Саламандра

       Минхо боялся, что Джисон передумает от любого резкого движения, поэтому предельно осторожно протянул к его лицу руку и погладил большим пальцем горящую румянцем щеку. В ответ парень тихонько вздохнул, и в следующий миг, глядя прямо в карие глаза, Минхо едва коснулся сомкнутых губ. Он оставил короткий поцелуй в правом уголке рта, а потом задержался на полной нижней губе, смешивая на несколько секунд свое дыхание с дыханием Хана.        Минхо целовал его легко и нежно, как бы извиняясь за свое прежнее ненормальное поведение. Он хотел действовать аккуратно и внимательно наблюдать за реакцией Джисона, чтобы больше не наломать дров. Шаг за шагом он загладит перед ним свою вину — ведь это было очень важно.        Хан отстранился первым. Нахмурив брови он недоуменно смотрел на Минхо, словно пытаясь разгадать какую-то загадку.        — Что-то не так? — взволнованно спросил Ли.        — И это… — Хан запнулся и откашлялся, продолжив куда увереннее: — И это ты называешь поцелуем? У меня такое ощущение, что меня пытается соблазнить монашка.        Минхо различил насмешку в голосе, но ничего не ответил, лишь покачал головой. Кажется, кое-кто не оценил его порыва сделать все красиво. В таком случае…        — Ты сам напросился, — произнес он, но несмотря на внешнее спокойствие, в его голосе слышалась угроза.        — Наконец-то.        Вместо того, чтобы поцеловать Джисона, как тот и желал, Минхо криво улыбнулся, развернулся и направился к входной двери.       — Эй! Куда это ты собрался? — тут же забеспокоился Хан. — Ладно, с монашкой я переборщил, признаю. Откуда мне было знать, что ты шуток не понимаешь? Минхо, если ты сейчас уйдешь, клянусь, я…        — Что ты сделаешь? — спросил Ли, накидывая на дверь цепочку, чтобы им уже точно никто не помешал. — Заболтаешь меня до смерти?        Поняв, что Минхо не собирается никуда уходить, Джисон на мгновение почувствовал себя глупо. Надо же, повел себя как ребенок, толком не разобравшись в ситуации. Сам же минуту назад убеждал себя в том, что отвечать Минхо взаимностью после всего случившегося было сродни идиотизму, а теперь при мысли, что на одном лишь незначительном поцелуе все закончится, ему стало даже немного страшно.        Но Минхо снова повел себя не так, как ожидалось. Вместо того, чтобы уйти, он просто закрыл дверь и теперь насмешливо разглядывал парня. Джисон облегченно выдохнул. За все свои глупые поступки он отругает себя как-нибудь в другой раз, а сейчас важным было совершенно другое.        — Заболтаю до смерти? Возможно. — Он непринужденно повел плечами. — Подсказать тебе отличный способ заставить меня замолчать или догадаешься сам?        Джисон улыбнулся соблазнительно и одновременно коварно. Он одним легким движением скинул с себя пиджак, бросил его на пол и остался стоять, спокойно дожидаясь дальнейших действий Минхо. Наконец-то он был в себе полностью уверен. Этот неприступный пожарный все-таки сдался и уже никуда от него не денется, даже если вдруг снова передумает.        Минхо в одну секунду сократил расстояние между ними и сразу же поцеловал Джисона. На этот раз вся нежность и осторожность были позабыты. Его губы были жадными, а язык настойчивым. Он запустил ладони под тонкую сетчатую ткань, уложил их на спину, чтобы насладиться жаром кожи, и медленно двинулся пальцами вдоль позвоночника.        Джисона охватил шквал эмоций: начиная от радости из-за капитуляции Минхо, заканчивая бурлящим варевом из страсти и желания. Он с тем же рвением отвечал на поцелуи и при этом впивался пальцами в плечи Минхо, не замечая, что делает это слишком сильно. От этой хватки обязательно останутся синяки, но сейчас об этом никто не думал.        Минхо высвободил одну руку и обхватил затылок Джисона. Пальцы затерялись в густой копне чуть отросших темных волос. Он тут же сжал их и потянул вниз, заставляя парня откинуть голову назад.        Джисон застонал. Лёгкая тянущая боль от захвата добавляла ещё больше удовольствия. К тому же Минхо оторвался от его губ и оставлял горячие будоражащие поцелуи на шее. И каждый такой поцелуй, каждое прикосновение со скоростью света впитывались в кожу, проникая в кровь самым сильным наркотиком, вызывающим желание получать его снова и снова.       Они все ещё стояли в коридоре, но как только у Джисона пронеслась слабая мысль о том, что было бы неплохо переместиться в одну из комнат, Минхо вдруг хрипло спросил:       — Тебя не тошнит?       — Что? — Джисон захлопал глазами, на мгновение растерявшись, а потом всё-таки понял смысл вопроса. — Нет, я же толком и не пил сегодня.       — Ты уверен?       — Минхо, поверь, — в голосе Джисона появилось плохо скрытое раздражение, — если бы я снова напился, как в прошлый раз, то мне стало бы плохо ещё в машине. Сейчас я чувствую себя отлично, но мне точно поплохеет, если ты и дальше собираешься просто болтать.       — Я хотел убедиться, — Минхо мягко улыбнулся. — Было бы очень печально, если бы нам снова что-то помешало.       — Да я…        Минхо не дал договорить. Он просто толкнул Джисона к стене и заткнул ему рот поцелуем. Они оба так в друг друга вцепились, что уже никакая сила не смогла бы их развести по разным сторонам.        Джисон задыхался. Его ладони давно проникли под блейзер Минхо, и теперь он упивался гладкостью и упругостью бархатистой кожи. Ему доставляло удовольствие, что парень горел точно так же. В своей страсти они были равны, и Джисон подсознательно чувствовал, что наконец-то встретил идеального для себя человека.        Он ухватил край блейзера и потянул его наверх, шепнув Минхо в губы короткое «снимай». Пока тот избавлялся от ненужной вещи, Джисон в одну секунду сбросил и свою прозрачную водолазку и замер. Его взгляд приковало полуобнаженное тело Минхо. Идеальный пресс, накаченные руки, плечи и грудь — годы работы пожарным явно не прошли для парня зря, сформировав такое тело. Но больше всего Джисона привлекла татуировка. С правого плеча на грудь спускалась черная ящерица, от хвоста которой расходились клубы дыма.        — А это…        — Саламандра, — ответил Минхо, проследив за удивленным взглядом. — Набил несколько лет назад, потом как-нибудь расскажу.        Джисон как завороженный смотрел на ящерицу, а потом не удержался и провел по ней пальцем. Кожа Минхо была горячей, а вместе с ней нагрелась и саламандра, так что теперь казалось, что он гладит живого зверька, удобно устроившегося на теле своего хозяина.        Минхо не двигался, позволяя парню себя разглядывать. Ему нравилось, как Джисон касался рисунка, почти благоговейно и с небольшой опаской, словно ящерица могла сейчас ожить и укусить его за палец.        Но тут любопытные пальцы спустились ниже, провели по груди, и остановились на животе.        — Ты идеальный, — прошептал Хан, подняв глаза на Ли.        На мгновение ему показалось, что Минхо смутился. На его щеках выступил легкий румянец, но потом он твердо посмотрел в ответ и рывком притянул Джисона к себе, чтобы снова смять губы в бешеном поцелуе.        Их тела вжались в друг друга. Ощущения от соприкосновения кожей были совершенно другими. Джисона будто то и дело ударяло молнией и с каждой секундой ему все труднее было стоять на ногах. Он чувствовал, что в руках Минхо превращается в горячий кисель. Сила, которая исходила от этого парня, его настойчивые и уверенные прикосновения, поцелуи, что опьяняли — все это сводило Джисона с ума.        Он со стоном вырвался из плена влажных губ и сделал глубокий вдох. Но дыхание все равно перехватило, потому что Минхо оставил на его шее горячую дорожку из поцелуев, а потом дразняще провел языком над ключицей и слегка прикусил плечо у основания шеи. У Джисона сразу же предательски задрожали колени.        Кажется, Минхо это тоже почувствовал, потому что, почти не прекращая коротких, но горячих поцелуев в шею, обеими руками направил Хана в сторону и сам шагнул следом. Только когда Джисон почувствовал, что уперся во что-то сзади, то понял, что Минхо подвел его к тумбе, что стояла в коридоре.        Тем временем Ли, не теряя ни секунды, смахнул рукой лежащие на поверхности тумбы вещи, а затем толкнул на нее парня. Джисон с облегчением уселся поудобнее и откинулся на вытянутых руках назад, подставляя тело под губы Минхо.        Краем глаза уловив какое-то движение слева, он чуть повернул голову и уставился на отражение в зеркале, висящем на стене рядом с ними. Минхо как раз обхватил губами сосок Джисона и чуть прикусил зубами, запустив по коже стайку мурашек. Чувствовать это всем телом и видеть в отражении было еще более возбуждающе. Даже при том, что они оба не были обнажены полностью, картинка в отражении была до того развратной, что ощущения стали еще острее.        