Командир туда - не обратно

У Брока просто раскалывалась голова. Да так, что он пошевелиться не мог… Последнее, что командир Альфа-Страйк помнил, — это празднование помолвки Джека, его зама и лучшего друга по совместительству. Но не могли же они напиться так сильно? Или могли? Брок шевельнулся, и вся правая сторона лица взорвалась болью. Какого хрена? Бар, что ли, взорвался? Но роскошный тканевый полог над ним намекал Рамлоу, что он точно не в больнице. — Мой царь, как вы? — Нежный голосочек, бережные касания — и кольчуга, сияющий доспех, клинок и бедра не хрупкой девы. Хотя чего уж там: как всякий мужчина, Брок и грудь оценил, пока над ним ворковали. И золотые косы, и пронзительные серо-голубые глаза. Он точно не в больнице: там таких медсестричек не водится. Рангрид… так его звали. И она была валькирией и генералом его армии. Служила под началом дочери. Охуеть — у него есть дочь. Хела. Брок застонал сквозь зубы — неприязнь, опаска, подозрение… Какого хуя?! Это дерьмо не его. У него вообще детей нет. Ну тех, о которых он мог знать. Рамлоу вообще предпочитал, прежде чем совать свой член куда-то, натягивать презерватив. — Как давно я без сознания и что там с боем? Он спросил это автоматически. С трудом борясь с совершенно идиотским побуждением вскочить и бежать непонятно куда. Блядь. Это не его тело. Не его мир. Ну хоть царь. Брок со своим жарким сицилийским темпераментом не скатился в матерную истерику только по причине того, что тело, в которое он попал, кажется, было крайне флегматичным. Для привыкшего все остро чувствовать Рамлоу его как будто в пленку обернули — ха! Эмоциональный гондон. Но отлично, что чувак, в тушке которого он, по жизни шланг. Иначе он так полыхнул бы, чтобы палатку снес бы к херам. — Мы прижали огненных великанов в скальной гряде. Царевна Хела лично повела в бой гвардию, мой царь. Суртур, без сомнения, поплатится за свой подлый удар. Брок вспомнил, как некто похожий на полыхающую гору долбанул копьем в лицо, справа, где он и до этого не видел ничего. Плата за мудрость и силу, отданная добровольно,— его правый глаз. И уязвимость, которую на переговорах использовал правитель Муспельхейма. Сволочь… Эту точку зрения подселенец Рамлоу с прошлым хозяином тела разделял полностью. А с другой стороны, за тысячи лет можно было отрастить больше здорового цинизма и не верить в такие метафоры, как честь. Такая фиЯлочность тушки, где он оказался, сурового командира наемников не впечатляла. Идиотом быть не нужно, но для него поздно: помер царь. Да здравствует царь! Почему-то за дочку у Брока не получалось волноваться. Более того, сосредоточившись, он словил смутную надежду, очевидно, прежнего владельца тела на то, что дитятко может пасть в бою. Фу… Это точно был не Рамлоу. К гипотетическому ребенку он не испытывал ни любви, ни ненависти. Но, сука, не понимал, как можно желать подставить свою семью. Его ба, матриарх крайне обширного и буйного клана, за такое бы прибила на месте. Брок был сиротой — папаша сгинул на войне, мать, сбежавшая с американцем, ненадолго его пережила. И если бы не ба и прочая родня, ему бы не позавидовал никто. То, что характер дерьмо, бабушка смирилась, поворчав о дурном семени, но нашла ему применение. Только ее стараниями Брок не оказался в колонии для малолетних. Поэтому семья была для него всем. Альфой и омегой, основой основ. И то, как его предшественник относился к своему ребенку, вызывало в Рамлоу только брезгливость. Ну и тотальное недоумение: дочь воевала за папу, огнем и мечом строила родителю империю — и натыкалась раз за разом на пренебрежение. Она была очень сильной, эта тоненькая сероглазая и черноволосая Хела. Сильной и яростной. В ненависти тоже, а еблан, в котором оказался Брок, делал все, чтобы у дочери были причины его ненавидеть. — Зеркало, — приказал Брок. Хотелось посмотреть, что там с его лицом — уже его. Да увидит, как выглядит. Генерал тут же подала оправленную в золото и изумруды стекляшку. Ниче так — блондин, златовласый и голубоглазый. Только былую величественную смазливость попортил страшный ожог на правой стороне лица. И сожженные к херам волосы и борозда на черепушке. Брок поразился еще одной тупости: кто мешал блонди натянуть на царственную башку шлем? Тем более на встречу с подлым смертельным врагом. Чем дольше на себя смотрел Брок, тем больше вспоминал. Один, царь Асгарда и сын Бора, внук Бури. И просто козел, который родную дочь ни во что не ставит, потому что своего наследника видит именно с членом. И неважно, что Хела — именно та, кто расширяет границы Асгарда. Брок точно помнил, что этот козлище пообещал дочери трон, назвал ее наследницей, сука, а теперь как собака на сене. Пытается подорвать позиции царевны среди асов и подставить ее же под смерть в бою. Рамлоу затошнило. Рангрид поняла его измученное выражение лица по-своему. — Мой царь, ваши волосы отрастут: целители сделали все возможное. Раны затянутся, и шрамы мы постараемся убрать. — Оставь меня, и доложишь, когда вернется царевна. Стой, отправь на