Я злой человек. Злой человек.
[Эо]
Я дал себе слово, что больше не подвергну Ло опасности. Не стану лгать и утаивать всей правды, если он спросит, то я честно сдам себя с поличным. Но даже допуская эти мысли в груди предательски защемило, показывая, что ждёт невинного парня. А сердце кричит стыдливо бежать, отзываясь эхом в моём пустом нутре. И так было всегда, стоило мне оказаться одному, с тех пор, как я нашёл Лололошку. До его появления, я даже не допускал предположений, что во мне могло остаться то самое сердце. Которое теперь не даёт покоя в близи или дали от Ло. Которое заставляет сомневаться в своих целях и методах. Которое беспокойно стучит и вырывается наружу от волнения, от голоса его и лёгких, почти невесомых объятий. Раньше я себя хотя бы духом ощущал молодым, но теперь будто с каждой минутой старею. Разглядывая в отражении водной глади уставшие, погасшие глаза даска, выцветшие в седину волосы и еле заметные шрамы молодости. И всё это в одну секунду расплывается по поверхности озера из-за упавшей слезы, смешивается и растворяется в тёмном небе Междумирья. Снова оставив меня одного. И хочется сейчас также исчезнуть, дав на память лишь мутные очертания. Впрочем, это и так случится слишком скоро. Мне придётся оставить Ло одного, я думаю, он сможет стать хорошим Гарантом, но рано об этом рассуждать. Ведь даже спросить его про преемничество невозможно. И вот вновь я себя даже мысленно заставляю молчать и недоговаривать. Таково моё бремя злодея закалённое временем. Я отказался бы от всей той силы, что ждёт своего часа в Видомнии. Только ради того, чтобы был возможен хотя бы вариант, что Лололошка простит моё предательство. Но как же сильно я ненавижу своё упрямство. И одновременно люблю его за то, что оно свело меня с этим парнишкой. Я потерял счёт времени пока сидел и гипнотизировал себя над водой. Но вырвать из коварных рук совести сумел дождь. Он заглушил эхо моего сердца и заставил подняться с колен. Я встал, обеспокоенно надел пальто со шляпой и стал возвращаться в укрытие, а не Поэну. Попросту нет сил видеть её жизнь, пока внутри всё загнивает и гибнет. Но в этот раз, точно магнитом, тянет к пещере. И я ускоряю шаг, срываюсь на бег. Наконец-то сквозь стволы леса становится заметным ярко-бирюзовый шарф. Но Ло стоит не шелохнувшись, не замечает дождь, просто смотрит в глубь подземелья, где греет костёр. Я ускорился и уже совсем близко, но он не чувствует, не слышит. И только ощутив руку на плече, различив голос, он словно оживает. Бросается на мои плечи почти уронив на сырую землю. А его объятия теперь совсем не лёгкие. Они окрепли вместе с Ло, вместе с тем как он стал героем для Поэны. И теперь уже я невесомо кладу руки ему на спину, чтобы он не чувствовал бешеный вой моего сердца. Теперь мы оба мокнем не замечая дождя. Все же спустившись в наше убежище, я снимаю пальто и шляпу, вешаю их на импровизированную сушилку в виде дряхлого, деревянного стула. Но Лололошка не стремится высушить промокшую кофту, он просто садится на кровать. — Ты бы всетаки просушил одежду. Простудишься ещё, а мне потом с тобой возиться. — я сказал это будто раздражён, а внутри желал остаться с ним дольше, делиться, отдавать всю заботу. Но юнец будто читал мысли. — А может я этого и хочу. Чтобы ты больше никуда не делся, Эо. Да я ведь недавно пообещал себе больше не лгать Ло. Что со мной творится? — Не пропаду, Ло, обещаю. — Ты уже столько всего пообещал… Лололошка всё же снял кофту и бросил рядом с моими вещами, оставшись в одной лёгкой майке. «Не верит» пронеслось в голове сразу, «Ну и хорошо» догнало. Давно пора начать во мне