупых колкостей, и хоть за это спасибо. Получается странно, совсем не романтично, не спонтанно. У Кавеха бешено колотится сердце, а Аль-Хайтам хочет еще и еще. Когда Кавех перестает жмуриться и видит перед собой чужие глаза, на душе становится капельку теплее. Чужие ладони гладят его лицо, касаются шеи. Почему-то хочется плакать, и Кавех впервые тянется за поцелуем сам, распахивая объятия и прижимаясь к чужому телу. Теплое, крепкое, кажется надежным. Кажется, защитит от любых невзгод, если захочется. Кажется, всегда поддержит, кажется, что позволит за собой укрыться. Как же жаль, что все это только лишь «кажется».***
- Тигнари переживает из-за того, что ты его игнорируешь. Не думал, что ты бываешь настолько жестоким, - подает голос Аль-Хайтам, отрываясь на секунду от чтения, стоит зайти в гостиную. - Предавший однажды, рано или поздно сделает это снова, - кривится Кавех. Сколько бы он не убеждал себя, что лесной страж хотел, как лучше, простить этого не может. Эта парочка сводников наверняка думает, что поступили правильно. Что они молодцы, помогли. Что теперь все будет классно, все наладится, все будут счастливы. Ничего не наладилось, никто не счастлив. И Кавех, как и раньше, предпочел бы жить и ничего не знать. Конечно, он бы потом винил себя, когда Аль-Хайтам бы откинулся по его вине, но это было бы далеко в будущем. Не сейчас, когда каждый миг между ними такое напряжение, воздух такой густой, током бьет без молний. Постоянно натянутая струна однажды лопнет, но Кавех все еще не хочет, чтоб из-за него страдали другие люди. - Тебе стало лучше? - спрашивает он у Аль-Хайтама, и тот поднимает взгляд от своей книжки, наконец. - Да, после нашего поцелуя. Но болезнь лишь немного отступила, это странно. Разве мы уже не должны были поправиться? Он спрашивает Кавеха не из любопытства или желания порассуждать. Наверняка он уже изучил вопрос, но не может найти причину. Он не думает, что у Кавеха есть ответ. С тех далеких времен, когда у них еще были научные дискуссии, уже пыли не стереть. Слишком ее много. Слишком много времени, ненужных слов, грязи. Было бы здорово, наверно, сесть рядом друг с другом, излить душу. Рассказать все, что гложет, все, без утайки. О своих желаниях, переживаниях, страхах, о своем беспокойстве, о чувствах. Об обидах. О них Кавех говорить не хочет, стереть бы все эти воспоминания к чертям собачьим, чтоб они исчезли из головы. Потому что не получается их переступить. И теперь этот человек, разбивший ему сердце, смеет заявлять о любви? Кавех закрывает дверь молча, не говорит больше ни слова, но лишь оказавшись в одиночестве закрывает рот руками и плачет. Он не должен издать ни звука. Действительно, Аль-Хайтам, и почему же? - Если собрался плакать, иди к себе, а не стой в коридоре. - Тебя никто не звал идти за мной, - отмахивается Кавех, пряча глаза и намереваясь поскорее скрыться, но Аль-Хайтам успевает его перехватить, прижимая к себе в объятиях. - Нельзя быть таким ранимым, Кави, - говорит он, но руки сжимают крепко-крепко, в них тепло и уютно, и Кавех не может не тянуться в ответ. Под звуки чужого плача совсем неуместно звучит предложение: - давай переспим?***
Кавех просыпается в чужой постели с одной лишь мыслью: и зачем он пошел на это? Аль-Хайтам спит еще, на его подушке свеженькие соцветия скорби, но это не удивляет ни капли. Цветы скорби — именно то, что идеально описывает Кавеха. Такие же… никуда не годные. Он знал, что не получится, но он пытался. Он, правда, хотел, чтоб все получилось, чтоб Аль-Хайтам поверил, поправился, и все бы было нормально. Даже если тот полный мудак, это не значит, что Кавех желает ему смерти. Он действительно хотел помочь… Кавех ведь никогда не откажет в помощи другим, даже если это в ущерб ему самому. Аль-Хайтаму такое не нравится, сколько он уже упрекал и высмеивал эту черту характера? Не понимая совсем, что если Кавех откажется от своих особенностей, он уже не будет тем человеком, что сейчас. Если Кавех откажется даже пытаться что-то сделать и вычеркнет из своей жизни всех нуждающихся, то сам Аль-Хайтам будет зачеркнут в первой строчке. В своих иллюзиях Кавеху было совсем неплохо. Не идеально, не прекрасно, но неплохо. И своим чувством влюбленности он наслаждался искренне, от всей души. Оно его грело, как маленький кусочек солнца, затесавшийся под ребрами. Оно позволяло видеть счастливые сны, мечтать о том, чего никогда не случится, грезить о том, кого на самом деле никогда не существовало. Ведь Кавех искренне любил Аль-Хайтама. Такого же иллюзорного, ненастоящего, как и его разноцветные цветы. От болезни видимость есть, ран нет; от чувств сплошные шрамы. Так же как и любил, Кавех прекрасно осознавал, что того человека, что запал в его сердце в библиотеке академии, он придумал сам. Все те долгие разговоры, редкие улыбки, неосторожные касания — все это заставило Кавеха поверить в какую-то красивую картинку, в то, что он кому-то небезразличен. И лишь встретившись с реальность пришлось осознать, что тот, кого он видел своими влюбленными глазами и тот, кем являлся Аль-Хайтам на самом деле — это разные люди.