Долгая ночь

      — Гарри Поттер мёртв! – пробивал ушные перепонки голос Волан-де-Морта, — Гарри Поттер мёртв! И с этого дня вы будете подчиняться только мне! Гарри Поттер мёртв! А теперь вам пришло время признать меня. Присоединяйтесь или умрите!              Его отвратительный голос заполонял всё вокруг. Отбивался от каждой поверхности и разносился ветром на тысячи миль, чтобы все узнали о победе Тёмного Лорда.              Джинни судорожно неслась по запретному лесу в поисках. Она бежала так быстро, что не замечала, как острые листья деревьев царапали её щеки, покрытые каплями крови, грязью и разводами от слёз.              Она не чувствовала боли. Она думала, что уже ничего и никогда не сможет почувствовать.              И лишь голос Тёмного Лорда вернул всё в ней по своим местам.              Джинни не знала, сколько она бежала и куда. Просто бежала, пытаясь найти его. Не знала как, а просто надеялась.              — Гарри! — её крик превращался в эхо, — Гарри!              Он лежал посреди леса. Такой холодный. Его кожа приняла сероватый оттенок, стала жесткой, практически каменной.              Спустя долгие часы, совсем выбившись из сил, Джинни всё-таки нашла его.              Война длилась который год. Третий или шестой, а может быть пятый. Джинни не знала. Она потеряла счет. Казалось, она даже не знала какой сейчас год, месяц и день недели.              Она даже не помнила, сколько ей лет. Голову заполняли лишь мысли о том, как выжить, куда записать имя ещё одного павшего.              Кто такой Гарри Поттер? Никому не было дела. Он даже не игрок для Тёмного Лорда, а лишь маленькая цель и ещё одно пушечное мясо. Тело Гарри даже не стало каким-то трофеем. Его просто выкинули.              Как мусор.              Как ещё одного убитого во имя безумных идей о господстве.              Джинни разбила колени, падая перед Гарри. Его сложно было поднять, тело стало тяжелым, но из последних сил она всё же уложила его к себе на колени.              Его лицо стало чужим. Это не тот мальчик, с которым она росла. Его лицо будто распалось на мелкие осколки воспоминаний, которые всплывали в её голове.              И всё, что она могла, — горько рыдать, до боли. До истощения.              — Гарри… — шептала она, — Гарри…              Истошный крик боли, который распугал всех птиц, что тут же взмыли в небо. Вороны. Сейчас она могла слышать только их.              В голове перевернулся весь мир. Надежды нет. Нет больше ничего, что бы вселило в девушку веру в счастливое будущее. Лишь темнота. Холод и непроницаемая смола, тягучая и липкая, от утраты и одиночества.              Её последняя надежда лежала безжизненным телом на её коленях.              — Джинни! Вставай быстро, Джинни! — крик за спиной. — Слышишь, Уизли? Вставай! — горячая рука сжала плечо.              Тепло. Джинни ощущала жизнь. Чью-то другую. Кто-то живой рядом с ней, а ей не верилось.              — Вставай! — схватили под плечи и резко дёрнули наверх, от чего тело Гарри свалилось, а голова разбилась о землю.              Или она уже была разбита. Джинни не знала. Она лишь чувствовала горячие руки.              Её тело встряхнули и поставили на ноги в надежде привести в себя.              Она слышала взрывы где-то вдалеке, затем видела приближающиеся искры, поджигающие, взрывающие и разбивающие всё на своём пути.              Орден называл это зачисткой.              Каждое поле боя зачищали обстрелами, чтобы те, кто остался в живых, точно больше никогда не встали на ноги.              Девушка попыталась зафиксировать взгляд на человеке перед собой.              — Сириус! — поняла она и бросилась ему на шею, от чего мужчина сдавленно и больно замычал.       — Скорее. Нам здесь не место. Где твоя палочка?       — Я… — Джинни робела. — Я не знаю.       — Черт, — Сириус сморщился, — я не могу трансгрессировать. Надо бежать. Не отпускай мою руку, чтобы не отстать и не потеряться. Ты не в себе              Она кивнула, выглядывая из-за спины Блэка, наблюдая за искрами заклятий, которые вот-вот станут их последними.              «Быстрый. Он слишком быстрый…» — пронеслось в её голове.              Джинни понятия не имела, куда он её вёл, но точно понимала, что он знал дорогу. Слишком четкий путь, который не мог вести в никуда.              Ладони стали липкими. Слишком. Явно не от пота или сантиметровой грязи из тел. Жидкость скатывалась от трения кожи. Джинни знала, что это. Она выучила кровь наизусть. Только не могла определить чья. Кажется, она не чувствовала, что ранена, хотя это мог быть болевой шок. Разве она вообще что-то чувствовала?                     Сириус куда-то затащил её. Куда-то глубоко, туда, где место погибшим душам. Кромешная темнота и холод. Ей стало страшно перед тем, как сознание полностью покинуло её.              Сириус чертыхнулся. Он совсем не чувствовал руку, а плечо вовсе не саднило. Будто эта боль приросла к нему, а вечные ломота, усталость и открытые раны стали чем-то нормальным. Он не спал больше тридцати часов, а бодроперцовое закончилось примерно неделю назад, как и все остальные зелья, которыми снабжал орден. Теперь это некому выполнять. Сириус знал, что от их бравой армии осталось всего ничего.              Они так позорно пали. И сейчас он осознавал, что веры в себя, в добро и в Гарри — мало, чтобы искоренить гниющее величие безумца со змеиной рожей.              Блэк зашипел, взваливая обмякшее тело Джинни Уизли на своё раненое плечо.              Каждый раз, приходя в это место, Блэка накрывали воспоминания о былом. О Джеймсе, который неустанно думал о решении их общих проблем, о Люпине, который вздыхал, говоря о том, что его проблемы — это не их проблемы, что не нужно обобщать, о себе лет на двадцать помоложе, хлопающего своих друзей по спинам, уверяя, что всё гораздо проще, чем они оба думали.              Всё началось с того, что Люпин больше не мог оставаться в хижине. Детали? Кого волнуют детали, если другу приходится тяжело? Пока Джеймс пытался всё взвесить и придумать беспроигрышный план, Сириус лишь улыбнулся.              — Тебе нужно подземелье, Лунатик. Двадцать ярдов в землю и никаких проблем.       — Слушай… — Джеймс вытянулся в лице. — Бродяга же дело говорит. Ни окон, ничего, а главное, что ты, — он глянул на Ремуса, — в безопасности.       — Каждый из нас, — поправил Джеймса Люпин.       — Хочешь сказать, что это будет тайное подземелье? Мы сегодня разошлись на идеи, друзья, — Сириус рассмеялся и засунул руки в карманы брюк.       — Согласитесь, нам необходимо место, о котором будем знать только мы.       — Даже на карте не отметим? — Джеймс поправил очки.       — Разумеется. Пора за работу, раз мы всё решили, — Сириус развернулся на каблуках своих ботинок и направился на выход из дома на Гриммо.              Глубь леса. Совсем неприметное место, окруженное десятком деревьев. Джеймс выбирал дуб, чтобы создать проход через него, накладывал чары, чтобы скрыть от глаз.              — Рatefaciosursum. Сириус, — тихо сказал он, касаясь коры дуба свободной рукой.              Мародёры были бы не мародёрами, если бы предоставили доступ к своей тайне обычным открывающим. Джеймс лично создал чары. Ничего между ними не было простым. Всё они усложняли, но лишь для других.              Длинная винтовая лестница вниз. Темнота. До палочки не дотянуться, ведь тогда он уронит Джинни. Чертыхнулся и на ощупь спустился вниз.              