Только смерть не даёт второго шанса.

      Смысла сидеть дома Матвеев особенно не видит. Времени остаётся не так много, чтобы что-то начинать, а оставлять дела незаконченными не в его привычках. А там до съёмок с кем-то явно пересечётся, если не со всеми. Желательно в первую очередь из приятных ему людей, а то день такой замечательный был. Не хотелось бы портить вечер.       У особняка тихо, из своих действительно пока нет никого, но явно уже вот-вот. А команда всегда раньше них на месте. И настроить всё, и подготовиться. Может, пока так даже лучше. Поулыбаться девочкам-гримёршам, поддержать простой и привычный диалог ни о чём — не сложно. Ещё один повод, пусть и маленький, пока не думать ни про вчера, ни про сегодня.       Хотя нет, не первый. Надежда Эдуардовна просто на глаза попалась не сразу. С ней, конечно, полностью не расслабишься, многого не расскажешь, — не поймёт, — а всё равно. И поговорить, и пошутить. Спокойно, легко так, даже учитывая, насколько именно она старше Матвеева.       Время проходит быстро, остальные участники подтягиваются постепенно, но все вовремя. Интереснее всего наблюдать за Шепсами, на самом деле. Серьёзный, но явно довольный, даже скорее удовлетворённый, Саша; и слегка пришибленный, но в примерно таком же состоянии, как и брат, — Олег. У которого явно наблюдаются проблемы с ровным сидением на одном месте.       Воспитательные работы после вчерашней попойки, похоже, прошли более, чем успешно.       Дима про себя тихо посмеивается. Радуется, конечно, за братьев, всё у них, как надо. Немного жаль, что без него, но об этом даже думать смысла никакого нет. Шепсы есть друг у друга, а у самого чернокнижника, кажется, заводится Костя. Не то, конечно, но тоже прекрасная альтернатива.       И очень греет душу взгляд, которым этот самый Костя по нему проходится. Заинтересованный, восхищенный, даже немного жаждущий. Значит, не зря старался, проверяя границы. Что ж, вопрос с желанием моментально закрыт. Всё же что утро, что день — лично для Димы показателями не были. Осталось только узнать, как надолго Гецати всё это планирует. Хотелось бы, конечно, как можно дольше, чтоб именно та самая большая и светлая, но... Слишком размечтаться чернокнижник себе не позволяет. Приходится заземляться.       Даже если это будет небольшая интрижка на несколько съёмочных месяцев — тоже неплохо. Может, немного нелогично, но зато получится отвлечься. А дальше жизнь уже пойдёт так, как пойдёт. Будет — хорошо, а нет — переживёт, не впервые в жизни.       Нормально переговорить до начала возможности нет, только перекинуться приветствиями и парой кивков, однако и этого достаточно. Оба, в общем-то, друг друга поняли: один предлагает, другой не видит причин отказываться.       На проходку и, соответственно, дальше их ставят рядом. Это тоже занимательно. Могли бы как в прошлый раз впихнуть между ними Марьяну, разнообразив, так сказать, мужскую часть. Но так даже интереснее. Удобнее им двоим, в конце концов.       Начало нормально отснимают только раза с третьего, что, впрочем, уже хорошо. То у Лины шило заиграет не вовремя, то Влад тормозит, где не надо. Раньше начали — раньше бы и закончили, но как всегда.       Зато, как говорится, нескучно.       Гот.зал место, как всегда, интересное. Снимать собираются почти сразу, дав буквально пару минут на передышку. Костя Матвеева вылавливает быстро, аккуратно тянет чуть в сторону. Угрозы от него никакой, скорее ярчайший интерес.       — Решил удивить публику? — Гецати улыбается одними глазами. — Или тут какой-то иной подтекст?       — Разве удивлять? — немного некультурно, конечно, вопросом на вопрос, но как-то чихать. — В этом я уже не в первый раз, ничего нового. А есть подтекст или нет — решай сам.       — Мог надеть и что-то менее... — медиум взмахивает ладонью, вызывая чужую тонкую улыбку. — Броское. Один раз показался и достаточно, можно сменить.       — Есть претензии? — Дима чуть склоняет голову на бок, становясь ещё больше похожим на ворона. — Что хочу, то и ношу. К тому же, не одному Шепсу удивлять публику, правильно?       — Никаких претензий нет и в помине, — мужчина легко поглаживает собеседника по плечу. И ему хорошо, и Диме приятно. — Пойдём, пора.       