Let's dance in the rain

Над городом серой громадой толпятся тяжёлые тучи, провисая почти что до самых крыш небоскрёбов, силясь сдержать рвущийся наружу ливень. Хёнджин устало трёт переносицу, чтобы ненароком не расчесать покрасневшие от напряжения сухие глаза, и вздыхает, вставая из-за стола. Зонтик он с собой сегодня не брал, но не это самая большая его проблема. Отодвинутый стул недовольно скрипит ножками по паркету, и Хван морщится, стараясь как можно быстрее собрать вещи и пройти (пробежать) мимо университетской библиотекарши, которая грозно сверлит его взглядом, словно он только что прямо перед ней взял книгу за корешок и загнул парочку страниц, предварительно порисовав на них. — До свидания, госпожа Чон! — Хёнджин чуть ли не вприпрыжку поднимается по лестнице из подвала, где эта библиотека располагается, проводит пропуском по радостно пиликающему турникету и наконец оказывается снаружи, вдыхая знойный летний воздух. До сессии остаётся совсем немного, и Хван, по его собственному мнению, слишком редко стал находиться на улице дольше получаса, не за учебниками и тонной конспектов. Про танцевальную студию пока, к сожалению, приходится совсем забыть, всё свободное время занимает учёба и подготовка к экзаменам для успешного получения профессии, которая ему вовсе не нужна. Хван давно перестал чувствовать себя по-настоящему живущим, а не существующим, а живёт он только когда танцует. Он буквально дышит полной грудью, когда чувствует, как растекаются вместе с кровью по телу музыкальные ритмы, заставляя мышцы искриться от напряжения, которое вот-вот выльется в очередное отточенное до совершенства долгими тренировками движение. Поэтому даже после того как Хёнджин чувствует первые капли на открытых участках кожи, он лишь поднимает лицо к небу и прикрывает глаза, начиная неосознанно улыбаться и слушая стук капель, который начинает постепенно усиливаться, о землю. Ну же, давай! И небо, вняв немой просьбе, разверзается над ним и обрушивает на город свои драгоценные водные запасы, облегчённо выдыхая раскатами грома где-то на окраинах. Концерт дождя звучит набатом, всё громче, раскатистее, заставляя сердце восторженно трепетать. Тёплые струи бегут по лицу, обводят брови, ресницы и губы, стекают по шее и забираются под тонкую светлую рубашку, которая тут же прилипает к телу. Волосы чуть тяжелеют от влаги, и Хёнджин пятернёй зачёсывает их назад, убирая чёлку со лба, и блаженно раскидывает руки в стороны. Мимо него мелькают силуэты прохожих, суетливо раскрывающие зонты или же пытающиеся прикрыться тем, что несут в руках, будь то пакет с продуктами или же букет с цветами. Никто не хочет оказаться намокшим, и Хёнджин фыркает. Это всё совершенно не важно. Ничто не важно в данное мгновение, кроме одного…

***

— Только дождя мне сейчас и не хватает, — стонет Сынмин, выбегая из метро прямо под ливень. Его автобус застрял в пробке из-за случившейся внезапно аварии, и теперь Ким бежит сломя голову по незнакомым улицам, потому что ещё чуть-чуть и он опоздает на очередное собеседование. Сынмин забегает под козырёк круглосуточного магазина, потому что чувствует вибрацию уведомления, которое он оставил только на один единственный номер. Ким, пытаясь отдышаться, достаёт телефон и открывает всплывшее окошко, с прищуром вчитываясь в текст. — Собеседование отменяется, кандидат уже найден, — гласит сообщение, будто издевательски над ним, Сынмином, смеясь. И Ким готов кинуть телефон под колёса ближайшей машины и кинуться вслед за ним же, но вместо этого просто убирает его в карман и переводит взгляд на почти опустевшую улицу, по которой ещё периодически пробегают ругающиеся на «плохую погоду» люди. Сынмин вздыхает и обессиленно прислоняется спиной к бетонной стене. Ему ведь тоже сейчас придётся стать одним из этих незнакомцев, бегущих куда угодно, лишь бы не оказаться во власти небесных слёз. Как же всё достало. Двигаться с места не хочется совершенно, стена кажется удобной и будто шепчет на ухо «останься со мной ещё на полчасика», и Ким почти что согласен, но простыть летом ему тоже совсем не улыбается. Сынмин уже собирается с духом для спринтерского забега обратно до станции метро, как вдруг, улавливая боковым зрением непривычное глазу движение, стопорится на месте, поворачиваясь в противоположную от метро сторону и замечая идиота (по мнению Сынмина конечно), который застыл посреди улицы с протянутой к небу рукой. Во всей позе этого парня проскальзывает невиданная доселе грациозность, что уже наталкивает Сынмина на мысль, что незнакомец хоть и двинутый на голову дурак, но точно с творческой, скорее всего, танцевальной жилкой. И оказывается как никогда прав. Вот знаете, бывает ведь в середине торнадо островок спокойствия, внутри которого безопасно. Так