Ровно сто ступеней вниз по семь дюймов каждая. Не проблема, если видишь куда идёшь. Сириус же лишен этой роскоши.              Шаг за шагом. Медленно и аккуратно. У Блэка кружилась голова, скорее всего потому, что потерял много крови в последнее время. Он сжал зубы, но преодолел весь путь.              И вновь повторил:       –Рatefaciosursum. Сириус.              Вторая дверь открылась, и Сириус, сделав шаг внутрь, тут же опустил Джинни на пол. Захлопнул дверь, наложил чары и, прислонившись спиной к дубовой поверхности, стек каплей рядом с девушкой.              Кое-как вытащил палочку.              –Люмос Максима.              Оглянулся.              Он думал, что будет хуже. Думал, что придёт к пустоте. Думал, что ничего не будет. Думал, что это место уничтожено, но вот оно.              Разодранная Люпином кровать, пыльный ковёр, круглый стол и две табуретки. Всё самодельное, страшное, а сейчас вдобавок пыльное и какое-то затхлое.              Кажется, Ремус провёл здесь всего несколько полнолуний перед первой войной, совсем недолго Сириус и сам скрывался здесь. Кажется, что с тех пор тут так никого и не было.              Это место стало таким же мёртвым, как и его друзья.              Переведя дух, мужчина поднялся на ноги, чтобы перенести девушку на постель. Прежде он прошелся очищающим по старым простыням, которые наверняка покрылись плесенью, а местами и вовсе могли рассыпаться. Хотя бы так, иначе он бы возненавидел себя за то, что мог предложить ребенку настолько отвратительные условия. Но не время выбирать.              Сев у постели, Сириус взглянул на лицо младшей Уизли. Затем вздохнул и поджал губы.              — Бедная девочка.              Его боль не сравнится с болью этой маленькой девочки. Маленького воина.       Такая юная Джинни Уизли к девятнадцати годам осталась совсем одна. Окончательно и бесповоротно.              Фред. Молли. Чарли. Артур. Билл. Джордж. Перси. Рон.              Сириус помнил по порядку.              По порядку гибели.              Гарри всё старался не отпускать её, всё пытался следить, но какая уж тут безопасность. В волшебном мире война, и если ты не шёл напролом, то бежал, пытаясь защитить себя. Юному парню сложно уследить за собой, не говоря про хрупкую девушку.              Сириус всегда был вдали. Всегда наблюдал с тыла. Старался сберечь. Предотвратить.              Проклясть бы себя за то, что Гарри ушел из-под носа на верную смерть.              — Сириус? — тихий шепот.              Проснулась. Блэк обернулся на голос Джинни. Глаза её словно сто жизней прожили. Такие уставшие. Никакие.              — Ты можешь ещё поспать, Джинни.       — Я не… не… — заикаясь, начала девушка. — Это правда? Это не сон?              Кажется, уточнять, о чем она говорила, слишком глупо. Сириус отвернулся, подтянул ноги к подбородку и опустил голову, упирая лоб в колени.              — Не сон, девочка. Ничего здесь не сон.              Джинни нечем плакать. Она свернулась в клубок, обнимая себя руками, и прикусила губы, больно, чтобы ощутить хоть что-то. Её знобило. Вряд ли это простуда.              Реальность постепенно развеивала её иллюзии. Разбивала надежды.              Гарри больше нет. Гарри больше нет.       Его нет.       Ничего нет.              Она повторяла себе это следующие несколько суток.              Не знала, откуда появлялась еда, не реагировала, когда Сириус просил её подняться и хотя бы попить воды.              Она пыталась выбраться из черного клубка, который слишком туго затянут.              Лица коснулись шершавые тёплые пальцы. Она вновь проснулась.              — Сириус… — тихо шепнула.              Нет нужды говорить громко. Слишком тихо, чтобы не было возможности чего-то не расслышать.              — Разбудил?              Джинни мотнула головой. Ответила «нет», но сама не могла понять спала она или не спала. Гермиона как-то рассказывала Гарри про сонный паралич, и она запомнила, что в этом состоянии человек не понимает, что происходит, и не может двигаться. Возможно, Уизли почувствовала бы что-то, если бы она не могла двигаться. Может быть, хотя бы страх? Она бы хотела сейчас почувствовать страх, чтобы вспомнить, что живая.              — Хочешь есть?              Джинни снова отрицательно мотнула головой.              — Может воды?              И опять.              Сириус чертыхнулся.              Да что ему делать с этой девчонкой?              — Тогда… поговорим? — последняя попытка.              И его карта сыграла. Она согласилась. Робко, совсем неуверенно. Как же ему жаль эту девочку.              — Я тут… послал патронуса в штаб. Думал, что мне не ответят. Шкодливый пёс вернулся с хорьком и выдрой. Ты не знаешь, чьи они?       — Выдра… это Гермиона, а хорёк… не помню.       — Они не передали информацию, кто их послал, но сказали, что сейчас оставшиеся залегли на дно. Пожиратели тоже скрылись. Видимо, готовят какой-то план. Неизвестно, сколько это продлится, но если орден решил затаиться, то и нам не следует высовываться.       — Хорёк… хорёк… — повторяла Джинни, — Малфой?       — Малфой? — удивлённо спросил Сириус. — А разве щенок Малфоев не был пожирателем? — он поднялся на ноги и прошел к круглому столику за стаканом воды. — Агуаменти.       — Он был агентом. Я не знаю как, когда. Он работал с профессором Снейпом. Я ничего не знаю. Гарри знал, Гермиона может, но они ничего не говорили о своих секретах.       — Наверняка Нюниус его перетащил, — предположил Сириус. Он вернулся к Джинни и протянул ей стакан с водой.       — Может. Я не знаю. Я не хочу.       — Пей.       — Я не хочу.       — Не заставляй меня поить тебя силой. Ты обезвожена так, что лицо трещит.              Джинни робко дотронулась до щек. И правда. Кожа была сухой, как наждачная бумага. Конечно, вода вряд ли спасёт, но Сириус был прав. Так глупо погибнуть на войне не от убивающего, а из-за обезвоживания.              Она взяла стакан трясущейся рукой и поднесла к губам, делая маленькие медленные глотки.              Смакуя воду, Джинни огляделась.              — Сириус?       — Да, милая, — он уже устроился за столом, листая какую-то книгу.              Видимо, когда-то давно Люпин оставил её здесь.              — А где мы? — спросила Джинни.       — Больше двадцати лет назад мы создали под землёй тайное убежище для Люпина, — он поднял серый взгляд на девушку. — Им воспользовались несколько раз. Я считал, что Ремус давно избавился от него, но оказалось, что нет. Видимо, он знал, что когда-нибудь кому-то из нас нужно будет залечь на дно. Получается, остался только я, — сделав небольшую паузу, Сириус прочистил горло, а затем опустил глаза обратно на страницы книги, негромко добавив. — Теперь больше некому. Можешь делать здесь всё, что захочешь. Раз в неделю я буду отсылать патронуса в штаб ордена. Они спрятались на севере Ирландии. Надеюсь, что там продержатся дольше.       — Сириус?       — Да, милая.       — Я скучаю по Гарри.              Блэк медленно опустил книгу на стол.              Конечно, она скучала. За последние годы Гарри превратился в опору для неё. В самого лучшего… друга. Как бы Джинни не убеждала себя, она не смогла ответить на чувства Гарри.              — Джинни?       — М-м?       — Посмотри сюда.       — Да, Гарри?              Они стояли на кухне в «Ракушке». Штаб вновь обосновался там больше полутора лет назад и пробыл всего полтора месяца.              