Не отрывая взгляда от зеркала, Джисон выгнул спину, обхватил Минхо ногами и, немного поерзав, вжался в него бедрами. В зеркале было прекрасно видно, как от этих движений напряглись руки парня, а на тыльной стороне ладоней проступили выпуклые вены.        Хан жадно всматривался в отражение. Если бы не чересчур реальные ощущения, он был бы уверен, что ему все снится. Ему бессознательно хотелось запомнить каждую секунду их близости, словно он до сих пор сомневался, что на этой ночи все не закончится. Но каждое прикосновение Минхо лишь больше распаляло пожар, что бушевал внутри, и все труднее было думать о чем-то еще, кроме собственных желаний и парня находящегося рядом.        Дыхание становилось все чаще, поцелуи Минхо все ниже, и Джисон снова потерся о него бедрами. Он делал это не особо задумываясь, скорее тело само реагировало так на опалявшее кожу дыхание, требуя намного большего, чем просто касание губ. Однако Минхо на мгновение замер, а потом поднял на Джисона затуманенный взгляд темных глаз, глухо простонал и, легко подхватив его за ягодицы, поднял с тумбы.        Хан на секунду растерялся, а потом судорожно вздохнул, обвил руками шею Ли и хрипло прошептал ему на ухо:        — Пойдем в спальню.        Минхо ничего не ответил, но пошел в заданном направлении, не забывая осыпать поцелуями Джисона.        До комнаты они добрались быстро, и Хан не успел моргнуть, как оказался в постели. В спальне было темно и только тусклый свет луны, пробиваясь сквозь облака и проникая через незанавешенное окно, давал хоть что-то разглядеть. Но даже при таком скудном освещении Джисон отчетливо видел, как горели желанием и страстью глаза Минхо, когда тот навис над ним.        — Смотришь на меня так, как будто хочешь съесть, — усмехнулся Хан.        — Ты очень близок к истине.        — Тогда чего же ты ждешь?        Вместо ответа Минхо его поцеловал, и мысли Джисона снова разлетелись в стороны, оставляя в голове одно лишь желание — поскорее почувствовать парня в себе. Хан снова дразняще приподнял бедра и тут же охнул. Возбужденный член уже давно туго натягивал ткань брюк, но сейчас, когда Минхо неожиданно просунул ладонь между их телами и положил ее на ширинку, чуть сжав пальцы, Джисон чуть ли не выскочил из штанов.        — Минхо, я… М-м-м…        Он забыл, что хотел сказать, потому что парень начал поглаживать его член через брюки, ни на секунду не прекращая целовать губы, лицо, шею. Джисон подался бедрами навстречу руке. Его тихие стоны наполнили комнату, смешиваясь с лунным светом и прерывистым дыханием Минхо. Было так хорошо, что Хан даже испугался, что кончит еще до того, как окончательно разденется. Такого позора он точно не переживет.        Эта мысль ненадолго прояснила его мысли, и он, неожиданно для Минхо, толкнул его в грудь, и воспользовавшись секундной заминкой, быстро поменялся с ним местами. Теперь парень полулежал под ним, упираясь в спинку кровати, а Джисон с коварной улыбкой уселся на его бедра. Словно невзначай поерзав, он положил ладонь на стальные мышцы живота Минхо и без всякого стыда заглянул в чуть сузившиеся глаза.        — Помнишь, как мы целовались в машине после клуба? — Джисон задвигал бедрами, прекрасно чувствуя задницей стояк парня. — Печально, что в тот раз все так быстро закончилось. До сих пор жалею, что сильно тогда напился. Если бы не это… Ох!        Минхо обхватил ладонями ягодицы Хана, приподнял и с силой опустил на себя. Они оба застонали в унисон.        — Ты слишком много болтаешь, — хрипло проговорил Ли.        Пальцы его правой руки переместились к ремню на брюках Джисона и ловко расстегнули пряжку. Минхо перевел взгляд на лицо парня:        — У тебя есть презервативы?        Хан быстро кивнул. Дотянувшись до прикроватной тумбочки, он достал из верхнего ящика пачку презервативов и тюбик смазки и положил рядом с подушкой.        Чтобы раздеться потребовалось меньше минуты. Они оба быстро избавились от остатков одежды, и пока Минхо не успел опомниться, Джисон толкнул его обратно и снова уселся сверху. На этот раз ощущения были еще острее, ведь между ними больше не было слоев ткани.        Минхо выдохнул сквозь стиснутые зубы. Его руки уже блуждали по стройному телу парня, и чем дольше он касался Хана, тем больше усилий приходилось прикладывать, чтобы сдерживаться. Хотя тот и вел себя очень раскованно, но все же Минхо не хотел слишком спешить.        Однако у Джисона было другое мнение. Он, как и Ли, сгорал от нетерпения, но был не из тех людей, что будут растягивать удовольствие и делать все неторопливо. Он всегда жил по принципу «всё и сразу», и сейчас не собирался от него отступать. Поэтому сам взял смазку, открутил крышку и приподнял губы в улыбке. В следующее мгновение он перехватил ладонь Минхо и выдавил часть содержимого на его пальцы, а потом направил к своим ягодицам.        И дураку было понятно, что от него хотят, а Минхо дураком не был. Не отрывая взгляда от лица Джисона, он коснулся упругого колечка мышц, щедро размазывая смазку, а чуть позже осторожно ввел внутрь один палец.        Парень тихо охнул и на мгновение прикрыл глаза, но уже в следующий момент снова взялся за смазку и на этот раз выдавил уже на свою руку. Отложив тюбик в сторону, он наклонился к Минхо и поцеловал в губы, одновременно обхватывая пальцами его возбужденный член.        Они снова целовались как безумные. Между ними так и летали невидимые глазу искры, и будь они настоящими, то их вполне хватило бы, чтобы поджечь спальню.        Минхо уже ввел внутрь второй палец, продолжая растягивать Джисона. Несмотря на то, что кровь бурлила, он не торопился. Зато парень, словно не обращая внимания на попытки Ли действовать аккуратно, сам насаживался на его пальцы, постанывая прямо в приоткрытые губы.        Хан прервал поцелуй и, приглядевшись, отыскал взглядом пачку презервативов. Ему хотелось поскорее закончить затянувшуюся прелюдию. Не то, чтобы он был против предварительных ласк, но сейчас все тело горело так, что потушить этот полыхающий пожар мог только хороший секс. Он быстро распечатал пару фольгированных квадратиков, раскатал презервативы на члене Минхо и на своем, чтобы в дальнейшем не испачкать простыни, а после требовательно прошептал парню на ухо:        — Я больше не могу ждать.        Минхо понял, что тот имеет в виду, но покачал головой:        — Не спеши. Ты еще не совсем готов.        — Черт, я готов еще с нашей первой встречи.        Не дав парню опомниться, Джисон завел руку назад и, пусть и с небольшим усилием, просунул свой палец к двум пальцам Минхо.        — Сумасшедший, — задохнувшись, прошептал Ли.        Несмотря на собственное заявление, поведение Хана его еще больше возбудило. Ему нравилось, как свободно вел себя парень, как, не раздумывая, стремился получить удовольствие. При этом он выглядел чертовски сексуально. Ночные тени смешанные со светом луны придавали его лицу таинственный облик, прекрасный и искушающий. Джисон, прикусивший нижнюю губу и прикрывший глаза, выглядел как первородный грех. Разве можно было перед таким устоять?        На этот раз Минхо сам взялся за смазку. Он обильно выдавил ее на свой член, а потом осторожно вынул пальцы из Джисона. Тот сразу же все понял и послал в ответ такую улыбку, что пульс ускорился еще больше.        Хан приподнялся, и Минхо прижался к его заднице. Помогая рукой, он обвел вход измазанным в смазке членом, и только потом начал медленно вводить его внутрь. Джисон вцепился в его плечи и приник к губам. Поцелуй окрасился тихими стонами, которые парень не мог сдерживать, и слыша их, Минхо только сильнее сжимал его ягодицы ладонями.        Это было наваждением. Когда Джисон начал двигаться, Ли вдруг почувствовал себя неумелым школьником. Наверное с полминуты он не мог даже пошевелиться, потому что все его внимание забрал парень. Хан откинулся назад и хрипло стонал, поднимая и опуская бедра и при этом выглядел так совершенно, что Минхо пожалел, что не умеет рисовать. Он обязательно бы нарисовал картину, чтобы запечатлеть в ней именно такого Джисона — прекрасного в своей развратной страсти.        А потом странное оцепенение его отпустило. Он схватил парня за шею, притянул к себе и впился в его губы. Но этого было мало. Минхо чувствовал, что напряжение в нем нарастает, нервы сплетаются в один комок где-то внизу живота, а все чувства обостряются еще больше. И то, с какой готовностью Джисон отвечал на его поцелуи, в которых не было никакой нежности, а лишь какая-то звериная страсть, помогло ему осознать, что с этим парнем можно попробовать не сдерживать себя, отпустить на волю свои желания.        