Ночь нежна

День в академии, казалось, вместе с привычной всем стойкостью, отобрал у Хайтама так же и все жизненные силы. Куча бумажной волокиты, с которой он всегда легко и быстро справлялся, в этот раз только подливала масло в огонь, заставляя невольно раздражаться на себя и всех вокруг. Эта огромная стопка словно одним своим видом, заставляла секретаря опустить руки и тяжело вздохнуть из-за усталости. Парень чувствовал себя погрязшим в рутине. Все дни как один и единственное, что их различало между собой – это степень усталости секретаря. Просто скрыться там, где тебя никто не найдет уже не помогало. Чувствуя на себе вязкое и противное ощущение невидимых, но удушающих рук бессилия и однообразия, он вновь возвращается домой в компании излюбленных наушников. Каждый раз, когда наступали такие дни, Хайтам вспоминал свою бабушку. Каждый раз парень вспоминал как он, прося толику внимания и нежности, ложился к ней на мягкую постель, прижавшись и уткнувшись лицом куда-то в плечо, пока бабушка только чуть улыбалась и молча прижимала его к себе в любящей манере. Хайтам хорошо помнил её теплые руки, которыми она нежно обхватывала маленькие плечи, а также её сердцебиение, которое заглушало все неприятные и тревожные мысли и невольно заставляло юного мальчика считать в уме частоту ударов. Но времена прошли: бабушки больше нет, как и нет тех теплых, уютных рук и ощущения чужого сердцебиения под ухом. Теперь под его боком можно заметить только бедного архитектора, которого Хайтам “любезно” приютил к себе. Не сказать, что Хайтам никогда ему не помогал и не заботился о нем по-своему. Кавех, хоть и всегда стоически держался перед коллегами и знакомыми, иногда позволял своей ширме отчасти напускного веселья пасть. Заливая в себя очередную кружку алкоголя, Кавех падал головой в свои руки и тихо плакал где-то в углу салуна, ныряя не только в состояние опьянения, но и в свое прошлое, которое, как больной и ноющий зуб, не давало покоя уже много лет, заставляя блондина чувствовать вину как из-за отца, так и из-за матери. Но ему было не так стыдно плакать, потому что рядом с ним всегда был Хайтам. Хайтам, который никогда не просит о помощи. В глазах окружающих, секретарь всегда являлся образцом рассудительности, гениальности и, какой-никакой, но ответственности. И разрушать этот сильный непробиваемый образ “слабостями” категорически под запретом. Хайтам всегда держит все в себе. Он никогда не плачет, никогда не жалуется на свои проблемы, никогда не говорит о том, что творится в его голове кроме работы. На вопросы более деликатного характера – о его самочувствии, о его мыслях и настроении, он предпочитал отвечать односложно и ясно, не вдаваясь в подробности. Зачем попусту сотрясать воздух, не так ли? О таких вещах не говорят с коллегами. Да и вряд ли такие вопросы были правда искренними и были сказаны не только из вежливости и напускного интереса к жизни секретаря. Не сказать, что седовласого интересует мнение других людей о себе – они могут надумывать себе все, о чем только их души пожелают. Но никто не говорил, что несколько пофигистическое отношение к делам должно обязательно подкрепляться показом всей своей подноготной. Одно дело быть секретарем, а другое дело быть секретарем со слабостями. И вот настал очередной такой день. В голове парня снова куча мыслей, которые он не может заглушить даже наушниками. А жаль – это бы очень его спасало. Путь домой сопровождался опустевшими сумерскими улицами, слегка душным вечерним воздухом и заглушенное шарканье своих же ботинок. Все шло, как обычно, в спокойной и усталой манере. И вот, подходя к дому, его снова встречает уже привычная картина – Кавех, стоящий на пороге, топающий ногой и сложивший руки себе на груди. Хайтаму даже поднимать глаза от невидимой точки перед собой не нужно было, чтобы осознать, что архитектор взбешен. Пока парень что-то разгоряченно тараторил, Хайтам просто молча открыл дверь и прошел порог дома, осознавая что если сейчас раскроет рот, то из него не выльется очередной безобидный комментарий с ноткой сарказма – из него выльется раздражение, которое заставит блондина понять, что что-то не так. С тихим, но тяжелым вздохом, секретарь поставил рабочую сумку в коридоре и, шаркая, прошел на кухню, пока в голове крутился теперь дальнейший план действий, который являлся для него самым желанным в данный момент: выпить кофе, а после лечь спать. Социализироваться и разговаривать с кем-то больше не хотелось. Он слишком устал. Кавех