Джинни обернулась, стоя у раковины. Гарри стоял, как-то мялся, подбирал слова.              — Я просто подумал… я подумал, что мне следует предложить тебе выйти за меня замуж, — затем Гарри вытащил из кармана джинсов кольцо и левитировал его.              Тонкое золотое колечко, совсем простое, повисло прямо перед её носом.              Она покраснела.              Столько времени Гарри и Джинни заботились друг о друге, берегли и поддерживали, утешали, делились друг с другом своим теплом. Она знала, что Гарри влюблён, этого сложно было не заметить.              Только вот ответить она не могла.              — Гарри, Аластор хочет поговорить, — Сириус заглянул на кухню. — Оп-па, — мужчина расплылся в улыбке, — прошу прощения, что помещал. Скажу Аластору, что ты занят. Продолжайте.              А Джинни замерла, наблюдая за улыбкой Блэка.              — Джинни? — обратил на себя внимание Гарри.       — Да?       — Так что ты скажешь?       — Да… да. Думаю, что да.              Это началось сразу. Сразу, как только она впервые увидела Блэка. Летом, когда впервые попала в дом на Гриммо.              — Это наша младшая, — гордо произнёс Артур, — Джиневра.              Сириус улыбнулся, глядя на юную Джинни, от чего она смутилась. Ей всегда было неудобно. Иногда очень обременительно быть «папиной радостью» и единственной дочерью в семье, тем более младшей.              Но в этот момент Джинни смущалась не только из-за отца. Сам Сириус заставлял смущаться.              Совсем не таким его печатали в Пророке. Какой же он был красивый! Казалось, Джинни в жизни никогда не встречала настолько красивых людей.       Словно Принц, сошедший со страниц сказок. Тогда он был ещё немного худоват, но лицо уже не казалось осунувшимся. Его серые глаза блестели, а улыбка озаряла всё вокруг. Благородный взгляд. Именно такое лицо должно быть у аристократа.       Длинные черные волосы чуть касались плеч, после чего внимание сразу же переключалось на десятки татуировок. Они были на груди, перетекали в руки и выглядывали из-под закатанных рукавов черной простой рубашки. Вряд ли его возможно было принять за опасного человека, если бы не татуировки. Они выдавали его трудный путь. Джинни узнала об этом позже, уже в Хогвартсе, когда выискивала в библиотечных книгах символы, которые успела запомнить.              — Ждешь новый учебный год, Джиневра? — спросил Сириус. — Наверняка тебе нравится в Хогвартсе.       — Я жду… — она чуть помялась, а затем улыбнулась и повыше приподняла подбородок, — квиддич.       — Ты в команде?       — Собираюсь на отбор в новом году.       — Мне кажется, что у тебя получится, — одобрительный кивок заставил сердце Джинни забиться быстрее.       — О, конечно, у неё получится! Из всей семьи Уизли Джинни летает на метле лучше всех! — вновь с гордостью проговорил Артур, обнимая дочь за плечи.       — Ты можешь выбрать любую комнату на втором этаже, Джинни, — Сириус подмигнул девушке, а затем они с Артуром предпочли перейти к более конфиденциальной беседе.              Она выбрала первую попавшуюся. Прошла в комнату, упала на постель и тихо чертыхнулась.              Угораздило.              И вот Сириус поднялся из-за стола, подошел к кровати и сел рядом. Обнял. Так тепло обнял.              — Я тоже скучаю по Гарри, милая. По всем, кого мы потеряли.              Вот оно. Что-то затрепетало в груди Джинни. Пробивалось наружу. Она обняла мужчину за шею, уткнулась носом в его шею и горько заплакала.              Только совсем не понимала, были ли это слёзы утраты или всё-таки с долей осознания всей правды, которую знала лишь она.              Сириус гладил её по волосам, жалел и даже не подозревал, как сильно эта девочка его любила.              Джинни оправдывала себя долго. Думала, что так не сделает больно Гарри, который её полюбил тогда, когда было уже поздно. Он всегда был и останется дорогим для неё человеком, но мысль о том, что она использовала Поттера, чтобы оставаться недалеко от Сириуса, разбивала душу ещё больше.              Дни летели.              Джинни не знала ни времени, ни дня. В убежище всегда горело несколько ламп, не было ни одного окна. Угнетающе, будто всегда живешь ночью. Будто солнца и голубого неба никогда и не существовало.              Она бы хотела ощутить, как кожу приятно покалывает на солнце, как свежий лесной ветер обдаёт лицо и треплет волосы. Так давно в её мире пасмурно и темно.              Яркая рыжая девочка тускнела. И с каждым днём всё больше.              Через неделю она всё же поднялась с постели. Кожа зудела, каждая кость болела.              Джинни медленно прошаркала босыми ногами до маленькой ванной комнаты. Там лампа горела постоянно, а Блэк зачаровал краны, чтобы всегда была вода.              Но, кажется, сам он в зеркало не посмотрел ни разу за все дни, что они скрывались.              Джинни намочила руку и провела ладонью по слою пыли, закрывающее её отражение, а затем смыла её.              На неё смотрела худшая её версия. Кажется, даже волосы потемнели, глаза не такие медовые, а румяные щеки стали серыми и впали. На теле было видно каждую косточку.              Как же не хватало маминой еды. Всегда вкусных завтраков, обедов и ужинов. Вкусных, потому что они мамины. Сейчас бы Джинни продала душу хотя бы за сэндвич, приготовленный руками Молли.              На её теле не осталось ни одной мышцы, и она скучала по домашним тренировкам с близнецами. На её лице никогда больше не будет улыбки от глупых шуток Рона. Она никогда больше не услышит увлекательных историй про драконов от Чарли, не будет обниматься с Биллом, пока гостит у них с Флёр, никогда больше Перси не будет раздражать своим снобизмом.              Никогда больше не услышит от Гарри: «Я люблю тебя…».              Как Сириус добывал еду оставалось загадкой. Она уже привыкла, что он наблюдал со стороны, не давил. Каждый раз, когда она выходила из ванной комнаты, спрашивал: не голодна ли? Часто Джинни отвечала, что нет, но мысли о горячем обеде Молли заставили её передумать.              После еды она вновь ложилась. Только обычно она сразу засыпала, но сейчас почему-то долго лежала. Смотрела в потолок, в стену, разглядывала паутинку в углу и незаметно поглядывала на Сириуса.              Он читал книгу за столом. Джинни казалось, что он слишком долго останавливался на страницах, но на самом деле он перечитывал её уже в десятый раз и мог рассказать наизусть.              Для Джинни всё время превратилось в одну длинную ночью, а в жизни Сириуса прошло уже несколько недель.              — Сириус?       — Да? — он оторвался от чтения.       — Почитай мне?       — Не думаю, что тебе будет интересно.       — Пожалуйста.              Блэк прочистил горло, чуть помедлил, затем вздохнул и принялся читать вслух.              Его голос был низкий, приятно бархатный, спокойный. Джинни заслушалась практически сразу. Она не хотела засыпать, поэтому каждый раз прикусывала губу, когда глаза начинали закрываться.              «На постели, полог которой был откинут, покоилась прекрасная юная принцесса лет пятнадцати-шестнадцати.              Принц невольно закрыл глаза: красота её так сияла, что даже золото вокруг неё казалось тусклым и бледным. Он тихо приблизился и опустился перед ней на колени.              В это самое мгновение час, назначенный доброй феей, пробил.              