skyfall

      в лесу томно и холодно. время останавливается медленно, растягивая каждую секунду до неприличного максимума. вдох длиной в десяток сердечных сокращений и выдох шириной в несколько шагов. леви не страшно, хотя рядом, возможно в нескольких метрах, стучат вибрацией по земле тяжёлые неторопливые шаги. эрвин дышит тяжелее, и этот звук отдаётся в ушах колокольным звоном, оглушающим до мелкого писка, созвучного с трелью полевой саранчи где-то близ стены.       — почему ты не можешь оставить меня? — слова даются ему с трудом, в горле путается кровь, потому что игривые ксилофоновые рёбра проткнули то ли легкое, то ли что-то, залёгшее между ними. капрал не слушает, слышать не хочет, но отвечает уклончиво:       — ты знаешь, что я не уйду без тебя.  смит усмехается, растягивая уголки губ в улыбке проигравшего и оступившегося, но даже принять поражение достойно у него не получается, ибо новый порыв кашля вырывается наружу вместе с кровью. над головой спокойно переливаются кислотными оттенками поредевшие к осени листья, убаюкивают мечтательно и шепчут градом падающих соцветий о круговороте жизни, о ее бессмысленности и скоротечности. тяжёлые шаги затихают вдалеке, но дыхание становится ещё более шумным, сливающимся с треском застывающей смолы. аккерман испачкан чужой, человеческой кровью. она не испарится и не исчезнет, она прожигает внутри глубокую дыру, которая затягивает все живое внутрь и ассоциируется с тёмными пустыми пятнами в звёздном небе, которые всегда казались чем-то чужеродным и аморальным. леви обычно не поддаётся панике, ее цепкие путы пролетает с звонким свистом мимо, но сейчас он растерян настолько, что забывает как дышать, а мышцы сводит волнообразной судорогой от уже ненужного напряжения.        — мы выберемся, хорошо? — судорожно шепчет капрал, панически бегая глазами по потрепанному телу командора, выискивая части, которые ещё не поддались неестественно алому закату. и такое место действительно находится, стоит только поднять взгляд выше. эрвин смотрит на него устало и смиренно, глаза уже поддела мутная пелена, и напоминает хрусталик полудохлой рыбины. не такой кончины они хотели для себя, но другого ожидать было бесполезно.        — мы с тобой обязательно вернёмся и еще посмеёмся над своей глупостью за ужином.. — безрассудно лепечет аккерман, утыкаясь в чужую шею и нащупывая губами тонкий пульсирующий сосудик, который ещё греет как раньше, как ласковое утреннее солнышко. но у смита на плечах сидит сама смерть с мешком вины, отпущенной мечты и детским любопытством. от эрвина пахнет смертью, она пробегает вместе с каждой мурашкой, перетекает следом за сокращением мышц, остаётся солоноватым привкусом в каждой частичке крови, остаётся в ее противном запахе, от которого воротит похуже, чем от недельных помоев в кабинете ханджи. леви чувствует как ослабшая влажная рука зарывается в его собственные волосы, смешивается там с потом и прижимает из последних сил ближе к себе.        — ты ещё можешь уйти.. — тяжело ворочая собственным языком шепчет командор, и аккерман с ужасом осознаёт, что смерть проникла и в его голос, в это влажное дыхание, которое заботливо обволакивает сейчас его ухо.        — ты подарил мне эту жизнь, — поддаваясь тихой интимности этого момента, — и я верну ее тебе. — в холодном и остром шёпоте, сквозь призму нелепой фрустрации сквозит необузданное уважение. и небеса обрушиваются с новой силой, давят на изящно вывернутые аристократичные плечи, несвойственные для дитя подземного города, леви не сопротивляется этому, сворачивает клубочком под боком у перегретого тела и сипло задыхается, прикрывая глаза.        все-таки аккерманам не везёт в любви, видать, хорошие игроки в карты.