вот. Этот незнакомый парень сейчас кажется Сынмину именно таким — один посреди бушующей стихии, он танцует, будто бы создавая свою собственную мелодию всем телом и управляя дождём так, как ему вздумается: вскидывая руки и прогибаясь назад, будто молодое дерево под порывами ветра, обнимая себя, будто бы в попытках согреться холодными зимними ночами, или же опускаясь на колени и подставляя лицо дождю, полностью открываясь миру и крича о беззащитности и искренности, об отчаянии и одиночестве, о хрупкой надежде, которая может разрушиться в любое мгновение… Сынмин не может оторвать взгляда, будто бы перед ним оказалось само божество, которому отбивают поклоны в тысячах храмов по всему миру. Будто бы вместе с незнакомцем танцует и его, Сынмина, душа, только что бывшая скованной рутиной и неудачами дня, сейчас же она изо всех сил хочет воспарить ввысь, следуя за очередным чётким взмахом руки, разбивающим дождевые капли в воздухе на милоионы микроскопических сверкающих бриллиантов… Волшебство рушит летящий мимо студент, задевающий сынминово плечо, отчего Ким, не ожидающий такой подставы, пошатывается и падает вперёд на колени, плюхаясь руками прямо в лужу перед собой. Парень оборачивается и кричит скомканное «Простите!» на ходу, тут же исчезая из виду, а Хёнджин наконец замечает своего единственного невольного зрителя и останавливается. Он несколько секунд смотрит, как Сынмин, всё ещё стоя на коленях, неверяще разглядывает своё рябящее от капель дождя отражение в луже, будто бы виня её во всех грехах, и решает всё же подойти. Сынмин сначала видит остановившиеся перед носом конверсы на толстой подошве, а потом поднимает глаза и видит того самого незнакомца, обеспокоенно смотрящего на него с протянутой вперёд рукой. — Ты в порядке? — мягко и тихо спрашивает блондин, улыбаясь уголками губ. Его голос шелестит, словно дождь по древесным листьям, лаская слух, и Сынмину кажется, что незнакомец и вовсе перестаёт походить на человека даже отдалённо. Скорее, на какого-то неземного, волшебного эльфа. Ну нельзя же быть таким идеальным. — Плохой день? — Д-да, я… — Ким было подаёт руку в ответ, чтобы опереться, но, вспомнив, что только что буквально общался в обнимку с такой чудесной лужей, отдёргивает, со вздохом поднимаясь самостоятельно под вопросительным взглядом. Хёнджину же хочется взять чужое омрачённое застарелой печалью лицо в руки и стереть с него любое напоминание о произошедшем безобразии, потому что Сынмин в его глазах выглядит как побитый щеночек, которого хочется спрятать под тёплой курткой и забрать к себе домой, чтобы сберечь от любых невзгод. Сынмин же опускает взгляд в асфальт, чувствуя, что от нервного перенапряжения недавними событиями у него глаза мокрее, чем погода вокруг, и закусывает губу. Будет максимально глупо разреветься перед совершенно чужим человеком, которого он видит первый и последний раз в жизни. — Всё в порядке, я пожалуй, пойду, извините, — слышит Хёнджин хриплый ответ на свой вопрос и теряется, не зная, как задержать уже развернувшегося, чтобы уйти, Сынмина, поэтому невпопад спрашивает: — Хэй, может, потанцуем? Сынмин застывает на месте и оборачивается с выражением шока на лице, думая, послышалось ему или же нет. Вся вежливость и официоз, накопленные к собеседованию, буквально за секунды испаряются из головы. — С ума сошёл? Я же промокну! — отфыркивается Ким, прижимая портфель с документами поближе к телу, и насупливается, когда слышит громкий смешок в ответ. — Так ты уже, какая теперь разница? — Хёнджин ярко улыбается и снова протягивает руку Сынмину, чуть кланяясь, будто просит разрешения на танец у самой прекрасной дамы этого вечера, только вот немного ехидная ухмылка этому никак не хочет соответствовать. — Не соизволите? Сынмин прикусывает губу, смотрит на протянутую ладонь и взвешивает все «за» и «против». Он действительно уже промок до нитки, документы в портфеле уже ничего не спасёт, так почему бы не отдаться моменту? Почему бы не сделать поганый день хоть чуточку лучше? Почему бы не попробовать почувствовать радость хотя бы на пару минут за эту неделю? Сынмин шумно выдыхает, без зазрения совести бросая портфель с документами в ближайшую лужу и немного неуверенно вкладывая свою ладонь в чужую, неожиданно тёплую и нежную на ощупь. Хёнджин мягко улыбается, сжимая пальцами крепкую ладошку, и притягивает парня к себе. Сынмин ощущает жар чужого тела через промокшую ткань и сглатывает, приоткрывая губы. Хёнджин укладывает горячую ладонь на тонкую талию, подмигивая. Танцы — его страсть, которой он готов с радостью поделиться. — Я Хёнджин, — Хван улыбается, делая шаг в сторону. Сынмин послушно идёт следом, удивляясь собственной грациозности, которая, кажется, просыпается в нём именно сейчас благодаря