Восемь причин не влюбляться в Геральта

Лютик взял в привычку записывать не только приключающиеся с их интересной компанией происшествия, всё ещё состоящей из ведьмака, двух людей, нильфгардца, который при любом удобном случае утверждал, что он не нильфгаардец вовсе и вампира. Теперь записи содержали и собственные мысли поэта, что стало приносить окружающим ещё больше проблем. Теперь бард уединялся не только по вечерам, когда все собирались спать и на него по большому счёту всем было просто наплевать. Лютик таскал с собой по всюду замызганный обрубок карандаша и охапку выцветшей бумаги. Даже верхом, когда коням давали передохнуть переходя на шаг, поэт сосредоточенно выводил что-то на листках. Увлекаясь процессом и зачастую оказываясь в самом конце их импровизированного строя. Подобный расклад ничуть не расстраивал его гнедого Пегаса, поскольку мерин до сих пор был уверен в том, что быстрый ход — это не его. Зато изрядно подбешивал барда, которому казалось, что его просто —напросто забудут в прибрежных кустах Яруги. — Лютик, тебя долго ждать? —вынужденно остановив Плотву и пропустив всех всадников вперёд, скорее рявкнул, чем крикнул Геральт. Спустя пару секунд из-за дальних кустов выглянул неспешно жующий какие-то веточки вышеупомянутый Пегас и почти сразу за ним показался сам Лютик, так и не оторвавшийся от скомканного листка бумаги. В эту же минуту в Геральте всколыхнулась ярость, отодвигая привычное терпение на второй план. — Геральт, у тебя совесть есть? —даже не взглянув на ведьмака, протянул поэт, проезжая мимо — Сбиваешь меня с мысли! Лютик поднял взгляд ровно в тот момент, когда терпение ведьмака покинуло. Увернувшись от обидного подзатыльника, бард на секунду потерял дар речи. — Г-Г-Геральт!? — возмущённо возопил Лютик, продолжая открывать и закрывать рот в попытке придумать обидный ответ. Однако вышеупомянутый Геральт уже ехал в начало их импровизированного строя, вновь оставив поэта одного. Лютик так и остался стоять: глупо открыв рот и приложив руку к тому месту, куда целил ведьмак, прекрасно понимая, что если бы Геральт действительно хотел ударить — увернуться у него бы не вышло. Лютика уже месяц раздражал тот факт, что средь бела дня Геральт и вида не подавал, что ночью что-то между ними было. О том, как они с бардом по ночам в кустах кувыркались из всех их честной компании знал только Регис и то, только потому, что ведьмаку так казалось. Проклятое ведьмачье чутьё и Геральт вместе взятые, зло думал поэт на протяжении нескольких недель. У него самого при каждом появлении Геральта возле себя ближе чем на полтора метра начинало предательски быстро и громко колотиться сердце, учащалось дыхание и вообще он всем своим видом показывал, что сейчас грохнется в обморок. Именно по этой причине Геральт постоянно старался держать барда в «тонусе», довольно часто напоминая о безалаберности, беспомощности и крайней безответственности последнего. Лютику порядком это все приелось и так как выместить злость на самом виновнике в светлое время суток не представлялось возможным — был вынужден вымещать накопившиеся эмоции на бумаге. Так и появился его импровизированный список: « х причин, чтобы не влюбляться в Геральта». В планах поэта по началу была работа над рукописью «Пол века поэзии» (станет она называться позже), однако очень скоро меж листов произведения стали мелькать черновики, которые сам Лютик окрестил «недельные хроники». Ненадолго задумавшись, бард перевернул очередную страницу. Отлично, прямо так и запишем : «проявление агрессии без причины», послюнявив карандаш, вывел поэт на чистом листе бумаги. Его список насчитывал уже шесть полноценных пунктов, а его непосредственный автор всерьез задумался над седьмым. Начинался список безобидным «пренебрегает цирюльниками», что было истинной правдой, в то