Неправильно

      Олалла рассеянно отворачивается от окна, утыкаясь взглядом в непонятно откуда появившегося на ее пороге Джекилла. Нашел, значит. Хотя, отчего бы не и найти…? Она ведь почти не пряталась.       – Я стучал, но ты…       Олалла улыбается: такой растерянный, забавный. Не ожидал застать девушку в таком виде, пусть даже и сестру?       Роберт словно слышит ее мысли и тут же отводит глаза, споткнувшись взглядом о ее босые ступни.       – Ты не отвечала. Прости, но я должен был найти тебя. Я подожду, пока ты переоденешься.       Закутанная в домашний халат Олалла и впрямь сбивает его с толку, и без того слишком встревоженного и только благодаря зелью способного усмирить Хайда внутри.       Дьявол, да как так вышло, что он оказался сидящим на ковре перед камином, уставившись на свою недавно обретенную сестру, которая, как оказалось, переодеваться во что-то более приличное не собиралась?       Сестра – смешно!       По пальцам можно пересчитать те дни, что они знакомы. Впрочем, Ренату он тоже едва знает, и все же доверил той свои секреты… Слишком много на него свалилось за последние недели. Оттого ли Хайда стало так сложно сдерживать?       Джекилл зябко дергает плечами – Лондон слишком неприветлив, – и с тоской смотрит на сложенное на столике пальто. Почему ему так холодно?       – Спрошу еще раз. Что ты видела там, что показал тебе инкуб? – наконец задает мучающий его вопрос Роберт. – Ты говоришь, это был твой возлюбленный, Сантьяго, но… – он морщится, словно от отвращения. Неужели, догадался? – Олалла, лучше не ври мне.       – Это было мерзко, – Олалла только усмехается, уставившись в весело потрескивающий огонь камина. – Кого бы я не видела, я целовала труп. И понимала это. Все, чтобы отвлечь эту тварь. Запутать, – она переводит взгляд на брата и твердо произносит. – Остальное значения не имеет.       – Не имеет?       Олалла лишь пожимает изящными плечами, и отчего-то от этого невинного жеста Роберта бросает в жар. Лишь на мгновение, но и этого оказывается достаточно, чтобы его пальцы сомкнулись на шее сестры. – Здесь все имеет значение! – он почти выплевывает слова ей в лицо, едва не утыкаясь своим носом в ее.       – Роберт… – Олалла не шевелится, лишь в удивлении смотрит на брата.       Вдох, выдох.       Тело реагирует болезненно знакомо, и на миг покрасневшее лицо девушки преображается, а губы приоткрываются на выдохе, заставляя взгляд Джекилла опуститься вниз.       Секунда, вторая, третья.       Он разжимает пальцы и резво отползает назад настолько, насколько позволяет стоящее в нескольких футах за его спиной кресло.       – Ты что… ревнуешь? – совсем другая, бесовская улыбка ползет по красивым губам, в глазах плещется огонь – отражение настоящего.       Олалла знакомо наклоняет голову, словно разминая мышцы, – он и сам так делает, будучи Хайдом, – и неумолимо приближается, протягивая руку к его лицу.       – Да что ты творишь? – он проводит ладонями по лицу, словно пытаясь стряхнуть наваждение.       – А ты не понимаешь? Не притворяйся, Роберт, ты взрослый мальчик, – девушка подается вперед, не отрывая взгляда от его губ. Точеная ладонь ложится на напряженное бедро.       – Олалла, да приди ты в себя! Тебе снова видится он? – Роберт трясет головой, словно это ему видится что-то, и скидывает ее руку. – Это неправильно!       – Неправильно…? – шепчет Олалла. – Неправильно? – повторяет она томно, ловким движением повалив Джекилла на пол. – Бэлла, Лили… – Олалла умудряется шипеть эти имена, поочередно вжимая руки брата в высокий мягкий ворс. – Это правильно?       В голове Джекилла всплывают воспоминания того, второго. Тот день, когда он вломился в дом вампира – так он думал тогда – и увидел ее, красивую и соблазнительную, по-хайдовски вальяжно развалившуюся на пестрой софе. Тогда в мыслях проскочило желание плюнуть на уговор с Буллстроудом, но чертовка выдала их семейную тайну, и тем самым сильно упростила решение. Тогда – упростила, но сейчас все снова стало сложно.       – Ты с ума сошла, – Роберт понимает: вырваться не так просто: хватка монстра, ее монстра слишком сильна. А его собственный Хайд как назло и не думает выходить на свет. Дотянуться бы до зелья во внутреннем кармане, обезвредить Олаллу, но как же крепко она держит.       – Сошла с ума, надо же, вот это новость!       