Хан даже не успел ничего понять. Только что вся инициатива была в его руках, но секундой спустя он вдруг оказался на четвереньках, а Минхо пристроился сзади. Ладонь парня прошлась по прогнутой в красивом изгибе спине, задержалась на талии, а потом переместилась на плечо, и в следующее мгновение Минхо вошел в Джисона сразу же на всю длину. Хан громко застонал. Он ожидал, что Ли так и будет осторожничать и уже собирался попросить его не обращаться с ним, как с кисейной барышней. Но делать этого не пришлось.        За десяток минут Джисон так и не понял, что ему приносит больше удовольствия: то, как Минхо самозабвенно в него вбивался, то, с какой силой сжимал его плечо, толкая себе навстречу, или то, как он попеременно сминал пальцами его ягодицы и оставлял на них хлесткий шлепок. От бешеного ритма у Хана начали разъезжаться колени, а удовольствие, которое он получал вот-вот должно было привести к оргазму.        После очередного стона, Минхо вдруг склонился к нему и просунул два пальца в его рот, недвусмысленно проведя ими по кончику языка. Джисон, поняв его намек, облизнул их и принялся посасывать в такт движениям тел. До его ушей донеслось как Минхо шумно втянул воздух сквозь сжатые зубы, и от этого звука губы сами расползлись в довольной улыбке.        Почувствовав, что они оба находятся на пределе, Ли еще больше ускорился, вытащил пальцы изо рта Хана и обхватил его член, водя рукой вверх и вниз. Колени парня задрожали, и он жалобно простонал:        — Не надо, я же сейчас кон…        — Так кончай, — просто ответил Минхо и в каком-то животном порыве укусил Джисона за плечо.        Это и стало последней каплей.        Хан кончил первым. Он протяжно простонал и уткнулся лицом в подушки. Через пару секунд к нему присоединился Минхо, тяжело повалившись на него сверху. Они какое-то время не разговаривали, а только прерывисто дышали, как после долгого забега.        Наконец, Минхо нашел в себе силы откатиться в сторону, чтобы не вжимать Джисона в кровать и дать ему спокойно вздохнуть. Но как только он это сделал послышался разочарованный голос:        — Теперь спине холодно.        Минхо усмехнулся и погладил Хана по плечу, обведя пальцем след своего укуса. Почувствовав какой отпечаток оставили его зубы, ему вдруг стало стыдно. Но почему он не смог удержать себя в узде?        — Прости, — тихо произнес он, продолжая обводить пальцем метку. — Больно, наверное.        — П-ф-ф, — весело фыркнул Джисон, — ты за все, что со мной сделал, собираешься извиняться? Если так, то тебе и жизни не хватит, чтобы со мной расплатиться.        Хан приподнялся на локте и серьезно посмотрел на Минхо.        — За то, что ты так долго меня динамил и заставил сомневаться в себе, за то, что наговорил недавно кучу херни, за то, что скрывал, что Лулу твоя дочь — за все это тебе придется очень долго заглаживать свою вину. Однако, — он хитро подмигнул парню, — сегодняшний офигенный секс уменьшит часть твоих прегрешений.        — В таком случае, — Минхо облегченно улыбнулся и поцеловал парня в плечо, — не против, если мы продолжим? Хочу побыстрее себя реабилитировать в твоих глазах.        Джисон довольно рассмеялся, но улыбка медленно сползла с его лица, когда в голову пришла одна простая мысль. Он нахмурился, внимательно посмотрел на Минхо и удивленно произнес:        — Вот черт! Кажется, я тебя люблю.

***

       Чанбин привез Феликса к себе на квартиру.        На парня было больно смотреть — всю дорогу до нужного адреса его било мелкой дрожью. Кажется, он сам не понимал насколько очевидно его состояние, потому что на все вопросы о самочувствии отвечал с натянутой улыбкой, уверяя, что с ним все в порядке. Чанбину ничего не оставалось, кроме как сжимать покрепче руль, да стискивать зубы, чтобы не сказать ничего лишнего. Если Феликс предпочитал делать вид, что все хорошо, то приходилось только принимать его игру.        В квартире было свежо. Перед уходом Чанбин забыл выключить кондиционер, и теперь по комнатам свободно гулял прохладный воздух.        — Извини, у меня здесь холодина, — парень виновато посмотрел на Феликса. — Давай сделаю тебе горячего чая? У меня есть зеленый с жасмином, как ты любишь.        Получив в ответ утвердительный кивок, Чанбин поспешил на кухню. Пока он делал чай, в голове проносилось множество мыслей: ему надо было как-то успокоить друга, привести в нормальное состояние, но он не знал как. В конце концов он вздохнул и решил, что просто будет рядом. Из Феликса никогда ничего не вытянуть, не разговорить, если он этого не захочет. Оставалось только надеяться, что парень скоро придет в себя.        Поставив на стол перед Феликсом исходящую паром кружку, Чанбин сел напротив. Он не сводил с него взгляда, отмечая каждое движение. Судя по тому, как Феликс сцепил руки в замок и безучастно смотрел на кружку — мысли его были где-то не здесь.        Чанбин вздохнул. Сейчас разговаривать хотя бы о чем-то было бесполезно. Феликс просто его не услышит. Поэтому он поднялся, сходил в комнату за шерстяным пледом, попутно прибавил градусов на кондиционере, а потом снова вернулся на кухню. Парень не изменил позу и к чаю так и не притронулся. Возможно он так и не понял, что перед ним стоит кружка.        Чанбин осторожно, без резких движений, стащил с Феликса свою куртку, которая до сих пор была накинута на плечи и сразу же укутал в теплый плед. Он просто хотел, чтобы парень не мерз, но не удержался и обнял сзади, делая вид, что расправляет складки. Он собирался постоять так всего несколько секунд, но Феликс неожиданно привалился к нему спиной и расслабился в его объятиях.        — Прости, — тихо прошептал Ли.        — За что?        — Я испортил тебе вечер, точнее ночь. Не дал повеселиться в клубе.        — Ликси, о чем ты говоришь? — Чанбин позволил себе быстро поцеловать парня в выкрашенную в русый макушку. — Разве мне нужен какой-то клуб без тебя? Главное, что ты сейчас рядом и в полной безопасности.        — Чувствую себя таким жалким, — Феликс закрыл лицо ладонями, немного помолчал и заговорил снова: — Это я во всем виноват. Если бы я сразу тебя послушал, когда ты предупреждал меня насчет Бена, то все было бы хорошо. Бабушка не оказалась бы в больнице, а я бы не вел себя как трусливый заяц, сбегая, поджав хвост, от одного только вида этого мужчины. Каждый раз я делаю неправильный выбор. Каждый раз.        — Ликси, — Чанбин повернул к себе стул парня и отнял ладони от его лица. Карие глаза блестели от непролитых слез, разрывая сердце на кусочки. — Ты ни в чем не виноват. Прекрати на себя наговаривать. Бабушка идет на поправку, а от этого мерзавца Бена мы с Джисоном скоро избавимся. Потерпи немного и все станет как прежде. Нет, даже лучше. Поверь мне.        Чанбин ласково потрепал парня по волосам и улыбнулся, хотя мысленно уже трижды свернул Бену шею. Если уж искать виноватого, то им точно был не Феликс, а этот мудак, который слишком задержался на свободе. Именно из-за него Ликс был сам не свой.        — Обещаешь? Обещаешь, что все будет хорошо? — Ли вдруг вцепился пальцами в футболку друга и обратил на него полный надежды взгляд.        — Да, — Чанбин, не раздумывая, кивнул. — Я не позволю, чтобы Бен тебе еще как-то навредил. Ты же знаешь, как я к тебе отношусь. Ты для меня всё, Ликс. Разве я могу допустить, чтобы ты страдал? Просто подожди немного, и Бен окажется за решеткой.        Феликс смотрел на него очень долго, словно пытался найти в уверенном лице доказательство, что над ним шутят. Но Чанбин твердо встретил его взгляд. Он говорил вполне серьезно. Наверное, Феликс так до сих пор и не понял, что он готов ради него на все. Впрочем, это было не так и важно. Главное, что это понимал сам Чанбин.        В конце концов Ликс слабо улыбнулся и отпустил футболку друга, что до сих пор сжимал в своих пальцах.        — Наверное, мне лучше лечь спать. Видимо я слишком переволновался и теперь несу какую-то чушь, — Феликс поднялся, кутаясь в плед. — Завтра я буду в полном порядке, вот увидишь. И… спасибо. Спасибо, что возишься со мной. Я перед тобой в неоплатном долгу.        — Ликси, какой еще долг? — Чанбин печально вздохнул. — Пойдем, я отведу тебя в спальню.        Он обхватил хрупкие плечи Феликса, провел его в свою комнату и усадил на кровать. Из шкафа он достал два чистых пушистых полотенца и положил их на комод. Потом подхватил с кресла свои домашние спортивки и растянутую футболку, вынул из комода одеяло с подушкой и поспешил к выходу из спальни. Эта комната, когда в ней находился Феликс, воскрешала в памяти сцены той ночи после клуба.        Чанбин остановился в дверях и быстро протараторил:        — Я приготовил тебе чистые полотенца. Если захочешь переодеться, то покопайся на полках, можешь взять любую одежду. Я буду спать в гостиной. Отдыхай, Ликси.        