Матвеев на секунду жмурится от ласки, совсем просто, но почему-то очень приятно. Все они так или иначе, но чувствуют на совершенно другом, отличном от обычных людей, уровне. Сильнее, глубже. Получается немного расслабиться, сбить нервы перед выставлением баллов.       Всё же, как бы сам Дима в себе уверен не был, неизвестно, что поставит зритель. На десять даже не рассчитывает, это никак невозможно, но хотя бы девять — это было бы просто прекрасно.       Главное ещё слишком уж сильно волнения не показывать — сожрут. Не зрители, так коллеги по цеху. Тут не то место, где можно быть милым, добрым и ласковым. По крайней мере не со всеми.       Дима чувствует, что выглядит спокойно и уверенно, это главное. Как говорится — поехали.       Башаров, сволочь ещё та, как всегда время и интригу тянет. Ясное дело, что эфирное время, заготовленная, пусть хоть немного, речь и вот это всё. Но бесит.       Матвеев особенно не вслушивается в то, что происходит, немного уходя в себя. Там, если что, и без него разберутся. А, при необходимости, за себя и от себя он всё, что нужно, выразит и выскажет.       Хотя, конечно, балл у Романовой из этого задумчивого состояния несколько выводит. Интересно получается, однако. Да, пусть у ведьмы с провидцем не самая приятная ситуация была, но всё же... Всё же Марьяну зритель более-менее любил и фанатов у неё было предостаточно. А тут ровно, без десятых, четвёрка... Нервирует.       Небольшая передышка, выдохнуть и дать всем прийти в себя. Романову поддерживают, успокаивают, пусть не все, но всё же.       Очередной «мотор».       К Косте переходят резковато, но в целом это должно достаточно неплохо смотреться. Логично. Размазывать Марьянины сопли по эфиру никакого смысла не было. Про баллы Гецати послушать интересно. Если и его потопят, то всё, ни на что хорошее рассчитывать больше не стоит.       6,7. Не самое, если разобраться, худшее, особенно после предыдущего. Матвеев тихо выдыхает, пытаясь понять, когда вообще успел задержать дыхание. Это, конечно, ещё не его мужчина в полном смысле, но всё равно. В целом, появляется надежда, что всё будет не так и плохо.       — Ты молодец, — мимо микрофона, но так, чтобы Гецати слышал.       Костя после этого, кажется, даже улыбаться пытается. Пусть и совершенно невесело, а всё же. Даже как-то обидно. Проходил же, делал, вкладывался — тут все десять, а не вот это вот. Даже пусть и ниже, то, в любом случае, выше девятки и никак иначе. А вот так... Расстраивает.       Пара хлопков в ладоши от Марьяны выглядит как откровенное издевательство.       Гецати сам, в общем-то, собой и оцениванием доволен. Хотя, конечно, хотел больше. Все они, если разбираться, но, что ж, всё идёт, как идёт. Сейчас уже ничего не поменяешь, но на дальнейшее можно что-то для себя выделить.       Дима сам, откровенно, несколько удивлён всё-таки. Косте искренне хотелось и выше, и больше. Силу на него в следующий раз, что ли, потратить, послать немного удачи? Мысль хорошая, а там как пойдёт. Медиум по всему этому явно хочет что-то сказать, но всё же молчит, сдерживается.       После Башаровского "Виктория, приятно быть сверху?" хочется просто лицом в ладони ткнуться и нервно хихикать. Испанский стыд во всей красе, как он есть. Интересно, чем Марат думал и думал ли вообще, начиная говорить? Кажется, что второе.       Благо хоть с темы съезжают быстро, и на том спасибо.       Дальше становится тревожнее всего — его, Димины, оценки остались. Вряд ли что-то хорошее будет, тут даже рассчитывать не придётся. И всё же — надежда умирает последней. Марат в очередной раз по больному, напоминает, какого хрена чернокнижник тут стоит. Остаётся только кивать, правда ведь. Доказать пришёл. А с привычкой ведущего тянуть интригу очень хочется его проклясть, чтобы помучился. Ничего, впрочем, не мешает.       "Вы получили тысячи единиц..." А можно даже и сейчас, хоть нахрапом не очень-то и удобно. Тянущееся от коллег сочувствие и злорадство Матвеев чувствует прекрасно. Ни на что, в общем-то, особого внимания не обращает — есть и есть, не мешает.       — Переживу и это, — главное, быть спокойным, иначе хуже будет.       