В неидеальном мире Адама Пэрриша

“Я его теряю. Я его теряю. Я его….” За иллюминатором вертолета плавно проносились красочные пейзажи разыгравшегося лета в штатах, однако никто из пассажиров, каждый по своей причине, не обращал внимания на захватывающий вид. Гэнси, следуя указаниям Хелен, был занят отправкой сообщений своей матери, да и другим людям, отвечающим головой за организацию сегодняшнего мероприятия. И хотя у него не было времени любоваться природой за окном, он каждые пять минут бросал взгляды назад, где сидел Адам, который с непринужденным видом рассматривал свои руки, сложенные на коленях. В отличие от Гэнси, Адам едва ли считал свои тонкие пальцы и еле заметные родинки на тыльной стороне ладони восхитительнее гор, рек, величественного леса, проносящихся внизу. Он с трудом переносил полеты, и поэтому старался сосредоточиться на чем-то другом. Да хоть на своих пальцах! Гэнси сейчас жалел, что Хелен тоже сидела в кабине и могла бы услышать все, что хотел бы в качестве поддержки сказать Адаму. Чтобы не смущать друга, он решил ничего не говорить, и до конца полета не переставая препирался с сестрой по поводу и без. Когда они наконец-то оказались в машине, Адама все еще слегка потряхивало. Хелен оставила их одних у себя в “Ауди”, чтобы сходить в магазин и докупить необходимое. Обернувшись, Гэнси вновь взглянул на Адама. — Ты в порядке? — Молюсь, чтобы не оказалось, что я вырос с прошлого года. — Я померил свой костюм прежде, чем ехать, и все в порядке. Да и ты, вроде, не подрос. Прошло всего несколько месяцев с той примерки перед покупкой зимой, все будет хорошо. — Пожалуйста, давай поговорим о чем-нибудь другом. Гэнси не знал, о чем можно было поговорить. Ему не хотелось говорить ни об учебе, ни тем более затрагивать в разговоре Блу. Нет-нет, этого точно не стоило делать. Тогда они позвонили Мэлори. Его рассказ о странной птичьей ярмарке где-то в Уэльсе вроде развеселил Адама, по крайней мере, он больше не был бледен словно привидение. Гэнси сегодня был готов сделать все, чтобы Адам больше не терял силу духа. Однако, оказавшись в поместье семейства Гэнси, он понял, что эта миссия едва ли выполнима. Адам заметно стушевался среди роскошных убранств и суматохи перед приездом высокопоставленных лиц. У Гэнси и Адама было полчаса на то, чтобы освежиться после дороги и одеться подобающе дресс-коду вечера. Гэнси встал под холодный душ, приводя мысли в порядок. Все будет хорошо, убеждал он себя. Все гости сегодня будут очарованы Адамом Пэрришем, иначе и быть не может. Они с Адамом управятся за пару часов, а потом сбегут оттуда, как только предоставится возможность. Можно будет спрятаться в тени сада на заднем дворе, обсудить самые нелепые наряды гостей, разделить на двоих украденную бутылку дорогого шампанского и…. Да, необходимо всего-то продержаться пару часов. Гэнси, уже в костюме и в огненно-алом галстуке, стоял перед зеркалом в своей комнате и поправлял прическу, когда в дверь неожиданно постучали. Нервно теребя манжеты, на пороге стоял Адам. — Адам, у тебя все хорошо? — Меня все еще слегка мутит после перелета. Что, так заметно? — Адам грустно усмехнулся. — Вовсе нет. Ты отлично выглядишь, — Гэнси подошел ближе и смахнул невидимую пылинку с его плеча. — Где твой галстук? — Не знаю, как так получилось, но, кажется, я оставил его в Генриетте. Гэнси, ничего не сказав, подошел к своему шкафу и, потратив минуту на поиски, вытащил оттуда один из своих галстуков. Адам благодарно ему улыбнулся. — Позволь мне, — Гэнси обернул галстук вокруг шеи Адама и начал аккуратно создавать правильный