Мужчина рычит, вырывается, но то лишь Джекилл. Олалла знает слишком хорошо – стоит ей лишь перегнуть палку, как Хайд возьмет верх. И что ждет ее тогда? Догадаться почти невозможно, и реакцию темной стороны не дано узнать даже ей – монетка все равно что зависла в воздухе. Да, страсти в нем на сотню Джекиллов, но и отвращения не меньше. Нет, она хочет, чтобы Роберт сам пошел на попятную…       – …Олалла, нам нельзя, – его голос слабеет, когда он в очередной раз дергается под ее легким, но сильным телом.       Нам нельзя, отдается в ее голове. Другие бы услышали в этом твердую убежденность. Она же знала – здесь треснула его оборона.       – Почему? Роберт, мы ведь по сути одно, – она носом ведет по его шее, вдыхая давно позабытый запах, и замечает уголком сознания, как расслабляются его запястья. – Единое целое, разделенное когда-то надвое. Или… выходит, мы даже чертвертинки? – она смеется, пряча тревогу за показным весельем.       Неужели он не понимает, что ей нужна помощь? Клин клином вышибают, и выбить порочную, отравляющую любовь к Дэнсу можно только чем-то еще более неправильным… он выбрал идеальное слово.       Что есть они, если не сама неправильность?       – Я запуталась, Роберт, – говорит она вдруг, прижимаясь к нему еще ближе. – Помоги мне…       – Но разве такая помощь тебе нужна…? – Джекилл чувствует, как растет напряжение. Он почти уверен: вся кровь отлила от мозга, чтобы устремиться в противоположном направлении, иначе как он попал в это адское пекло? От озноба не осталось и следа, словно его швырнули в адское пламя.       Хайд посмеивается у него над ухом, нашептывая, соблазняя голосом, почти неотличимым от его собственного.       «Ты хочешь ее, остальное – мораль, выдумка глупцов».       Сколько времени прошло с тех пор, как она отпустила его руки? Как не заметил он, что жилет уже расстегнут, и ее пальцы до отвращения ловко избавляют его от одежды?       – Олалла, – зовет он, и с остервенением хватает ее за волосы, притягивая к себе.       В руке мелькает пузырек с зельем, и тут же летит в сторону.       – Хайд? – спрашивает она, но Роберт не отвечает, затыкая ее рот поцелуем.       Роберт сам не знает, Хайд сейчас он или Джекилл: монетка наконец упала, застыв на ребре, едва их губы соприкоснулись. Секундное замешательство сменяется дьявольской пляской. Олалла безрассудно стонет, обвивая его шею руками, и тянет ближе, вжимаясь в него всем телом, пока руки Роберта скользят под полы халата, тянут с плеч ненужный шелк, оставляя девушку в тонкой сорочке, едва прикрывающей разгоряченную кожу.       – Дверь заперта? – спрашивает Олалла, вдруг оттолкнув его.       – Боишься, что нас застанут в таком виде? – едко уточняет Роберт, потянувшись руками к ее груди.       – Боюсь, что убью того, кто нас прервет… – улыбается она и скидывает тонкие бретельки.       Сорочка едва держится на высоком стане, но Роберт не торопится.       Он знает наверняка, что совершает ошибку – он в этом уверен, – и эта медлительность все равно что наказание, полученное авансом. Он прикасается к шее сестры, притягивая ее ближе для еще одного поцелуя, спускается ниже к теперь уже обнаженной коже, и Олалла снова стонет, выгибается, трется о его бедра, прижимая его голову до одури сильно, пока он ласкает языком ее шею и грудь, перекатывая между пальцами алеющие в свете камина соски.       Кресло жалобно скрипит, когда минутой позже он падает на сидение, вцепившись в подлокотники. Несколько движений ловких женских рук, и Роберт задыхается, откидывая голову назад. Хайд внутри него утробно рычит, довольный происходящим: такого даже Бэлла не вытворяла, и если не думать о том, где Олалла такому научилось… Хайду без разницы, а Джекилл… Джекилл постарается принять. В конце концов, у всех свои секреты… Это и впрямь значения не имеет.       – Ты невозможная, – глядя на сестру сверху вниз, произносит он.       – Мы, – улыбается она, и понимая его немую просьбу, тянет к себе, позволяя тут же уложить себя на спину. Ковер колет обнаженную кожу, но Олалле не до таких мелочей.       Все, что ее заботит – нависшее над ней тело брата, застывшее меж услужливо разведенных ног.       В комнате становится слишком тихо, даже угли как будто боятся издать лишний звук, и только их громкое дыхание, казалось, слившееся воедино, нарушает тишину.       Вдох, выдох.       – Давай же, – Олалла впивается ногтями в его бедра, заставляя податься вперед, и сама тянется навстречу, вжимаясь еще ближе, когда Роберт наконец оказывается в ней.       Так они и замирают, пораженные как громом среди ясного неба, застыв где-то посередине между добром и злом. И сколько бы не продлилось это бесконечное мгновение, неправильным оно уже не покажется.