время как остальные при любом удобном случае не мешкая посещали бани, если им везло и они проезжали через город. Единственный раз Геральту взбрела в голову мысль объяснить барду, что гораздо целесообразнее тратить деньги на провизию, одежду и экипировку, которая могла понадобиться в любой момент. А никак не на баню или выпивку всем красивым и не очень девушкам трактира. Разговор закончился почти не начавшись, поскольку Лютик серьезно вознамерился пропустить мимо ушей всё, что скажет ведьмак в тот день. А Геральт терпеть не мог повторять дважды то, что по его мнению, являлось не очень-то и важной информацией. Второй пункт был накарябан явно на эмоциях, потому что поэт уже в серьёз задумывался над знаком вопроса рядом с «Вспыльчив», поскольку Геральту было свойственно выслушивать абсолютнейший бред от потенциальных клиентов с абсолютно каменным лицом. Зато при любой удобной возможности он лез к Кагыру выяснять отношения по поводу и без. На доводы барда «оставить несчастного нильфгаардца в покое», ведьмак хмурился, бурчал что-то себе под нос и уходил на несколько часов в лес. Что именно и с кем он там делал не знал никто. Даже вампир Регис. «Проявляет симпатию к Мильве» было приписано сбоку, но подчеркнуто. Все заметили, что мнение лучницы зачастую было решающим во многих спорных вопросах. И в особенности оно стало иметь вес после того случая, когда девушка отходила ведьмака и Кагыра ремнем. «Скрытный». Этот пункт Лютик всерьез думал перенести в начало списка. По той простой причине, что чувства Геральта всегда оставались загадкой. И очень часто даже для него самого. Этот факт бард понял на днях, когда даже вампир не смог ему объяснить что же такое означает взгляд, которым ведьмак одарил всю честную компанию перед тем как удалиться в лес после очередной ссоры с нильфгаардцем. «Симпатия к Плотве». В этом пункте Лютик, по правде говоря сомневался. Потому подписал мелко и с краю. Никто не понимал отчего ведьмак привязался к строптивой кобыле, которая не упускала возможности пнуть, толкнуть или укусить любое живое существо, проходящего мимо. Включая самого хозяина. Плюсы у этого факта отсутствовали. Впрочем точно так же, как и минусы, именно поэтому данный факт должен был быть подвергнут более внимательному рассмотрению. Однако из списка исключён не был. «Неразговорчивость». Ровно так же, как и предыдущий факт Лютик намеревался подвергнуть рассмотрению. Геральт говорил мало и по делу, не считая нужным объяснять все свои действия, решения или, ещё чего, планы. Ведь все, кому надо и сами всё понять должны и не просто же так, а по его кислой роже. Зло размышлял Лютик, слегка нахмурившись, воссоздавая недавний образ из памяти, в котором Геральт появился сегодня утром на завтраке. Но в этом факте существовал неизменный плюс. Именно вечно недовольная рожа ведьмака с недельной щетиной и ядовитым взглядом янтарных глаз даровала Лютику почти что абсолютную безопасность в очень и очень многих поселениях, где жили отцы, братья или мужья его бесконечных любовниц. Мало кто знал, что холодный янтарный взгляд умеет смягчаться в ночном свете, здраво рассудил Лютик. И хорошо, что знают об этом немногие. Уголок рта поэта дёрнулся, демонстрирую плохо скрываемую улыбку, когда он принялся выводить седьмой и, вероятнее всего, самый весомый из всех вышеперечисленных пункт. «Йеннифер». Яркоглазая чародейка умела профессионально трепать нервы кому угодно и чаще всего исключительно потому, что ей того хотелось. Пока она была занята личными делами, как всегда выражался сам Геральт, она не могла мешать барду проводить приятные ночи с их общим знакомым ведьмаком. Однако Лютика совершенно не устраивала та власть, которую чародейка имела над ним. Которую оба именовали громким словом любовь. Ведь если встречались эти двое, то происходило не