Pacify her
She's getting on my nerves
You don't love her
Stop lying with those words.
Крючкова бесит. Просто невероятно бесит. Таскается за Горшком хвостиком, так нежно обращается, и самое главное — она мешает Андрею. Может, она сильно бы не мешала, если бы блять не мельтешила с хищной и самодовольной улыбкой перед Князевым. Андрей Мишу обожает. Тот такой… Необычный. Приятный даже, несмотря на то, что половины зубов нет, и того факта, что он гоняет по вене. Полюбил с самой первой встречи. А ведь тот самый «папенькин сыночек» оказался самым настоящий панком со своими принципами. Андрей был готов на все, лишь бы Михаил обратил на него внимание, так же, как он обращает внимание на Фису. Чтобы так же притянул за талию, страстно поцеловал… Князь был готов смотреть на то, как Миша готовит себе дозу. Готов сам это делать, лишь бы Мишенька его любил. Но Анфиса… — Мишенька, Мишка, Мишутка! Не слушай их, ну как же ты не понимаешь? Ты самый уникальный! Самый лучший и самый красивый мужчина! Панк настоящий! — Крючкова снова крутится вокруг Миши, который явно сейчас не в себе. Зрачки у него огромные, почти не видно прекрасный цвет кофе… Опять, наверно, в туалете на точке ширнулся. — я тебя так люблю, Мишутка, так люблю! — Фис… Эт, ну, спасибо… — Горшенёв немного стеснительно мнется на месте, под тяжелым взглядом Александра Балунова. Тот смотрит с осуждением. Конечно, Миша его близкий друг, но вот эту херню с герычем не нравится даже ему. И желание «умереть до тридцатника, чтобы кризиса не было, понимаешь, да?» тоже очень напрягает. — ну как я могу не сказать тебе правду, Мишутка? Только я скажу тебе правду, только я… — Анфиса жмется к Мише и целует в щеку, много раз, выгибается, точно грациозная кошка, лишь бы дотянуться до губ Горшенёва. — слушайте, молодожёны, может прекратите сношаться и мы займемся делом? — голос подает Князь. Ему противно от этой картины, он представляет себя на месте Фисы. Как будет прижиматься к Мише, как он его любить будет… — ой, не завидуй, Князь! Миша, скажи же ему, ты ведь любишь меня? Любишь ведь?! — Княже… Это, ну, че такого? Ну пососались, и всё. Как будто сам не целовался с бабами… «Не целовался блять, придурок. Как же ты бесишь. Но я всё равно тебя люблю, идиота». — нас не понимают, Мишутка… Миша, пошли выйдем? Покурим! Мой хороший, сколько ты не курил? Нужно покурить, как ты любишь, — изящные руки девушки обвивают худую руку Миши, а тот и не против, быстро кивает и тащит за собой свою возлюбленную на улицу перекурить. И ведь никого с собой больше не позвал! Князев вздыхает тяжело, откидываясь на спинку стула. Он устал. Они ведь работают всего ничего, концерты какие-то играют, песни пишут в конце концов! И тут появляется эта фанатка, которая сразу оккупировала Горшка, перенимая внимание с группы и друзей, на себя. Противно. Очень противно. Лучше бы этой Анфисы вообще не существовало. — Андрюх, чего ты напряженный такой? — Яков, который вообще не ясно как материзовался рядом, похлопал по-дружески по плечу, — Фиса всех напрягает, ты не загоняйся так сильно. — Яш, ну ты конечно успокоил, прям благодарю. — да чего ты, щас припрутся и опять что-нибудь разучим… Горшок и его девушка не пришли на продолжение репетиции. Пришлось играть без них.***
— блять, Горшок! Что у вас здесь за пристанище? — Балу, честно, пытается быть спокойнее. Знает, как Горшок нежен к этом смысле, — Андро, иди подними этого идиота… Миха, Фиска твоя где? Только же расписались! — Фиса… Фиса? Она, вот… Толь... Таль… Тут? — Миша вяло рукой двигает, по сторонам озирается, выискивая свою жену. Та, в отличие от Миши, выглядит ещё хуже. Угашена просто в край, губы у неё синие, а изо рта пена течет. Андрей бы с удовольствием оставил ее так умирать… Но совесть съест за счастье Михи. — парни, тут валяется… Скорую вызовите, а то так и умрет. Горш, ну ты то куда полез? Сядь, блять! — Князев крепко хватает друга за плечи, на себя тянет и держит в сидячем положение, чтобы тот сейчас сам коньки не отбросил. — блять, Миша, твои «забавы» вас двоих сведут в могилу! Пор, позвони, щас оба подохнут кажись… — Балунов, обходя матрас который служит всем чем только можно, Горшенёву пытается сам хоть как-то спасти, чтобы еще и убийство на них не повесили. — Фиска… Дюх, пусти, я к Анфисе! — Горшок брыкаться начал, очень уж хотел приползти к девушке. — сиди блять, и не рыпайся! Андрей, не пускай его никуда, трясется весь. Я скорую вызвал, хоть кого-то да спасем.***
