Жаль, что мы не близнецы, правда?

but he is restless at night 'cause he has horrible dreams

Она курила в кресле и всегда поднимала воротник темного плаща, как будто хотела, чтобы ее приняли за шпионку. Почти не улыбалась, говоря: «Улыбаться должен ты. А я буду тебя дополнять, как инь и ян. Или как близнецы. Жаль, что мы не близнецы, правда?» Она была младше на несколько лет, и теперь их разница в возрасте стала только больше. Ей так и осталось немного за двадцать, а ему давно перевалило за тридцать. Дэниэл вспоминал об этом, когда смотрел на опустевшее кресло в своей крошечной квартире. Или когда сам садился в это кресло, мучаясь бессонницей. Дэниэл никогда не курил — он ненавидел эту привычку младшей сестры, но едва ли говорил об этом вслух. Особенно с тех пор, как заметил, что она стала сильнее натягивать рукава любимого свитера, пряча запястья. Он улыбался ей и боялся, что случайно может что-то сломать в своей маленькой сестре, если скажет, что ненавидит запах сигаретного дыма. Теперь он мог говорить об этом свободно. Прошло уже несколько лет, но бессонница продолжала навещать его, как старая подруга. Иногда Дэниэл не мог нормально спать неделями, а потом все становилось как прежде на месяц или два. Пока «подруга» не возвращалась и не дарила ему кошмары. Воспоминания. Дэнни оборачивалась украдкой и поправляла воротник плаща. Тогда это казалось игрой, но сейчас, находясь в бесконечном кошмаре, Дэниэл знал: сестра боялась слежки. Его маленькая сестра была уверена, что кто-то идет за ними по темной улице, прячась от тусклого света фонарей. Поэтому Дэнни вцеплялась в его руку изо всех сил и говорила: «Пойдем быстрее? Мне холодно». Ее пальцы были скользкими и ледяными, но вовсе не оттого, что она мерзла. Она забиралась в кресло с ногами и щелкала зажигалкой, поставив на подоконник пепельницу. Дэнни выбирала это место вовсе не потому, что любила там сидеть. Дэниэл знал: так сестра могла осторожно выглядывать в окно и проверять, что на той стороне дороги никого не было. Он не замечал этого тогда, много лет назад, но видел теперь в своих кошмарах. Во сне он разгонял выдыхаемый сестрой дым рукой и хватал ее тонкое запястье, закатывая рукав до локтя. Шрамы были почти незаметны на ее светлой коже, но они были. Дэниэл знал это, хотя долго не хотел признавать, что его маленькая сестра способна себе навредить. Если бы они были близнецами, он мог бы чувствовать ее боль как свою. «Нет. Если бы ты был хорошим старшим братом, то увидел бы боль до того, как стало поздно», — шептал ночью внутренний голос, заставляя подскочить и начать мерить шагами комнату. Дэниэл делал круг, второй, третий, а потом садился в кресло и, совсем как растрепанное видение из очередного кошмара, украдкой смотрел через плечо в окно, где было так тихо и пусто. Ночь отступала медленно, изо всех сил цепляясь за город то тут, то там: часть улицы оставалась в тени даже на рассвете, а скрытые тяжелыми эдинбургскими облаками части неба казались провалами в бесконечность. Бесконечностью было его существование где-то между этим миром и тем. И он больше не мог вернуться хоть в один из них. Все, что ему оставалось, — нырять то в один, то в другой, и порой даже не приходилось делать для этого шаг. Достаточно было закрыть глаза. Как когда-то закрыла Дэнни, только уже навсегда.