сомневаться, но он верил как дитё в зубную фею. — Завтра мы отправимся в Видомнию. — хватит прятаться от неизбежного. Он даже не поднял глаз, воспринял словно я и не убегал от него неделю, не давал запрета приближаться к башне. — Пойдём только ты, я, — хотелось на этом закончить — Ашра и Сан-Фран. Вот тут он встрепенулся, глазки забегали, брови нахмурились. — А главы гильдий? Нам без них не обойтись. Фарагонда и ее шайка, они… — Они нам не помеха, с этими невеждами разберутся ребята. А старуха… Поверь мне, всё схвачено, она давно сдалась в этой войне. — Ло явно уже хотел перебить и начать расспрашивать, но я остановил его — Давай без расспросов. Мне давно всё стало понятно, я лишь хочу чтобы ты поднялся со мной на последний этаж. — Туда где твой сын. — Да. — и снова ложь, очередная, выжыгающая изнутри. — И почему тогда ты так оттягивал этот момент? — Ло молчал пару секунд — Эо, ты волнуешься перед встречей с сыном? — Да… Ло подошёл и взял меня за плечи. Стал говорить своим успокаивающим и родным голосом. — Эо, не стоит себя в чем-то винить. — Лололошка, ты не знаешь всей правды. Всё изменится как только мы окажемся там. — Ну конечно же, всё изменится. Я тебя понимаю, я… Да если бы он знал малую долю моих тайн. — Ничего ты не понимаешь! — но сорвавшийся крик его вовсе не оттолкнул. — Наверное, да. Ты прав. Повисла тишина, даже дождь прошёл. Мы не говорили, но в этом не было обиды, злости и чего-то плохого. Мы просто по своему понимали друг друга в молчании. А потом Ло надел свою кофту, протянул мне пальто, и как когда-то давно, при первом моём срыве, одел на меня шляпу. В прошлый раз это были очки. И я расценил то действие, как полное открытие мне. В конце концов Ло эти очки никому не давал даже подержать. Но сейчас, в этом действии не было чего-то волшебного, как в тот день. Теперь я ощущаю, что он предоставил меня самому себе. И всё же не отнять у него той забывчивости и легкомыслия. Лололошка взял меня за руку и потянул за собой, мы возвращались в Поэну вместе. А по пути юнец баловал меня рассказами о забавном знакомстве Лиса с хозяином Абраксаса, любви Ашры к пчёлам, как усердно Сан-Фран пытается понять механизмы Седрика, о самом Седрике и той стороне Поэны, о которой я даже не подозревал. И говорил он так беззаботно, лучезарно будто десять минут назад мы не стояли в глухом молчании, буровив взглядом землю. И я хочу запечатлеть этот момент в памяти навсегда. Запомнить каждую незаметную морщинку на его молодом лице, широкую, искреннюю улыбку, как лежит каждый кудрявый локон, как нелепо тянет меня вперед взяв за рукав пальто и как периодически оборачивается, смотрит пару секунд и вновь вещает свои истории. Так люблю его эту забывчивость и доброту. Это умение заставить чувствовать себя живым. Я положил руку ему на голову и озорно растрепал причёску. А Ло в ответ пытается отобрать мою шляпу, но я хватаюсь за неё и уворачиваюсь, дурачусь как ребёнок. И вместе с ним я впервые, за столько лет, чувствую себя любимым. Он первый, кто не смотрит на все мои грехи, он рядом со мной просто потому, что я есть. Но все хорошее так быстро проходит… Не успел опомниться, но пролетел целый день и мы уже стоим перед вратами в тюрьму кошмаров. Сан-Фран и Ашра рядом с Лололошкой, обнимают его, говорят какой он герой и желают удачи в нашей миссии. А я нахожусь в стороне и наблюдаю за ними, с тяжестью на душе. Сегодня мне придётся предать не только Ло но и этих замечательных ребят. Они ведь все время были с нами на этом пути, и сейчас тоже тут. Они останутся отстаивать вход в Видомнию чтобы нам никто не помешал. И каким бы ни было их отношение