Принцесса проснулась, открыла глаза и взглянула на своего избавителя».              Дочитав сказку до конца, Сириус тихо отложил книгу в сторону и поднял свой взгляд на девушку. Показалось, что она уснула. Он уже хотел было подняться из-за стола, чтобы принять свой анимагический облик и занять место на стареньком ковре под столом, чтобы поспать, но неожиданно Джинни заговорила.              — Я знаю эту сказку. «Спящая красавица».              Сириус опустился обратно на стул.              — Верно. «Спящая красавица».       — А откуда она у тебя? — спросила Уизли и села на постели.       — Лили… В день выпускного Лили каждому из нас подарила подарок. Римусу сборник магловских сказок, мне кулон с нашей общей колдографией. Он был ручной работы, с выгравированным лебедем. В общем, в Азкабане от него ничего не осталось. А Джеймсу… — Сириус мотнул головой, чтобы не сказать лишнего, и ещё раз повторил. — В общем, эта книга — Лунатика. Видимо, он оставил её здесь. Как будто знал, что она в итоге окажется у меня.       — Я бы тоже хотела выпускной, — Джинни грустно вздохнула. — Жаль, что всё так. Шансов ведь больше нет.       — Не говори так, милая. Шанс есть всегда. Он может быть малейшим, главное, чтобы верилось, — Блэк всё же поднялся из-за стола. — А теперь давай спать.       — Подожди! Стой! — Джинни вдруг подскочила, когда Сириус уже собирался принять анимагическую форму. — Нет. Не надо. Пожалуйста!       — Что такое?       — Просто ты спишь на полу. Он холодный. Я… я просто начала приходить в себя. Что-то чувствовать. Здесь так холодно. Ты… ты не можешь спать на полу.       — Знаешь, у меня отличная шерсть… — Сириус улыбнулся.       — Просто… просто ты возишься со мной, а я всего этого не замечаю, потому что не могу поверить в то, что происходит. Ещё и спишь на полу.       — Мне удобно, ты можешь не беспокоиться об этом. Если бы я хотел, то сразу бы трансфигурировал стол или стул в кровать.              Джинни не знала, как сказать так, чтобы он понял. Не знала, имеет ли право вообще просить о таком. Ей необходимо было почувствовать кого-то живого рядом. Это чувство было хуже, чем жажда или голод. Хуже, чем любая боль. Ей было необходимо это.              Она поджала губы и судорожно вздохнула.              — Ты… ты можешь поспать со мной? Я чувствую, как меня трясёт во сне. И… и я устала. Пожалуйста. Мне просто нужен кто-то рядом. Ты. ты можешь превратиться в собаку, если…       — Мне некомфортно спать рядом с кем-то, но… да. Хорошо. Если тебе необходимо это, чтобы почувствовать себя лучше, хотя что вообще может заставить нас чувствовать себя лучше…              Спустя пару секунд перед Джинни предстал огромный черный пёс, который медленно прошел к постели и забрался на неё. Он сделал пару оборотов вокруг своей оси и лёг, свернувшись в клубок в изножье.              — Спасибо, Сириус…              Казалось, Джинни давно не засыпала так спокойно. Ей не снились кошмары. И она не чувствовала, как трясёт её тело.              Сны были прекрасными.              О том, как она играла в квиддич, как смеялась с Гермионой над девчачьими глупостями. Как обнимала маму.              Как гуляла с Сириусом.              Будто наяву.              Она будто чувствовала, как он сжимал её ладошку своей горячей рукой, а затем обнимал, скользя пальцами по ткани атласного платья, обтягивающего талию. Шептал что-то, а затем разворачивал к себе. И целовал.              Во сне Джинни облизывала губы и сжимала пальцы ног.       Сон был наполнен нежностью. Джинни была такой мягкой и податливой, её сердце билось в бешеном ритме, пока Сириус целовал её так горячо, трепетно касаясь розовых девичьих губ раз за разом.              Завершив этот головокружительный момент, Сириус открыл глаза вместе с Джинни и улыбнулся.              В его всегда серьезном и непреклонном взгляде была любовь. Глубокие серые глаза светились от восхищения, желания быть рядом. А Джинни краснела и прятала своё смущение, уткнувшись носом в его грудь.              — Джинни, эй! Джинни?              Уизли поморщила нос и промычала что-то неразборчивое.              — Джинни! Проснись, пожалуйста, ты меня сейчас задушишь…              Она распахнула глаза резко. Будто окатили холодной водой.              В нос ударил яркий запах табака, растопленного шоколада и перца. И так близко, прямо у лица.              — Разожми руки, детка.              Она быстро выполнила просьбу и начала спешно моргать, чтобы прийти в себя.              — Я во сне тебя обняла? — Джинни поднялась на локтях, наблюдая за тем, как Сириус вставал с постели.       — Да, — кивнул он, — я подумал, что мне будет легко вылезти, но это оказалось не так. У тебя крепкий захват, сразу видно, что ты.… Впрочем, неважно. Пришлось принять человеческий облик, чтобы разбудить тебя.       — Прости. Правда, — девушка поджала губы.       — Не бери в голову, — Сириус подошел к стулу, чтобы снять мантию, которая висела на спинке, и надеть ее на себя. — Ты можешь ещё поспать.       — А ты?       — А что я?       — А… ну то есть, — Джинни запнулась, — а чем ты займешься?       — Придумаю, чем бы позавтракать.       — М-м. Мне можно с тобой?       — Нет, — голос Сириуса стал серьёзнее. — Это небезопасно.       — Х-хорошо. Тогда я посплю ещё, — Джинни вновь опустилась на постель, удобно устраивая голову на старенькой подушке.              Скрип двери. Хлопок. Негромко произнесённые запирающие чары. Удаляющиеся шаги.              Джинни чертыхнулась. Она бы хотела проснуться в его объятиях. Она бы хотела, чтобы сейчас он остался.              Сон не выходил из головы. Он был слишком реалистичен.              Она ворочалась, пыталась найти удобное положение. В итоге вытащила из-под головы подушку и, обняв её, всё же смогла заснуть. Заснуть в надежде, что сон продолжится.              Всё началось с кошмара. Она бежала по запретному лесу в поисках Гарри. Бежала и падала, разбивала колени, руки. Она не могла найти. Всё бежала и бежала до тех пор, пока не столкнулась с чьей-то грудью.              — Куда ты?              Его голос.              Джинни подняла голову.              Сириус. Улыбающийся.              — Надоело тебя искать.              Скользнув ладонями вверх по её телу, Блэк коснулся щек и притянул к себе, от чего Джинни поднялась на цыпочки. Он коснулся её губ своими без промедлений. Будто это что-то обыденное. Постоянное. Будто это самое привычное для него действие.              Нежно, сладко. Затем чувственно и глубоко.              Картинка менялась быстро, словно трансгрессия.              Он целовал щиколотку правой ноги, поднимался выше по икре, к бедру. Джинни ломало, кожа покрылась мурашками. Его щетина приятно царапала нежную кожу, оставляя еле заметные красные нити раздражения. Колено вверх по бедру, к внутренней стороне.              Джинни сминала простыни, сжимала пальцы ног и тихо мычала. Сириус закинул её ногу к себе на плечо, а затем издал дерзкий смешок и опустил голову.              Всё тело пробило нестерпимым жаром, когда его язык скользнул по чувствительной коже. Она вся дрожала и тихо хныкала, пока внизу живота покалывало удовольствие. Сириус нежен и бережен. Его горячая ладонь скользила вверх по бархатной коже, так тонко и невесомо, мягко сжимала грудь. Джинни положила на его руку свою ладонь и сжала сильнее, будто позволяя быть немного грубее. Сириус понял это и поменял положение, нависая над ней всем телом, а затем поцеловал, просовывая руку между их телами вниз.              