В золоте нового дня

Приглушенные утренней дымкой лучи безмятежного рассветного солнца мягко скользили по рыженькой шерсти, зажигали на ней золотые искорки, окружая спящего ореолом сияния, будто в момент медитации. Дивная картина. Не замечая собственной улыбки, позабыв как дышать, Макак завороженно любовался им. Не ужели взаправду? Минула целая жизнь, а он вновь проснулся рядом с любимым, слышит его дыхание, чувствует сладкий запах персиков, раз и навсегда пропитавший его шерстку. Или всё же сон? Иногда ему снился У Кун. Счастливый, влюбленный, близкий и родной-такой, каким тень запомнил его однажды, каким хотел видеть всегда. Образ не менялся, не тускнел со временем, оставшись будто живой фотографией в памяти. Просыпаться было больно, пустота, пульсирующая в груди, заливала золотые осколки снов тягучей, зыбкой и холодной тоской, что ломала изнутри, сводила мышцы, душила. Но сейчас он не спит, и желая докоснуться, Макак не встретится с равнодушным и пустым пространством давным-давно остывшего места рядом. Ведь так?.. Под грохот участившегося в волнении сердца, сквозь золотые лучи, от которых его собственная шерсть заискрилась, тёмный протянул руку к чужому затылку... И едва не застонал от удовольствия, когда пальцы утонули в тёплых рыженьких прядях. Всё такие же мягкие, шёлковые, трогать их одно удовольствие, в котором Макак больше не собирался себе отказывать, зарываясь глубже в волосы У Куна, погладил того по затылку, едва ощутимо задевая когтями кожу. Живой, настоящий, его собственный и ничей больше золотистый солнечный лучик. Подобно ночным теням, обиды прошлого, терзающие остывшую душу, развеялись, затаились в углах, уступая место долгожданному рассвету в полярной ночи. В медовых лучах плавилась ледяная пустошь, живой водой разливались её застывшие глыбы, пока разбуженное и согретое чужим теплом нежное чувство всходило робкими цветами ранней весны. Как глупо было жить в иллюзии вражды, годами натаскивать себя на ненависть лишь для того, чтобы в итоге снова оказаться с ним в одной постели... Не желая больше ждать, Макак рывком нырнул в манящее тепло, резко прижавшись к спящему со спины, не боясь потревожить стиснул жадные объятия до легкой боли. Ладонь скользнула вверх, от напрягшегося животика до груди, поднимая за собой светлую шерсть, а затем пригладил обратным движением. Губы коснулись открытой шейки, оставили долгий, медленный поцелуй, легонько, до тихого полустона прикусил загривок. -Доброе утро, персик.-шепчет тёмный прямо на чужое ушко, от чего то забавно дёргается, обожженное горячим дыханием. -Доброе...-пробормотал рыженький, стараясь придать своему тону недовольные нотки. -Ты меня разбудил.-со вполне правдоподобным укором добавил он и легонько пихнул тень локтем. -Такое чудесное утро...а ты его чуть не проспал.-усмехнулся шестиухий, беря любимого за руку, сжал крепко, желая почувствовать, убедиться-вот он, живой, настоящий, не растает в золотых лучах и не уйдёт туманом за горы вслед за остальными снами. -Знаешь...с тобой каждое утро чудесное.-проговорил У Кун и повернулся к нему со смущенной улыбкой на сонном личике. Так темный однажды и влюбился, купившись на эту улыбку, такую искреннюю, доверенную лишь ему одному, и сейчас повёлся будто в первый раз. Что-то внутри сжалось, скрутилолось, сладко и удушающе-больно защимило в груди. Однажды он уже испытывал подобное, но это было так давно, что ощущения казались новыми и от того захватывающими, острыми. Понемногу они оба снова вспоминали как любить, вспоминали друг друга. Ладонь короля легла на чужой лоб, открыла, убрав волосы, подушечками пальцев очертила изгиб скулы, взгляд медленно скользнул по шраму. -Ты красивый...-совсем тихо прошептал рыженький, остановив руку на щеке. Коготком мизинца обвел уголок его губ, сосредоточил взгляд на них, без слов, но очень явно о чем-то прося. -Льстишь...- шепчет Макак в самые губы короля, едва не касаясь их. У Кун сам подаётся вперёд, тянется за поцелуем, забавно зажмурив глазки, и шестихуй не в силах отказать. До дрожи, до вставшей дыбом на загривке шерсти нежно он ласкает его покорно расслабленые губы, сминает, едва ощутимо прикусывает, поглаживает, но тут же отстраняется, когда рыженький тянет его глубже. Разочарованный, требовательный стон У Куна однозначно стоил секунд промедления. Растрепанный и взъерошенный, до конца не проснувшийся и совершенно недовольный, он выглядел...таким уютным и своим. Желанным. -Ты!..А ну иди сюда!-обиженно выпалил тот, садясь на постели. Окинув наглое создание горящим от негодования взглядом, он вновь потянулся руками к его лицу, собираясь взять желаемое. Но коснуться себя тёмный не дал, ловко перехватив его запястья. Потянув за руки, закинув их на свои поечи, тень лишь на миг позволил удивлению отразиться на милом личике, а в следующий жадно впился в приоткрытые губы, повалив на постель. Запах персиков дурманил, путал мысли, ощущение чужой мягкой шерсти в ладонях пробивало до мурашек. Как же обожал он эту рыжую сволочь. Хотелось раствориться в нем, стать одним целым, ощущать ритм его сердца как свой собственный, слиться душой и телом, вместе растаять во льющемся из окна солнечном золоте. Сплетаясь языками, кусаясь до крови, борясь за право сделать вдох, они льнули друг к другу, сминая простынь, царапались, душили, лишь бы быть ближе. До хруста в позвоночнике, Макак сжимал его изящную талию, даже не заметив, как тот по-хозяйски закинул на него ноги, стиснул бедра. Впрочем, У Кун и сам не заметил этого, намертво вцепившись в жёсткие волосы тёмного, не давая ему отстраниться ни на миллиметр. Казалось, он готов задушить его, задохнуться самому, но не отпускать. Больше никогда. *** Уставшие, но неприлично довольные, они жались друг к другу на скомканной постели. Уткнувшись носиком в широкую грудь, всё ещё немного дрожа, У Кун шептал бессвязные нежности, едва слышно признавался в любви, на что Макак лишь сонно улыбался, нежно гладил любимого по спинке, пока тот не затих, первым поддавшись сну. Ощущая себя как никогда живым и счастливым, тёмный совсем скоро последовал его примеру. Засыпать было не страшно, ведь больше он не проснётся один.