Из-за нахлынувших воспоминаний он не решался смотреть другу в глаза, поэтому его слова прозвучали сухо, без намека на прежнюю заботу. И лишь только уменьшительно-ласкательная форма имени Феликса скрасила, казалось бы, равнодушные фразы.        Чанбин отвернулся и уже взялся за ручку двери, когда до его ушей донесся тихий голос:        — Разве ты не будешь спать со мной?        Плечи Чанбина напряженно застыли, и несколько секунд он потрясенно молчал, переваривая услышанный вопрос. Лишь только, когда на лицо вернулось бесстрастное выражение, он повернулся и взглянул на Феликса. Парень выглядел вполне спокойно, не придавая какого-то другого значения своим словам. На протяжении десяти лет Чанбин и Феликс иногда ночевали вместе. Они вполне комфортно чувствовали себя рядом с друг другом, лежа в одной кровати и болтая обо всем на свете до тех пор, пока от усталости глаза не закрывались сами собой. Еще совсем недавно, в тот день, когда они ночевали у Джисона, после небольшой попойки, между ними все было как обычно. Но сейчас… сейчас все изменилось.        Чанбин перевел взгляд с Феликса на кровать. Память услужливо подкинула все то, что происходило здесь еще пару недель назад. Тогда Ликс самозабвенно отвечал на поцелуи и был до боли красивым. Кажется, ладони Чанбина до сих пор помнили каждый изгиб стройного тела, а на языке остался вкус сладких губ.        Он прикрыл глаза, пытаясь избавиться от ненужных воспоминаний. И только когда в голове немного прояснилось, покачал головой и, боясь смотреть на Феликса, уставился в пол.        — Лучше посплю на диване. В последнее время я стал часто храпеть, не хочу, чтобы из-за меня ты не выспался. Спокойной ночи, Ликс.        Не дожидаясь ответа, Чанбин быстро вышел из комнаты и прикрыл за собой дверь. Когда-нибудь им все-таки нужно будет серьезно поговорить. Но сначала надо упечь Бена в тюрьму, чтобы Феликс мог дышать свободно. Тогда от разговора ему будет не отвертеться. Чанбину тяжело давалась неизвестность. Ему надо знать, что же на самом деле чувствует к нему парень, но он был готов подождать еще немного.        В гостиной он разобрал небольшой диван, переоделся в домашнее и лег, намереваясь побыстрее заснуть. Он старался не думать о том, что в соседней комнате находится Феликс, и вместо этого просто по старинке принялся считать овец.        Где-то на сто пятнадцатой он все-таки заснул.

***

       Утром Чанбин проснулся первым. Он тихонько заглянул в спальню, удостоверился, что Ликс еще спит, а потом прошлепал в ванную. Наскоро умывшись, он решил, что не будет сегодня изменять традициям и отправился на пробежку. Бегать он не особо любил, но это занятие хорошо помогало избавиться от утренней сонливости и прочистить мозги, если они были забиты бесполезными мыслями.        Задерживаться долго на улице Чанбин не стал. Феликс мог проснуться в любую минуту, поэтому сделав несколько кругов по парку, что расположился недалеко от дома, парень вернулся обратно.        К его удивлению, Ликс по-прежнему спал, поэтому он пробрался на цыпочках в спальню, вытащил из ящика в шкафу чистое белье и так же тихо вышел. Ему хотелось поскорее принять душ и заняться завтраком. Он собирался окружить Феликса заботой, чтобы перекрыть все негативные эмоции, что тот получил прошлой ночью.        Но стоило десять минут спустя выйти из ванной, как он тут же почувствовал аромат жареных яиц и кофе. Следуя за запахом, он пришел на кухню и удивленно воззрился на Феликса. Тот стоял за плитой, помешивая содержимое сковороды и тихо напевал себе под нос веселую песенку. На столе уже стояли две тарелки со скрэмблом и кружки с кофе. У Чанбина вдруг защемило сердце. Все это было так по-домашнему, так правильно, именно так, как и представлялось ему в мечтах.        Но он не позволил себе долго про это думать. Сейчас еще не время. Вместо этого он кашлянул и весело произнес:        — Доброе утро, Ликси.        От неожиданности Феликс смешно подпрыгнул на месте, быстро повернулся и так и замер с приоткрытым ртом. Чанбин уже подходил к нему, а парень все продолжал молчать, не зная куда деть взгляд, который все равно возвращался к обнаженному по пояс другу. На загорелой коже еще блестели капельки воды, накаченные мышцы создавали идеальный рельеф, а простые серые штаны низко сидели на бедрах, выставляя напоказ белую резинку с надписью «Кельвин Кляйн». Чанбину бы не в полиции работать, а сниматься для спортивных журналов — от предложений у него точно не было бы отбоя.        Феликс вдруг испугался, что все его мысли написаны на лице и, буркнув в ответ «доброе утро», поспешно отвернулся к плите. Он судорожно тыкал в уже поджарившийся бекон лопаткой, совершенно не замечая, что тот давно уже готов.        — Решил заняться завтраком?        Голос Чанбина прозвучал совсем рядом, а носа коснулся свежий аромат геля для душа, пробившийся даже через запахи еды. Феликс покосился в сторону и удостоверился, что парень стоит поблизости. Быстро кивнув, Ли наконец-то увидел, что бекон находится в одном шаге от несъедобных угольков, поэтому суетливо выключил плиту, схватил сковородку и бросился к столу. Он молниеносно разложил все по тарелкам и вернул сковороду на место. Чанбин все это время молча за ним наблюдал.        — Давай завтракать, — Феликс махнул рукой в сторону стола и первым уселся на стул.        Чанбин устроился напротив, подозрительно поглядывая в его сторону. Кажется, от него не укрылось то, что Ликс вел себя немного нервно.        — Все в порядке?        — Да, — ни мгновения не раздумывая ответил Феликс и сделал попытку улыбнуться. Однако его взгляд снова задержался на мышцах Чанбина, и он вдруг заерзал на стуле.        На самом деле его поведение было верхом глупости. Они были знакомы почти всю жизнь, но Чанбин со школьных времен, когда он много тренировался в зале, не расхаживал полуодетым. Наверное, просто не было подходящих ситуаций. Кроме одной — в ту ночь, когда Бен подсыпал в коктейль наркотики, и Феликс почти совершил непоправимую ошибку. Он тогда не понимал, что с ним происходит, но с облегчением отпустил контроль над собой. Он просто с наслаждением отдавался сильным, но нежным рукам Чанбина и упивался его совершенным телом.        Как назло все эти воспоминания вновь взбудоражали его разум, а все потому что друг появился полуголым.        — Ликс, выглядишь странно. Точно все хорошо?        — Все просто замечательно, — криво улыбнулся Феликс.        Завтрак тянулся слишком долго. У Ли резко пропал аппетит, и он елозил вилкой по тарелке, старательно не смотря в сторону Чанбина. Кусок просто не лез в горло, поэтому спустя какое-то время, поняв, что трапеза превращается для него в мучение, Феликс поднялся из-за стола.        — Я тут вспомнил, что мне пора идти. Я и так у тебя слишком засиделся, надо возвращаться домой.        — Но ты еще не позавтракал!        — Да как-то не хочется. Дома потом что-нибудь перехвачу, — парень развернулся и быстро пошел прочь из кухни.        — Ликс, постой!        Феликс почти бегом рванул в коридор, чтобы обуться и наконец-то покинуть квартиру. Ему надо побыстрее остаться одному, чтобы прийти в себя и перестать думать о том, о чем нельзя. Но он даже не успел выйти из гостиной, когда его рука оказалась в крепком захвате сильных пальцев.        — Да постой же ты!        Чанбин развернул его к себе и серьезно всмотрелся в лицо, пытаясь отыскать в нем ответ. А Феликс вдыхал запах геля для душа и влажных волос, чувствовал жар, исходящий от парня.        — Ты не заболел случайно? У тебя щеки красные. Дай-ка проверю.        Чанбин положил ладонь на его лоб, нахмурился, переместил ее на горящую щеку и только тогда заметил, как учащенно дышит Феликс.        — Что с тобой? — Со нежно провел пальцами по скуле.        — Ничего!        Феликс сердито перехватил руку Чанбина. Он собирался отбросить ее в сторону, подальше от своего горящего от смущения лица, но сам не понял, как вышло все совершенно наоборот. Вместо того, чтобы отойти подальше от своего искушения, он прижался щекой к ладони парня и прикрыл глаза.        — Ничего… — повторил Феликс чуть слышно. Его голос прозвучал почти жалобно.        — Ликси. Ликси, посмотри на меня.        Чанбин говорил почти шепотом, словно боялся спугнуть. Феликс хорошо слышал в его голосе волнение, но не торопился открывать глаза. Почему-то казалось, что вместе с поднятыми веками вновь высоко поднимутся и все его тяжелые щиты, что он так устал таскать последние десять лет. Он умышленно защищал себя от Чанбина, а Чанбина от себя, потому что так было лучше для них двоих. Вот только с каждым годом делать это становилось все тяжелее. И сейчас, в эти секунды, когда его многолетняя оборона дала ощутимую трещину, ему стало страшно, но при этом все его существо тянулось навстречу человеку, которого он до безумия любил. Любил, но не мог быть рядом.        