Зови меня Рита

      Поначалу все кажется милым и непринужденным: то Рита случайно коснется Валиной руки, забирая документы, то заденет плечом. И Валечка не воспринимает это из ряда вон, в конце концов Власова — женщина, а Антоновой с ее репутацией натуралки до мозга костей и беспокоиться не о чем.              Она эти галимые подкаты и от Майского выдерживала, и странный период от Вани тоже. Как сейчас помнит ту комичную сцену:              — Валя, я в тебя влюблен, — Ваня сглатывает, боясь пошевелиться, — кажется.              — Так, Тихонов, — Валя откладывает работающую пилу и стягивает перчатки, — вообще-то у меня тут вскрытие, и это раз, — указательным пальцем вертит перед его носом. — А во-вторых, трое детей у меня уже есть. Четвертый не нужен. Маму во мне искать не надо.              — Жестоко.              — Зато справедливо. Давай, не мешай мне. Будем считать, что этого разговора не было.              — Слушаюсь, мам, — он отшучивается, неловко оборачиваясь, и выскакивает в коридор.              Ишь чего удумал!              А теперь какая-то странная энергетика прет от Власовой, и если поначалу Валя относится к этому скептически, то после пары недель этих мимолетных взглядов и касаний пристает к Гале.              — Валя, ну что за сплетни ты хочешь от меня услышать? — та возмущается, когда подруга приходит к ней со странной просьбой.              Валечка плотно прижимает стеклянные двери друг к другу:       — Галь, какие сплетни? Мы же подруги. Просто скажи мне, я права в своих догадках или нет. Можешь просто кивнуть.              — И давно, по твоему мнению, ФЭС лезет в личную жизнь сотрудников?              Валя смотрит на нее, как на умалишенную:       — Галь, у тебя есть доступ к моей личной папке?              — Допустим. А что?              — А ты найди, у меня там есть целая презентация на тему того, сколько раз в ФЭС меня попрекнули наличием семьи и смотрели волком за отказ выйти в выходной. Серьезно, Галь? ФЭС только и делает, что лезет во все сферы жизни, личная уж точно не исключение.              — Я тебя поняла, — Рогозина отмахивается, деловито складывая руки перед собой. — Все-то тебе смешно.              — Меня дети уже ненавидят, какое смешно? Это грустно. Я мать года, только если список кандидаток с конца читать. Так что, — Валя с прищуром садится на самый ближний стул, — расскажешь мне грязные секретики капитана Власовой, а?              — Что ты хочешь узнать? — сдается Галя. А чего ей не сдаться, если красиво и элегантно после этого разговора можно попросить Валю отработать двойную смену за Бориса.              — Слушай, у меня странное чувство, что она со мной заигрывает. Я не ханжа, но все же… мне кажется, или капитан Власова реально дама с сюрпризом?              — Валь, ты серьезно называешь себя не ханжой, боясь сказать слово лесбиянка?              Подруга кривится:       — Оно какое-то слишком грубое.              — А дама с сюрпризом так лучше?              — Ладно, не надо мне тут филологических лекций, — отмахивается Валечка, — ты мне лучше дай почву для рассуждений о другом.              — Главное, чтобы не для фантазий.              — Галь, ты же меня знаешь, я дама глубоко семейная и замужняя.              — Предыдущая начальница Власовой тоже так думала, в итоге аккуратненько перевела Риту куда подальше, когда разбежалась с ней.              Валя округляет голубые глаза и готовится чуть ли не в ладоши захлопать, когда понимает, что ее догадки подтверждаются. Она наваливается на стол:       — Она что, крутила со своей начальницей?              — Мутная там история, но если кратко, то да.              — Я же говорю, Галь, Власова точно с сюрпризом.              — Валя, это ужасное словосочетание.              — Наплевать, — она поднимается со стула, направляясь к выходу. Вся светится, будто выигрывает лотерею, хотя в действительности просто получает не особо важную информацию о коллеге. — Я пошла работать и обалдевать с новостей дальше.              — И, Валь, чтобы никуда дальше тебя это не ушло. Помнишь?              — Само собой, Галь, только между нами, — уже выскальзывая, заверяет Антонова.              