узел. Адам смутился, но не стал мешать Гэнси. Наслаждаясь короткой близостью, он вспомнил, как сам с трудом учился идеально завязывать галстук пару лет назад, чтобы у учителей в Агленби не возникало вопросов по поводу его внешнего вида. Сам Гэнси всегда выглядел опрятным, не только в школе. Он был Мистером Совершенство, и Адам никогда и никому не признается, что сам часто теряется от его красоты. Если бы только можно было отказаться принимать участие в этом фарсе и остаться с Гэнси в этой комнате, с его добрым, милым Гэнси, которого ни с кем не хотелось делить. Но Адам гордо промолчит о своем желании, чтобы не выставить себя эгоистом и трусом, а Гэнси на весь оставшийся вечер наденет свою маску Ричарда Гэнси Третьего, образ идеального ученика, идеального сына и идеального мужчины, чтобы оправдать все возложенные на него ожидания. — Пойдем. Им будет полезно тебя увидеть. На аллею беспрерывным потоком прибывали дорогие машины, из которых первым делом выходили разного возраста мужчины в смокингах, а затем, дождавшись, когда их кавалер подаст свою руку, появлялись и женщины, которые сверкали бриллиантовыми украшениями и ядовитыми улыбками. Адам поджал губы, наблюдая за тем, как гости обменивались рукопожатиями и невесомыми поцелуями, обсуждали насущные на политической арене вопросы и брали бокалы с шампанским у официантов. “Им будет полезно тебя увидеть. Хах! Да что они понимают о настоящей жизни?!” Адаму не следовало так говорить, поэтому он молча придерживался Гэнси и тщательно скрывал свои эмоции. Улыбался, когда к ним подходил очередной гость, подавал руку, когда Гэнси представлял его гостям, снова улыбался, пока Гэнси обменивался с гостем вежливыми репликами и убеждал дать Адаму свою визитку. Это продолжалось снова и снова, менялись лишь лица и бокалы с имбирным элем. Через час, правда, Адам уже сомневался, пьет ли он имбирный эль или настоящее шампанское, а Гэнси не особо контролировал, что оказывалось в руках у его друга. “Есть ли тут хоть одна искренняя улыбка?” — подумал Адам, продолжая отыгрывать роль лишь наблюдателя. Он редко говорил что-либо помимо “здравствуйте” и “спасибо” и был благодарен Гэнси за то, что он не требовал от друга большего участия. — А, Пэрриш. Ты принарядился. К ним подошла Хелен, которая была в роскошном платье, подчеркивающим ее фигуру, и в черных туфлях, делающих ее одного роста с братом. Она не сказала ничего обидного, однако сердце Адама неприятно кольнуло. — Хелен, замолчи, — сквозь зубы произнес Гэнси, предупреждающе взглянув на нее. — Это был комплимент, дурачок. Просто вы обычно ходите в школьной форме, а не…. — Все нормально, — сказал Адам. “Помни, зачем ты здесь. Войди, получи то, что тебе нужно, и уйди”. Вечер не спешил заканчиваться. — Ну? Еще кружок? Гэнси дружелюбно прикоснулся к плечу Адама и вновь повел его знакомиться с невероятно богатыми людьми, которые, по мнению Гэнси, могли бы помочь Адаму получить выгодную стажировку. Адам не помнил, поблагодарил ли он Гэнси за это. Это было очень любезно с его стороны, и Адам любил, когда ему оказывали знаки внимания. С другой стороны, Гэнси любезничал со всеми, и Адам искренне боялся, что не является достаточно особенным для него. Он возвращался к этой мысли в течение всего вечера, однако у него не было времени подумать об этом тщательнее из-за нескончаемого круговорота новых знакомств. Лишь через несколько часов Адам и Гэнси оказались в коридоре второго этажа, в северном крыле дома, где-то между кухонной лестницей и комнатой Гэнси. Из зала внизу все еще раздавались оживленные возгласы и горячие споры, однако, когда