Принеся текст, Андро ждал всего. Смены текста, смена мелодии… Возможные осуждения со стороны Миши, так как они были почти одни. Это почти была Анфиса, которая все заслуги присвоила только Мише. — Мишка, какой прекрасный текст! Такое снять можно, такое! А про что же ты писал? Я уже знаю как мы назовем песню… Что-то про любовь. Да, любовь! Про былую любовь. Что думаешь, Мишка? — Анфиса активно жестикулировала, ходя по комнате, а потом на колени упала у ног Миши, да так, что её юбчонка задралась, оголяя все приличные места. Князь взгляд отводит, противно такое видеть. Да и к нему никто не обращался, значит можно пить своё пиво. — да ты, Анфис, погоди… Эт ж не всё, понимаешь, да? Щас ещё наиграю… И назовем как какое-нибудь воспоминание… Страшным, или про любовь… Андро, как назовем то? — Горшенёв сигарету между губ зажал и прикруивает, гитару беря поудобнее. — да что нам этот Андрей, Мишка! Назови так… Воспоминание о былой любви. Прекрасное название, я считаю. — ну текст Андро притащил. Так что думаешь, Князь? — взгляд карих взгляд переводится на русого, который сидит так безэмоцианально. — как хочешь. Если тебе такое нравится, — Князь плечами пожимает, отпивая еще пива. Он закинул ногу на ногу, стараясь даже не смотреть в сторону, хотя соблазн был очень сильный. — ну, братан, мне твое мнение нужно… — он просто не понимает, насколько ты прекрасный музыкант. Миша, назовем эту песню. «Воспоминание о былой любви»! Андрей глубоко вдыхает, и встает с места, пиная уже пару пустых бутылок. Как же она заебала. Только и видит Миши, старательно унижая Андрея! — эй, Дрон, ты куда? — домой. Дальше без меня. Я устал. — Миша… Андрей просто тебя… — договорить Анфисе не дает Андрей, — сука, Горшок, успокой её, она мне все нервый выебала! — Андрей, ты… — я ухожу. Трахайтесь здесь сами, гоняйте по вене, без меня! Ты, Миша, всегда врешь. Ты её не любишь. На уме у тебя только героин и как бы достать дозу. — Княже, хватить бредить! Анфиса, взревев, на ноги подскакивает и бежит на Князева. Тот, не успев среагировать, оказался прижатым к полу. Фиса свои ручонки сжимает на шее мужчины, а Миша ничего не делает и не говорит. — как ты смеешь так говорить обо мне и Мишенька?! Да ты никто для этой группы! Миша все делает, а тебе здесь не место! Из горла вырываются лишь хрипы, Андрей пытается отцепить цепкие руки девицы и ведь пытается не навредить. Горшок все еще ничего не сделал. Он просто смотрит. Смотрит, как его жена сейчас придушит его лучшего друга! Кажется, любовь к Мише была ложной. Это было всего лишь желание защитить лучшего друга. А сейчас, так и не защитив Мишу, Андрей и помрет молодым, раньше Горшка даже. Но, видимо, Горшенёв одумался, подскочил со своего места и прытко к Анфисе подбегает, стягивая её с хрипящего Андрея, который уже сопротивляться перестал. — Анфиса, ты что творишь?! Отпусти Андрея, идиотка, ты его сейчас убьешь! — девушку Миша в сторону отбрасывает, склонясь на другом, по щеке хлопая, — Андро, эй! Князев жадно глотает воздух, но бьет Мишу по рукам. Он предал его! Предал! Андрей дрожит, пытается прийти в чувства. В глазах темнеет, он судорожно пытается понять умирает ли он, или нет? — Андрюх, тих, тих, спокойно… — какое к черту спокойно?! Его почти убили, а Миша только сейчас опомнился! — т-ты… Н… — Андрей закашлялся и на бок перекатился, упираясь локтем в пол, старясь приподняться, — ненавижу… — кого…? — Миша глаза свои округляет, а потом грустно брови сводит. — тебя. Анфису… Всех! — слова выходят хриплыми, голос очень дрожит, а Анфиса победно смеется, — видишь, Миша?! Он ненавидит тебя и пользуется тобой! — да заткнись ты, Анфиса! Он чуть не умер! — Горшок. Уйди. С ней. Прошу, — Князь смотрит на Мишу нервно. Он хочет побыть один. Сил сейчас почти нет. — но… Горешнёва, непонятно откуда взявшимися силами, утаскивает Мишу, говоря что-то про предателя Андрея, но Князев уже не слушает. Он хочет исчезнуть. Лишь бы больше не видеть эти лица.