Точно проклянёт. Вот прям сразу после съёмок, как домой вернётся.       И всё ради того, чтобы объявить наивысший, на данном этапе, балл — 9,3. После всех эмоциональных качелей ноги там же и подогнулись бы, если бы не трость. Готовился после всего уже где-то к тройке, а вон как. Приятно. Льстит. И даже как-то не верится. Справа фонит гордостью за него Костя. Матвеев очень надеется, что его едва заметный выдох и вытягивание шеи будут смотреться вполне естественно. Если вообще останутся в эфире.       Оказаться в итоге прослойкой между братьями, пусть даже всего лишь в таблице, — приятно.       Большой, блять, Шепс. Серьёзно? Хотя, может, и большой, Дима как-то не интересовался. Нет, интересовался, но тихо и в своих фантазиях. Инкубы иногда показывали и довольно приличные размеры. А вот правду он не узнает, всё же решили.       — Дим, ну что? Вам слово.       — Я не готовил речь, — вообще на это не рассчитывал, — говорю сразу. Хотелось бы... сказать телезрителям: не болейте за меня, будьте здоровы.       Хрень какая-то вырывается, но зато честно.       — И напоследок... у меня есть китайские поклонники, хотелось бы сказать им буквально пару слов...       На русское ухо как сматерился, конечно, но нужный посыл он дал. Чем-то, может, поможет.       — Олег, — Марат находит новую жертву. — Димка-то подвинул Вас.       — Это только пока, — Шепс старается очень уж откровенно не улыбаться. — Но он достойно прошёл своё испытание. Я считаю, что заслуженные баллы получил. Красавец.       А вот это уже приятно. Без подтекста, просто факт, но радует всё равно. Ещё одна причина увериться в том, что у них всё, как было. Никто из братьев не передумал. Дима вслух не отвечает, но несколько раз кивает, принимая похвалу.       Следующие — Лина, Марьяна и Вика. Можно немного выдохнуть, не второе испытание подряд. Расслабляться, конечно, некогда, но всё же приятно.       Разбежаться особенно не успевают, только в первых рядах сваливают Райдос с Шевченко и братья, остальные ещё остаются, переговорить, обсудить, вообще высказать своё мнение относительно всех этих оценок. Возмущающуюся Марьяну, кажется, слышно и за стенами; всё ещё бесится, не отпустила свои четыре балла.       — Ты ещё больший молодец, — Костя хвалит сухо, но вполне искренне. — Всегда так проходи и цены тебе не будет.       — Вряд ли всегда выйдет, — Матвеев улыбается чуть заметно, кивает. Приятно, со всех сторон приятно.       Не часто в последнее время получалось как-то такого высокого оценивания добиться, либо же с большим трудом. А тут вот. Даже небольшая гордость за себя берёт, хотя, наверное, не должна. Не от него, Димы, тут всё зависело, просто повезло. В любом случае — хорошо. Урчать хочется.       — Впрочем, — Гецати слегка хмурится, моментально становясь максимально серьёзным, — меня не устроило это «красавец» от Олега. Что это было? И вообще вся фраза какая-то не слишком дружеская.       Претензия доходит и понимается, откровенно, не сразу. Фраза как фраза, один человек другому вполне может такое сказать, а с младшим Шепсом у них вполне нормальные, дружеские отношения. Землю из-под ног, конечно, не выбивает, но становится как-то не совсем приятно. Может, немного противно. Ещё ничего не сделал, в общем-то, а уже виноватый.       — Красавец и красавец, — Матвеев поудобнее трость переставляет, опираясь. — Как-будто ты людей не хвалишь? У нас с ним нормальная человеческая дружба.       Может, немного оправдания, но правда, со стороны оно явно так смотрится для тех, кто их с Гецати отношений не понимает. Всех своих бесов Дима всегда держит при себе, что бы там ни было. Или это была грубейшая попытка заподозрить их с Олегом, как минимум, во взаимном влечении? Не было, нет и не будет, там свои отношения, у него вон вроде как Костя. Гецати и знать, конечно, не знает про братьев, но всё равно.       — И ничего больше, — тонкая улыбка и спокойный, уверенный взгляд. Ему скрывать нечего.       — Мне очень хочется в это верить. Посмотрим и время покажет, Дим, — звучит это так, словно Константин не поверил. И Матвеев начинает сомневаться, а не видно ли по нему, что всё же чувства к братьям пока не угасли?