подмогу гвардейцам валькирий: нечего сидеть при мне и охранять. Своей госпоже они нужны больше. Генерал удивилась, еще бы: Один беспокоится за дочь. Давно такого не бывало… И обрадовалась, будучи преданной Хеле по-настоящему. Царевна приказала Рангрид не отходить от раненого отца и умчалась яростным вихрем мстить. Нелюбимый ребёнок, который в отцовской любви так отчаянно нуждался. Хела пыталась ее добыть, проявляя чудеса доблести в бою. Не понимая, что жадного до власти Одина ее растущая слава и популярность среди простых асов лишь отталкивает. Брок оценил, в какого же фееричного мудилу его забросило. Чувство юмора кармы Рамлоу оценил. Теперь у него ребенок, царство и война. Это вместо пустого дома, редких поездок домой к ба и стада родных долбоящеров. Он был уверен, что справится. Рамлоу просто цеплялся мыслями за настоящее — тот пиздец, что есть сейчас. Чтобы просто не думать о том, что потерял. Семья, Страйк и Джек… Стало погано. И набежали целители, чей осмотр Рамлоу пережил, не брыкаясь. Как и мазь на раны, эликсир и разноцветные вспышки исцеляющей магии. Его покормили — две одинаковые белокурые красотки услужили раненому царю и оставили в покое. Брок отрубился и проснулся оттого, что не один. В роскошном кресле, стоящем на тигриной шкуре, сидела юная девушка. Ссадина на щеке, рука примотана к груди, книга на коленях. — Отец, — встала и склонилась. — Ничего серьезного: к новой луне зарастет. К новой луне значило, что даже регенерация не справляется быстро. А значит, там сломано буквально все. Но вместо того, чтобы лежать, царевна сидела в отцовском шатре и ждала, пока этот козел очнется. — Сядь. Села и застыла струной. Напряженная и, кажется, напуганная… Брок решил, что чтоб его! Нельзя так резко, как с новобранцами на плацу. Ребенок должен вспомнить, что он ребенок. Его предшественник уже приучил дочь ждать от себя только худшего. Если он хочет чего-то иного, то нужно действовать по-другому. — Сядь, пожалуйста, Хела, это я имел в виду. Ты целый день в бою, ранена и наверняка смертельно устала. Не нужно поклонов — ты моя дочь. Неверие в серой бездне глаз тут же спряталось за густыми ресницами. Рамлоу не по-детски умилился. Он своих племянников любил, пусть видел редко. А еще Брок был падок на все красивое, а Хела была прекрасна. Чувствовалась порода, стать и то, что она не человек. Люди такими нереальными не бывают. Даже избитая, измученная, она сияла, как звезда в ночи. И чего, спрашивается, Одину не хватало? Врагов разбивает, угодить старается, учится. — Спасибо. Мы разбили войска Суртура, сам он бежал. Отец, вы его сильно потрепали. — И он меня, — легко признал Брок. Хела выглядела удивленной. Ясно: папочка ребенка не баловал признанием собственных промахов и недостатков. И вот поэтому девушка — богиня — смотрела на Брока с недоверием, будто у него вторая голова выросла. М-да… есть с чем работать. Но все же лучше, чем он ляжет и будет стенать по тому, что потерял. — Тебе нужно отдохнуть. Брок старался, чтобы в его голосе была только ласка, но никак не снисхождение. Последнего от папаши царевна наелась целую гору. Брок осознавал, что пока он беспомощен и не знает, каково быть царем. И старался стать хорошим для дочери из чисто эгоистического мотива — ему нужен был тот, кто прикроет его жопу. Пока Брок не поймет, что к чему, и как-то не привыкнет, что он Один, сын Бора и аж целый царь. Хела подходила идеально. — Дочь, все дела завтра, и пусть к тебе зайдут целители — это приказ. Хела смотрела на него как кролик на удава. Для начала неплохо. Брок откинулся на подушки, когда, упрямо поклонившись, несмотря на его просьбу, Хела все же вышла. Ему и самому было не сахарно от осознания, как же прошлый Один напортачил и что все это дерьмо теперь разгребать ему. И не факт, что получится. Потому что отцом он быть не умел, а командиром — да. Плюс головная боль с войной на уничтожение с огненными великанами, пусть и измельчавшими несколько. И Асгард, который та еще банка с ядовитыми пауками, судя по обрывкам памяти Одина. Добавить к этому переговоры о помолвке с царевной ванов… Ведь Советникам кровь из носу требовался от него мальчик. И Хела не была глухой, знала, что ей могут готовить замену с правильным полом. А то, что с Ванахеймом недавно отвоевали, это мелочи жизни. Он должен был со всем этим разобраться. Да так, чтобы дочь, которую притесняли со всех сторон, не слетела с нарезки. Потому что сил у ребенка было немеряно и она могла устроить папочке, ушлым придворным и всем, кто под руки подвернется, а-та-та. На кой Хелу Один при таком раскладе драконил, Брок не понимал. Но разберется. И дождется через тысячи лет, когда в Мидгарде родится Джек Роллинз и остальные. Земля здесь была где-то на никому не интересной окраине. Вот и отлично: больше шансов, что войнушка вся на всех человечество, еще даже не вышедшее в космос, пощадит. Подумать только: помер на попойке в честь того, что лучшего друга окольцевали, а теперь впереди вечность. И потратить ее Брок Анджело Рамлоу собирался с толком.