Аккуратен и нетороплив.              Джинни вскрикнула от долгожданного ощущения наполненности.              И резко распахнула глаза, содрогаясь. Села на постели, вынимая руки из-под старого одеяла. Закрыла рот ладонью от осознания. Почувствовала свой аромат, и её глаза расширились.              — Черт… Черт!              Быстро поднялась, поторопилась в ванную комнату и судорожно выкрутила поржавевший вентиль крана. Вымыла руки, умыла лицо и взглянула в зеркало.              Даже холодная вода не охладила её. Вся пунцовая. Она не понимала своих чувств. Она переполнена возбуждением и страхом. Ей страшно от самой себя.              — Джинни? — голос Сириуса.              Она выругалась самыми непристойными словами про себя и помечтала об утерянной палочке, которой наложила бы на дверь ванной запирающее, чтобы никогда больше не выходить наружу.              — Всё в порядке? Я принёс курицу. Выходи, надо поесть.       — Да… — она вся сморщилась и больно сжала кулаки, зажмурив глаза, — я сейчас.              Она готова себя ненавидеть. Она уже себя ненавидела. За желание. За влюбленность. За обман. За Гарри.              Она не должна была влюбляться.              Умывшись ещё раз, Джинни всё же вышла. Сириус начал трапезу, не дожидаясь её. Видимо, голод сильнее манер.              — Приятного аппетита, — тихо сказал он, когда Джинни уже за столом пододвинула тарелку чуть ближе к себе.              Она вздрогнула от его голоса. Поблагодарила, заикаясь.              Кусок в горло не лез. Она чувствовала другой голод. Она хотела смести всё со стола и кинуться в его объятия. В тепло. Ей казалось, что он должен быть тёплым.              Каким бы ни был Блэк, всё равно он — аристократ. Этого не отнимет никакая война. Она не знала другого его взгляда, но, вспоминая его годами ранее, Джинни замечала отличия. Его взгляд перестал быть спокойным, но приобрёл мудрость. Глаза глубокие и сложные, словно он понимал ценность этого мира, этой жизни. Конечно, понимал. Было бы странно, если бы было иначе. Улыбка хоть и редкая, но искренняя, тёплая. Она запоминала каждую, чтобы потом прокручивать в памяти.              Джинни шепотом выругнулась и помотала головой.              — Не любишь курицу? — спросил Сириус, замечая её странные действия.       — А? — Джинни пришла в себя.              Она понимала: сейчас он на самом деле сидел перед ней. Это всё ещё не шутка и не сон. И Гарри действительно мёртв. И война ими, кажется, проиграна. И они всё же скрываются.              От чего? Нет. Нет. Скорее, для чего?              — Джинни?        — Нет… То есть люблю. Всё в порядке. Спасибо.       — Если ты хочешь что-то конкретное, то скажи. Я…       — Нет! — покраснела она, проводя в голове самые непристойные параллели. — Всё замечательно.              Она хотела бы чего-то конкретного.              — Сириус?       — Да?       — А почему мы здесь?       — В каком это смысле?       — Ну… — она медлила, чувствовала, как вся тряслась, и чтобы не выронить идиотскую вилку, отложила её, — почему мы всё ещё здесь?       — Мы восстанавливаем силы.       — А что потом?       — Потом мы вернёмся обратно. Война ещё не закончилась.       — У нас нет никаких шансов.       — Девочка… Что? Что ты такое говоришь?       — Я… я не хочу умирать, Сириус. Не хочу.              Джинни поднялась из-за стола, чтобы лечь на постель. Подтянуть к себе ноги и обнять их. Больше некому её обнимать, ей самой приходилось это делать.              Тёплая рука опустилась на её талию, и её дрожь замерла.              Или всё-таки кто-то мог ещё… Кто-то, кто ей так нужен, но кому она не нужна.              — Не думай так. Не теряй надежду. Тебе тяжело. И мне. И каждому, кто остался жив.              Джинни резко поднялась.              Ком, который застрял от самого горла до груди, становился больше. Он скоро задушит.              — Нет! Ты сам всё понимаешь! Зачем ты врёшь мне и… себе? Зачем?       — Пока дышу — надеюсь. Иначе в нашем существовании нет никакого смысла.              Её трясло. Трясло так сильно, что скрипела старая кровать.              Сириус притянул к себе, чтобы успокоить, ведь ничего другого не оставалось. Её тело такое холодное, будто она уже умерла. Хотя…              Наверное, ничего не осталось от этой девочки. Она умерла внутри уже давно.              — Сириус… — пискнула Джинни, уткнувшись в его грудь.              Тук. Тук. Тук.              Она слышала.              Тук. Тук.              Горячее. Бьётся.              Тук.              Живое.              Хотелось почувствовать ближе, чтобы согреться. Джинни обняла его крепче и скользнула щекой по его груди вверх, к открытой шее.              Коснулась кончиком носа открытой кожи и глубоко вдохнула. Он пах кровью, дымом и сахаром.              Джинни сглотнула.              — Девочка… — шепнул Блэк, и она лишь сжала в кулаках его одежду.       — Больше никто. Некому, — она горячо шепнула ему на ухо, а затем поцеловала под ухом.              И всё внутри взорвалось, пока в голове всё смешивалось.              Не спала ли она последние минуты? Может быть. Она не понимала что сон, а что явь.              — Стой.              Сириус крепко обхватил её запястье, больно сжал, попытался отодрать от себя.              — Больше никого нет! — кричала она. — Мне больше некого любить…              Он сжал зубы. Она ведь права. Больше ей некого любить. А его уже никто не полюбит. Ни хорошими, ни плохими — они оба никому не нужны.              — Полюби меня, Сириус. Только на один час. Или на всю ночь. Насколько сам захочешь.              Отчаянная, нуждающаяся, совсем маленькая, любившая так чисто и невинно всего лишь раз, но пережившая столько боли, из-за которой случился убивающий и сводящий с ума дефицит.              Она всего лишь хотела тепла и совсем немного любви, чтобы почувствовать себя хоть кому-то нужной.              Сириус думал именно так, ведь иначе он объяснить себе не мог.              А она медленно пробиралась через пелену сумасшествия, понимая, что влюбилась тогда не просто так. Будто знала, что он окажется последним человеком в её маленькой короткой жизни.              Сириус не хотел, чтобы она запуталась, но даже не представлял, как давно она в клубке эмоций, которые душили её, стягивая горло.              Он сжал зубы. Скрипнул. Единственные звуки — скрип зубов и шорох трясущегося юного тела.              Есть ли смысл задаваться вопросами морали? Спрашивать себя про правильность или играть роль благородного аристократа?              Он завтра умрёт, и больше ничего не будет. Сириус уже давно привык не строить будущего, не мечтать и даже не пытаться мимолётно взглянуть на то, что может быть.              Ни одной секунды вперед. Только здесь и сейчас.              Он сглотнул, пока чувствовал, как её хрупкое тело отстранилось. Обратил на неё свой взгляд и наблюдал за тем, как её тонкие пальцы стягивали со своего тела одежду.              Всё вокруг замерло. Казалось, что даже сердце у него в груди перестало биться.              Джинни выкинула одежду в сторону и двинулась ближе, обвивая его шею руками, пытаясь спрятаться в его объятиях.              Слишком прекрасна, чтобы отказаться. Хрупкая, такая тонкая. Безупречная.              Она пьянила его, будучи опьянённой им.              