***
Кровать жалобно скрипела под весом двух парней. В масляной лампе горел яркий огонёк. Стекло явно нагрелось, отдавая бликами на деревянную тумбу. Стрекотали сверчки. Вновь они играют свою ночную музыку, устраивают оркестр под луною. Шаловливый ветерок слабо колыхал шторы с рисунками цветов, в основном роз. Свет от лампы отбрасывал тень двух мальчиков на стену. —Федь, ну чего ты хмуришься? — Смеётся блондин с длинной аккуратной косой, которая безропотно улеглась на его плечо. Зелёные глаза взглядом прожигали парня, который уткнулся в подушки набитые перьями. —Смазывать ты чем будешь-то, Коля? — Недовольно бормочет Фёдор, перевернувшись на спину. На краю кровати сидел тот самый Коля, уперевшись локтем на металлическое изголовье кровати. —Как чем? Не забывай: я - вожатый, — хихикнул Николай, достав из кармана маленькую стеклянную склянку с медицинским вазелином. Федя только удивлённо открыл рот, чтобы спросить, мол "А откуда?" Но его тут же прерывают. — У меня есть так же ключи от медпункта. Там я и достал вазелин. Гоголь погладил тёмные волосы, а после переместил ласкающую руку на красную щёку. Фёдор же поддается ласкам блондина и обмякает в руках того. —Прямо как котёнок... — Нежно улыбнулся Николай, хитро прищурив глаза. Он вглядывался в лиловые глаза цвета сирени и фиалки. Так любил он эти глаза. Они походили на болото. Болото, в котором Николаю суждено утонуть и погибнуть. Блондин лишь укладывает голову Феди себе на колени. Он медленно стягивает с того красный, слабо завязанный галстук и целует тыльную сторону ладони. —Позволишь? — Шепчет Николай, наклонившись к бледному личику, которое свидетельствовало о плохом здоровье мальчика. Гоголь, конечно, понимал, что Фёдор младше аж на три года. Но это при том, что вожатому было девятнадцать. Можно ли заниматься сексом с шестнадцатилетним? Грозит ли за это наказание? Он не знал. Сейчас это не сильно волновало его, когда прямо на его коленях лежит Достоевский. Такой послушный и ласковый сегодня. Нельзя упустить такой шанс. Фёдор, немного поёрзав, покорно кивает. Он приподнимается с колен Николая и самостоятельно тянется подушечками пальцев к прозрачным пуговицам рубашки. Гоголь же удивлённо вскинул светлые брови. –Не шевелись. Пожалуйста. – Хрипит Достоевский, потянув того за красный галстук к себе. Он горячо выдыхает на розоватые губы Николая, приобняв того за плечи. Гоголь же окончательно расслабляется в объятиях любимого. Они случайно встречаются взглядами. Такими озабоченными, нервными. Но они были полны любви. Любви и её желания. Коля гладит бледные щёки большим пальцем и тянется к чужим губам. Такие холодные. Ну ничего. Он обязательно согреет их. Гоголь осторожно соприкасается с губами Фёдора своими. Он медленно начинает переминать эти лепестки, внутри которых течёт такая горячая кровь. Губы так нежны. Николай медленно входит язычком в чужой ротик, тщательно исследует, сладко причмокивая. Он заплетается в лёгком танце с горячим чужим языком. Оглаживает его и дразнит. —Федь.. — Чуть отстраняется Николай, поднимая взгляд на удивление красное личико. Он медленно оглаживает скулы большим пальцем. Он заглядывает в лиловые глаза. Они полны любви к Николаю, полны нежности и желания. Гоголь тянется пальчиками к рубашке и чуть крутит прозрачную пуговичку на ней. Он поддаётся желанию расстегнуть её. А затем идут и другие. Делал он это медленно и трепетно, словно боясь напугать Достоевского. Обращался с ним, словно с хрупким хрусталём, в страхе разбить и поцарапать. Когда с пуговицами было закончено, а Гоголю открылся вид на грудную клетку, он легонько толкает Фёдора на постель. Кровать характерно скрипнула. Гоголь устраивается между ног Достоевского, оглаживая их. Николай, взволнованно вдохнув, в предвкушении потянулся губами к шее. Он трётся о выбранное место кончиком носика, как бы спрашивая: "Можно?" А Фёдор и не против. Он поддатливо поворачивает голову в сторону, тем самым открывая вид на шею больше. Сердце Гоголя затрепетало, а в штанах стало туго и узко. Это всё из-за такой послушности Фёдора. —Феденька..