Панацея

Выстрел. Звон разбитого стекла эхом отдался в ушах, следом зазвучал пьяный хохот и ржание напуганной лошади, прошедшей где-то неподалеку от салуна. Холлидей прокрутил револьвер в пальцах, раздумывая, следует ли ему еще потренироваться в стрельбе по неподвижным мишеням или он пока (не)достаточно напился для такого подвига. — Эй, Док, — Уайетт посмотрел на него с усталостью во взгляде. Звук выстрела разбудил его, задремавшего в случайном кресле где-то в углу, и теперь он явно был недоволен. Или просто разочарован тем, насколько у него шумный и равнодушный к чужому личному пространству друг. — Уайетт, — с ухмылкой кивнул ему Холлидей и спрятал оружие в кобуру. — Проснись и пой, мой дорогой друг. За окнами салуна виднелись алые и рыжие искры — светало. А они, как последние пропойцы, провели ночь вне дома наедине с бутылкой и карточным столом. Вернее, с бутылкой обнимался только Холлидей, Эрп же старательно исполнял роль дилера до тех пор, пока последний игрок не ушел с обчищенными карманами и выжатый досуха, будто русло обмелевшей в середине лета реки. Уайетт посмотрел на осколки стекла, разбросанного по барной стойке, и еще три пустые бутылки рядом с ними, а затем перевел взгляд на Холлидея. Тот поднял руки в притворном жесте сдачи и, слегка качнувшись на месте, пьяно засмеялся. — Не волнуйся, я заплатил за них. И за пулю тоже. — Хотя он казался осоловевшим, грозя вот-вот упасть замертво от количества выпитого за ночь, его глаза оставались внимательными, а в их глубине таились острый блеск и зарево пожаров. — Милт был совершенно не против, можешь спросить у него сам. — Ты ведь знаешь, что стрельба в черте города запрещена, — голос Уайетта был строгим и серьезным. Он действительно беспокоился, что однажды безрассудство его друга заведет того в какую-нибудь печальную историю, а оттуда — на виселицу. Им повезло, что «Ориенталь» к утру окончательно опустел, и некому было донести шерифу о нарушении общественного порядка. Более того, Уайетт сомневался, что кто-нибудь вообще придет расследовать этот случайный выстрел в пять утра, если только у порога его дома не окажется труп того несчастного, что подставился под пулю. Холлидей артистично вскинул бровь, изображая удивление, а затем обвел взглядом пустой салун. Он и сам прекрасно знал, где стоит провести черту, останавливаясь от лишних слов и действий, однако сейчас его кровь бурлила и залитый в него алкоголь требовал безумства и безрассудства — а что было более отчаянным, чем попытка подразнить Уайетта Эрпа? — Ах, мой дорогой друг, — мягко произнес он, шаг за шагом приближаясь к Уайетту. К счастью, спонтанный болезненный кашель не нарушил его выступление, и всё шло точно по плану. — Извини, я не признал в этом кладбище мертвых душ настоящий город. Пара могил тут, пара надгробий там — и вокруг одни лишь бешеные мертвяки да мы с тобой. Он засмеялся собственной неудачной шутке и, стараясь не упустить момент, ловко схватил Уайетта за руки. В глазах всё потемнело и закружилось, когда Холлидей увлек друга в танец из нескольких бешеных неразборчивых па. Где-то в его голове наверняка играла удивительная мелодия из его обширного музыкального репертуара, однако ни звука не вырвалось из его горла, кроме тяжелого, измученного дыхания. Уайетт следовал за ним, поддерживая изломанный ритм танца и заодно самого Дока, не давая ему свалиться на пол из-за неудачного шага или чрезвычайно глупого пируэта. Они замерли, глядя друг на друга в показавшейся вдруг оглушающей тишине. Ни эха выстрелов, ни звона стекла, ни ржания лошадей, ни даже криков оживающего поутру городка — только Док Холлидей и Уайетт Эрп, только они вдвоем и больше никого во всем мире, кроме них. Но миг созерцания оказался разрушен. Холлидей содрогнулся всем телом и закашлялся, наконец перестав подавлять внутренние спазмы. Уайетт подхватил его, не давая свалиться на пол, и прижал к своему телу, помогая унять болезненную дрожь. — Вот так, вот так, — Уайетт гладил Дока по спине и шептал что-то глупое и неразборчивое, прекрасно зная, что слова утешения не помогут в этой ситуации. Впрочем, от его действий Холлидею всё равно становилось легче, будто чудодейственная панацея излечивала его внутренние раны. — Тебе нужно отдохнуть, дружище. Пару дней вдали от карт и выпивки, чтобы привести себя в порядок, ладно? Холлидей только иронично хмыкнул в ответ на эту бессмысленную просьбу и прислонился взмокшим лбом к плечу Уайетта. Ах, если бы эта сладкая панацея на самом деле помогала ему не только духовно, но и телесно… — Глупая шутка, Уайетт. — Холлидей нахмурился и сглотнул горькую слюну. — Если честно, доктор из тебя получился такой же, как из меня — праведник. …он бы пил ее до самого скончания времен.