Увы, но это наш с тобой финал.
Никто из нас не выиграл,
но каждый проиграл.
— Это всё? Дыхание Саши на миг замерло, а потом она с большей силой начала почти что кидать вещи в рюкзак. Движения рваные, но последовательные, – она нервничала, но не спешила. Подумать только: она слышала фразу, произнесённую этим голосом в свой адрес впервые за чёрт знает сколько времени. Слишком близко, слишком отчётливо. Она не помнила, как давно у неё болит спина и действительно ли болит. Пока ощутимо болело и скручивало где-то в под грудью, потому что: — Это конец? — ещё раз спросила Аня. Саша чуть повернулась на голос и почти услышала, как та хмыкнула, поджала губы и встала скрестив руки на груди. По-хозяйски облокотилась о стенку и, склонив набок голову, сверлила взглядом. “Раньше она была куда стеснительнее”, — мелькнуло в голове у Саши. На скамье в раздевалке были разбросаны бутылки для воды, старый костюм, который давно стоило отдать какой-нибудь юниорке, утяжелители и часть формы. Руки с ярким маникюром складывали футболки и кидали в стопку – было пора наводить порядок в жизни, потому что в сердце этого делать совершенно не хотелось. Марк хороший парень. Добрый и ласковый, почти идентичный ей самой – такой же «вечно в себе». Но стоило ли ей отвлекаться им от того человека, с которым она чувствовала себя живой? С которым конкурировала, о котором постоянно думала, который разжигал в ней тот самый огонь, который многим полюбился в её характере. Она ушла от Тутберидзе. Звучит как трагедия, но ощущается и в четверть не так хреново. Будет ли она жалеть потом, когда четверные будут получаться через раз? А когда Марка станет слишком много в её жизни, до такой степени, что будет раздражать и они некрасиво разойдутся, прямо как дальнейшие подробности их отношений? Что будет, когда она увидит Аню в следующий раз только на соревнованиях? Ей нужно сменить картинку перед глазами. Абсолютно точно. Она кинула последнюю бутылку в рюкзак и выпрямилась во весь рост, поворачиваясь к окну. На улице красиво горели листья. Они как Саша. Красные, яркие, влажные от дождя, блестели в порывах лёгкого ветра. Контрастировали, выделялись на фоне остальных пока ещё зелёных, притягивали взгляд, а потом неожиданно срывались вниз, на холодную землю. Опустошение – вот, что чувствовала Саша. Не обида и не злость привели её сюда, а измученная усталость. Неужели и её будет ждать это забвение, как и тех, у кого “не получилось”? Аня сорвалась с места и вмиг оказалась около скамьи. Впилась взглядом в красные волосы, сильное натренированное тело, но не могла поймать взгляд зелёных глаз. Саша повернулась и впервые за всё это время посмотрела прямо на Аню. Чёрная форма, подчёркивающая стройную фигуру, сидела слишком идеально, контрастируя с бледной кожей, а тёмные глаза были такими же красивыми, как и тогда, когда она смотрела в них последний раз. Только сейчас они почему-то влажно сверкали – они, чуть сбитое дыхание и раскрасневшиеся скулы выдавали недавно закончившееся ОФП. Аня красивая. Изящная, тонкая, именно про таких говорят “настоящая фигуристка, вот, про что фигурное катание – про силу в хрупкости и смелость в скромности”. Пока Саше она запомнилась только хрупкой и скромной. Зачем было начинать доказывать обратное? А главное – почему нельзя было что-то сделать раньше, до того момента, как она решила сжечь последние мосты? Их взаимоотношения как мыльные пузыри. То всё радужно и хорошо, то всё лопается, исчезает в одно мгновенье, будто и не было ничего. А может, Саша себе что-то надумала и это вовсе не метания Щербаковой? Может, та всё давно решила и сейчас просто издевалась? Кто поймёт этих тихонь. Она всё ещё отчётливо помнила, как пыталась завязать их