ко мне, я чувствую, что не достоин сейчас стоять рядом и благодарить за помощь, по этому просто жду когда мы с Ло зайдём внутрь. Этот момент все же наступает, я отворяю врата, а нас встречает знакомая темнота. Ребята в последний раз желают хорошего исхода и мы вдвоём устремляемся к лестнице. Меня окутывает опьяняющее чувство скорой свободы, ноги несут сами собой, а взгляд устремлен на спину Ло, который бежит впереди меня. Безумие, оно вновь легло туманом на мой разум, вернулось спустя столько времени. Тысячи мурашек разбегаются по всему телу. Наступает такой невероятный прилив энергии. Но мы делаем остановку на среднем этаже и юнец устанавливает взрывной механизм. Он оборачивается и даёт знать. — У нас десять минут, вперёд, Эо! Приходит состояние мандража. Каждая пройденная ступень приближает к свободе. Ко всей той силе, что пленилась в башне годами, ради которой это всё было затеяно. Проносясь мимо огромных окон Видомнии я в последние разы вижу её вечно ночное небо. Открывается второе дыхание, я обгоняю Ло, несусь сломя голову к той заветной камере. И неужели, конец этой бесконечной лестницы, осталось всего пару метров. Вот она, моя Мессия! Прямо за этой дверью. И я в бегаю без раздумий. Но остаюсь стоять на пороге. Смотря на самого себя в центре комнаты, такого жалкого, узника в цепях. В горле встал ком, вся недавняя эйфория уносится вдаль, я смотрю и не могу даже моргнуть. А позади доносятся быстрые шаги и за мной вбегает Лололошка. И я понимаю, что не могу просто так отдаться своей свободе не сказав ему. Но слова просто застряли внутри. Все чувства в мире, которые можно собрать в одном человеке, мне подарил Ло, раскрыл их во мне. И он стоит рядом, не понимает от чего я застыл и не стремлюсь к «сыну». А вместо этого оборачиваюсь и прижимаю его к себе. Да так крепко, что руки пробивает дрожь, что теперь Лололошка чувствует как разрывается моё сердце. И он интуитивно слегка приобнял. А я всё ещё хватаюсь за него, как за последнюю возможность. И слезы сами собой хлынули в безмолвном плаче. — Эо, что с тобой? Эо! Посмотри же, твой сын, нам нужно торопиться! — Он говорит это мягко и продолжает меня обнимать. А я всё ещё прижимаю его к крепкой груди и сорвано дышу. — Ло, мальчик мой… — Что? — Единственное из всех дальнейших его слов, которые мне удалось услышать сквозь истерический плач, и поток моих оборванных фраз. — Мальчик мой, дорогой… Я тебя предал, Ло, — каждое слово даётся с колосальным трудом и вонзается ножом в спину, которую я сжимаю дрожащими руками — Я больше тебе никто. Ты больше мне ничего не простишь. Я предал… Предал тебя! Всё тело будто свело судорогой и невозможно отпустить. Я безрассудно стал оставлять горячие поцелуи на его затылке, на лбу, заключил его ладони в свои и их начал целовать заливая слезами. — Я только хотел стать свободным, мальчик мой… — без того охрипший голос сошёл на шёпот — И ты дал мне это. Я-я должен идти. Собрав все силы, мне пришлось отпустить его. Взглянув в последний раз, я почувствовал опустевший взгляд через очки, а из-под них уже виднелись, на бледном лице, румяные полосы от слёз. Не в состоянии больше смотреть я отвернулся и зашагал к Эбардо, к самому себе. И коснувшись его плеча настал конец этой моей версии. Той версии, что научилась любить. Которую полюбили просто растворялась в пространстве, оставив за собой лишь изумрудные частички пустотной магии, парившую в воздухе шляпу, зов самого дорого человека. — Нет, Эо, стой! Умоляю, не бросай меня! И последнее чувство, идущее рука об руку со мной всю жизнь. Тоска… Она сменилась виной и Эо был стёрт из истории Междумирья.