мальчики покинули вечеринку, по большей части все гости уже были пьяны и любвеобильны. Адам не был уверен насчет Гэнси, однако не сомневался в том, что сам он уже был пьян. Раньше он никогда не пил, этим с лихвой занимался его отец. Несмотря на кипу визиток, которая теперь хранилась у него в кармане брюк, никто из гостей Адаму так и не запомнился. Кто-то занимался вопросами туризма, кто-то владел нефтяной компанией, кто-то продавал ценные вещицы и получал с этого миллионы долларов каждую неделю. Им с Гэнси по большей части встречались люди, для которых бизнес был лишь еще одним хобби, развлечением, а не источником дохода. Для тех, кто владел миллиардами, политика была игрой, а проблемы смертных – чем-то незначительным. Адам испытывал к такому отношению к жизни лишь неприязнь. — Жаль, что мы не можем вернуться уже завтра, — вздохнул Гэнси, облокотившись о небольшой столик с красивыми безделушками. — Адам, скажи мне честно, ты действительно хочешь этого? Этого? — он небрежным жестом указал вниз, намекая на первый этаж, где все еще продолжался праздник роскоши и власти. Адам ответил: — Я хочу свалить из Генриетты. Это был честный, но жестокий ответ, потому что Гэнси не мог сказать ничего другого, кроме: — … а я нет. — Знаю, что нет. Послушай, я не пытаюсь… Адам собирался сказать “отделаться от тебя”, но ему не хватило на это духу. Однако мысли о том, что они идут перпендикулярными путями и рано или поздно разойдутся, не оставляли его в покое. В его груди нарастало напряжение. Не такой судьбы он хотел для них обоих. Гэнси молча разглядывал различные вещицы на столе, когда наконец поднял на Адама взгляд и спросил: — Почему ты пошел в Кабесуотер без меня? Адам пожал плечами. Гэнси покачал головой. — Я не знаю, что сказать. — Правду. — Я не знаю, что тут правда. — Неужели? С ума сойти, — произнес Гэнси, включив тот самый голос Ричарда Гэнси Третьего. — Нельзя что-то делать, не зная, зачем. — Думай, что хочешь. Я поступил правильно, нужно было спешить. — И ты решил, что правильным было пойти туда в одиночку? Тебе так сильно хочется быть Адамом Пэрришем, одиноким воином…. Он и был Адамом Пэрришем, одиноким воином. Гэнси, его замечательный Гэнси, всегда окруженный восторженными прихлебывателями, никогда бы этого не понял. Не смог бы понять. Адам постепенно накалялся. — Что ты хочешь от меня услышать, Гэнси? — Просто скажи мне, что этого больше не повторится. — Что “этого”? Чтобы люди не делали то, о чем ты не просил? Если тебе нужен человек, которого ты сможешь контролировать, ты выбрал не того. Между ними повисла напряженная тишина, настолько острой она ощущалась, что Гэнси подумал, что, если он сделает хотя бы один шаг вперед, она беспощадно вонзится в его тело. Гэнси, удерживая взгляд друга, не найдя слов, просто вздохнул. — Не смей так смотреть на меня. Знаешь, ты тут вообще ни при чем, я сделал то, что нужно было сделать, — прошипел Адам. — Не лги. Было много других способов. — Но ты ими не пользовался. Либо ты хочешь найти Глендауэра, либо нет. И он тебе не нужен, в отличие от тебя, я не стану сидеть и ждать, пока кто-то перехватит мою удачу! Взгляд Гэнси метнулся в коридор, подойдя вплотную к Адаму и понизив голос, он сказал: — Глендауэр не твой, Адам, он сначала был моим. Адам схватил его за запястье. Довольно грубо. — Я не буду твоим слугой, Гэнси. Ты этого хотел? Если тебе нужно, чтобы я помогал тебе искать Глендауэра, не мешай мне действовать по-своему. Гэнси вырвал свою руку из крепкой хватки Адама и вновь бросил взгляд в коридор. Он не хотел, чтобы на их ссору прибежали люди. Адам