общение, дарила милые безделушки, намекала, а затем и вовсе открыто призналась в чувствах. Пока та не сказала, что не может ответить взаимностью, пусть и очень неуверенно. Как она вообще могла подумать, что Ане это может быть интересно? Она же принцесса до мозга костей, за такими только принцы на белом коне приезжают. — Да, — кивнула Саша, — это всё. — Почему ты уходишь? — злобно выдохнула Аня. — Что тебе в голову взбрело? — Ты сыпешь претензиями, почему? Не говори, что к этому не шло. Мне надо было быть на Олимпиаде частью ТШТ, и нет смысла этого отрицать. Так что, — пожимает плечами, — вопрос времени. Сашу бы саму поразило, с какой лёгкостью и спокойствием она говорит эти вещи. На “Аннушку” это возымело ещё больший эффект. Она хмыкнула и перевела взгляд на брелок, висящий на рюкзаке. Такие им на соревнования год назад дарили. У неё такой же. — Не надо уходить из-за наших взаимоотношений. Ты… — Аня начала заламывать пальцы, тут же теряя свой гневный образ. — Каких ещё взаимоотношений? — перебивая ухмыляется Саша. — В спорте у меня нет никаких дружеских или полу-дружеских взаимоотношений. — А какие есть? — Видимо никаких, — отрезает Саша. — Видимо, только романтические. В коридорах спорткомплекса раздавался нескончаемый гул: эхо программ и разговоров не стихали, наслаиваясь друг на друга и будто бы ещё больше отдаляя их от всего, что происходило в «Хрустальном». Здесь и сейчас были только они вдвоём и напряжение в воздухе, которое как лёд скрипело на зубах. Аня смотрела прямо в глаза, и если Саша раньше улыбалась, почти по-детски наивно смущалась и отворачивалась, то сейчас отвечала уверенным безразличием. Конечно, напускным. «Успела натренировать актёрские способности», — мысленно хмыкнула. Карие глаза напротив ещё какое-то время изучали её лицо, пока: — Ты мне не безразлична. Эта фраза показалась настолько не к месту, что Саша поморщилась. — Плохая попытка. Тебе каждый по-своему небезразличен. К остальным ты так не подходила с желанием удержать, что поменялось? С чего ты вообще взяла, что я ухожу из-за наших «взаимоотношений»? — С другими я не провожу столько часов вместе на льду, в зале, раздевалках, соревнованиях и в поездках. И нет, у меня нет уверенности, что ты уходишь из-за них, ровно как и наоборот. — Ну так и мы теперь не проводим. Саше нравилось, что всегда сообразительная Аня наконец не понимала, что к чему. Хотелось, всегда хотелось её переиграть. Можно было и дальше лить чушь про спину и что у неё чувств нет. Одна проблема их взаимной невзаимности – Саша ей не верила. Ни единому слову. И чувства в себе всё ещё хранила. 1:0 не в её пользу. — И? Что ты ко мне прикопалась? Найди себе другую подружку. Уверена, твой папа со многими тебя познакомит и они точно будут из того общества, которое тебя достойно. Та же самая Загитова, у вас с ней явно много общего. — Я хочу видеть здесь именно тебя. И о чём ты говоришь вообще? О, она понимает, о чём Саша говорит. Дурочку строит. Или пытается в вежливость – одно из двух, но получается плохо даже у Мисс Идеальность. Блестящее образование, богатые успешные родители, красивый светлый дом, прекрасная речь… — Все доброжелательные, но до жути поверхностные. И только ты как мрачная добрая туча, которая не знает, куда себя деть. Хочется, чтобы ты доверяла хоть капельку и выслушала. Саша не боялась прыгать четверные. Да хоть бесконечные попытки пятерных с последующими обширными гематомами и надорванными мышцами. Хоть в воздухе под куполом цирка кружись, держа полотно одной рукой – она всё сделает. Но она точно больше никому не скажет, что она чувствует. Чтобы снова ощущать себя препарированной лягушкой? Да, пожалуй, таковой она могла себя показать примерно никому. Особенно