Но следуя тихому голосу, он все-таки решился открыть глаза. И поднимая веки, он убеждал себя, что ничего не случится, если всего лишь разок позволить себе слабость.        Чанбин стоял слишком близко. Его лицо находилось в считанных сантиметрах, и во внимательном взгляде можно было без труда прочитать волнение, заботу и любовь.        Феликс не отшатнулся, а только тихонько вздохнул, принимая решение. «Всего один раз. Один раз ничего не изменит», — убеждал он себя.        Он положил ладони Чанбину на грудь. От этого движения они оба вздрогнули, а сердце Феликса заколотилось как сумасшедшее.        Со посмотрел на аккуратные пальчики, которые казались такими маленькими на его широкой груди, потом снова перевел взгляд обратно к взволнованным карим глазам и с полной уверенностью предупредил:        — Ликси, я тебя сейчас поцелую.        Однако Чанбин не успел. Не успел, потому что Феликс поцеловал его первым. Он легко коснулся его губ и тут же отпрянул назад, поражаясь своей смелости, но даже не успел ни извиниться, ни сбежать, как сразу оказался в крепких объятиях. Чанбин принялся осыпать поцелуями его лицо, пока не добрался до губ.        И лишь, когда невесомый поначалу поцелуй углубился, Феликс вдруг понял, что глупо было убеждать себя в несерьезности происходящего. Он наивно думал, что один раз действительно не изменит их отношения. Он сделал этот шаг совершенно осознанно, пусть и оправдывая себя глупыми обещаниями. Ему просто хотелось ненадолго представить каково это — чувствовать себя любимым и отвечать взаимностью без всякого страха. Каково не фильтровать каждое свое слово, движение или действие. Каково это просто иметь возможность в любой момент поцеловать любимого человека… Ему так хотелось быть свободным от груза прошлого.        Так может все-таки пора отпустить все, что случилось когда-то давно? Ведь из-за монстра, скрывающегося далеко в прошедших днях, он лишал себя и Чанбина нормальной жизни. Было бы намного проще, если бы парень быстро его позабыл и полюбил девушку, женился, обзавелся детьми. Феликс, хоть и с трудом, но смог бы это пережить, ведь главное, чтобы Чанбин был счастлив. Но тот был слишком преданным, слишком однолюбом, чем обрекал себя на страдания. Ровно на такие же, на которые обрек себя и Феликс.        И разве можно было надеяться, что поцелуй, отданный по доброй воле ничего между ними не изменит?       — Ликси, — выдохнул Чанбин. Он словно почувствовал, что в Феликсе сейчас происходит нешуточная борьба. — Послушай, не знаю, что сейчас с тобой творится. Но я уже тебе говорил и повторю еще раз. Я люблю тебя. Люблю так, что иногда мне от этого чертовски больно. Люблю больше себя, больше, чем кого бы то ни было на этом свете. Ты для меня все. И я очень надеюсь, что когда-нибудь ты мне ответишь тем же.        В кармане Феликса зазвонил телефон. Но он даже не обратил внимания на это и продолжал смотреть на Чанбина. Он прекрасно все знал. Знал все и без слов, но слышать с каким чувством ему говорят это в лицо, было нестерпимо больно и сладко одновременно.        Феликса терзали сомнения. Разве он вообще достоин любви такого человека? Не испортит ли ему жизнь, если все-таки примет его чувства и позволит себе его любить? Чанбин был таким идеальным…        Феликс поднял ладонь и провел пальцами по щеке парня. Решение всегда было на поверхности. За десять лет он так и не смог уехать из Фэрфакса, и Чанбина отпустить от себя до конца тоже не смог. Он только мучил их обоих и от этого становилось еще хуже. Так зачем тогда это было надо?        Телефон все трезвонил и трезвонил. Феликс покачал головой от мысли, что его признание произойдет под звуки стандартного рингтона. Он потянулся за телефоном, одновременно посылая Чанбину несмелую улыбку.        — Бинни, я тоже… Тоже тебя…        Перед тем как выключить телефон, он бросил быстрый взгляд на экран и сразу же осекся, узнав номер. На коже выступил холодный пот, а внутренности сковало словно льдом. Его охватило плохое предчувствие. Но, несмотря на это, он принял вызов и прижал телефон к уху, про себя молясь, чтобы все было хорошо.        Но его молитвы услышаны не были. Минуту спустя телефон выпал из рук, а взгляд, обращенный к Чанбину, остекленел. Весь румянец, так ярко играющий на щеках, сошел в мгновение ока, уступая место неестественной бледности.        — Ликс, что случилось? Кто звонил?        Чанбин сильно испугался. Он еще никогда не видел Феликса таким. Не получив в ответ никакой реакции, парень ухватил его за плечи и немного встряхнул, повторяя свои вопросы.        Наконец Феликс медленно моргнул, а по щеке потекла одинокая хрустальная слезинка. Он произнес внезапно изменившимся голосом, который будто принадлежал другому человеку:        — Бабушка… Бинни, моя бабушка умерла.

***

       Больничный коридор пах медикаментами и чистотой. Мимо то и дело спешили по своим делам медсестры, на чьих лицах читалась уже хроническая усталость, небольшими стайками передвигались интерны, что-то активно обсуждая, врачи раздавали указания, а из палаты неподалеку доносился веселый разговор, прерывающийся легким смехом — видимо, больной шел на поправку и приехавшие к нему родные были этому очень рады.       Жизнь в больнице кипела и бурлила, неслась энергичным потоком вперед. Однако этот поток будто огибал четверых людей, оставляя их в своем собственном вакууме.        Под равнодушным светом люминесцентных ламп было неуютно, и Джисон постоянно ежился как от холода. Еще какой-то час назад он готов был признать это утро самым прекрасным в своей жизни, ведь когда он открыл глаза, разбуженный солнечным светом, то спящий рядом Минхо убедил его в том, что прошедшая ночь не была плодом воображения. Да и ощутимая боль во всем теле лишний раз это подтверждала. А стоило Минхо проснуться и послать Джисону сонную улыбку, как сердце тут же сделало двойное сальто и заскакало в безумном танце.        Эти несколько минут, что они просто молча смотрели друг на друга и улыбались, были невероятно нежными и трепетными. Именно таких пробуждений постоянно не хватало Джисону. Встречать новый день с любимым человеком, просыпаться с улыбкой на губах — мечта, которая наконец-то становилась реальностью.        А потом их телефоны по очереди звякнули, возвещая приход нового сообщения. И все полетело в тартарары.        Благодаря своему жизнерадостному характеру, Джисон редко впадал в уныние, но сейчас даже он был сильно подавлен. Стоило приехать в больницу, как Минхо впал в какое-то оцепенение. В его глазах поселилась глубокая печаль, а сам он будто оброс холодной скорлупой, отгораживаясь от внешнего мира. С тех пор, как он коротко переговорил с Феликсом, закончив тихим «соболезную», Минхо больше не произнес ни слова. Кажется, горе друга не только передалось ему, но и воскресило в памяти болезненные воспоминания.        Джисон не знал, как помочь. Он словно оказался в тюрьме, где в темной камере не было ни одного проблеска надежды. Минхо молчал, погруженный в себя, Феликс, белый как рождественский снег, еле держался на ногах и в каждом его движении читалась невыносимая боль, да и Чанбин, измученный переживаниями за своего любимого человека, выглядел не намного лучше.        Что делать? Как облегчить страдания людей, которые так быстро заняли в его жизни важное место? Джисон часто сталкивался со смертью, благодаря своей работе, но еще ни разу не чувствовал себя таким беспомощным. Он подсознательно понимал, что любые слова, даже если они идут от всего сердца, сейчас будут лишними. Единственное, что ему оставалось — просто быть рядом с друзьями и в случае чего стать для них опорой.        Пока Феликс подписывал все нужные документы, Чанбин стоял рядом, подставив свое плечо. Ему хотелось наплевать на все и крепко обнять парня, укрывая от горестей. Вот только он прекрасно знал, что друг не любит публичных проявлений привязанности, поэтому просто держался поблизости, чтобы тот мог хотя бы немного на него опираться.        Было удивительно, что Феликс вообще стоял на ногах. Всю дорогу до больницы он молчал, лишь изредка всхлипывая. По-настоящему он так и не заплакал: ни в машине, ни когда стоял рядом с телом бабушки и в последний раз держал ее за руку, ни когда выслушивал врача, дежурным голосом объявившего, что миссис Ли умерла от инфаркта. Феликс сдерживал слезы, чтобы по привычке выплакать их в одиночестве. Даже в такой ситуации он не желал показывать свою слабость.        