— Мычит блондин, утыкаясь в шею кончиком носа. Он целует выпирающую пульсирующую венку, слегка посасывая. Николаю хотелось убить Федю, оставить труп гнить рядом с собою и целовать бледные мертвые руки. Хотелось обнимать это тело в снегу, целовать и смахивать сороконожек и муравьев, которые поедают вонючую гниль. Хотелось видеть эти безжизненные серые глаза, гладить эти покрытые пушистой плесенью волосы. Желания его мерзки и отвратны. Он не отрицает и чувствует вину за это. Но он просто хочет оставить себе. Только себе. Неужели столь невинное желание может стать жестоким ощетинившимся зверем? —Федя..Феденька... — Стонет тот, приподнимаясь и разглядывая румяное личико младшего. Он убирает тёмные пряди с лица, которые закрывали бледный лобик. Николай чувствует жар в голове, который затуманивал здравый смысл. Парень постепенно терял контроль над телом. Становился жертвой в плену разума и плотских желаний. Плохо дело. Ветер слегка играется со светлыми волосами Николая. Дергает их в разные стороны своими легкими невысомыми крыльями. Ласкает и пролетает меж. —Фёдор, я люблю тебя..— Николай опаляет горячим дыханием ключицу того, слегка оттягивая резинку шорт. Послышался лязг пряжки ремня. Это Гоголь снимает с того одежду. Медленно. Смакует каждую секунду, проведённую с его любимым Фёдором Достоевским. Он так любит эти тёмные бездушные глаза, которые походили на ужасающе глубокую пропасть. Любил то, как в одно время они напоминали лепестки фиалок. Гоголь касается пряжки ремня, оглаживает её указательным пальчиком. Медленно. Вверх и вниз. Трогает и впалые ямочки на ней, просовывает пальчик в люверсы, при этом целуя Достоевского в губы. Наконец он доходит до паховой зоны. Сначала он прищуривается от смущения, но всё же решается огладить рукой лёгкий бугорок. Николай нежно гладит его, слегка сжимая подушечками пальцев. —Тебе приятно, Феденька? — Томно выдыхает блондин, полностью накрывая пах рукой. Он делает пару движений ладонью. Мальчик лишь кивает тому в ответ. Николай наклоняется к бледному лицу того, целуя в лоб и прикрывая сию картину своим водопадом волос. Поцелуй вышел нежным и робким, даже несколько неуверенным. Гоголь мучительно медленно стягивает с того шорты, которые оказываются на уровне колен. Фёдор чуть приподнимается, помогая Николаю снимать с себя одежду. Довольно развратный вид открывается Николаю на светлые боксеры. Гоголь удовлетворённо кивает и, потирая пальчиками сжатое колечко мышц через ткань, он спрашивает: —Ты сделал клизму, как я тебе и говорил? Федя слегка морщится от вопроса. Видимо, он находил его несколько смущающим и неудобным. Как Николай без стыда вообще может спрашивать о таких вещах? Как этого парня вообще сделали вожатым? Да, Гоголь умен, силен и ловок. Но порой характер этого человека убивал Достоевского. Целый день вожатый липнет к нему, на улице и дома, уходит лишь в туалет и тогда, когда его зовут другие вожатые. Целый день Фёдор слушает болтовню Николая. Но, когда человек тебе близок и горячо любим тобою, то ты готов слушать эту болтовню вечно. Даже если это нудные уроки или обучение, или мерзкие развратные вещи, или случаи из жизни. Ты просто плюнешь и скажешь "Ай, плевать". В разговорах с любимым человеком тебе не особо интересно то, о чем он говорит. Ты пялишься на него и любуешься, оглаживаешь взглядом черты лица, ни один бугорок на лице не убежит от твоего взгляда. Но так не всегда. —Да. — Робко отвечает Достоевский, выдыхая себе на грудь. Он смотрит на Николая: волосы улеглись на икры и голень, зелёные глаза были хитро прищурены. Сильные пальцы сжимали