такому умелому партнёру. — А я Сынмин, — он улыбается робко, но так обворожительно, что Хёнджин ровно на секунду задерживает дыхание, боясь не выдержать такой красоты. — Я рад с тобой познакомиться… Пусть даже таким необычным образом. Хёнджин тихо смеётся, прижимаясь своим лбом к чужому. Почему-то именно сейчас, посреди дождливо-серого города, под тяжёлыми, массивными серыми тучами, льющими свои слёзы в семь ручьёв, буквально затапливая улицы, он чувствует невероятную лёгкость, которой не ощущал, кажется, уже много лет. Сынмин прислушивается к собственным ощущениям, кусает губы и чуть жмурится, старательно повторяя за чужими шагами. Он танцует впервые и удивляется, потому что всю свою жизнь думал, что пластика у него на уровне дуба из произведения русского писателя Льва Николаевича Толстого. Хёнджин ведёт его за собой подчёркнуто осторожно, обходит лужи, словно они могут намочить их ещё сильнее, и улыбается так тепло и согревающе, что дождь становится и вовсе незаметным. Сынмин не может не улыбнуться в ответ, чуть крепче сжимая чужое плечо и делая пару поворотов, ведомый уверенной рукой. У него нет ощущения, что он мешает танцу, наоборот — Сынмин чувствует, как он дополняет чужие движения, словно созданный для этого, чувствует, как Хёнджину самому нравится их неожиданный дуэт, и от этого на душе становится как-то теплее. Сынмин улыбается чуть шире, смущается, видя красивую ответную улыбку, и охает, когда Хёнджин бережно окольцовывает руками его талию и осторожно отрывает от земли, чтобы немного покружить. Сынмин заливисто смеется, обнимая танцора за шею, и поднимает лицо к небу, чувствуя тёплые капли на щеках. На дождь становится как-то плевать — он совсем не мешает, лишь дополняет эту особенную, волшебную атмосферу, возникшую между студентами совсем разных специальностей. Они вообще друг на друга не похожи, они совершенно случайно познакомились здесь и сейчас, но, кажется, у них столько общего, будто сама судьба хотела, чтобы они оказались друг рядом с другом. Сынмин прикусывает губу и чуть прогибается в спине, когда Хёнджин осторожно его наклоняет, крепко держа в своих объятиях. Ким прикрывает глаза, полностью доверяя себя чужому человеку и, почему-то, совсем не боясь последствий. У него не возникает даже мысли о том, что Хёнджин может бросить его на мокрый асфальт и рассмеяться над чужой наивностью. Сынмин мягко выдыхает, когда капля дождя оставляет влажный поцелуй на кончике носа, и жмётся ближе к спутнику, повторяя ещё несколько движений. Он уверен, что на фоне изящного Хёнджина он выглядит нелепо, но это совсем не мешает ему получать удовольствие от происходящего. Сынмин чувствует себя самым лучшим танцором на свете (после Хёнджина, конечно), поэтому снова прогибается в спине, откидывая назад голову. Хёнджин тихо смеётся, но позволяет стройному телу в своих руках вытворять всё, что душе угодно, оказывая надёжную поддержку. Ему не хочется, чтобы похожий на щеночка новый знакомый шлёпнулся на асфальт, ещё раз искупавшись в лужах. Напротив, ему хочется показать Сынмину всю его невероятность, потому что то, как он ощущает ритм бьющихся о землю капель, восхищает, потому что то, как он двигается, заслуживает аплодисментов, потому что… Потому что сам Сынмин заслуживает всего мира, и Хёнджин неожиданно для себя осознает, что хочет подарить ему этот самый мир. Они оба чувствуют, как с этим простым, странным для редких прохожих, но невероятно чувственным танцем уходят все проблемы — их словно смывает дождь, унося с собой вместе с редкими опавшими листьями. Они оба чувствуют, как всё становится слишком неважным и совсем незначительным. Чувствуют, как у каждого из них на душе наконец становится хорошо и спокойно. Только когда они останавливаются, оба замечают, что дождь почти прекратился и из-за многоэтажек появляется первый луч солнца, рассеивающий тучи и нежно ласкающий влажную кожу неосязаемыми прикосновениями. Хёнджин счастливо улыбается, упираясь в чужой лоб своим, и тяжело дышит, слыша чужой искренний смех, чистый и звонкий, как сотни маленьких колокольчиков. — Мне так легко… — доверчиво шепчет Сынмин, прикрывая глаза и ощущая щеками горячее дыхание Хвана. — Впервые мне так легко. Я не хочу, чтобы наш танец заканчивался. — Нам и не нужно его заканчивать, — Хёнджин улыбается, рассматривая влажное после дождя лицо младшего и блестящие в солнечных лучах, будто драгоценные камни, капли на длинных ресницах, и чувствует, как в душе распускаются цветы. — Мы можем танцевать хоть всю жизнь. Хочешь танцевать со мной до самого конца? — Хочу, — Сынмин смеётся и чувствует, как дрожат ресницы, когда его губ касаются чужие, влажные, но невероятно горячие. Он никогда не любил танцы, но, кажется, теперь полюбил. И не только танцы.