Праздник Цин

Ло Бинхэ давно уже забыл, какого это - быть голодным, и нет, дело не в том голоде, что блуждает в его душе подобно неприкаянному фантазму, нет, речь о том голоде, когда ты готов съесть заплесневелую булочку маньтоу и выпрашивать остывшую хозяйскую кашу с барской кухни, такую, которую все равно никто не будет есть: ее уже поковырял ложкой богатый сынок. Такую только в помои, только и свиньям выбросить не жалко, но не отдать бледному маленькому человечку со слишком выдающимися большими черными глазами на худеньком лице. Ло Бинхэ позабыл, каково это - спать в сарае. У Ло Бинхэ - гарем красавец, несметное количество сокровищ по всему свету, и столько возможностей, сколько и не снилось ни одному из ныне живущих. Ло Бинхэ вдыхает аромат золотых цветов с волос очередной наложницы. Митсуки. Слепое имя, ничего не говорящее. Он уже потерял счет своим наложницам. Все они для него почти безлики. То, что они умеют, то как говорят, все повторяется, все, словно под копирку. Печальные, а порой действительно драматичные истории их жизней, которые вроде должны и тронуть его за душу, но уже не могут, их желания и даже тела, все давно слилось в цветастую массу, состоящую из блесток, тепла и благовоний. Иногда Ло Бинхэ выныривает из сумрака своей комнаты, куда нет доступа ни одной из его любовниц. Нин Инъин давно умерла. Цю Хайтан сгоряча зарубил он сам, когда обнаглевшая тварь просто непозволительно громко заговорила об Учителе. В его гареме мало правил: НИКОГДА не говорить о пике Цинцзин (даже шепотом), НИКОГДА не носить одежды цвета цин или веера в качестве аксессуара, а еще, НИКОГДА-НИКОГДА не упоминать Шэнь Цинцю. Первое преступление каралось десятью плетьми. Заклинательницы от этого плакали, болели, но выкарабкивались. За второе - первым предупреждением, был выговор. В случае последующего непослушания, следовало отрубание левой кисти. За нарушение последнего правила наказанием была смерть. Ша Хуалин давно потерялась на границах с Огненным Царством. От нее давно уже нет вестей, но Ло Бинхэ по - привычке просто верит в нее. В то, что она вернется, и, нагло сверкнув своими зубами, развернется на носках, как обычно оглушая их всех колокольчиками. Поставит перед ним, сев на колени, какую - нибудь дрянь (отрубленную голову, например) и сделает ему очередной, просто потрясный минет. Но она не возвращается. Лю Минъянь давно ушла из дворца и основала женский монастырь на бывшем пике Цинцзин. Теперь там не пепелище, теперь, там растут голубые цветы. Глупо, но Ло Бинхэ не трогает ни её, ни её женщин. Хотя от задумки этой своей жены он явно был не в восторге: всем своим воспитанницам она выдавала грамоту, в которой было указано, что владелице оной не позволялось вступать в гарем небезызвестного Повелителя. Впервые столкнувшись с сим феноменом, Ло Бинхэ нахмурился, сморщился, а потом чисто и откровенно поржал. Да, Ци Цинци воспитала достойную ученицу! Конечно же, его гарем просто образец безнравственности! Особенно, для тех отчаявшихся босых девушек, которые в последней надежде на хоть какое, но выживание, стучались к нему в двери, каждая со своим желанием либо горем. Таких назойливых Ло Бинхэ просто стал перенаправлять на кухню или конюшню, работать. Давал место в общих комнатах и выделял стандартный паек. Он - не дом благотворительности и не последний кобель, трахать каждую попавшуюся ему дрянь. У него стандарты, знаете ли. Да и жалко их! Ведь его дворец на самом деле являлся необычайно опасным местом, именно из-за его обитателей, женщин, которые придумали себе презабавную игру, как половчее забраться к Ло Бинхэ в постель, дабы получить хоть какую-то власть и привилегии. Как наивен он был в молодости, считая женщин меньшим злом в мире! Но именно с ним они всегда были податливы, мягки и нежны. Император готов был поклясться, что местный садик это просто такое привилегированное кладбище. Бывало находило на него откровение, конечно, навести порядок в гареме, устроить тишь да благодать, раскопать все тела под розовыми фиалками и белыми экзотическими мхами, но... В такие моменты он думал о том, что одна чистка ни к чему не приведет, численность гарема надо как-то незаметно регулировать, а еще, цветы произрастающие из цветов это так романтично. Да, в такие минуты, в Ло Бинхэ просыпался романтик с большой буквы. И тогда он зажигал свечи в своей комнате, где на маленьких тумбочках, по обе стороны от массивной черной кровати, стояли большие голубые вазы с темно - красными цветами, и садился писать. Он писал о себе, своих знакомых, вспоминал, вспоминал, а потом начинал писать стихи. О Мобее и о прекрасных ледяных пустошах, чью красоту просто нужно научиться видеть. О том, что любовь все-таки есть, а она все-таки есть, потому что он видит, каким взглядом смотрит Мобэй на портрет своей покойной матери, и как нежно серебрит луна их общие покои по-полуночи. Запах глициний, монастырь Лю Минъянь, и сгоревший пик Цинцзин это, это любовь. Бывает, когда становится совсем душно, Ло Бинхэ идет в поход. Он завоевывает, отвоёвывает и даже уже уступает свои собственные земли, все, чтобы снова вернуться туда после, чтобы снова грабить и видеть женщин, которых он в лицо уже запомнил... Чтобы словить понимающий взгляд уставшего Мобэя, подсаживающего своего несуразного серенького секретаря, но такого важного человека для всего государства, в седло Летящей Мраморной Змеи. Жаль, что мир, его мир, не бесконечен. Только после десятой раны, Ло Бинхэ чувствует себя мало-помалу живым, oн позволяет себя ранить нарочно. Поэтому Мобэй, его соратник и негласный лучший друг, пытается уладить любой конфликт на границе как можно раньше, чтобы его тоже единственный, негласный вспыльчивый друг не нашел приключений на свои прекрасные космы. Но делает хуже. Ло Бинхэ просто не знает, что ему делать в этом мире. Ло Бинхэ уже забыл, какого это, голодать. Когда Ло Бинхэ начинает забывать слишком многое, он достает из маленького малахитового ларца нефритовую шпильку Шэнь Цинцю. Она еще острая и жжет холодом, точно так же, как язвительный язык владельца. Искусный узор из перекликающихся в бамбуковом лесу птиц, такой тонкий, похожий на серебряную паутинку, заметный только под определенным углом, ничуть не потерял своей прелести. Мужчина вспоминает злобу, гнев и блестящие, как солнце, глаза главы пика Цинцзин. Вспоминает о том, что он, Ло Бинхэ, звереныш. Вспоминает о том, что когда-то на его спине розовели шрамы от ударов плети, наказание от Шэнь Цинцю. О том, как, будучи мальчиком, радовался простой похлебке, и как искренне верил в своего учителя, своего наставника и бога. Непонимание и любовь. Искренность. Свет. То, как сверкали на солнце белым, оранжевые ленточки Нин Инъин, когда она ехала на лоснящейся от сытой жизни шоколадной лошадке, подаренной ей Шэнь Цинцю. О том, как девушка жмурилась на солнце, и как его, Ло Бинхэ сердце, сжималось от ревности и злости, когда она смотрела на Мин Фаня, когда именно учителю должны были предназначаться благодарные взоры! Как ему было зло и обидно, когда Шэнь Цинцю и Горный Лорд Лю бились между собою! И пусть Ло Бинхэ верил в своего наставника, ему было больно за то, что его кумир тратит свои силы на такую необразованную