Мой грешный ангел

Эзоп терпеливо ждет, лёжа спиной на лёгких простынях и раздвинув ноги в приглашающем жесте. Джозеф, возвышающийся перед ним обнажённый, похож на идеально выгравированную статую из ровного мрамора. Его светлые пряди волос струятся по плечам, словно стебли гибкого вьюнка, а взгляд, полный синевы всего неба мирского, любовно оглаживает лежащую фигуру. Когда его длинные крепкие пальцы ложатся на колени, Эзоп спускает с губ еле слышный вздох наконец закончившегося ожидания. Огрубевшие от игры на музыкальных инструментах подушечки ведут вниз от коленной чашечки, нажимая на очертания кости, и останавливаются на голени. Эзоп опускает взгляд из-под трепешущих ресниц на любовника, сгибающегося между его ног. Ах, его улыбка сводит с ума: коварно приподнятые уголки губ, голубые непроглядные глаза, прикрываемые ниспадающими волосами. Боязливое трепыхание свечи отбрасывает бесформенные тени на обои, дорогую мебель и вычурную одежду, сброшенную на стулья и пол в порыве страсти. Скулы любовника, его почти незаметные ямочки выделяются ажурными следами от редкого света. Джозеф прижимается щекой к голому бедру, целует бледную кожу розоватыми пухлыми губами, ловля взгляд милого любовника. Влажные из-за недавнего дождя волосы оставляют на подушках мокрые пятна и мелкие капли, словно росинки, на щеках и шее. Учащающееся дыхание, зажимающее в плен жара, делится на двоих в этой маленькой слабоосвещаемой комнатке. Мужчина задевает касаниями губ от колена, не поправляя упавшие на лицо волнистые волосы, спускается ниже. — О, Джо-зеф... — Эзоп нежно кладёт ладонь на его голову, когда почти сухие губы ложатся на бритый лобок. Лёгкие касания останавливаются после его выдоха. Эзоп прикусывает нижнюю губу, прикрывает глаза. Самая большая картина из всех с изображением чистейшего ангела, меркнет на фоне настоящего переливающегося создания. Его светлые пряди будто усыпаны ночными небесными искрами. Эзоп дотрагивается до жёсткой верёвки на чужом затылке, что обжигает вибрацией серебряного креста. Божье творение не жжется огнём своего творца, совершая греховные деяния, но сам Эзоп, кажется, чувствует, как по его богохульным пальцам течёт кара небесная. Джозеф – Эзоп чувствует обнаженным телом – улыбается, ведёт правой ладонью по внутренней стороне, подминая руку под воздушные ягодицы. Он сглатывает с любимого желанного тела аромат, после под кроткий вздох прикусывает кожу в опасной близости от паха. — Джозеф... Ах, — мужчина языком проводит по нежному лону, ощущая, как разведенные ноги сходятся, давя на голову. «Делай все, что угодно, душа моя, терзай, лелей... ». Его уста вакуумом ласкают мягкие складки, раздвигают розовые губы. Ломающиеся стоны на каждом прикосновении языка с чувствительным раскрытым донельзя цветком – настоящая услада для ушей. С сахарных лепестков льётся прозрачный сок – мужчина слизывает его, оглаживая губами пульсирующее лоно. — О, да... Да, — Эзоп выгибается, надавливая трясущейся ладонью, держащей за локоны, на затылок. — Джозеф, Дж– Он теряется в протяжном стоне-выдохе, когда мужчина вылизывает мокрый от собственных слюней бутон более напористо. Его правая рука сжимает бедро сильными пальцами, впивающимися в атласную кожу ногтями. Эзоп издаёт задушенные всхлипы, держа свободную левую ладонь на груди, и неосознанно рвано подмахивает бёдрами на изводящие действия дьявола в светящихся одеяниях дитя Божьего. — Ах, Джозеф, да... О, да! — его голос прерывается на высокий тон – ангел в его оглушенном взоре обретает крылья, пачкая кровью от разрезов картину за лопатками. — Заполни меня собой, разлейся внутри... Джозеф поднимается, его лоснящиеся волосы, золотые в тлеющей свече, откидываются назад быстрым движением руки. Член грузно погружается внутрь под бесстыдные хлюпающие звуки. Перепачканный бутон раскрывается под долгожданным напором, лепестки грозятся порваться на любом глубоком толчке. Изнуряющий жар раскаляет изнутри – Эзоп слышит, как под ними безжалостно скрипит кровать, ударяясь о стенки железными надвершниками. Большие пальцы любимых рук сдавливают ниже рёбер, наверняка оставляя слабые следы, и туго крутят твёрдые соски. Джозеф заполняет его до краёв, густая сперма выливается из растянутого чрева, словно сок из взорвавшегося переспелого фрукта. Свеча расплавляется полностью — воск стекает на фарфоровую подставку. На утро дождь снова моросит по незашторенным окнам. Тёмное небо, застеленное тяжёлыми тучами, накрывает город. — Благодарю за ночь, — Джозеф кланяется, держа в руке головной убор. Мятая, но все такая же белоснежная рубашка подчёркивает его прекрасную никогда не портящуюся внешность. Тёмный плащ обнимает хвост собранных волос на спине. — Вам следует побыстрее уйти, — Эзоп наблюдает за редкими каретами, разъезжающими на улицах. — Нельзя, чтобы вас увидели со мной рядом, Джозеф. Никому из вашего окружения это не придётся по душе. Джозеф оглядывает его спину, накрытую серым пиджаком, и все же подходит ближе, обнимая за плечи. — Когда мы сможем увидеться снова? — Когда решит судьба.

«Мой грешный ангел».