после того, как открылась Ане. — Надоверялась. «Вы всё знали». — Саш, ты действительно мне дорога, — медленно объясняет, нежно заглядывая в глаза, — я хочу помочь. Выслушать, успокоить и… — Себе помоги, великий спасатель. Саше было всё равно. Или она думала, что всё равно и на самом деле её поглощала бесконечная усталость буквально от всего: начиная надобностью отвечать Марку и заканчивая кучей вещей, которые нужно было перевезти в ЦСКА. Она прикрыла глаза. Руки безучастно висели вдоль тела, ресницы трепетали, и во всём её виде не было ни капли энергии. Она немного выше, поэтому могла себе позволить посмотреть сверху вниз, как на нечто маленькое и глупое. Интересно, насколько этот скучающий вид разозлит Аню? Пока Саша думала, что в него добавить – отработанное безразличие или снисходительность, – Аня нарушила тишину первой. — Ты мне нравишься, — вдруг разрезало пустую раздевалку. Саша была готова поклясться: губы сами растянулись в улыбке, выпуская тихий смешок. Дамы и господа, смертельный номер – Щербакова снова захотела вытворить не пойми что. Она издевается? — Опять… Ужасная попытка, попробуй ещё, — хмыкнула Трусова, возвращаясь к своему занятию. Почему бы не отвернуться от человека, которого ты хочешь, которого видишь во снах и который прямо сейчас стоит перед тобой, прося не уходить? Возможно, дело было том, что слишком добрая Аня не совсем понимала, на что идёт и о чём просит. Пытается удержать, не более. Старается что-то сделать, исправить положение здесь и сейчас, быть удобной, не особо заботясь о последствиях. Саша ей не верила. Она представляла в голове её стоны, горячее дыхание на шее, нежную кожу под пальцами и отражение красивых карих глаз в своих собственных зелёных. Но не верила. И Аня попробовала ещё. Сжала кулаки, почти зло выдохнула и преодолела расстояние между ними в два шага, накрывая её губы своими. Саша дёрнулась. Не ожидала, не успела среагировать, не подозревала, что осмелится претворить в жизнь её самый сладкий сон. Сколько ещё раз она должна ошибиться в людях? Стоило признать, сама Аня ни разу не ошиблась, вообще ни в чём. Только однажды на Чемпионате России, когда пролетела по льду метра два. А потом умудрилась отобраться на Олимпиаду и её же выиграть. Мисс гетеросексуальность понимает вообще, что делает? По телу будто прошёл электрический заряд. Что бы вы ощущали, подари вам сама Щербакова, возможно, свой первый поцелуй? Человек, от которого вы с ума сходите не один год и успехам которого то ли радуетесь, то ли плюётесь от них же? Но Саше было неважно, потому что всё остальное просто перестало существовать. Губы у Ани были гладкими и тёплыми, едва покрытыми сладким блеском. Сминали её собственные аккуратно, но настойчиво. В животе закручивался узел, последний глоток воздуха упал в пятки и разбился кружащей голову эйфорией. Саша почувствовала тепло через несколько слоёв одежды, когда Аня скользнула руками по её телу к плечам, обхватив шею, и прижалась к ней ближе, опуская руки на тонкую талию. Сердце начало крутить в непривычной оси – оно будто сальто сделало, рухнув сначала вниз, а потом улетев куда-то в желудок. Саша не особо сопротивлялась, но и не углубляла поцелуй – скорее выпала в бесконечное удивление, концентрируясь на том вяжущем и тёплом чувстве внутри. Когда она всё же пришла в себя, вдохнула в последний раз свежий, чуть сладковатый запах её парфюма. Отстранилась, сделала шаг назад, нахмурилась. Тут же ощутила холод и мурашки на шее – тёплых рук Ани там уже не было, равно как и её талии под ладонями. Было холодно. — Зачем? — Ты сказала попробовать, — выдохнула Аня, смотря решительно и не отрываясь. Карие глаза блестели. — Помнишь, как тогда? Саша помнила свои слова о