что иное как чёрная магия в результате которой оба не вылезали из постели несколько дней, потом ругались как старая семейная пара и в конце концов разъезжались вновь по разным городам. Всё это походило на дурацкую игру в неудавшихся любовников. И далеко не один бард придерживался такого мнения. Многие знали о том, что Геральт спал с доброй половиной Чародейской ложи, а Йеннифер со своими дружками — чародеями, да и то не всегда ими ограничивалась. Никто никого не осуждал и это являлось одним из важнейших принципов их отношений. Негласное правило, соблюдавшееся обоими безоговорочно. Поэтому до тех пор, пока чародейка не появлялась в зоне видимости — угрозы она не представляла, как наивно привык полагать поэт. Лютик намеренно закрывал глаза на то, как быстро губы Геральта сжимались в опасную тонкую линию, начинали ходить желваки на лице и взгляд приобретал стеклянный оттенок при любом упоминании чародеек в каких-либо рассказах Кагыра или Региса. Кажется никому из присутствующих не был понятен этот «союз», включая Йеннифер и Геральта в том числе. Однако он был и ничего нельзя было с этим поделать. Никто не осмелился бы рисковать здоровьем, которое несомненно было бы подорвано у того, кто рискнул бы препятствовать ревнивой чародейке или верному ведьмаку. «Мужчина». Пункт почему-то оказался в конце списка, но как и предыдущий, по мнению барда имел огромное значение. Вернее должен был иметь. Но не имел. Вопрос «почему?» Лютик не решался задать себе уже несколько недель, по той простой причине, что прекрасно понимал, что ответа на этот вопрос не существует. По крайней мере пока. Он сам не понял, в какой момент привязанность переросла в нечто, что на простую привязанность уже никак не походило. Он прекрасно помнил их первую с Геральтом ночь. И также прекрасно помнил, что ведьмак против никак не был. Данный факт и послужил своеобразным «толчком» к тому, что есть у них сейчас. Всех всё устраивало и это являлось ключевым моментом. В серьёз задумавшись, Лютик не заметил под ногами лошади корень дерева, как и не успел вовремя подобрать поводья. Пегас спотыкнулся, резко опустив голову вниз в попытке сохранить равновесие. Сумка поэта наклонилась и белой лавиной из неё хлынули листки на землю. Чертыхаясь, бард соскочил с лошади и принялся судорожно заталкивать выпавшее обратно в сумку, нервно косясь на остальных, находившихся от него на довольно приличном расстоянии. Лютику осталось поднять пару листков, когда за его спиной шевельнулись кусты и на тропинку шагнул Регис ведя за собой своего мула Драакуля. Вампир незаметно отстал от остальных дабы собрать вдоль дороги кое-какие травы для приготовления порой спасительных спиртовых напитков. Все знали, что Регис давно не питается человеческой кровью и так же знали то, что алкоголь для него является неким аналогом и заменяет «необходимую» для вампира пищу, поэтому никто не препятствовал. Да и далеко не все члены их компании верили в его «безобидность». Однако за его отсутствие Геральт не беспокоился, а значит не беспокоился никто. В отличие от несносного барда. Лютик спиной чувствовал взгляд, которым прожигал его Геральт из-за очередного поворота. Наклонившись и подняв один из листков, что был ближе, Регис пробежал глазами по строчкам на бумаге и уголки его губ тронула загадочная улыбка. Он повернулся к барду: — Кажется, у меня есть идея для следующего пункта — задумчиво сообщил вампир, всем своим видом демонстрируя барду, что ни в коем разе не удивлён или же не намерен его демонстрировать. — Угу — рассеянно буркнул поэт намереваясь собрать всё прежде, чем ведьмак окажется рядом. Через пару мгновений до Лютика дошёл смысл слов, произнесённых вампиром. Он замер, так и не подняв с земли оставшиеся несколько листков и с удивлением обнаружил, что Регис лишь загадочно улыбается.