скотину как Лю Цингэ. Император Трех Миров вспоминает корзинку малины, которую однажды передала ему одна из учениц Цинцзин, заявив, что та - дар от учителя. В тот день, Ло Бинхе заперли на четверо суток в сарае, у него еще не было ни золотого ядра, ни должной базы совершенствования, и его уже качало от голода. Он ел душистые ягоды аккуратно, смакуя одну за другой. Ему хотелось верить, да-да, что пусть и маловероятно, но это действительно подачка от Шэнь Цинцю, а не очередной подарок от влюбленной в него, переминающийся с ноги на ногу, девочки. Шэнь Цинцю, опрокидывающий на него зеленый чай с ароматом ромашки. Ло Бинхэ запомнил и это. Маленькие цветы, которые любил добавлять в чай пиковый лорд, упали ему на лицо, мокро осели на волосах вместе с оставившим красные пятна на щеках кипятком и остались в душе навсегда. Это было похоже на то, как на свадьбе невесту осыпают цветами. Так судьба и повенчала их. Ло Бинхэ уже не помнит многого, даже лица своей матери, но хранит в памяти каждую черточку лица своего Учителя. Невозможно описать Шэнь Цинцю одним словом, он - изумительный, завораживающий, осенний, невероятный, головокружительный, режущий, защищающий, беспощадный... Все он. Умерев, Шэнь Цинцю не оставил Ло Бинхэ в покое. Он, наоборот, словно пронизал собою весь его мир, теперь он обитал в небе, в зелени вокруг Ло Бинхэ. В то же самое время, мир, пронизанный им, становится невероятно бессмысленным и пустым. Остается только помпезная могила и шпилька в мужской руке. Когда Ло Бинхэ вспоминает все это, он ощущает себя наконец-то живым. Именно тогда он собирает экспедиции на неизведанные земли, пишет письма Мобэю и Лю Минъянь, усерднее занимается делами дворца и даже вводит реформы, дабы улучшить жизнь простых жителей своего, не такого уж и маленького, чего греха таить, государства. Так как предыдущие правители в общем никогда не принимали угодных народу законов, подданные любят Ло Бинхэ. Они отдают ему своих дочерей и оставляют на золотых ступенях дворца целые моря подношений. Однажды, Ло Бинхэ даже создает еще одну праведную секту. В теории, она должна была потом восстать, чтобы поразвлечь самого Императора. Но секта разрослась, расцвела и стала до омерзения верной. На сто сорок пятый год своего правления, Ло Бинхэ вводит в календарь Праздник Цин, день, когда все люди приглашают друг-друга на чай и дарят веточки бамбука, обвязанные лентой того самого цвета. Люди приходят на могилы к умершим и просят прощения у усопших и у живых. Считается, в такой день, можно простить любую обиду. Тогда Ло Бинхэ едет к Лю Минъянь или она сама приезжает к нему. Они просто пьют чай и вспоминают только хорошее. Ло Бинхэ знает, однажды, земля позовет его. И тогда Лю Минъянь (да! она обещала ему!) похоронит его на той самой поляне, бывшем пепелище, где теперь растут голубые цветы. - На твоем теле, - говорит она. - Будет расти трава. Птицы будут петь под луной, и будет тихо как в те самые времена, которые мы все потеряли. Ты услышишь, как ученики пика Цинцзин будут взбираться с утра по деревянным ступеням к холодному роднику, переругиваясь между собой. В далеке зазвучит гуцинь, и холодное октябрьское солнце взойдет над волнами зелени. Ты будешь слушать и ничто уже не будет беспокоить тебя. А я и мои дети будем ухаживать за этим местом до конца дней и восславим твоих потомков в песнях. Ло Бинхэ знает, однажды, когда он умрет, из его тела вырастут вовсе не цветы, а побеги бамбука. А потом, они разрастутся в вечнозеленый свежий лес, куда люди будут приходить не для того чтобы обрести покой, а чтобы учиться, смеяться и плакать.