И «само собой, Галь, только между нами», — она твердит себе ровно до того момента, пока не сталкивается с Ритой в раздевалке и не цепляется случайно плечом.              — Что-то часто мы с тобой сталкиваемся, товарищ капитан, — Валя хочет то ли подстебнуть коллегу, то ли пошутить, но реакция Власовой не заставляет себя ждать.              — Прости. Мы, оперативники, грацией не отличаемся.              — А в грации ли дело?              Рита, сидя на скамейке, шнурует берцы, когда видит в Валечке этот хитрющий взгляд. Та затевает какую-то понятную только ей игру? Рита сдвигает к переносице брови:       — И в нашей ли?              — Смело.              — А как без этого звездочки зарабатывать? Погоны мне за красивые глазки не дадут.              — Допустим, с красивыми глазками я спорить не буду, — вырывается у Вали, и она даже сама не сразу понимает, как это звучит. И более того, совсем не осознает, с какой это стати она вообще говорит подобное. — А вот причина наших столкновений все еще не ясна.              — Есть какие-то версии? — Рита поднимается и, подходя к Вале близко-близко, смотрит сверху вниз. Поднимает бровь. Игру, которую затеяла сама же Валя, та может попросту не вывезти, хоть и держится уверенно. Рита закладывает руки в карманы. — Или пожелания?              — О, как. Очень самоуверенно, капитан.              — Я не пойму, чего ты добиваешься, Валентина? Ты же у нас образцовая спортсменка-комсомолка, а чего-то стоишь тут со мной и флиртуешь. Хотя это вроде как, — Рита берет ее за руку и вскоре отпускает все пальцы, кроме безымянного с обручальным кольцом, — никто не отменял. Не боишься, что твой гетеро-мирок пошатнется?              Валя ошарашено смотрит на нее, не понимая, что сказать. Она явно не такой реакции ожидала.              — Что, — нагловато улыбается Рита, — думала, я испуганно буду метаться по углам из-за того, что ты меня «раскрыла»? Так я тебя умоляю, один корпоратив, буквально капля водки — и об этом узнают все. Зато коллектив на адекватность проверю. Так что открыла ты мне тоже тут Америку, — Рита самодовольно оборачивается к своему шкафчику, спиной чувствуя, как Валя покрывается краской. А что, играя на Власовском поле, надо быть готовой к поражению.              Про корпоратив Рита, конечно, загибает, но дать коллеге в руки флаг, чтобы раскрыть себя, она позволить не может. Пусть Валя думает, что для Риты это такая же простая тема, как выбор обеда или свежих носков. Хотя с последним, конечно, не всегда все гладко, особенно когда за день два, а то и три выезда в проклятый Добинск. К берцам оперов лучше не подходить на пушечный выстрел.              С того разговора проходит без малого неделя, а Валечка, уже готова на стену лезть, не может спрятаться от собственных мыслей. Ненароком вспоминает, как капитан, вымотанная за день и вся из себя серьезная, напирала на нее с этим взглядом победителя. Как пахла ее водолазка, как каштановые волосы падали на плечи.              Нет!              Она не предаст свой уютный, безопасный гетеро-мирок ради мимолетной мысли «а что, если?» и что вообще цепляет во Власовой? Ничего, кроме обычного интереса, как все работает в лесбийском мирке. Или нет? У Вали голова кругом от вопросов к самой себе, и главный — почему ей снова и снова хочется сталкиваться с коллегой в тесных коридорах. А Рита ее как будто намеренно избегает. И в один момент оказывается, что совсем не случайно: Власовой и на прошлой работе скандалов и интриг хватило, чтобы тащить их на новую.              В общении с Валечкой она холодная и отстраненная, и отчего-то это ранит ту настолько, что в один из вечеров, бросив остатки здравого смысла на стол, она плачет прямо в морге. Глубоко замужняя и целиком гетеросексуальная, Валя почему-то очень страдает, что одна определенная женщина ее в упор не замечает. И сколько она себя помнит, она никогда не интересовалась своим полом, а тут.              А тут Рита Власова — и все меняется на корню. У Валечки появляется большой секрет от Гали, от мужа, от всех окружающих, и кажется, что он не доступен никому, а потом иллюзия рушится.              — Эй, ты закончила? Подбросить до дома? — Рита заглядывает в холодное помещение, пропахшее гнилостным запахом. Интересно, какой шампунь использует Валя, чтобы избавиться от запаха мертвечины?              — Я своим ходом.              — На метро? Не смеши.              — У меня машина вообще-то есть.              — Она же в ремонте, — Рита кладет руки в карманы пальто. Видно, что Валя ломается не даже ради приличия, а потому что напугана, как маленькая девочка, стоящая перед двухметровым дядей из соседнего подъезда.              — И откуда ты все знаешь?              — С Серегой общаюсь. Наверное, слишком много.              — А я думала, ты лесбиянка, — язвит Валя, думая, что так оттолкнет от себя Риту.              Но та лишь напрягает скулы и вскидывает бровь:       — Так и я думала, что ты натуралка, но, похоже, боишься меня, как огня. С чего бы?              — Может, я гомофобка.              — Гомофобы обычно на меня пассивной агрессией воняют, а не шугаются. Есть в тебе, Валентина, видать, свои секреты.              — Это все? — Валя оборачивается совершенно надменно. Открывает тысячу непонятных документов на компьютере, щелкает мышкой — все, чтобы создать имитацию бурной деятельности. — Если да, то не мешай мне работать.              — Посижу тогда тут с тобой, — но Власова не собирается сдаваться. Проходит вглубь морга, опускаясь на стул рядом. Мельком смотрит в монитор. — Твоим экспертизам сто лет в обед. По этому делу даже приговор уже вынесен. Обмануть опера пытаешься?              — Это не так уж и сложно.              — Намекаешь на то, что мы тупые? Да, умом не блещем, зато бегаем быстро. А думать — это уже ваше дело.              Валя резко оборачивается:       — Слушай, Власова, тебе чего надо вообще?              — Говорю же, подбросить тебя до дома.              — А я тебе говорю, спасибо, не надо.              — Уверена? — с вызовом смотрит Рита.              И получает решительный кивок:       — Уверена.              — Как знаешь, — капитан встает и, прежде чем покинуть морг, останавливается. — Видишь, Валентина, как неприятно, когда тебя пытаются подловить на том, что ты тщательно хочешь скрыть. И не переживай… ты не в моем вкусе, — рубит с плеча, закрывая за собой двери.              Рита Власова наглым образом врет, чтобы не создавать проблем на новом месте. Рита Власова ни за что не признается прямо так, в лоб, гетеросексуальной до кончиков пят коллеге, что она БОЛЕЕ ЧЕМ в ее вкусе. И на кой вообще черт лезть в трясину чужого брака и сомнений, если можно подцепить милую девушку в клубе и забыться. В крайнем случае, сойтись с бывшей, секс с которой не прекращается даже после расставания и увольнения. В личной жизни Рита та еще тряпка.              По крайней мере, так кажется поначалу, но потом трясина с Валиным именем тянет на дно все сильнее, рвутся отношения с бывшей, и вот Рита сидит через месяц у разбитого корыта, выходя из кабинета начальницы, и слышит, как Валечка щебечет с ней после летучки о своем. Капитан Власова хочет вытравить ее из своей головы, кинуть корочку опера на Рогозинский стол и снова сбежать.              И когда наконец до Вали доходит слушок (от главной сплетницы — Майского), что Рита собирается увольняться, она настигает ее в тире быстрее, чем тот успевает опомниться.              — Ты серьезно собираешься увольняться? — запыхавшись, встает она в дверях.              — О, Валентина, — капитан оборачивается наигранно равнодушно, — ты.              — Власова, какого черта? Ты же только пару месяцев здесь работаешь.              — График у вас скотский, и начальница — истеричная бабка в климаксе. Заебало меня все, Валентина, хочу ходить на работу с девяти до шести с обедом и выходными, а не жопу рвать, чтобы потом еще и по шее огрести.              — А еще не видеть меня, правда?              — Это, скорее, как приятный бонус, а основная причина, — усмехается Рита, пролистывая в телефоне предложения по работе. Ее с опытом работы в ФЭС, пусть даже самым маленьким, уже с руками рвут в трех конторах.              — Серьезно, вот так и разбежимся, даже ни разу нормально не поговорив?              — А о чем говорить, Валентина? — Рита садится на стол, разглядывая коллегу сверху вниз. Такая странная и такая милая, стоит вся из себя возмущенная, а в действительности внутри нее маленькая напуганная девочка. (И не сказать, что у Риты не то же самое.)              — Хочешь сказать, я одна это чувствую?              — Если ты про запах трупов, полагаю, это от твоих волос.              — Власова, засунь язвительность себе в задницу.              — О, так мы теперь так говорим? — Рита с надменной усмешкой поднимает руки вверх. — Что дальше?              — Иди ты к черту, — Валя рывком пересекает расстояние между ними и, хватая за водолазку, притягивает Риту к себе. Собирается поцеловать, останавливается в миллиметре от ее губ. Мнется в нерешительности.              — Струсила, — насмехается ей в губы Рита. Какая же Валечка слабая, если смотреть в лоб и без анализа, а если копнуть глубоко, то Рита в совершенном оцепенении от ее решимости. — Так боишься перейти черту?              — Заткнись, — в голове Вали проносится тысяча мыслей, стоит ли игра свеч и надо ли ей это вообще. В конце концов, сделай она этот шаг — назад дороги нет. Она станет самой настоящей изменщицей.              — Это делается так, — но Рита не дает ей подумать и резко подается вперед. Целует жадно, страстно и больновато, прикусывая нижнюю губу. Не терпит ограничений, залезает Вале под рубашку, лапает талию и грудь.              — Остановись.              — Хорошо, — Рита не из подонков и быстро убирает руки. Поправляет упавшие на лицо пряди волос, тянется к телефону, но не успевает даже опомниться, как Валя снова втягивает ее в поцелуй.              — Я тебя ненавижу, Власова.              — Взаимно, — Рита подхватывает ее за бедра и садит на стол. Целует шею, ключицы, грудь. У Вали перехватывает дыхание от количества страсти, сконцентрированной в тесном пространстве. Рита грубыми пальцами залезает ей прямо под юбку.              Неужели Валя правда собирается перейти черту впервые, и десять лет брака отправятся к черту, потому что существует другая. Странно, но ей всегда казалось, что вторая женщина станет решительным фактором для Степана, но никак не для нее.              И к черту.              Ей так хочется попробовать новое и попробовать с Ритой, что она просто поддается ее напору.              — Надо закрыть двери.              — Да кто сюда сунется?              — Здесь камеры.              — Сотрем, — выдыхает ей в шею Рита. Когда она возбуждена, голос рассудка не важен. Все, что ей хочется, это ощущать Валю под кончиками пальцев еще сильнее. — А если сейчас видят… пусть Ванька наконец подрочит и успокоится, заебал уже всех.              — Это безрассудно.              — Мне остановиться?              — Нет.              Все тридцать шесть лет Валя живет по правилам: выучиться, выйти замуж, родить, быть примерной женой, мамой, подругой, преуспевать в карьере и при этом оставаться хорошей хозяйкой. Быть страстной в постели, но не быть шлюхой. Быть милой и кроткой, но при этом не быть тряпкой. Всегда хорошо выглядеть, только не чересчур, чтобы другие мужики не засматривались. Не ругаться, не злиться, не истерить — в сущности, всю свою жизнь Валя проживает так, чтобы не принести никому неудобств. И вдруг оказывается, что жизнь для других становится для нее самой невыносимой.              А тут Рита как глоток свежего воздуха, и Рита ни у кого не спрашивает, как ей жить. Берет, что хочет, не извиняется, не влезает добровольно в рамки. И это то, за что Валечку тянет к ней необратимо.              Поцелуи Риты горячие и влажные, она вжимает Валю в себя, словно хочет в ней раствориться, и вдруг хрупкая крепость дает трещину. На губах Рита чувствует соленый привкус.              — Валя? — она останавливается. Валя не плачет — Валя рыдает, потому что тридцать шесть лет идут насмарку. И так больно становится за себя. — Эй, ты чего? — Рита пытается поднять ее лицо, но та закрывает его руками.              Рита гладит ее по волосам, прижимая в объятиях, целует макушку. Весь ее образ холодной сволочи распадается, когда она видит Валю в таком состоянии. Хочется защитить, сберечь ее, а та ревет навзрыд, и больно сжимается сердце.              — Валечка, прости. Не надо было так давить.              — Ты ни при чем, — только и может, что выдавить из себя Валя. — Точнее, только в тебе и дело, но в другом плане. В хорошем.              Наверное, впервые в жизни Рита Власова становится для кого-то хорошим планом. Не запасным, не крайним, а хорошим.              Весь вечер Валя проводит в слезах и Ритиных объятиях, и только ближе к ночи, когда сил ни на что не остается, она соглашается на предложение подвезти. В машине выключен свет, и только мелькающие фонари время от времени освещают заплаканное лицо. Валя почти не смотрит на Риту, только изредка цепляется за ее отражение в зеркале заднего вида.              Неужели именно капитан Власова станет фатальным событием? Не Серега, не Ваня на худой конец, а Власова.              Капитан спокойно держится за рулем, пытается отстраниться от мыслей. Тщетно. Она хочет что-то сказать, даже собирается с духом, открывает рот, но то поворот, то светофор. Все будто кричит, что не стоит сотрясать воздух. На подъезде к своему дому Валечка, снова разрыдавшись, просит Риту увезти ее куда-нибудь подальше. Той не остается ничего, кроме как развернуть машину к своему дому.              — Я постелю себе на диване, — Рита по своей берлоге мечется, как раненый зверь, пытаясь найти место, где станет поспокойнее.              — Я не останусь здесь на ночь, просто на пару часов.              — Так через пару часов утро и будет. Смысл тебе через всю Москву тащиться? Я потом отвезу тебя на работу.              — Меня семья съест.              — Это ты сама себя съешь.              Рита целится в бровь, а попадает в глаз. Валечка мнется в дверях.              — У меня завтра нет смены.              — Значит, выспимся обе. У меня тоже.              — Разве? — Ритино расписание Валя знает наизусть и точно помнит, что это единственный день в месяце, когда их графики не совпадают.              — Рогозина на мое заявление дала пару дней на отдых и подумать. Надеется, наверное, что передумаю.              — А ты не передумаешь?              — А ты выдержишь? — спрашивает Рита, но в ее вопросе нет желчи. Сейчас она проявляет о Вале заботы больше, чем о себе.              — Мне будет очень больно, если ты уйдешь. До сегодняшнего дня я думала, что выдержу, но после… Власова, останься.              — Ты это про ФЭС сейчас или про себя? По поводу остаться. С кем или где?              — И то, и другое.              Рита параллельно застилает диван, понимая, что Валя уже никуда не поедет среди ночи. Та по-прежнему стоит так, что в долю секунды сможет выскочить в коридор и прямиком на улицу.              — Я подумаю.              — И что мне теперь делать?              — Ты взрослая женщина, Валя. Я тебе не советчик, — Рита становится чуть холодней. — Я слишком часто впутываюсь в сети людей, которые не знают, чего хотят. Больше я такого позволить себе не могу. Прости.              — А что, если я знаю, но мне до ужаса страшно?              — На это у меня времени нет тоже.              — А на что есть вообще? — Валя злится.              — С ФЭС — ни на что, только гречку вечером сварить и спать. И то до гречки не всегда доходит дело.              — Ты меня убиваешь, — Валя падает на диван, закрывая лицо руками. — Я уже не знаю, что тебе сказать, чтобы как-то приблизиться.              Видно, Власову трогают только слезы.              — Я и сама не знаю, амплуа такое у меня, Валь, мне всё не нравится, и я никому не нравлюсь тоже, — она садится рядом, забирая одну руку Вали в свою.              — Так ведь это не правда. Про последнее.              — Мне нравится, что с первым ты решила даже не спорить.              — Не вижу смысла, ты та еще заноза в заднице.              — Справедливо, — слабо смеется капитан.              И Валя решает воспользоваться моментом. Поднимает большие голубые глаза:       — Так что, останешься в ФЭС?              — Мне даже высшее руководство пару дней на раздумья дает, а ты хочешь все и сразу, — Рита заправляет прядь ее волос за ухо и, коснувшись поцелуем уголка губ, поднимается. — Давай обсудим это утром. И ты здраво оценишь себя, и я перестану так ахуевать от происходящего.              — Да… — Валя встает следом. — Мне это тоже не помешает, — ей становится как будто мало одного поцелуя. Прежде чем уйти в спальню, она оставляет Рите еще несколько в порыве нежности. Капитан принимает их с особым трепетом.              Когда Валя уходит, она тяжело садится на диван.              «И что блять со всем этим делать? Наворотила ты, Рита, дел. Впрочем, ничего нового. Проклятие Власовой: на каждой работе по роману, а конец в пизде — в общем, все по сценарию».              Наутро Рита просыпается под звук сигнализации машины: мелкие гопники пинают ее по колесам, перепутав с тачкой местного мажора. Рита с балкона покрывает их трехэтажным матом.              — Сильно, — не успевает она прийти в себя, как новый столбняк застает ее в комнате: наутро Валечка не то что не сбегает, а остается приготовить завтрак. С чашкой кофе она стоит в дверях. С кухни приятно тянет яичницей и жареным хлебом. — Я думала, ты только во сне так знатно материшься… и орешь.              — Прости. Я тебя разбудила?              — А думаешь, когда в соседней комнате кто-то орет, можно спокойно спать дальше?              — Извини. Это издержки профессии. Крыша едет. Всякая хрень снится.              — Ага… я это уже поняла, пока пыталась тебя разбудить. Ты, оказывается, говоришь во сне.              — Это тоже знаю, — Рита падает на диван, упираясь локтями в колени. — Что на этот раз несла?              — Ну, — Валечка вспоминает, и непроизвольная улыбка появляется на лице, — цитирую: «Меня бабка проклясть хочет, иглы в машину кидает. А до этого она проститутку куличом кормила. Я у нее из рук его выбила, сказала: «Проститутка, не ешь».              — Пиздец, — в усмешке Рита опрокидывается спиной на постель. — Хотя, если так подумать, всего-навсего обычный день в Малиновске. А ты чего, домой-то не собираешься?              — Побыстрее избавиться от меня хочешь? — Валечку заметно обижают эти слова.              Рита быстро меняется в лице, в нем появляется непривычная мягкость, и Валя клянется, видь она капитана Власову такой почаще, влюбленность в нее не стала бы такой фатальной и случилась бы куда быстрее.              — Наоборот, хочу, чтобы осталась.              — Я там завтрак приготовила. Я останусь… но потом мне надо будет вернуться к семье.              — И так всегда будет? — Рита меняет интонацию на сухую, выставляет броню к своему сердцу, поднимает темную бровь. Больше покупаться на игры замужних она не хочет.              — Сначала да.              — А потом?              — А потом надеюсь, что ты будешь решительной тоже. Потому что, если так продолжится, Власова, — Валя разводит руками, — мне придется разводиться.              — Зная твоего муженька, не то чтобы большая потеря, — с усмешкой хмыкает капитан и приподнимается на локтях. — Давай начнем с малого. Может, начнешь уже называть меня Ритой?              — Давай, — Валя опускает взгляд в пол, — Рита.              Произносить ее имя, оказывается, до жути приятным.              Рита.       Рита.       Рита!       Валя больше никогда не сможет называть ее по фамилии.              — Слушай, а из него ты там яичницу сделала? У меня же в холодильнике мышь повесилась.              — Вот из нее и сделала, — Валя поднимает смартфон. — Шучу. А вообще «Самокат» — святая вещь. Пользуйся на здоровье.              — Америку ты мне не откроешь, они по ночам не работают. И вот честно, им давно пора переименоваться в «Велосипед», потому что я буквально не видела еще ни одного курьера реально на самокате. Наеб века, — Рита поднимается, следуя за Валей.              — Грубо, но по факту.              Когда они оказываются в маленькой кухне, залитой светом, Рита неосознанно обнимает Валечку со спины. Кладет подбородок на плечо, пытается восстановить зрение после сна, сильнее прижимает ее пальчиками к себе.              И Валя понимает, что разводиться, похоже, придется в любом случае.              Но в чем-то Рита точно права: Степан и так муж на троечку, потерять брак с ним даже без новых отношений — не самый худший вариант. Она ладонью гладит Ритину щеку.              Все образуется.