молча смотрел на напряженную спину соседа. Привычное безэмоциональное и серьезное лицо теперь имело небольшую хмурость. Между бровями образовалась небольшая морщинка, пока светлые глаза были чуть прищурены. Заварив кофе, Хайтам поставил обе ладони на столешницу и опустил голову, смотря куда-то себе в ноги. Сделав пару глубоких вдохов, он распрямил мускулистые руки и потянулся, нарушая тишину небольшим хрустом костей. Кавех продолжал стоять в проходе и смотреть на парня. Ему точно нужен был отдых… и помощь. Незадачливо вскинув бровь, архитектор спросил, слегка понижая как тональность, так и громкость своего голоса: — Все в порядке? Хайтам чуть прикрыл глаза на момент, а затем снова открыл их. Сейчас он изо всех сил старался выглядеть как обычно. Он доверял ему, конечно же. Их многое связывало и бок о бок они прошли через многое. Но стоило ли ему сдать свои позиции и рассказать всё? И как бы это было? «Да, я просто страшно заебался на работе и теперь в моей голове все полочки с их содержимым просто слетели к чертям. А ты как?» Нет, он не может так сказать. Поэтому, перейдя к привычной тактике, ответил, чуть поворачивая голову в сторону дверного проема кухни, смотря на парня из за плеча: — Да. Кавех продолжал смотреть на него, пока ничего не отвечая. Настал момент полнейшей тишины, которую, казалось, подхватили даже настенные часы, заглушив привычно громкое тиканье. А может, просто тишина достигла момента своего апогея и стала слишком громкой и удручающей. — Как скажешь, — сказал архитектор, а после развернулся на пятках и продолжил, — Если что, я в гостиной. Было довольно очевидным фактом, что Кавех ему не поверил. Блондин хоть и был наивным, но точно не дураком. И Хайтам это знал. Но хоть его ложь не сработала, не похоже, что его собирались донимать расспросами и позволило хмурым бровям слегка распрямиться, заставляя морщинку теперь стать еле видимой. Взяв со стола чашку, Хайтам сделал глоток кофе, прикрывая усталые глаза в очередной раз, вновь опираясь на столешницу. Горячий напиток приятно обволакивал язык и глотку, оставляя за собой приятную горечь. Кофе всегда являлось хорошим перерывом. Открыв веки и легонько тряхнув головой, он, вместе с чашкой кофе, прошел в гостиную, где на одном из диванов лежал Кавех и изучал чертеж, что держал в одной из рук. Не похоже, что прямо сейчас он отдавался работе по полной, но и не нужно было. Время довольно позднее для сосредоточения на чем-либо еще кроме отдыха. Закинув ногу на ногу, секретарь сел в свою любимую и привычную позу, располагая одну из рук на локоток дивана, пока держащая чашку рука слегка подергивалась из-за усталости. Он не мог это контролировать прямо сейчас. Сделав еще один глоток напитка, парень окинул взглядом деревянный книжный шкаф, располагающийся вдоль стены и за глаза зацепилась одна толстая книга в изумрудной обложке. И вот в голову снова пришли мысли о бабушке. Убрав взгляд со шкафа, парень провел рукой по волосам, чуть растрепав седые локоны и вслушиваясь в шелест бумаги, периодически доносящийся с дивана напротив. Кавех иногда все же отвлекался от своих чертежей и бросал беглый взгляд на соседа. Тот выглядел почти как всегда, но только самые внимательные заметят маленькие детали, небольшие перемены в поведении. Для архитектора его сосед все еще был закрытой книгой, страницы которой можно было увидеть только мельком, одним глазком, и то только раз в тысячелетие, если не реже. Хотя сожительство приносило и свои плюсы – эту книгу возможно прочитать, если долгое время за нею наблюдать. Но все было чересчур поверхностно. Хватит одного взгляда, чтобы понять, что что-то с секретарем не так. Но черта с два он когда-то расскажет ему детали или причины такого измученного состояния. Поэтому в конечном итоге все, что получал Кавех – это раскрытую книгу, текст которой был написан на другом языке, знания которым он пока не обладал. Хайтам перевел свой взгляд на расслабленно лежащего соседа. Когда-то бабушка лежала так же. И когда-то он лежал вместе с ней. Теперь у него есть Кавех, но сама идея о том, чтобы лечь к нему, казалась абсурдной. Мысли в голове так и действовали по своим четким и рациональным путям и планам, не желая давать слабину и не желая поддаваться какой-то прихоти о телесном контакте. Сделав глоток кофе и снова слегка нахмурившись, теперь уже из-за факта появления этих замыслов, архитектор периферическим зрением заметил это и оторвал взгляд от чертежа еще раз, на этот раз не возвращаясь к нему