зло ухмыльнулся. — Что? Боишься, что кто-то услышит, что в мире Дика Гэнси не все благополучно? Может, им не помешает порция реальности! Адам внезапным взмахом снес все безделушки со столика, рядом с которым они стояли все это время. Они упали на пол с неприятным стуком, но ничего из них, на первый взгляд, не разбилось. Было что-то прекрасное и ужасное в Адаме Пэррише, крушившем все на своем пути. Гэнси не мог отвести взгляд, при этом Адама стоило остановить, пока кто-то другой не прибежал, чтобы сделать это. Поэтому Гэнси решил толкнуть Адама в сторону соседней двери, которая вела в его спальню. Адам толкнул Гэнси в ответ, однако Гэнси все равно удалось затолкать его к себе в комнату, подальше от чужих глаз, которые могли возникнуть из-за поднявшегося шума. — Знаешь, я ведь не нуждаюсь в том, чтобы ты со мной нянчился! — Адам толкнул Гэнси еще раз, вдавливая в дверь. — Что-то не похоже. Ведешь себя как ребенок. — В школу я попал без твоей помощи. Разбудил силовую линию без твоей помощи. Уехал из дома без твоей помощи. Так что мне не нужна твоя жалость, Гэнси, оставь ее при себе! Слова Адама сочились ядом, и Гэнси чувствовал себя достаточно отравленным Адамом Пэрришем. — Ты единственный, кто, судя по всему, считает тебя достойным жалости. Я всего лишь предлагаю тебе помочь, Адам, потому что друзья помогают друг другу, когда это необходимо. Адам опасно приблизился, и Гэнси вжался в дверь, не зная, что ожидать от него. Глаза Адама горели и притягивали к себе внимание. Гэнси ни за что не смог бы отвести взгляд и отвернуться, даже если бы захотел. “Ты единственный, кто, судя по всему, считает тебя достойным жалости”. За такие слова Гэнси хотелось ударить. Еще больше втолкать в эту гребанную дверь. Гэнси замер в ожидании того, что предпримет Пэрриш. Его взгляд невольно упал на красивые губы, которые сжимались от злости. Адам заметил это, и ему тут же расхотелось драться. Хотелось… сделать что-нибудь другое. Неожиданно для него самого, его возбуждение, порожденное злостью, приобрело другое значение. — Есть лишь один вид помощи, который мне от тебя нужен, мой милый Гэнси, — прошептал Адам в чужие губы. Пэрриш поцеловал его. Адам почти сразу же отстранился, однако его рука успела схватить пальцы Гэнси и прижать их к своему паху. Он знал, что играет нечестно, однако не чувствовал стыд, то ли из-за нахлынувшей после ссоры злости, то ли просто алкоголь притупил это чувство. Гэнси впал в ступор на несколько секунд, взглядом блуждая по темной ткани костюма Адама. — Ух ты, — сказал он в итоге. — Это было…. неожиданно. Адам отпустил руку Гэнси и сделал шаг назад. — Ты, кажется, хотел помочь? Если нет, я пошел к себе, — Адам потянулся к дверной ручке, когда Гэнси перехватил его запястье, не так грубо, как это сделал до этого сам Адам. — Я просто сказал, что не ожидал такого от тебя. Я не говорил, что не хочу, — Гэнси слегка стушевался, — эээ, чего бы ты там мне не предлагал. Лицо Адама стало чересчур серьезным на мгновение, а потом это выражение пропало с его лица, когда он закрыл глаза и вновь потянулся всем телом к Гэнси. Гэнси любил держать все под контролем, и отчасти Адам действительно был прав насчет того, что он был бы только рад, действуй Адам по жизни более предсказуемо. Однако сейчас Гэнси почувствовал лишь странное облегчение от того, что он ни черта не контролировал. Руки Адама хаотично перемещались с лица Гэнси на плечи и ниже, он целовал его так страстно, что Гэнси начал подозревать, что его друг давно себя сдерживал, и дал себе зеленый сигнал к действию, как только получил на это хоть что-то