Tendresse

Внутри лишь пугающая пустота. Все эмоции словно сгорели дотла. А может утонули в бескрайнем океане тревоги, печали и боли? Лишь немногие вообще знали о значении этой даты, но для Александра Петровича она значила слишком много. Голова болит, хочется просто заткнуть уши и, свернувшись калачиком, уснуть. Лишь бы не слышать снова и снова звук выстрела, лишь бы не представлять этот ужас в их глазах. О чем они, интересно, вообще думали в тот самый момент? Слезы вновь застилают глаза, а ведь он только умылся, понадеявшись, что успокоился хотя бы немного. Обхватывает самого себя руками и утыкается лбом в стекло дверцы серванта, рядом с которой его и настиг этот внезапный приступ истерики. Хочет закрыть глаза, но страшно, до жути страшно оказаться в темноте, совсем одному, а что если он уже не сможет из нее выбраться? Едва слышные всхлипы срываются с обкусанных из-за переживаний губ. Все-таки не сдерживается и начинает рыдать. Чувствует себя снова ребенком, маленьким и несносным Петровским отродьем, так и не научившимся справляться и бороться со своими страхами, брать себя в руки. Внезапно ощущает нежное прикосновение к своему плечу, хочет остановиться, не выглядеть настолько жалким и слабым перед Мишей, но не может, едва ли не задыхаясь сквозь всхлипы и с трудом глотая воздух. – Ты приехал, – не оборачивается, отказываясь прямо показать Москве свою слабость. – Прости меня, я должен был сделать это гораздо раньше, – сильное чувство вины пронизывает насквозь. Знал ведь, прекрасно знал, насколько сильно Саша переживал этот день из года в год, но все равно задержался допоздна на работе и смог прилететь уже лишь в субботу, не успев проследить даже момент изменения состояния Санкт-Петербурга. Романов молчит, соврет ведь, если скажет, что все в порядке. Мышцы сводит от усилившейся тревоги, кажется, будто он сейчас упадет, но этого не происходит. Наоборот, становится как-то слишком легко, и он наконец замечает, что Миша ловко подхватил его на руки и аккуратно понес в сторону спальни. В обычное время Саша несомненно бы возмутился из-за такой наглости, но сейчас нет сил и на это. Он неловким движением пытается вытереть мокрые щеки, упрямо отворачиваясь куда-то за чужую спину. Московский чувствует все, поэтому лишь молча опускается вместе с Сашей на кровать и прижимает к себе в самых нежных и осторожных объятиях. – Ты знаешь, я… – с появлением Миши сплошной поток слез все-таки сошел на нет, Романов изредка лишь прерывался на судорожные всхлипы, – Я иногда так по ним скучаю, становится просто так плохо, я… Смолкает так же резко, как и начал. – Родной, я рядом, все будет хорошо, обещаю тебе, – наверное, если бы не многолетняя практика в сдерживании собственных эмоций, у него бы тоже потекли слезы, однако небесно-голубые глаза оставались сухими. Теплая ладонь мягко гладила по спине, успокаивая, и это, казалось бы, не столь важное действие, все равно было от и до пропитано трепещущей нежностью, стремившейся заглушить и успокоить тревогу Александра. Романов неловко утыкается носом в плечо возлюбленного и прикрывает глаза, с наслаждением прижимаясь к Мише как можно ближе. Какое-то время просто молчит, вслушиваясь в тишину, не нарушаемую даже тиканьем часов в гостиной (сломались, что-ли?). Затем Саша слегка отстраняется так, чтобы в следующее мгновение приникнуть нежным поцелуем к чужим губам. Слишком трепетно и аккуратно, словно делает это в первый раз и боится отпугнуть напористостью. Миша лишь мягко улыбается прямо в поцелуй, даже не пытаясь его углубить, прекрасно понимая, сейчас оно им не нужно. – Я верю тебе, – Саша отрывается от мягких губ и смотрит прямо в глаза, наконец позволяя увидеть собственные слезы. А Мише больше ничего и не нужно сейчас, он лишь продолжает аккуратно держать Санкт-Петербург в своих объятиях, совершенно точно не собираясь отпускать его в ближайшее время. – Я так люблю тебя, ты знаешь, – шепчет он, ложась на подушки и увлекая Сашу следом за собой. – И я тебя, Мишенька. До безумия сильно, – звучит слишком уверенно, ведь кому, как не им вообще говорить и судить о такой вещи, как безумие. Москва моментально считывает параллель, но молчит, боясь прервать наконец-то воцарившееся спокойствие не только во всем доме, но и мыслях Саши. Остается лежать и в тот момент, когда слышит тихое сопение, повествующее о том, что его любимый все таки заснул.

Je veux t'aimer toute ma vie Oubliez la tristesse pour toujours. Après tout, le bonheur n'est qu'avec vous, Je n'ai pas besoin d'un autre amour. Je veux te faire un câlin bientôt Après tout, dans le monde, il n'y a pas de toi plus tendre. Et il n'y a pas de plus beaux mots Pour exprimer mon amour.