и просто молча, с заинтересованностью смотрел. Не выдержав, он спросил, слегка изгибая бровь и кладя голову поудобнее, поворачивая ее в сторону парня: — Я могу тебе как-то помочь? Ты сам не свой. Возможно, в Кавехе немного играл синдром спасателя, но ему правда не очень нравилось, что его сосед просто глушит свой кофе и продолжает молчать, когда ясно, что он чем-то расстроен. Да даже если просто устал, что такого в том, чтобы сказать об этом? Секретарь сделал еще один глоток, не отвечая. Кофе почти закончился. — Хайтам, — зная, что тот просто делает вид, что не слышит, Кавех позвал его уже чуть более строгим голосом, но всё же сохранил нотку мягкости и заботы в нем. Блондин чуть приподнялся и перевернулся на бок, чтобы положить чертеж на небольшой столик у дивана. На этот раз Хайтам ответил, держа полупустую чашку близко к губам. В его голосе проскользнула непривычная неуверенность. — Тебе не понравится моя просьба. Кавех на это только слегка усмехнулся и закинул одну руку за голову, в очередной раз расслабляясь на диване, вытягивая длинные ноги и скрещивая их, параллельно легонько массируя голову подушечками пальцев. — Выкладывай уже, не томи. Я не откажу, чтобы это ни было, — архитектор говорил с небольшим вызовом, словно желая проверить, получится ли взять секретаря «на слабо» и выудить просьбу до того, как тот передумает и отмахнется. Кавех понимал, что седовласому откровенные разговоры не по душе. И все же, не смотря ни на что, правда хотел помочь ему. Такой уж он. Парень вздохнул и поставил чашку на соседний маленький столик, пока что не смотря на лежащего в ожидании Кавеха, собираясь с мыслями. Тело желало ощутить тепло. А именно тепло чужого тела. Хотелось спустя долгое время наконец сдаться и запихнуть свою гордость и независимость куда подальше и просто расслабиться в чужих руках. Рубиновый взгляд наконец встретился с нерешительностью бирюзовых глаз. — Могу ли я прилечь рядом с тобой? Недолго. Просто полежим. Несколько секунд молчания. Кавех издал маленький безобидный смешок и одарил соседа теплой улыбкой. — Конечно. Иди сюда, — парень вытянул изящную руку к Хайтаму, приглашая его к себе на диван, не переставая улыбаться. Но тот, кажется, слегка не поверил в это. Как-то слишком легко. Теперь секретарь смотрел на архитектора со слегка удивленным выражением лица. — Серьезно? Кавех кивнул. — Ты не шутишь? Кавех кивнул еще раз и сделал небольшое движение кистью руки, подзывая Хайтама к себе. Он не переставал улыбаться ему. Поняв, что теперь дело за ним, седовласый встал со своего дивана и подошел к дивану напротив, смотря на разлегшегося на нем парня. Движения Хайтама были аккуратными и очень мягкими, словно он боялся случайно задеть Кавеха неосторожным действием. Еще ни разу он не показывал эту сторону себя кому-либо. Открываться было затруднительно и боязливо даже сейчас. Пусть его просьбу и приняли, но что-то в голове все еще твердило, что стоит все прекратить прямо сейчас и перестать заниматься этими глупостями. Он чувствовал себя уязвимым. Тем не менее, тело словно двигалось по инерции, не согласуясь с мыслями. Мужские руки самостоятельно сняли наушники и положили их на чертежи архитектора, все еще размышляя. Разум все же позволил себе «отключить» привычную рациональность и логику. Хайтам прильнул к теплому торсу, обвивая его сильной рукой и, положив голову на приоткрытую грудь Кавеха, сразу услышал биение его сердца — слегка сбитое, учащенное. У бабушки было другое. Сделав глубокий вдох, секретарь прикрыл глаза, пытаясь позволить себе расслабиться. Кавех же, смотря на соседа слегка сверху, приобнял его левой рукой, прижимая к себе и поддерживая, чтобы тот случайно не свалился с дивана. Но он соврет, если скажет, что это было единственной причиной. Бережно и мягко поглаживая крепкое, напряженное после рабочего дня плечо, Кавех зарылся носом в густые седые волосы и прикрыл глаза, говоря почти шепотом куда-то в макушку: — Лучше? Хайтам промычал небольшое «угу» и тоже прикрыл лазоревые глаза, чувствуя, как мышцы тела постепенно расслабляются, а ноги переплетаются с ногами блондина. Разум постепенно окутывала сонливость, а объятия невольно ассоциировались с ясной летней поляной, окутанной мягкой зеленой травой и кучей разноцветных цветов, которые словно светились из-за лучей теплого солнца. Хайтам точно сохранит этот момент в своей памяти, а вот кофе останется недопитым еще какое-то время. Так же как и чертежи Кавеха будут изучены чуть позже. Дела подождут.