Ей всё казалось сном. Она забылась. Потерялась. Не могла же она осмелиться на такое в реальности? Не знала.              Она не понимала. Чувствовала только касания его шершавых рук, которые скользили по её спине.              Он такой горячий. Она прильнула ещё ближе и наконец достигла губ. Целовала несмело, по-детски, ожидая, что мутное стекло вот-вот разобьётся, свалится на неё, пронзит острыми осколками.              Но этого не произошло.              Он притянул ближе, забирая инициативу на себя. Теперь уже не Джинни, а Сириус целовал.              Сдержанность дала трещину на корабле его жизни. Вот оно — его прекрасное и беззаботное прошлое. Такое безрассудное, такое пламенное.              Бедный голодный пёс, который наконец-то дорвался до чьей-то ласки.              В этом поцелуе нет места для сдержанности или умеренности — он полон желания, которое раскаляло кожу и разжигало пламя внутри.              Невозможно в нём не сгореть.              Джинни потянула его на себя, падая спиной на кровать с безумным скрипом. Сириус навис над ней. Покрыл её лицо поцелуями, спустился к шее, провёл языком по ключицам. Она шумно дышала, чередуя еле слышные стоны от возбуждения с вздохами.              Она вся извивалась, но резко замерла, когда поняла, что в долю секунды не может больше вздохнуть. Момент, когда Сириус потянул руку между их телами и коснулся низа её вздрагивающего живота, а затем и ниже. Она чувствовала, как его пальцы провели вверх, а затем вниз, после чего остановились на чувственной точке, начиная круговое движение.              Её стоны становились громче, а ноги раздвинулись в рефлексе.              Сириус спустился поцелуями по хрупкому телу вниз, и Джинни стонала так, будто из неё вырывалось то желание, которое она так долго скрывала.              Она почувствовала его горячий язык в пульсирующей точке, и её тело сотряслось от проносящихся в крови молний, от которых Джинни покрылась мурашками.              Ей хотелось сжиматься, но как только Сириус это чувствовал, то сжимал кожу её бёдер.              Как он сдался ей? Так быстро, и не думая ни о чем…              Вряд ли Сириус из тех, кто без принципов трахал без разбора кого попало. Он понимал, что сорвался, понимал, что вряд ли то, что он делал с Джинни, можно как-то оправдать с моральной точки зрения. Возможно, где-то в нём промелькнула вина, но остановиться он уже не смог.              Он не знал, что будет завтра, через час или минуту. Единственное, чего он не хотел, — умереть, не подарив кому-то свою любовь.              Сириус привык, что в мире слишком мало… не осталось людей, которых он любил. Друзья, братья, близкие…              Он никогда не влюблялся. Мимолётные увлечения в школе, вызванные гормональным всплеском бунтующего и глупого юнца, — совсем не те нежные чувства, что ему так и не удалось испытать.              Затем война, Азкабан, вновь война. Разве в этой адской череде он хоть раз задумался о том, что хочет любить? Не по-отечески, не по-братски, а безумно и горячо.              Сириус поднял голову и посмотрел на Джинни, изнемогающую, требующую.              Всё это большая ошибка.              Но кроме друг друга у них никого не осталось.              Он поднялся и навис над ней вновь, убрал жгучие рыжие волосы с её румяного лица, а затем поцеловал. Так нежно, так трепетно. Она хотела бы поверить, что он её любит, но где-то в душе понимала, что всё происходящее между ними — отчаяние.              Она потянула руку вниз, коснулась его плоти, медленно скользя ладонью.              — Сириус, — шёпотом протянула она от удовольствия, когда он целовал её шею и горячо выдыхал, опаляя нежную кожу.              Зарывшись пальцами свободной от настойчивых ласк руки в его жесткие волосы, Джинни слегка потянула его затылок назад, заставив смотреть в глаза в момент, когда он мягким и долгим толчком вторгался в ее тело. Медленно и тягуче погружался внутрь, заставляя дрожать от волнения и самого факта осуществления тайного и запретного желания. Глядя друг другу в глаза тем самым взглядом, в котором сливались спонтанная похоть и жажда со стыдом и отчаянием, они двигались плавно, стараясь потушить и притупить нахлынувшую бурю.              Его пальцы до белых следов впечатывались в мягком молодом теле. Ее дыхание жаром опаляло его серую, как холодный камень, кожу. Он оттянул большим пальцем нижнюю губу, после чего вторил этому прикосновению своими губами. Она же поймала зубами его запястье, слегка прикусывая те нежные участки его тела, на которых еще пока не было грубых шрамов, лишь едва заметные следы от наручников, которые когда-то сковывали его размашистые смелые движения.              Джинни вскрикнула от неожиданно глубокого и яростного толчка, когда Сириус поднялся над ней и, схватив за щиколотку, притянул ближе, ускорился, заставил импульсивно вздрагивать и извиваться на сбитых простынях, сжимая грубую ткань в ладонях, в попытках усмирить возгласы.              Чем дольше продолжалась эта сладкая пытка, тем голоднее казался сам себе Сириус, тем более страстно и более настойчиво вёл в этой партии, сдерживая себя лишь в том, чтобы не причинить Джинни боль в своей собственной агонии.              Еще несколько движений навстречу, несколько касаний и пара ярких мгновений, в которых не существовало ни ситуации, ни войны, ни любой другой условности, в которой им пришлось существовать. Пара мгновений легкости и удовольствия перед осознанием поступка.              Она лежала поперек кровати, прижималась щекой к животу Сириуса, который в свою очередь лежал на спине, закинув руки за голову.              В его голове была пустота. Какая-то облегчающая, словно он сбросил с себя что-то очень тяжелое.              — Ты думаешь, что всё это неправильно, да?              Сириус дёрнул головой, когда голос Джинни разорвал тишину. Ясный, но всё же бесцветный.              — Что ты не должен был. Что всё это большая ошибка, которая предаёт Гарри, но знаешь что… — Джинни резко села на постели, от чего та неприятно скрипнула, — я устала! Я так устала тебя любить, что у меня нет больше сил ни на что! Я так устала врать, что не могу больше находиться тут, видеть тебя и сходить с ума от того, что так долго врала Гарри и потеряла даже его! Я потеряла всех! И не сказать тебе о том, как сильно тебя люблю, не имею права!              Сириус ничего не понял, поэтому ещё какое-то время молчал, глядя в глаза Джинни.              «Она меня… что?» — пронеслось у него в мыслях.              Он сел на постели, смахнул с лица длинные волосы и вновь внимательно посмотрел на девушку.              — А теперь начни с начала, милая.              И наконец Джинни выдохнула с облегчением. Она рассказала ему всё. Каждую свою мысль о нём, описала каждый взгляд, каждый момент, который для неё что-то значил. Рассказала о том, почему была с Гарри и как сильно ненавидела себя, за то, что врала ему о любви, и о том, как ей было больно. Она плакала, смеялась, захлёбывалась, говорила тихо, спокойно и громко, очень горько, а иногда оживлённо, с восхищением.              Рассказав ему всё, Джинни вновь прожила всё то время, которое молчала. Прожила всё то, в чем запуталась.              Сириус впервые не знал, что ответить. Ему открыли большую ложь, признались в вопиющем лицемерии, при нём уже который день тонули в горе от всего этого запутанного клубка чувств и событий, раскаялись и признались в любви. И он мог бы поспорить на свою жизнь, что такое случалось не с каждым. И лучше бы ни с кем не случилось.              