ноги. Хотелось распластаться под этим зверем. Будто по команде Николай из доброго щеночка превратился в жестокого волка. Гоголь приподнимает ягодицы Фёдора и, одной рукой придерживая боксеры, тянется за вазелином. —Расслабься. — Грозно отрезает блондин, шлёпнув того по бедру. Он грубо стягивает с того боксеры, поднимая ноги повыше. Фёдор айкает. Коля размазывает вазелин между пальцев. Слышится хлюпанье. —Готов? — Тихо выдыхает Николай. —Угу.. — Фёдор впивается ногтями в простынь, зажмурившись от предвкушения. Что-то холодное касается ануса, склизкое и странное. Достоевский сдерживается от звуков в этот момент. Он закусывает нижнюю губу до такой степени, что кровь подступает к бугорочкам на губах. Слышится хлюпанье смазанных пальцев. Они проходят дальше, аккуратно и нежно, изучая стенки. Николай случайно касается подушечками пальцев простату. Фёдор изгибается в громком протяжном стоне, от чего Гоголь даже вздрогнул. —Всё нормально? — Начинает волноваться Николай. Лицо его стало удивлённым и озабоченным, а светлые бровки приподнялись. Фёдор, шмыгнув, тихо кивает. Вновь настигло ощущение заполненности. В этот раз пальцы входили куда аккуратнее, чем в прошлый. Медленно они разрывали анальные стенки. Достоевский хнычет, сдерживаясь от стонов. —Скажи мне, если тебе будет больно.. — Томно выдыхает тому на шею Николай, подключая к стимуляции второй палец. Фёдор поджимает пальцы на ногах. —У тебя раньше был подобный опыт? — Хрипит брюнет, поджимая губу. Щёчки покраснели, капельки пота стекали с лица. Это лишь начало. —С девушками да, — как-то по-задорному отвечает Николай, с громким хлюпаньем высунув пальцы из потной дырочки. — В подростковом возрасте такие романы были.. Гоголь решает поностальгировать и задумчиво прикладывает палец к подбородку. —Я встречался с балериной. Тогда ей было четырнадцать лет, — блондин отводит взгляд вверх, будто тот кадр из его воспоминаний появился в потолке. Фёдор же обидчиво хмыкнул. — Видел бы ты, какие представления она мне устраивала когда мы оставались в зале одни.. Он довольно улыбается, слегка смущается и резко переводит взгляд на любовника. —Прости. — Вожатый кашляет в кулак, виновато поглядывая на Достоевского. Он расстёгивает свою ширинку. Фёдор же приподнимается с помощью локтей. Пьяные звёзды закружили перед глазами. Низкий гемоглобин яро дал о себе знать. Голову кружило то ли от нервного Николая, который тщетно пытался расправиться с застёжкой на штанах, то ли от духоты и запаха трав, которая царила в комнате. Достоевский слышит резкий визг молнии и направляет взгляд на источник шума. Он видит довольно большой член Гоголя. Красная наливная головка покрылась предэякулятом. Тёмные синие венки покрывали весь орган. —Как тебе? — Смеётся Гоголь, придерживая рукой своё достоинство. Достоевский же в ответ прикрывает рот потной ладошкой. Николай усмехается и открывает склянку с вазелином. Жидкая субстанция вываливается прямо на пальцы того. Он начинает натирать орган ею, изредка поглядывая на брюнета, который смотрел на процесс, будто под гипнозом. —Я постараюсь войти, ладно? — Он тянется к бедру мальчишки, раздвигая его сильнее. Мышцы заметно натянулись и напряглись. — Не кричи и не пытайся вырваться. Будь хорошим мальчиком. Фёдора явно заводил такой Гоголь. Властный и хмурый. Неужели обычный шутник-вожатый может быть таким серьёзным и сексуальным? Может ли вообще человек быть таким одновременно? Достоевский чувствует, как плоть предательски твердеет. "Чёрт..", — пронзительной стрелой проносится в голове. Горячая головка плавно тёрлась о сжатое колечко мышц, как бы пытаясь расслабить. Гоголь, слегка надавив на ноги Фёдора, медленно входит. Начинает он с мягкого угла, ищет походящий любимому темп. Николай ощущает, как под давлением его тела разрываются стенки, чувствует как стук сердца отдаётся