Чанбину от этого было только больнее. Он-то отчетливо понимал, что хоть раз за разом Феликс стойко принимал удары судьбы, но длиться это бесконечно не могло. Чем дольше он переживает все свои проблемы в одиночестве, тем быстрее настанет момент, когда просто-напросто сломается. Все, чего хотел Чанбин — разделить с парнем горе, забрать себе, если не все, то хоть какую-то часть страданий, чтобы тот не задыхался под гнетом навалившейся тяжести. Он был готов абсолютно на все — взять на себя организацию похорон, оплатить парню походы к психологу, чтобы специалист помог залечить душевные раны, увезти из Фэрфакса в любой город Америки или мира, да хоть на необитаемый остров, если попросит — он в лепешку разобьется, чтобы выполнить все желания Феликса. Все, что угодно, лишь бы вернуть на любимое лицо улыбку.        Феликс отстраненно протянул сотруднику больницы подписанные документы и застыл, не зная, что делать дальше. Голова гудела, в горле стоял ком, по ощущениям похожий на спутанный клубок ядовитых змей, что отравляли тело и разум. Он все еще надеялся, что происходящее всего лишь затянувшийся кошмар. Ему просто надо проснуться и все закончится. Бабушка не могла умереть. Это не имело ничего общего с правдой.        Между бровями Феликса залегла легкая морщинка. Ощущение неправильности происходящего не желало его покидать. Он решил, что пора возвращаться домой. Наверное, бабушка уже приготовила его любимые блинчики и теперь ждет его, чтобы позавтракать вместе. Дома он точно успокоится и убедится, что все хорошо. Главное, не заставлять бабушку ждать.        Он сделал несколько быстрых шагов и покачнулся. Голова закружилась, и перед глазами все поплыло, как будто пол больницы заходил ходуном, как корабль на волнах неспокойного моря. Наверное, он не устоял бы на ногах, но рядом послышался взволнованный голос и кто-то схватил его за локоть. Перед глазами появилось темное пятно, постепенно приобретающее знакомые очертания.        — Ликси, тебе плохо? Может позвать врача?        Феликс моргнул и попытался сфокусировать взгляд. Сначала ничего не выходило, но потом он понял, что рядом стоит Чанбин. Наверное, боль, что читалась в глазах друга, неприкрытое беспокойство и отчаянное желание помочь хотя бы немного привели его в чувства. Он вздохнул, высвободил локоть из захвата Чанбина и кивнул.        — Я в порядке, — тихо сказал Феликс. — Просто устал.        — Поехали домой, — предложил Чанбин. — Ко мне домой. Не хочу, чтобы ты был один.        — Я…        Феликс хотел отказаться, но ему вдруг стало страшно. Мысли окончательно перепутались. Все его существо кричало о том, что бабушка должна быть жива. Он еще убедится, что все было сном, или чьей-то злой шуткой, или галлюцинацией. Но разум все равно просачивался в эти заманчивые заверения, напоминания о разговоре с врачом, что констатировал смерть, и о руке бабушки, что больше не хранила тепло ее сердца.        Сможет ли он справиться со всем один? Он вдруг понял, что ему хочется спрятаться в объятиях Чанбина. Ему просто нужна небольшая передышка, чтобы набраться сил. И тогда он сможет снова собрать себя по кусочкам.        — Хорошо, — наконец ответил Феликс. — Я только схожу в уборную.        — Слава Богу, — Чанбин не смог скрыть облегченного вздоха. — Давай помогу дойти.        — Не надо. Я сам, — Феликс указал кивком головы на поворот коридора, за которым находился туалет. — Здесь близко, я и сам дойду.        — Ладно. Буду тебя ждать.        Чанбин проводил глазами удаляющегося друга. Феликс не видел себя со стороны: поникшие плечи, бледное лицо и безжизненные глаза — Чанбин ни на секунду не поверил, что парень в порядке. Но он был рад, что друг согласился поехать к нему. По крайней мере, так можно быть уверенным, что с ним ничего не произойдет.        Он уже хотел потихоньку проследовать за Феликсом, не желая упускать его из виду, но отвлекся на Джисона. Напарник неожиданно вскочил со стула, на котором все это время сидел и воскликнул:        — Наконец-то! Наконец-то, твою мать!        Его поведение вывело из прострации даже Минхо, который все это время был погружен в себя. Он дернулся, несколько раз моргнул, возвращаясь в реальность, и удивленно посмотрел на Хана.        На парня уже сердито шикала дежурившая на посту медсестра и просила не выражаться. Джисон отмахнулся от ее слов, подлетел к Чанбину и принялся тыкать ему в лицо телефоном.        — Прочитай последнее сообщение, — Хан нетерпеливо переминался с ноги на ногу. — Это от Сынмина.        — «Твоя посылка у меня», — вслух произнес Чанбин и хмуро посмотрел на Джисона. — И что это зна… Погоди! Это то, о чем я думаю?        — Да! — в глазах Джисона зажегся огонь. — Он наконец-то объявился. Скоро мы сможем закрыть это дело!        Чанбин забрал телефон и еще несколько раз перечитал сообщение. Это были чертовски хорошие новости. Мозг тут же активно заработал, обдумывая дальнейшие действия. Предстояло многое сделать, и то, что Ллойд Ривер все-таки добрался до друга Джисона, еще не означало, что это гарантирует арест Джефферсона. Однако у них были хорошие шансы на победу. Главное, не упустить эту возможность.        Джисон думал примерно о том же и тихо, чтобы никто не услышал, уже высказывал некоторые свои мысли.        На какое-то время о Феликсе позабыли.

***

       В уборной Феликс сразу же направился к раковине. Он не хотел признаваться Чанбину, что сознание то и дело путалось, и он с трудом понимал, где правда, а где его фантазии. Он надеялся, что холодная вода поможет ему хотя бы немного прийти в себя. Главное, привести мысли в относительный порядок, а потом уехать с Чанбином.        Этот парень всегда был для него опорой. Издевательства в школе, выходки опьяненной наркотиками матери, насмешки соседей — все это помогал пережить Чанбин. В самые тяжелые моменты он всегда был рядом и старался уберечь от проблем. Его непоколебимая сила добавляла уверенности в завтрашнем дне. И то, что за все эти годы, несмотря ни на что, парень продолжал быть рядом, уже о многом говорило.        Включив кран, Феликс наклонился над раковиной и плеснул в лицо холодной водой. Он снова задумался о том же, о чем и утром. Чанбин заслуживал все знать. Давно пора во всем признаться — и в своих чувствах, и в том, что произошло в ночь выпускного. Бабушка всегда говорила, что если все рассказать, то можно избавиться от тяжести на душе и жить с легким сердцем. Но он всегда поступал по-своему. И теперь пришла пора об этом пожалеть.        Ужасно хотелось плакать. Мысли скакали галопом от одного к другому. Феликс думал то о Чанбине, то о бабушке и все продолжал плескать в лицо водой. В конце концов он решил, что ему и правда нужна помощь. Он чувствовал, что еще чуть-чуть и сломается, и только один человек мог его спасти. Но для начала следовало рассказать всю правду. Так было бы справедливо.        Решение принесло небольшое облегчение, но ком в горле никуда не делся, а глаза начали наполняться слезами. Феликс ударил себя кулаком в грудь. Не время распускать сопли. Он должен продержаться еще немного. Хотя бы пока не окажется с Чанбином наедине.        Он снова занес руку для удара, но его остановил знакомый голос:        — Малыш, не надо так себе вредить.        Феликс резко вскинул голову и испуганно уставился в отражение висевшего перед ним зеркала. Позади, словно дьявол, вырвавшийся из самой преисподней, стоял Бен и насмешливо ему улыбался. Феликс сразу же бросился к выходу, но ему не удалось сделать и двух шагов. Бен перехватил его, зажал рот рукой и играючи затолкал в ближайшую кабинку. Особо не церемонясь, он ударил парня головой об стену, из-за чего тот почти лишился сознания, удовлетворенно улыбнулся и преспокойненько закрыл дверь на защелку.        — Вот мы и встретились снова, малыш, — Бен все еще держал ладонь, зажимая Феликсу рот. — Давай-ка я сразу проясню. Если ты не хочешь, чтобы твой дружок отправился на тот свет, то после того, как я уберу руку, ты даже не пикнешь. В больнице полно моих людей и одного лишь моего сигнала хватит, чтобы этот паршивый коп наконец-то сдох. Ты меня понял?        Глаза Бена горели лютой злобой, и хотя Феликс не принял его слова за чистую монету, но ему все равно стало страшно. Можно было сколько угодно сомневаться в этих угрозах, но когда дело касалось Чанбина, всё уходило на второй план. Он ни в коем случае не должен пострадать.        Феликс медленно кивнул, и Бен сразу же убрал свою ладонь.        — Я не сомневался, что ты поступишь правильно, — усмехнулся мужчина и потрепал Ли за щеку, как маленького ребенка. — Ну что ж, нам давно пора откровенно поговорить.        