Герои не вечны

       Тикки повидала за свою жизнь достаточно. Падение Римской империи, царствование Македонского, научно-техническая революция и взрыв в Хиросиме — всё это она помнила так, как будто только вчера переживала.        Годы — разные. Носители Камней Чудес — тоже.       Тикки с Плаггом протягивали серьги и кольца всем, кому было не лень: двум братьям, двум сёстрам, незнакомым друг другу людям, влюблённым, отцу с дочкой да сыну с матерью. Носителей геройского знамя было сотни и тысячи, а квами помнили их всех, переживали с ними всю жизнь с начала до конца, только вот потом забывать спешили, зная, что скоро надо будет передать этот дар кому-то другому.        Тикки была уверена, что за те прожитые тысячу веков на счету её уже ничем удивить не смогут, разве что повторным Ледниковым периодом со всеми динозаврами.        А потом, в один прекрасный день, шкатулка с серьгами Удачи попала в руки одному подростку.        Прошло три секунды. В неё моментально полетела пустая чашка, с противным звоном разбившаяся о стену, а девушка испуганно прозвала её «жукомышью». Тикки, честно, привыкла, лишь по-белому и шутливо завидовала Плаггу в такое время. Конечно же, при виде него так и хотелось растроганно улыбнуться, потому что «эй, это же летающий котёночек, божегосподи, как мило!».        Уже на двести сорок шестой Ледибаг Тикки клятвенно пообещала себе, что перестанет привязываться к каждой новой подопечной. Каждая новая для неё открывала какую-то невообразимую историю, каждая новая — отдельная страница не имеющей конца книги, которую одновременно хотел закончить, потому что концовка страницы вызывала горечь в душе. Уже на тысяча пятьдесят восьмой раз, когда норвежец Петтер был вынужден отдать ей серьги Удачи, Тикки уходила прочь с максимально каменным лицом, веря, что ей показалось, будто спустя столько раз крошечное сердце вновь ухнуло в её маленькие пятки.        Маринетт была уже три тысячи семьсот девяносто первой Ледибаг, и Тикки думала, что не привяжется к ней. Ну вот чем её могла привлечь малолетняя наполовину парижанка, мечтающая стать дизайнером?        Только вот квами почему-то всё равно с неподдельным любопытством слушала, как мечтательно рассказывала она о том, что однажды сделает шаг вперёд, что и её эскизы в один день станут эталоном высокой моды. А ещё иногда мялась, позволяя себе сказать, что всё-таки было бы правильнее отдать серьги другой. Конечно же, Тикки тогда заводила старую песню, что ей неспроста дали Камни Чудес, что это явный знак и что раз уж такая драгоценность попалась в её руки, то никто больше того не заслуживал.        Она, вообще, всем так говорила, пытаясь повысить до небес силу внутреннего духа, потому что не знала, что уже скоро Маринетт станет одной из лучших Ледибаг, которых ей довелось повстречать.        Тикки постоянно была рядом. Так же, как и со всеми остальными подопечными, земля им пухом. Тикки пыталась не привязываться, потому что ненавидела это слово уже с того дня, как замертво легла седьмая героиня за всю эпоху. Сближаться, делить горе и радость с этим человеком, переживать вместе с ним всё то же, что и он — несомненно, так поступали друзья, и ей это нравилось. Плакать над павшим телом от осознания, что так будет продолжаться веками, что каждый, кого она успела полюбить, сляжет вот так — нет, извольте. Надоело.        Но она всё равно не прекращала слушать, как уже через пару дней Маринетт с подростковым упоением рассказывала о том милом парне, который поступил в их коллеж. Рассказывала, как он отдал ей свой зонт, что он не такой, каким они с подругой его считали, и Тикки только улыбчиво качала головой. Она ведь там была, мельком подглядывала за происходящим, только вот сама квами понимала, что в тот день этот самый Адриан в обмен на свой зонт неосознанно забрал у бедной девочки сердце.        Адриан, как говорила сама Маринетт, был искренним, скромным и добрым. Совсем не таким, как многие знаменитости, которых ей довелось повидать. Не было в нём напыщенного нахальства, как у Хлои Буржуа. Не было самодовольства, как у Джаггеда Стоуна. Было лишь что-то такое необычное, словно проблеск света во мгле ночи. Такое, что не было ни у кого, будто к ней явился настоящий принц из сказки.        