единственном шансе и “попробуй, получится у тебя этот флип, вон даже парни недалёкие прыгают”. Потом этот же идеальный флип её зимой и убил. — Чтобы что? Голова после поцелуя всё ещё кружилась и туго соображала. Слишком уж контрастировала температура их действий и слов. — Чтобы показать, что я к тебе чувствую, пока ты собираешь свои монатки и убегаешь, — уже ледяным тоном ответила Аня. — Я не хочу без тебя. Саша дотронулась до своих губ, теперь влажных и пахнущих блеском, и прикрыла глаза. Аня может утверждать, что тоже боится, что и у неё на кону стоит столько же, но когда в неё летело огромное множество сильных ударов, она после каждого оправлялась, становясь будто сильнее. Росла, подстраивалась, училась, танцевала вокруг препятствий, как вольный ветер. А Саша… Ну, стекло может поначалу давление выдержать, но в момент, когда его становится слишком много, разлетается вдребезги. Просто так, без предупреждения. За секунду. На тысячи осколков на весь мир в прямом эфире Евроспорта. И обратно ты его, как было, не соберёшь ни за что. Как и свою репутацию ледяной глыбы. — Трусова, я не знала, что скажу это, но тебе сейчас как-никогда подходит твоя фамилия. Хотя тебе больше бы подходила Болванова или Недоумова. Саша поднимает бровь: — Оскорблениями сыпешь? — Оскорблениями благословляю. И нет, просто не понимаю тебя, хотя искренне пытаюсь. — Я не понимаю зачем, — отрезает Саша и недоверчиво прищуривается. Она не знала, что она чувствует. Вообще понятия не имела. Безумную тягу к девушке напротив было сложно не различить, но не обманывает ли она себя этим чувством влюблённости и эйфории к человеку, для которого это всё может оказаться ерундой? Где гарантии? Боже, почему нельзя застраховать свои чувства, чтобы не проиграть в этой безумной лотерее? — Потому что мне важно, чтобы ты сейчас поняла меня правильно. Я тогда запуталась и соврала о своих чувствах. Просто я засомневалась в их надобности и в реальности, особенно учитывая Марка и итоги Олимпиады! — Ты сама знаешь, что он не при чём и что это полная ерунда, реакция на твой ответ — он под руку попался, не более, — скривилась Саша. — Пока всё, о чём я знала, это что вы в отношениях. Чего мне отсвечивать? Особенно после моего ответа тогда. Который, — повысив голос, — ты даже не дослушала. — Ладно, сейчас твой основной вопрос ко мне какой? — Саша поймала себя на мысли, что всё ещё трогала свои губы. Нервно одёрнула руку и почти что покраснела, как раньше. Выдохнула: — Я всё равно уйду от Тутберидзе. Уже ушла. — Тебе, наверное, никто не сказал, но мир не ограничивается «Хрустальным». Саша впервые засмеялась, на этот раз искренне, но покачала головой. — Я не верю тебе. — Помни, помимо Соколовской всегда есть Плющенко, — хмыкнула Аня, но потом всё же добавила, растеряв весёлость: — Думаешь, это всё игра? — Я думаю, что людям не стоит слепо верить. — Даже мне? — Особенно тебе. Саша врала. Щербаковой она бы доверила абсолютно всё, даже если бы ценой стала очередная истерика в прямом эфире. Только пусть так же долго и заворожённо в глаза смотрит, как сейчас. Саша закусила губу и прикрыла глаза. Может, Аня всё-таки сама что-то напутала?.. Хотелось верить, что нет. — Саша, я хочу, чтобы ты поняла, почему я так тогда поступила. Ты мне даже возможности не оставила объясниться, заблокировала везде, а после тренировок игнорировала и не подпускала. — Интересно почему. — Я думала, так будет лучше. — Кому? Вечно ты со своими… — Тебе. Саша как начала говорить фразу, так её и оборвала на середине, оставшись стоять с приоткрытым ртом и хлопая глазами. Ответ обескуражил. Она явно подрастеряла весь свой запал и на выдохе сомкнула губы, смотря на тонкие черты лица. Аня выглядела настолько невинно