Бен вдруг придвинулся вплотную и одной рукой обнял Феликса за талию, а другой схватил за горло. Он не сжимал крепко пальцы, но парень запаниковал, задергался, чтобы вырваться из этого капкана. И сразу же оказался придавлен к стене тяжелым телом. Бен прижался к нему, продолжая держать за горло, и хрипло прошептал на ухо:        — И это все, на что хватает твоих силенок? Чем больше ты сопротивляешься, тем больше меня заводишь, малыш. Я просто кайфую от того, какой же ты красивый, когда так напуган, но все равно борешься со мной.        Феликс попытался взять себя в руки. Спокойствие, ему нужно спокойствие. Надо сохранять голову холодной, чтобы сбежать от этого монстра. Он усилием воли заставил себя стоять ровно и принял равнодушный вид.        — Я знал, что ты умный мальчик, — Бен провел пальцем по его кадыку. — А теперь послушай меня внимательно. Я не займу у тебя много времени. Видишь ли, малыш, тебе очень повезло. Ты мне так понравился, что я не могу выкинуть тебя из головы. Ты такой невинный, чистый и мягкий, что одним только своим взглядом заставляешь меня думать об очень грязных вещах, которые хочется с тобой сделать. Обещаю, мы с тобой обязательно доберемся до этого пункта. На самом деле, поначалу я был тобой так одурманен, что даже решил поиграть в джентльмена. И ведь у нас все могло получиться, если бы не одно но. Догадываешься, о чем я?        Феликс сразу же все понял. Конечно же Бен говорил о Чанбине. Именно с той ночи в клубе, когда друг забрал его с собой, Джефферсон начал точить на него зуб. Однако ответ вовсе не требовался, потому что мужчина почти сразу же продолжил:        — Твой дружок очень сильно действует мне на нервы. Ненавижу, когда кто-то покушается на то, что принадлежит мне. А ты — мой, Феликс. Можешь зарубить это себе на носу, как и то, что если этот сученыш продолжит путаться у меня под ногами, то тебе придется оплакивать не только почившую бабушку. Так что давай договоримся. Ты придумываешь как по-хорошему сделать так, чтобы твой дружок от тебя отстал, или в дело вмешаюсь я и будет по-плохому. Я даю тебе этот выбор только потому что ты мне очень нравишься. Иначе твоего копа уже давно бы нашли в подворотне с простреленным затылком. Наверное, ты бы сильно расстроился.        Феликс затрясся. Бен откуда-то знал как сильно он дорожил Чанбином. Это была идеальная западня.        — Ты испугался? — голос Джефферсона стал сладким как мед. — Давай я тебя утешу.        Бен склонился к губам Феликса и попытался его поцеловать, но парень успел увернуться. Его тошнило от одной только мысли о том, что их губы могут соприкоснуться хоть на секунду. Он думал, что Бен разозлится, но тот лишь ответил коротким смешком на такое поведение.        — Интересно, ты и с дружком так себя ведешь, или ему ты охотно подставляешь свою задницу?        Джефферсон говорил с приторной улыбкой, но в его голосе оседала злость, которая требовала выхода. Поэтому он усилил хватку на горле Феликса, насильно поворачивая его к себе лицом, а потом, не дав опомниться, яростно впился в его губы. Рука, что до этого лежала у парня на талии, принялась грубо шарить по всему телу, то щипая, то надавливая, пока не остановила свое движение на ягодицах.        Феликс похолодел от ужаса. Он попытался приложить все силы, чтобы вырваться, но понимал, что обречен на провал. Рука на горле сжималась все сильнее, он уже почти не мог дышать, а Бен все не останавливался. Очевидно ему и правда доставляло извращённое удовольствие сопротивление своей жертвы, потому что Феликс почувствовал как в него упирается вставший член. К горлу подкатила тошнота, глаза защипало, а сознание опасно топталось на грани, за которой начиналась темнота. И в ту секунду, когда казалось, что он сейчас отключится, рука с горла наконец-то была убрана.        Феликс сразу же сделал глубокий вдох и закашлялся. Воздух с трудом проникал в легкие, горевшие огнем, и, кажется, причинял такую же боль как и его отсутствие.        Вот только передышка была недолгой. Бен бормотал свое треклятое «малыш» и уже двумя руками лапал дрожащего парня. Учащенное дыхание обдавало шею, и Феликсу хотелось кричать, но он боялся, что этим и правда сможет навредить Чанбину, поэтому до крови прикусил губу, чтобы не сорваться. Тонкая струйка горячей крови потекла по подбородку и не укрылась от глаз Бена. Его взгляд стал еще темнее, зрачки полностью закрыли радужку, когда он стер пальцем кровь с подбородка Феликса и размазал по его губам. На несколько секунд он застыл, рассматривая испачканный рот, словно какое-то произведение искусства, а потом с новой силой впился в окровавленные губы.        Феликс снова забился в попытках освободиться. Но Бен крепко прижимал к себе, и единственное, что получилось — вывернуть шею так, чтобы уклониться от поцелуя.        — Хватит, пожалуйста, не надо.        Феликс был на грани слез. Сердце грохотало о ребра, отдаваясь барабанным боем в ушах, в горле стоял ком, мешающий сделать нормальный вдох, грудь сдавило тисками, а на коже выступил холодный пот.        — Мне нравится, как ты меня умоляешь, — Бен сжал обеими руками ягодицы парня и прижал его к себе, одновременно с силой втягивая его запах. — Жаль, что мне и правда придется тебя сейчас оставить. Наверное, я все-таки еще побуду джентльменом и не стану трахать тебя в этом замызганном туалете. Вообще-то в благодарность за мою заботу ты мог бы мне просто отсосать, но, кажется, ты совсем не в форме. Так что давай договоримся продолжить в следующий раз.        Джефферсон выпустил Феликса из своих лап и удовлетворенно оглядел. Парень выглядел до смерти напуганным и полностью сломленным. Как раз то, чего он добивался. Удивительно, как быстро получилось достичь нужного эффекта.        — А теперь послушай меня еще раз очень внимательно, — Бен схватил Феликса за подбородок и заставил посмотреть на себя. — Повторюсь, ты должен избавиться от своего сторожевого пса, иначе я его прикончу. Помнишь, не так давно я говорил, что вам меня не победить, потому что мне нечего терять. В отличие от вас. Кстати, соболезную тебе. Как жаль твою бабушку, ей бы еще жить да жить. Думаю, тебе хватит и ее похорон. Зачем тебе еще одни, верно?        — Ты… — голос парня почти не было слышно. — Это ты…        — Чтобы ты там не собирался сказать, но отвечу сразу: ты прав, это я. Но, малыш, разве я не предупреждал? Подумай об этом, а мне уже пора идти.        Бен мило улыбнулся и смачно чмокнул Феликса в губы. Окинув парня взглядом, он покачал головой, открыл дверь кабинки и вышел наружу. Вдруг он обернулся и, сделав вид, что только что вспомнил что-то важное, поднял палец вверх и проговорил:        — Точно! Совсем забыл уточнить. Ты не должен никому рассказывать о нашей встрече. Будет совсем не весело, если кто-то, например твой дружок, узнает об этом внезапном свидании. Думаю, такое знание может привести к летальному исходу, — Бен улыбнулся и уже собрался уйти, но снова что-то вспомнил. Он вытащил из брюк маленький прозрачный пакетик с какими-то таблетками и засунул в карман Феликсу. — Угощаю. Если вдруг будешь плохо себя чувствовать, то рекомендую принять сразу парочку. Отличное лекарство — помогает от всего. Если ты понимаешь, о чем я.        Бен хитро подмигнул и наконец-то направился к выходу. С его уходом воздух перестал быть таким тяжелым, но дышать все равно было трудно. Феликс медленно сполз по стенке на пол. Его била крупная дрожь, а из глаз потоком хлынули слезы. В голове был полный хаос. Неужели это Бен убил бабушку? Неужели он убьет и Чанбина? Эти мысли кромсали его бьющийся в агонии разум, причиняя сильную боль. В итоге тело сдалось, и парень едва успел повернуться к унитазу, как его вырвало.        Феликсу было так плохо, что, казалось, еще секунда и он распрощается с жизнью. А потом пара крепких рук словно выдернули его из болота, в котором он уже почти утонул. Он до смерти перепугался и начал из последних сил отбиваться. Не сразу, но до его ушей наконец-то донёсся знакомый голос, несущий с собой успокоение:        — Ликси! Ликси, это же я! Это я!        Феликс утер рукавом слезы и с трудом сфокусировал взгляд. Напротив него на коленях стоял Чанбин. На серьезном лице смесь заботы и волнения, руки подняты ладонями вверх, чтобы показать, что он не собирается причинять вреда, а в глазах плещется сильная тревога.        Хватило одного только вида друга, чтобы слезы снова потекли из глаз, но на этот раз это были слезы облегчения.        — Чанбин… Чанбин… — Феликс повторял его имя как заведенный, делая паузы только для того, чтобы глубоко вздохнуть. Он все еще никак не мог нормально восстановить дыхание.        — Я здесь, я рядом. — Чанбин осторожно прикоснулся к парню, но как только увидел, что его больше не отталкивают, моментально сгреб его в охапку и прижал к себе. Он гладил Феликса по волосам и повторял вполголоса, что все будет хорошо.        Феликсу очень хотелось ему верить, но он знал, что весь ужас только начинается.