Маринетт очень хотела, чтобы Адриан забрал её в своё царство. Узнав, что за счастливой модельной машкерой скрывался человек с проблемами в семье, она начала мечтать о том, чтобы в один день пролить свет в его жизнь.        Тикки усмехалась, думая над тем, что о своём напарнике она отзывалась не так лестно. Чванливый, нахальный, не имеющий тормозов и совершенно некомпетентный абсолютно во всём, кроме глупых шуток и ещё более глупых каламбуров, Кот Нуар был словно антоним к Адриану Агресту. И Тикки находила это отчасти забавным, пускай порой и жаль было бедного Котяру, который не в первый раз вставал на колено и протягивал своей Леди так и не принятую розу.        Через месяц ей было уже не до смеха.       Маринетт была по уши влюблена и в то же время с трудом терпела одного и того же человека.        Когда им с Плаггом довелось открыть друг другу образы своих подопечных, пока те стояли один к другому с закрытыми глазами, то Тикки решила, что жизнь так просто решила поиздеваться над ними. Она ожидала увидеть кого угодно, но только не Адриана-чёрт-бы-его-побрал-Агреста, которого Маринетт, как получалось, не единожды отшивала, чтобы через полчаса снова реветь ей, что она для него «просто друг»!        И теперь уже, когда она в красках расписывала, как подойдет к нему, признается в своих чувствах (сама квами была уверена, что это случится в другой жизни), выйдет за него замуж и заведёт троих детей, то Тикки уже иначе слышала это. Глупо полагать, что всё пройдёт так гладко. Глупо полагать, что с осточертевшей тайной личности они будут счастливы, влюбившись в придуманные идеалы и не увидев то, что было так близко всё это время. Увы, каждый раз, как ей хотелось открыть ей этот страшный секрет, горло сдавливало пузырями, каждый раз в бесконечной трели голосов напоминая, что нельзя.        — Я уже устал, — не в первый раз ныл ей Плагг, когда им приходилось чудным образом побыть наедине. Бедный котёнок, заедая стресс камамбером, притворно хныкал. — Этот оболтус всю ночь не даёт мне спать, потому что даже во сне видит свою Леди. Бражника ему в отцы, да она прямо за ним сидит! За ни-и-им! Ему надо просто свою башку повернуть на сто восемьдесят градусов!        Тикки его, вообще, понимала. Наверное, всё потому, что изо дня в день слушала, как Маринетт планировала своё будущее мечтой стать мадам Агрест, в конце говоря, что, боже упаси, однажды потерять мозги и стать женой Нуара! Тикки очень хотела бы ей сказать, что говорила она об одном человеке.        А ещё хотела бы отмотать назад время, потому что с ужасом начала понимать одну вещь: она снова начала привязываться. Назойливой мошкой опадать вниз, дожидаться неизбежного, но привязывалась банным листом.        Потому что Маринетт оказалась в самом деле необычной. Потому что квами её, выходит, не врала, называя её лучшей Ледибаг из всех.        История с тайными личностями и любовным треугольником — который расширился с появлениями Кагами и Луки — постепенно становилась смазливым романом. Тикки с Плаггом даже побоялись, что конца его им не видать, или же, ещё хуже, застанут не тот, который хотелось видеть. Долг квами — помочь героям обрести себя и защитить город, крытый опасностью, но никак не волноваться за отношения двух подростков, которые прямо у них на глазах бегали друг от друга и друг за другом. Во всём этом марьяже они и сами запутались, что от них требовались.        Тикки с сочувствием смотрела на то, как ничего не знающая Маринетт всеми силами пыталась не смотреть, как Адриан о чём-то ворковал с Кагами. Дома она, поскорее уйдя от родителей и заперевшись в комнате, выплачется ей, а самой божьей коровке придётся глотать ком вины от того, что она всё знала. Знала, да молчала.        Плагг с не скрытым раздражением глядел на то, как ничего не знавший Адриан страдальчески вздыхал от осознания, что Леди, ради которой он и в огонь, и в воду готов был броситься, не могла его полюбить. Новая пассия, которая почему-то решила, что они были чуть ли не родственными душами, заменить её никак не могла.        Уже скоро, встретившись с остальными квами, просили их представить себе долгий сериал на три сезона, где главные герои — влюблённые парень с девушкой, только вот один другого в маске узнать не мог, и создатель сериала, как последний садист, заставлял их страдать, глядя на это. На опостылевшие «мы бы сошли с ума» Плагг вопил, что это, так уж получилось, не сериал никакой, а их многострадальная жизнь, потому что их хозяева вообще не в курсе, что находились рядом донельзя близко.        — Моя леди, как насчёт того, чтобы разделить со мной два часа в кинотеатре?        — Кот, в тысяча первый раз говорю тебе: я уже влюблена в другого!        В такие моменты Тикки хотелось прихлопнуть себя по лбу, да вот только боялась, что шума так наделает.        — Поищи тогда другую кандидатуру. Как ты смотришь на Маринетт?        — Но она мой друг.        В такие моменты Плагг просто мечтал в одну ночь с криком «заткнись!» закидать Адриана камамбером.        Оба думали, что веди они себя иначе в обеих жизнях, и геройской, и обыденной, то правда вся встала бы перед их глазами и не было бы никаких ночей с долгими «он любит другую» и «кому я нужен таким?».        Тикки за свою жизнь повидала много, и думала, что её ничем уже не удивить. Естественно, жизнь благородно так подкинула ей внезапный сюрприз, который они с Плаггом прозвали «Адринетт». Теперь они могли с точностью сказать, что это ещё не предел того, с чем им придётся столкнуться в следующих эпохах. Уже почти год квами готовы были биться головой об стенку, смотря на то, как один другого и любил, и отвергал. Плагг говорил, что люди ну очень странные, и уж лучше любить камамбер. Он хоть языка и глаз не имел, зато радости сколько доставлял!        Они терпели. Терпели ещё неделю. Месяц. Два. Тикки понимала, что привязывалась. Неправильно. Омерзительно. С чувством чего-то прекрасно-мерзкого, заставляя все попытки быть чуждой истлевать на фоне предыдущих поколений Ледибаг и Нуаров.        По крайней мере, тот факт, что Адриан таки решился прервать отнюдь не дружеские отношения с Кагами, — о, а с каким энтузиазмом чёрный квами рассказал ей это! — хоть как-то обнадеживал их. Потому они ждали… До определённого времени. Тикки честно пыталась удержать невразумительного Плагга, когда эти двое о чём-то говорили поодаль от остальных, но котёнок вырвался из её цепкой хватки и предстал перед опешившим Адрианом, а вместе с тем и перед Маринетт, которой он уже одним своим присутствием раскрыл ей тайную личность его оболтуса. Он сам бы сказал, что раскрыл он не личность, а глаза. В кои-то веки можно было спокойно вздохнуть, потому что на сей раз квами не стал себя сдерживать, высказав всё, что думал о тех днях, которые ему теперь в кошмарах будут сниться. Тикки же с поддельной виной смотрела на них обоих, лишь иногда встревая в душераздирающий монолог Плагга.        Тикки снова почувствовала, что привязалась. На сей раз и к Адриану, потому что была по-матерински рада за них, видя, как счастливые влюблённые наконец-то сняли маски.        Перед глазами проносилось всё пережитое: то, как они вместе преодолевали трудности, то, как Маринетт довелось стать хранительницей, то, как под трель колоколов шла уже — даже не верится — замужняя пара. Выросли на глазах, как и предыдущие три тысяча семьсот девяносто героев до них.        Только вот Тикки понимала, что у всего прекрасного было что-то неправильное. Люди говорили на это, что «в каждой бочке мёда имелась непроглядная ложка дёгти». Тикки страшно, что через несколько лет Маринетт, как и прошлый хранитель Камней Чудес, забудет всё, чтобы передать все знания новому поколению. Ей страшно от мысли, что она будет где-то далеко, а Адриан, возможно, уже не будет рядом и не сможет помочь ей вспомнить всё, что осталось в беспамятстве.        Мотая головой, квами вымученно улыбалась, смотря на то, как у тех, кто когда-то на их глазах не могли определиться и сделать выбор, уже росли дети.        И Тикки было больно, когда они, уже взрослые, решили, что стоило бы передать бремя героев в руки своих детей. Ей больно, потому что она знала: какими бы высокопарными ни были их поступки, какими бы отменными стражами Парижа они ни были, их забудут так же, как забыли всех до них.        Тикки больно от мысли, что герои не бессмертны, что однажды она будет стоять у их могил, удерживая в дрожавших от неверия лапках треклятые серьги, а рядом будет парить тихо хнычущий Плагг с кольцом Неудачи, абсурдно пытающийся прикрыть всю горечь за маской Арлекина.        Люди, увы, редко доживали до сотни лет…       …А вот квами жили веками.