по всему телу любимого. Он смотрит в лиловые глаза, которые наполнились слезами. —Больно.. — Стонет мальчик. Он тянется за поцелуем. Успокаивающим и нежным поцелуем. —Терпи... Достоевский вскрикивает, ведь сейчас он не получает никакого удовольствия. Лишь адская боль мучила его. Она проходила молнией по телу и оставляла после себя табун мурашек. Член то и дело что ударяется в анальные стенки, расширяет их и долбит. Фёдор пытается сдержать крики, но не получается. Орган никак не мог найти ту заветную точку. Но стоило мальчику только подумать об этом, как головка ударила прямо в комок нервов. Приятная вибрационная волна прошлась по телу, глаза резко закатились от удовольствия. Послышался громкий, протяжный и довольный стон. Слёзы брызнули из глаз. —Приятно, Феденька? — Улыбается Николай, целуя того в голень. Блондин старается ударять в то место, которое доставило столько удовольствия любимому. Он избивает простату головкой, избивает любя и неумело. Гоголь наклоняется к плачущему Фёдору и целует в губы. Достоевский не хотел углублять поцелуй, мычал и плакал от резких толчков. Но его соглашение и не нужно. Гоголь сам углубляет поцелуй и оглаживает чужой язык, ощущает каждый вкусовой сосочек. Сейчас это больше походило на изнасилование. Грубые ритмичные движения и резкие толчки сносили Достоевскому крышу, а перед глазами начинали плясать ядовитые кислотные искры. Пульс отдавался в висках, вызывая неприятную боль в голове. В животе же завязывался приятный узел, пульсация не прекращалась. Прозрачная естественная смазка на члене дёргалась с каждым толчком, головка ритмично следовала за ней. Глотка начала болеть от стонов. Фёдор хнычет и мычит от боли вперемешку с удовольствием. Он умолял Николая остановиться хотя бы на пять минут, но его мольбы словно никто и не слышал. В воздухе растворялись это жалобные возгласы: "Прошу, хватит!" Тёмные волосы распластались по всей подушке, словно солома на травке. Удары в простату выбивали стоны из Достоевского, толчки были грубы и сильны. Фёдор ныл о неприятных судорогах в ногах и боли от растяжения анальных стенок. —Тише, нас же услышат.. — Николай выходит из того с характерным хлюпаньем и, грубым толчком в бок перевернув того на живот. Он нависает сверху, упираясь членом в ягодицы. Горячее дыхание опаляло шею и плечи Фёдора. — Молчи. Николай устраивает одну руку на бёдрах брюнета, а другу на губах. Фёдор хнычет и мычит от боли. Мысли о том, что секс - это удовольствие, любовь и слияние двух душ сразу же рассеялись, когда последовал первый грубый толчок. Ладонь на губах прижалась плотнее. —Боже.. В тебе не хуже, чем в девушке... — Томно стонет Николай. Слышится игривая усмешка. — Тугой девственник.. Движение ускорилось, красная наливная кровью головка попадала прямо по простате, вызывая вибрационные волны в районе низа живота. Фёдор впивается ногтями в подушку. Глаза начинают болеть от некой теплоты в комнате, а ноги судорожно задёргались. Он поджимает пальцы на ногах и кончает на постель. Простынь забрызгана спермой. Вслед за ним изливается и Гоголь, прижавшись бёдрами к тому сильнее. Горячая и густая субстанция заполнила анальные стенки, заполняла каждую впалую волнистую ямочку в кишке, а после вытекала наружу. Стекала вниз, по бёдрам и остывала. Гоголь, улыбнувшись, ласково прижимается к тому сверху, убирая ладонь со рта. Фёдор начинает жадно вдыхать воздух. —Больно, Коленька... — Плачет мальчик, пытаясь восстановить дыхание. Напряжение с таза никак не уходило, а лишь наоборот, росло и становилось сильнее. Николай приподнимает того и прижимает к себе, прикрывая гениталии одеялом. Он почти невесомо целует того в лоб и дышит в шею. Не сказать, что Фёдор был доволен и удовлетворён, но главное, что любимому понравилось. Вот так мы и уничтожаем себя изнутри.Вот какая быстрая первая любовь..