Джинни сидела перед ним, смотря на него, как избитый жестоким миром щенок, требующим лишь одного…              Полюби меня. Не смотря ни на что. Полюби меня!              Маленькая девочка, которая лишилась всего на свете, случайно влюбилась и ничего умнее не придумала, кроме как быть хотя бы рядом, используя обман, который разбил бы сердце бесценного в его мире Гарри.              Сириус прожил уже так много лет, чтобы знать ответ на то, как с этим разобраться, но он не знал.              Стоило ли её ругать за то, что она сотворила, может утешить из-за того, что ей всё это время было так тяжело, или всё же полюбить…              Последнее Сириус не смог бы принять. Никогда. Если у Джинни хватило смелости и глупости, то Сириус вряд ли позволил бы себе предать, хотя маленькая Джинни наверняка не осознавала, что все её действия приведут к предательству, только спустя время, когда подросла и поумнела, но жаль, что было слишком поздно.              При всём этом Сириус продолжал быть реалистом. Да, эту историю не переписать, и да, дорогого Гарри уже не вернуть.              Сейчас они в богом забытом месте, наедине друг с другом. Двое людей, что потеряли всех.              Два оголённых нерва, которые остались друг с другом, с чувствами и практически проигранной войной, и может быть завтра кто-то из них умрёт.              Самый безумный ребус в его жизни.              — Иди сюда… — прошептал Сириус и протянул руки Джинни.              Оказавшись в его объятиях, она прижалась так крепко к его груди, надеясь, что её поняли, приняли и, возможно, простили.              — Ты же не полюбишь меня, да? — спустя какое-то время спросила она, всё ещё обнимая Сириуса.       — Завтра я уйду, а ты останешься здесь. Ты подождешь немного, а затем уберешься отсюда. У меня есть порт-ключ, который я берёг на самый крайний случай, и кажется он настал. Он перенесёт тебя туда, куда даже Тёмный Лорд не найдёт дороги.              Джинни отстранилась и посмотрела на Сириуса. Она не верила в то, что он говорил.              — А ты… ты придёшь?       — Мне нужно продолжать борьбу. Пока жив хотя бы один, ничего не закончено.       — Я пойду с тобой!       — Нет!              Джинни вздрогнула.              — Ты сделаешь так, как я говорю.       — А ты придёшь ко мне?       — Ты задаёшь вопросы, на которые я не могу дать ответ.       — Тогда… тогда пообещай мне, что не погибнешь.       — И заставляешь обещать то, что я не смогу наверняка выполнить.       — Поэтому я и хочу пойти с тобой. Пока жив хотя бы один, ничего не закончено.       — Всё, что я могу, — защитить тебя. Всё, что я должен, — попытаться сделать хоть что-то для того, чтобы сломить Тёмного Лорда. Если у меня получится и то и другое, то моя жизнь не будет прожита зря. Воспользуйся порт-ключом и начни сначала, Джиневра.              Джинни поджала губы и кивнула, затем они оба легли и прижались друг другу. Она уложила на его грудь голову, а он подтянул её к себе ближе, обнимая талию.              — Мне так нравится, — стыдливо промурчала она.       — О чем ты?       — Нравится, как ты меня называешь.       — Как?       — Джиневра… Меня никто никогда не называл полным именем, только ты.       — Очень красивое имя, величественное. Тебя невозможно назвать как-то иначе.       — Сириус?       — М-м?       — Спасибо.       — За что?       — За то, что ты здесь.              Когда Джинни проснулась, то оказалась в постели одна. Она потёрла глаза, поднялась и огляделась.              Он сделал так, как и сказал. Странно было бы надеяться, что будет как-то иначе. На столе какой-то завтрак, её одежда приведена в порядок чарами, а на аккуратно сложенной стопке лежит её маленький золотой билетик в будущее.              Взяв порт-ключ, она сжала его в кулаке и прижала к груди.              Разве возможно было смириться с его решением? Послушаться? Нет, она не смогла бы.              Перед тем как отправиться в ванную комнату, она убрала ключ под подушку, затем взяла стопку с одеждой и поспешила привести себя в порядок, чтобы скорее выбраться на поверхность.              На столе оставленный завтрак, ржавые дверные петли поскрипывали, а Джинни скорее бежала куда-то, пытаясь найти того, кто остался единственным в её жизни.              «Было так опрометчиво оставаться в Малфой-мэноре…» — подумал Блэк, когда оказался на пороге этого величественного, но темнейшего особняка.              В небе над ним, кажется, навсегда повисла чертова черная метка. Тут бесконечно убивали.              Пройти внутрь не составило никакого труда для Сириуса. Кровь Блэков — вот его проходной билет. Никакой охраны, никаких приспешников. Тишина.              Он прошёл по коридорам, оглядел всё вокруг внимательно, поднялся на второй этаж и проследовал до конца.              В начале ему показалось, но нет… оказывается, не показалось.              Мальчишка Малфой был подвешен за руки под потолком между портретами своих родителей, а на их лицах кровавые кресты, и Сириус догадывался чьей чистой кровью они сделаны.              Весь избитый, серо-сиренево-синий. Очень худой, сильно торчали кости.              Мальчишка без сознания, показалось Сириусу, но вдруг тот захрипел, и Блэк прислушался.              — Гер… мио… на… Гермиона…              Сириус отскочил от Драко, когда его тело пронзило красное непростительное.              Веревки, что перевязывали его тело, явно были заколдованы. Каждое слово и движение Драко сопровождались разрядом Круциатуса.              Он даже не кричал, настолько долго подвешен, а лишь бился в конвульсиях от боли.              Значит спросить что-то Сириус не мог, да и освободить бы не получилось.              Но оставлять его здесь нельзя.              — Убей. Убей меня.              Вновь разряд.              Драко оказался ещё одним избитым щенком, только на этот раз тем, которого спасти не получится. Гуманнее всего усыпить.              Ужасное чувство. К середине войны, когда каждый начал использовать непростительные, Сириуса всегда сопровождал этот кислый привкус на корне языка.              Каждый раз, когда зелёное непростительное вырывалось из его палочки, его тошнило.              – Авада Кедавра. — произнёс Сириус, а верёвки упали перед его ногами.              Тело юного Малфоя испарилось, а Сириус думал лишь о том, что если Гермиона тоже погибла, то пусть они встретятся.              Сириусу не пришлось забывать о Гермионе надолго, так как он нашел её хрупкое тельце прибитым к стене на третьем этаже.              И гадать нет смысла. Это работа Беллатриссы.              На бескровном теле Гермионы высечено: «Грязнокровка», а над головой написано отвратительное: «Шлюха предателя крови».              А ведь эти дети просто любили.              С каждым шагом Сириус видел истерзанные тела девушек и юношей.              Он спустился обратно на первый этаж и последовал в подземелья.              Было глупо искать кого-то выше, но Сириус понимал, что стоило проверить всё, несмотря на угрозу смерти.              Спускаясь всё ниже, Сириус натыкался на тела Пожирателей.              Малфой, Крэбб, Кэрроу, Розье, Руквуд…              Беллатриса.              — Он и тебя убил, — хмыкнул Блэк.       — Я и тебя убью, — пронеслось за его спиной.              Он обернулся, крепко сжал палочку и огляделся.              Прищурившись, Сириус заметил, что что-то движется на него. Прямо плывёт по полу.              Всё ближе и ближе.              — Нагайна, ужин.              Джинни замерла.              Стоя в заросшем лесу, она вдруг вздрогнула и остановилась, чувствуя, как в ней что-то оборвалось. «Бежать за ним нет смысла. Он сказал не идти.» – пронеслось в её голове, и она достала из кармана порт-ключ.              