похожее на согласие. Гэнси отвечал на поцелуи как умел и аккуратно положил свои руки на спину Адама, прижимая его ближе. — Снимай, — Гэнси не сразу понял, что Адам перестал его целовать и начал стаскивать с него пиджак. По пути к кровати Гэнси с Адамом избавились от ботинок, и оба пиджака были брошены на удачно оказавшийся поблизости стул. Гэнси начал расстегивать пуговицу на своей рубашке, когда чертыхнулся и потянулся к своему галстуку, который мешал ему раздеваться. Адам грубо оттолкнул его руку, ухватился за его галстук и резко потянул за него на себя, чтобы снова начать терзать губы Гэнси. Оторвавшись от поцелуев, они продолжили избавляться от одежды и оставлять ее валяться на полу. Адам никогда не поступил бы так со своим костюмом – с самой дорогой вещью, которой он владел, на которую он спустил свою месячную зарплату, – если бы не пожар в его теле и крутившиеся в голове мысли о том, что Гэнси сейчас вот-вот займется с ним сексом. Оставшись в нижнем белье, Гэнси бросил полный очарования взгляд на такое же почти обнаженное тело Адама в паре сантиметров от него. Не теряя ни секунды, Адам откинул покрывало и толкнул Гэнси на кровать. Матрас пошло скрипнул под ними, и Гэнси не сдержал тихий стон, когда Адам залез на него сверху и их голые тела соприкоснулись. Гэнси обхватил ладонями лицо Адама и с нежностью прижался в поцелуе к его губам. В идеальном мире он бы целовал Адама только так: не спеша, с трепетом изучая его тело кончиками пальцев, заставляя стонать от чувственных ласк и с каждым поцелуем, с каждым прикосновением давая понять, что для Гэнси он безмерно любим и желанен. Но Гэнси не тешил себя мнимыми надеждами, что способен удержать неукротимого, высокомерного, свободолюбивого Адама Пэрриша в своих руках. И если бы Адам не любил Гэнси так сильно, он бы его страстно ненавидел. Однако Гэнси не был уверен, что первое как-то исключает второе и наоборот, и боялся, что чувства Адама к нему так сложны, что они никогда не выпутаются из этих непростых и не совсем дружеских отношений. Адам накрыл своими ладонями руки Гэнси и, оставив на каждой поцелуй, аккуратно отнял их от своего лица. Оставляя быстрые и полные страсти поцелуи на его коже, Адам спустился вниз, и единственной преградой ему была граница трусов, за которыми прятались загорелые бедра и возбужденный член. Рука Гэнси, зарывшаяся в его светлых волосах, и его тяжелое дыхание подначивали Адама продолжить задуманное. Он снял нижнее белье сначала с себя, а потом с Гэнси, и дрожащими пальцами провел по горячей коже обнаженных бедер. Гэнси был очень красивым мужчиной, настоящим принцем из диснеевских сказок, героем древнегреческих мифов, одним из божественных созданий, любимцем судьбы. Адам мечтал быть равным Гэнси, стать Гэнси, быть с Гэнси. Гэнси. У него в горле отчего-то пересохло. Облизнув губы, Адам, словно под гипнозом, приблизил свои пальцы к губам и положил их себе на язык. Гэнси вздрогнул под ним, невольно раздвинув бедра шире. Он закрыл глаза, но яркий образ алых губ, языка и длинных тонких пальцев, казалось, теперь навсегда отпечатался в его памяти. Смочив пальцы, Адам обхватил член Гэнси, смешивая свою слюну и капли естественной смазки. Он не старался доставить максимум удовольствия и даже не задумывался, насколько приятно он делает Гэнси, аккуратно лаская его рукой, однако Гэнси все равно кусал губы и сжимал простынь до белых костяшек. Больше всего Адам хотел, чтобы этот горячий орган сейчас был в нем, трахая его грубо, без сожалений и ненужной жалости. Гэнси весь был, по мнению Адама, полон жалости к нему, и Адам мечтал