***

       — Ты уверен, что хочешь именно к себе домой?        Чанбин не оставлял попыток переубедить Феликса. Когда нервный срыв закончился, парень сделался очень спокойным, даже равнодушным и вдруг заявил, что поедет к себе. Чанбин еле уговорил его не вызывать такси, настояв на своей кандидатуре в качестве водителя. Они наскоро попрощались с обеспокоенными Минхо и Джисоном и уехали из больницы.        Чанбин искренне не понимал, почему друг так рвется домой, когда уже был согласен остаться у него на квартире. В другое время ему показалось бы странным такое поведение, но сейчас обстоятельства были совсем другими. Поэтому в очередной раз услышав упрямый ответ, Чанбин сдался.        Когда Феликс переступил порог дома, то повернулся к идущему за ним по пятам Чанбину. Он встал в дверях, не пропуская друга внутрь и судорожно обхватил себя за плечи.        — Что-то случи… — начал удивленный Чанбин.        — Я больше не хочу тебя видеть, — перебил его Феликс. — Больше не приходи ко мне, не звони и не пиши.        — Что? — Глаза парня широко распахнулись, а с лица сошел весь цвет. — Ликс, ты что такое говоришь?        — Все мои проблемы только из-за тебя, — ледяным голосом отчеканил парень. — С самого начала ты только и делаешь, что портишь мне жизнь. Ты знал, что в последний год в школе меня задирали именно твои дружки? Все потому что ты захотел дружить со мной. Ты же видел это и все равно от меня не отлипал. А вся эта ситуация с Беном? Зачем ты меня тогда увез из клуба? Зачем ты вообще туда приехал? Зачем, Чанбин? — голос Феликса сорвался на крик. — Ты испортил мои отношения, которые даже начаться не успели! Если бы не ты, сейчас бы все было просто замечательно!        — Ликси? Ликси, ты чего? — Чанбин не мог до конца поверить в злые слова. — Ты же знаешь, что я никогда бы не мог причинить тебе вред. Ты же знаешь… Знаешь, что я тебя люблю.        — Любишь? — глаза Феликса вспыхнули и серебристо заблестели от накопившейся соленой влаги. — Засунь свою любовь куда подальше. Я тебя ненавижу!        Чанбин пошатнулся. Когда-то давно, еще во время обучения в полицейской академии с ним произошел несчастный случай. На одной из тренировок на открытом поле он совершенно по-дурацки поскользнулся и неудачно упал, сломав ногу. Он хорошо запомнил ту боль — резкая и ослепляющая, она быстро растеклась по всему телу, особенно сильно полыхая в месте перелома. Он всегда считал, что хуже боли быть не может. Но сейчас… Сейчас казалось, что ему на живую вскрыли грудную клетку, вырвали сердце и теперь рвут его в клочья. Он даже не мог вымолвить ни одного слова, потому что от боли сжалось горло. Он не то чтобы говорить — дышать мог с трудом.        А Феликс продолжал:        — Если бы не ты, я провел бы последние часы с бабушкой! Ты украл их у меня! Из-за тебя я даже не знаю, какими были ее последние слова! Ненавижу, как же я тебя ненавижу! — По лицу Феликса неконтролируемо потекли слезы.- Ты мне отвратителен! Убирайся отсюда и больше никогда ко мне не приближайся!        Прежде, чем Чанбин нашелся с ответом, Феликс крутанулся на месте и захлопнул дверь. Он сразу запер ее на замок, чтобы не дать Чанбину последовать за ним. Но этого не потребовалось. Парень молча стоял на крыльце, все такой же бледный и потерянный. Феликс видел все в дверной глазок и изо всех сил сдерживался, чтобы не выбежать обратно и рассказать всю правду. Но он не дал себе совершить глупость. Пусть лучше Чанбин его возненавидит, чем умрет.        Неожиданно Чанбин поднялся по ступеням и прислонился лбом к входной двери. Он не делал попыток открыть дверь, не звал Феликса. Он просто стоял.        Так прошло минут пять.        — Ликс, — наконец заговорил парень, не отрываясь от двери. — Знаешь, я тебе не верю. Говори, что угодно, но мое сердце не обмануть. Я десять лет был рядом с тобой, и даже если ты меня действительно ненавидишь, я все равно никуда не уйду. Я буду рядом, даже если ты будешь прогонять меня каждый день, пока не удостоверюсь, что тебе и правда лучше без меня. Прости, если веду себя как эгоист. Прости. Но я думаю, что ты врешь мне. Я тебе не верю.        Феликс почти взялся за ручку двери. Боль в голосе Чанбина была осязаемой. Ли ненавидел себя за то, что заставляет парня так страдать. Чанбин не заслужил всего этого. Наверное, слова, которые ему как-то сказали в далеком прошлом, оказались весьма правдивы. Все неприятности в жизни Чанбина случаются только по вине Феликса. Он как демон разрушения портит все, чего касается. Если бы не Феликс, Чанбин никогда бы не знал забот. Наверное, им и правда не суждено быть вместе.        Чанбин простоял у двери еще несколько минут, а потом ни слова не говоря ушел. Совсем скоро Феликс услышал как от дома отъехала машина. Только тогда он смог облегченно выдохнуть и отойти от двери.        Он был опустошен. Покачиваясь, он прошел в гостиную, удивляясь непривычной тишине. Телевизор, который бабушка смотрела чуть ли не круглыми сутками, не работал, с кухни не доносились ароматные запахи готовящейся еды… Во всем доме повисла тягучая тишина.        — Ба, я дома!        Он еще не успел договорить фразу до конца, как понял, что к нему больше никто не выйдет. Все мысли, что он гнал от себя в больнице, все, что на ходу придумывал, не собираясь мириться со свершившимся фактом — все стало незначительным, когда сам дом дал ему однозначный ответ. Бабушка больше никогда не вернется. Он остался один.        — За что? — прошептал Феликс, обводя взглядом пустую гостинную. На полках стояли фигурки ангелочков, которые коллекционировала бабушка. Раньше они казались ему очень милыми, а теперь в их улыбках чудилась насмешка. — За что?        Он подошел к полке и не задумываясь, зло смахнул с нее все фигурки. Они попадали на пол, разбились на кусочки, печально звякнув напоследок.        Феликсу этого было мало. Он кружил по комнате, швыряя по сторонам вещи: разбил старую напольную вазу, бросил в телевизор стакан, стоящий на столе, смахнул с окна горшечные цветы и растоптал их ногами, раскидал диванные подушки. Он все громче спрашивал «За что?», и в конце концов начал кричать. Он кричал, кричал и не мог остановиться, пока не сорвал голос.        Резко обессилев, он рухнул на пол, прямо посреди осколков, рассыпанной земли и обрывков ткани. Силы его оставили. Все, что он мог — тихо всхлипывать.        Рядом с ним валялась разбитая фоторамка. Он протянул к ней дрожащую руку, смахнул рукой осколки стекла и подтащил к себе. В рамке была их с бабушкой фотография. В тот год он официально присоединился к команде парамедиков и бабушка уговорила сделать фото в форме. Она очень им гордилась.        Феликс осторожно вынул фотографию. Под ней оказалась еще одна, более старая. На ней он был очень счастлив. Наверное, это была самая яркая его улыбка за всю жизнь. Тогда ему казалось, что он выиграл в лотерее джекпот. Как будто все его страдания, что шли за ним по пятам долгое время, наконец-то закончены, потому что в его жизни появился человек, которому под силу справиться со всем. Который делал его жизнь лучше. Которого он очень сильно полюбил.        На фото молодой Феликс смотрел прямо в объектив и солнечно улыбался, показывая пальцами знак «пис». А Чанбин стоял рядом, по-дружески закинув руку на его плечо и даже не делал попыток повернуться к камере. Чанбин смотрел только на него. Феликс очень долгое время смущался этого взгляда. Потому что парень смотрел так, как будто видел перед собой самое дорогое сокровище во вселенной. Взгляд, наполненный обожанием, восхищением и любовью — он даже десять лет спустя смотрел точно так же. Ничего не изменилось.        Феликс смотрел на фото, пока оно не стало расплываться перед глазами. В тот вечер они признаются друг другу. В тот вечер все пойдет наперекосяк. Ровно как и сегодня.        Наверное, мать была все-таки права, когда повторяла день изо дня, что для всех было бы лучше, если бы Феликс никогда не появлялся на этот свет.