и правильно, говоря эту околёсицу, что внутренности защекотало от такой глупости. Но это ненадолго её спасло, потому что сейчас явственно, пузырёк за пузырьком, Саша ощущала, как внутри закипала злость. Та начала булькать уже около горла и прежде, чем Саша успела обрушить всё своё негодование, Аня повысила голос: — А что мне надо было делать? Я видела, как ты отдалилась после Олимпиады, вела себя холодно, а после улетела с Марком в Дубай. Что мне было думать? — Что я распутная девка, — саркастично выгнула бровь Саша. — Ну, я примерно так и думала, честно говоря, — прыснула Аня. Её карие глаза смеялись, и весь её вид излучал настолько светлое добродушие, что Саша не сдержала улыбку. — Я сейчас поняла, что мы дуры. — Почему? — Рыжая прядь, выбившаяся из причёски, скользнула по лицу во время наклона головы. — Потому что не поговорив решили что-то за двоих у себя в голове. Причём обе. А со стороны выглядело так, будто нам обеим всё равно. — Удивительно, что от такой дозы ответственности ничего ни у кого не треснуло. — Я думаю, треснуло, — слабо улыбнулась Аня. Саша кивнула и опустила взгляд на анины руки. Очень хотелось взять их в свои, но она ограничилась фантазией о прикосновении к нежной коже. Стоило взгляду вернуться и скользнуть по худому лицу и чувственным губам, как тепло разлилось по телу снова: она вспомнила, как Аня её целовала. Видимо, осознание начало доходить только сейчас. Ещё раз, что произошло? Её пару минут назад целовала Щербакова? Первая? Саша стушевалась и не могла понять, что её поразило больше: то, что это в целом произошло, или то, что первой была не она. Снова. — Давай попробуем? — Я всё равно уже ушла от Тутберидзе. — Саш, — почти заговорщически произнесла Аня, поманила рукой, а затем приобняла за крепкое плечо, — встречаться могут даже те люди, которые не тренируются вместе. Саша расплылась в улыбке и закинула голову, хохоча. Она не верила. Будто огромная снежная глыба свалилась с её плеч – настолько легко стало дышать. Слишком широкий спектр эмоций, которые она пыталась задвинуть как можно глубже. — Ты мне нравишься, Саш. — Вот так сразу? — Да, я вполне себе определилась со своими чувствами, имею право высказываться. Ну так что думаешь? Попробуем? — Аня наклонилась, заглянув в зелёные глаза, и в этот момент Саша поняла, что всё – предохранитель снят, а сама она достигла какой-то точки невозврата, после которой всё перестаёт иметь значение, отлетает крыша и вырастают крылья за спиной. Саша хмыкнула и приняла раздумывающий вид. В шутку, конечно, – она была счастлива. В этот момент не существовало ничего, кроме улыбающейся Ани, которая снилась ей стабильно пару раз в неделю, даже не подозревая об этом, и гула в ушах – на этот раз не от эха «Хрустального», а от шума собственной крови, ударившей в голову. Не было ни дня, когда Ани не было в мыслях и на языке в то время, когда становилось особенно мокро. Будоражила сама мысль, что теперь она могла быть не только во снах, а пальцы Саши – не только лишь в себе самой. — Ты мне тоже нравишься, — Саша наконец решительно приблизилась к Ане и взяла её руки в свои. Она ей не просто нравилась. Саша была безнадёжно влюблена в девушку напротив. — Давай попробуем. Почти через год Аня превратилась в «Человека, который выиграл», а Саша – в пробел в её интервью. Никто, кроме нескольких человек, не знал абсолютно ничего об их взаимоотношениях, но каждый был уверен, что за этот год случилось ещё больше, чем за прошлые несколько лет. Не было никакой информации об их взаимоотношениях, ни одной фотографии и даже ни единого упоминания от поклонников, видевших их вместе. И только они вдвоём знали, что выиграли обе, потому что наградой Ани стало сердце Саши Трусовой.