заставить его играть по своим правилам. Тогда он наклонился и обхватил член Гэнси своими губами. — О, Господи, Адам, что ты со мной делаешь… Адам! — застонал Гэнси, не задумываясь о том, мог ли сейчас кто-то услышать его из обитателей дома. Адам с особой жестокостью к себе пытался заглатывать глубже, и, не обращая внимание на навернувшиеся слезы, страстно насаживался на член. Стоны Адама дрожью отзывались в теле Гэнси, и он сам был на грани слез от переизбытка чувств. Гэнси думал, что вот-вот умрет. Это не могло продолжаться долго, по многим причинам. У Гэнси это было впервые, и впервые они были настолько близки с Адамом физически. Для них обоих это был новый вызов, и Гэнси сдался чуть раньше, чем Адам, который вот-вот был готов принять свое поражение. Это не могло продолжаться долго, по многим причинам, но для Гэнси время словно растянулось до бесконечности. Его сознание раскололось и разлетелось на миллиард частей, когда губы Адама, язык Адама, руки Адама довели его до высшей точки наслаждения. Он даже не понял, кричал ли он имя Адама или взывал к Богу, для него в тот момент они звучали одинаково. Когда он наконец выпустил член из плена своего рта, Адам понял, что весь дрожит. Он сам был на грани, не понимая, чего ему хотелось больше: кончить или позволить себе разрыдаться. Его губы и горло горели, он был беспощаден к себе. Во рту был горький вкус спермы, доказательство того, что Гэнси, его милый Гэнси, кончил в него. Что все, что сейчас произошло, не выдумки его извращенного сознания. Он трахнул Ричарда Гэнси Третьего, в его собственном фамильном особняке, посреди жаркой летней ночи, во время школьных каникул. Гэнси не сразу пришел в себя после оргазма, а когда сделал это, потянулся к Адаму и привлек его за плечи к себе, позволяя лечь на себя. Адам уткнулся мокрым от слез носом в изгиб между шеей и плечом, жадно вдыхая запах Гэнси, состоящий из пота и почти выветрившегося дорогого парфюма. Гэнси нежно прикасался к его трогательным лопаткам и целовал все места, куда мог дотянуться. — Боже, пожалуйста, Гэнси, просто сделай уже что-нибудь, — прошептал Адам, вполне уверенный, что его услышат и поймут. Гэнси протянул руку между их телами и обхватил член Адама, и без капли смущения начал страстно надрачивать так, что через несколько движений Адам дернулся всем телом и кончил, вскрикнув в подушку. Только тогда Адам смог окончательно расслабиться в его объятиях. Воздух неприятно холодил кожу, и Гэнси, дотянувшись до одеяла, накинул его сверху. Адам не спешил отстраняться, казалось, все силы покинули его, и он был готов бесконечное количество времени лежать на Гэнси, который был и не против. Он трепетно обнимал его, оставляя невесомые поцелуи на пальцах руки, которая лежала у его губ. Когда дыхание восстановилось, а сердце все еще трепыхалось, Гэнси тихо сказал: — Не знаю, откуда ты вообще это взял, про мою жалость к тебе. Я восхищаюсь тобой, я горжусь тобой, я мечтаю быть таким, как ты. Ты веришь, что мне тебя жаль, а я просто хочу, чтобы ты был счастлив, мой милый Адам. Я больше всего на свете хочу, чтобы ты был счастлив. Гэнси нежно проводил кончиками пальцев по коже Адама, стараясь впечатать себе в память эти ощущения. Гэнси вдыхал запах Адама, такой родной, пытаясь запомнить, какого это – держать Адама Пэрриша в своих руках. — Я знаю, Гэнси. Адам позволил себе заплакать, зная, что его слезы останутся в тайне, так же, как и случившееся между ними. Возможно, они заговорят об этом вновь, когда вернут Кабэсуотер, когда найдут Глендауэра. Когда в их жизни наконец все станет простым и понятным.