***

             Молодой парень лет девятнадцати вышел на крыльцо и оглядел сад. Его мать всегда пряталась где-то среди гранадилла, надеясь, что в сезон спелых оранжевых плодов её не найдут.              — Мама! — крикнул он. — Эдмундо просит, чтобы мы помогли ему с Жанетт!       — Помоги ему сам! — не поднимая головы, крикнула она в ответ.       — Нет! Она только тебе позволяет расчесывать гриву!       — Мерлин… — шепотом простонала она и закрыла лежащую на её коленях тетрадь в кожаной обложке.              Она поднялась на ноги и лениво пошла в сторону особняка.              Она любила ходить очень медленно, смотреть на этот дом и вспоминать, как попала сюда.              Джинни упала на пол после резкого перемещения, чем испугала пожилую женщину. Та подпрыгнула на месте и выронила мыльную кастрюлю на пол.              Девушка и сама испугалась.              Она думала, что переместится в какую-нибудь пещеру или другое подземелье. В тундру или на Северный полюс, где нет ни одного идиота на милю.              Но она оказалась на деревянном полу скромной кухни, где на неё смотрела испуганная женщина с мыльными руками.              – Простите, я… – начала говорить Джинни, поднимаясь на ноги, но она совершенно не представляла, что ей вообще в такой ситуации надо сказать.       – Espere, menina, – сказала женщина и поспешила выскочить из кухни, – Eduardo, vem cá!              Так как женщина кричала на другом языке, который Джинни никогда до этого момента не слышала, она начала паниковать, но убегать не стала, а лишь села за стол, надеясь, что ей всё же помогут, а не выкинут за дверь.              Через несколько минут женщина вернулась, но не одна, а в компании мужчины возрастом примерно как Билл.              – Ты появилась тут из воздуха? Так сказала моя мама, – на английском заговорил молодой мужчина, но с резким акцентом, от чего Джинни немного помедлила перед ответом.       – Да… что-то типа того, – и говорила она не спеша, но не из-за того, что боялась языкового барьера, а из-за того, что пыталась экстренно придумать, как объяснить своё появление.       – Меня зовут Эдуардо. А тебя?       – Джинни.       – Значит тебя сюда отправил Сириус, Джинни?       – Вы знаете Сириуса? — глаза Джинни распахнулись от удивления.       – Да, знаю. Он называет себя Бродягой, вот и прибился как-то в наши края пару лет назад. У него была тяжелая рана, я помог ему, он помог нам, всей нашей семье. Затем исчез, а позже вернулся и попросил об услуге, взамен предложил много денег. От денег я отказался, а вот помочь моей матери попросил. Она была тяжелобольная, так тот дал ей что-то выпить, она спустя сутки ожила, помолодела даже. Так ты, получается, тоже волшебница? — протараторил мужчина.              Джинни кивнула.              – Где сам Сириус?       – Я не знаю. Он отправил меня сюда. Сказал, что здесь меня не найдут.       – Уж поверь мне, девочка, не найдут. Тут вообще никого кроме нас нет, а чтобы хоть кого-то встретить, нужно всю ночь ехать на машине до цивилизации. Он ещё что-то вокруг дома колдовал, говорил: «защита», — а от чего нас защищать-то? Тут вокруг ни одного дурака! Богом забытое место.       – А что же вы тут делаете?       – Мы? Живём. Матушка как заболела, так мы и перебрались, потому что вредно ей всё это городское, и место нашли, чтобы ни душонки тут не было, чтобы сад свой, хозяйство.       – У моей мамы были куры…       – Куры? Отлично! Значит ты ещё и пригодишься! А! Ты ж волшебница! А это тоже хорошо. Только ты больно часто колдовство свой не используй, а то мало ли, может защита эта его спадёт, кто ж знает.       – Не спадёт…              За двадцать лет здесь изменилось многое. Эта огромная семья, которая жила в самом забытом уголке Бразилии, стала семьёй и для неё.              Она долго приходила в себя, не верила, а позже ей ничего не оставалось, кроме как привыкнуть. Пережить и принять то, что есть.              А привыкнув, стало даже забавно.              Эта семья напоминала ей её собственную, такая же мать, похожая на Молли, которая вечно переживала, что кто-то не доел. У этой женщины было пять шумных дочерей и один сын, самый младший. Тот самый Эдуардо.              Бабушка уже давно умерла, а старик Эдуардо сидел в своём плетёном кресле и шумно ругал своих внуков. Он напоминал ей Перси. Именно так бы он и выглядел в старости.              Пятеро дочерей и тогда уже не жили в этом доме, а сейчас и вовсе приезжали совсем редко.              Здесь только жена Эдуардо — Ясмин, их сын — Эдмундо, который приезжал с двумя мальчишками в конце каждой недели, она и…              Астерий.              Она ничего не поняла, испугалась, долго ничего не говорила, а потом одна из сестёр Эдуардо заметила и рассказала брату, так как английским в семье владел только он.              – Я же ведь…       – Успокойся, девочка. В этой семье вырастили пятерых сумасшедших девиц, ты думаешь, ещё один ребёнок будет какой-то проблемой? Querido, не думай ни о чём.              Она и не думала. Думала только о том, что ничего больше никогда не узнает про тот мир, в котором жила. Который так и не нашли. Хотя, может быть, и не искали. Кому вообще это надо. Её скорее всего похоронили, провозгласили лучший мир во всех «лучших» идеях Тёмного Лорда, истребили маглов, возможно даже полукровок, а про Богом забытый кусок земли никто и не вспомнил. Кому это вообще интересно, когда ты владыка тьмы и скорее всего очень занятой теперь человек.              Джинни усмехнулась.              — Чего смеёшься? — молодой человек, который встретил её на крыльце, улыбнулся и подал руку, чтобы она поднялась по небольшой лесенке.       — Да так, кое-что вспомнила. Что там с Жанетт?       — Мы с Эдом поменяем ей подковы, ты расчешешь гриву, и я немного прокачусь.       — А ты в курсе, что я устала?       — Да, мам, но Жанетт позволяет это только тебе. И мне кажется, это потому, что она влюблена в твоего патронуса.       — Ой, Астер! Хватит болтать! — строго, но с улыбкой сказала Джинни, когда они вошли в конюшню.              Джинни думала, что её патронус — символ благородства, отваги и доблести, но лошади стали её исцелением.              Ей нравилось проводить с ними время, она будто забывалась, пока ухаживала за лошадьми. Потом, когда уже у неё появился Астер, Джинни привила и ему любовь к этим восхитительным животным.              И каждый раз, когда она видела, как он, уже такой красивый и взрослый, галопом несся по просторам вокруг, ей хотелось плакать.              Он слишком Сириус Блэк.              Он такой же дерзкий, непослушный сорванец, о котором рассказывал Гарри, что в свою очередь пересказывал истории от самого Сириуса. Так же как и он поправлял длинные волосы, закатывал рукава. Его патронусом был волк, и Джинни совсем не удивлена.              Вспоминая одну долгую ночь спустя двадцать лет, Джинни всё ещё понимала, что хотела бы умереть от отчаяния сотни раз, лишь бы ещё раз увидеть его хотя бы на одну недолгую секунду.