Купание жарким летним днем

      Середина лета редко радовала жителей бетонных высоток прохладными днями. Стены зданий, асфальт дорог, даже песок на детских площадках раскалились подобно адской сковородке. Мегаполис пыхтел и тужился. Безустанно работали кондиционеры, и в узких проулках становилось мокро от их игривой капели.        Даже ночи не даровали долгожданную свежесть. Солнце заходило за горизонт лишь на пару часов, и за это крошечное темное время бетонированная земля не успевала остудится. Так, ежегодно июль проверял горожан на выносливость.               К счастью, обычно Гону удавалось эту проверку избежать. Нагретые улицы мегаполиса сменялись засаженными картошкой полями, высокими заборами соседей по даче и стрекотанием сверчков. На природе жаркая температура ощущалась легче, но бывали дни, когда никакое место не способно было спасти от испепеляющих все живое солнечных лучей.               Еще утром, проснувшись рано вместе с бабушкой, Гон вышел на шаткое крыльцо чуть покосившегося их домишки, втянул в легкие воздух и понял, что день обещал быть знойным. Так и случилось. Ближе к полудню даже в тени, бросаемой на скамейку у обеденного столика раскидистыми ветвями слив, помогал перевести дух только холодный стакан кваса, влитый в окрошку.               Время будто замерло. Над всем дачным кооперативом повисла тишина. Соседи попрятались в домиках, соседский пес завалился под взмокшую железную бочку, куда еще утром насос накачал прохладную глубинную воду. Две беспородные бабушкины кошки вполне мирно разделили территорию под сваями, на которых красовалась свежевыкрашенная белой краской беседка, и даже всевозможные насекомые в такую духоту попрятались в ветвях кустов и деревьев, не издавая ни звука.               После обеда бабушка переместилась под крышу домика, включила на кухне вентилятор и принялась разгадывать новенький выпуск кроссвордов. Гон вымыл посуду и, глянув в окно на развешанные на кольях забора маску с ластами, сообщил, что отправится искупаться.               Идеей это оказалось просто отличной! Вода в озере теплая и ласковая приняла Гона, точно парное молоко. Он напялил на ноги ласты, закрепил на глазах смешную огромную маску и купался до тех пор, пока не закончились силы.               Уставший, он повалился на берег, расставил в стороны руки, глянул на безоблачное далекое небо и счастливо улыбнулся. Из обязательных на сегодня дел остался лишь полив огорода, но его бабушка накажет сделать ближе к вечеру, чтобы солнце не сожгло нежные и прихотливые листочки культурных растений. Ближе к вечеру же Гон созвонится с тетей Мито, спишется с отдыхающим в заграничном языковом лагере Киллуа, и ни за что не признается, что копаться в земле на даче доставляет ему удовольствие, что вся эта застывшая во времени территория дачного кооператива манит его все так же отчаянно, как в детстве.               Запрокинув руки за голову и считая поголовно отдыхающих на противоположном берегу озера, где не так давно какие-то частные предприниматели поставили шлагбаум и установили пару домиков, Гон даже подумал о том, что не прочь бы был сделаться фермером, если бы те получали достойные деньги. Впрочем, сказать честно, он никогда не интересовался подобным заработком и плохо представлял себе суммы, на которые обычные работяги могли бы рассчитывать. Другое дело IT. Все вокруг говорили о разработчиках, системных администраторах, тестировщиках и аналитиках. Большие зарплаты, фриланс, удаленная работа – иными словами, в руках все прелести жизни в постиндустриальном обществе. Карьерный рост, успех, мобильность – все это ждало Гона в конце обучения. И где уж там место полям картошки? В глупых мечтах?..              Перекатившись на живот и подставив загорелую спину солнцу, Гон бездумно всмотрелся в щели меж тонкими прутьями забора соседнего с озером участка. Поднимающаяся по склону вверх территория, аккуратная и ухоженная, была свежескошена, и вот как раз с нее и доносился тот приятный запах травы, что витал над берегом. Тонкие дорожки между подвязанных стеблей помидоров и огурцов тянулись к домику и широкой поляне. Сколько Гон помнил, эта поляна пустовала, но теперь на ней появилась массивная железная качеля с полукруглой крышей, и на качеле этой, закинув ногу на ногу, лежал незнакомый Гону мужчина. Он медленно обмахивался свернутой пополам газетой, и даже с такого расстояния видны были его сильные мышцы поднятой вверх руки. Гон мечтательно скользнул по ним взглядом. В его фантазийном мире работы мечты все фермеры имели похожее на фигуру этого незнакомца телосложение. Программисты же даже в его мечтах особыми размерами форм не отличались. Из всей их группы самой достойной фигурой обладал лишь Киллуа, но и ему до столь прекрасных рельефных бедер лежащего на качеле мужчины нужно было качаться и качаться.               Проследив за медленным движением смены верхней ноги над коленкой незнакомца, Гон поблагодарил свое хорошее зрение. Беззастенчиво пялясь на его тело из своего укрытия – мелкой травы у берега, – Гон представил, как, работая на ферме, он бы принимал душ с коллегами. Как незаметно для других, какой-нибудь сногсшибательный красавчик прижал бы его в душевой кабинке к кафельной стене, огладил бы смуглое тело и, закопавшись жесткой рукой в его волосы, заставлял обернуться, чтобы грубо и несдержанно поцеловать. А потом… они бы занялись прямо там в общественном душе сексом, опасным и тихим. Гон бы сдерживал стоны и пытался устоять на ногах, а сильные руки, такие же мощные, как те, что обмахивали рыжие волосы газетой, удерживали бы его талию.              Тряхнув головой, Гон зажмурился и спрятал лицо в ладонях. От горячих фантазий он возбудился. Охладить мысли помог вспомнившийся полуразложившийся трупик какого-то зверька, найденный пару дней назад под кустом смородины, и, придя в себя, он огляделся – на крохотном пляже все еще было безлюдно.               Потому, осмелившись, не до конца расслабившийся в паху Гон резко поднялся, без маски и ласт направился в воду и, зайдя по бедра, с силой оттолкнувшись, нырнул. На этот раз вода показалась его разогретой солнцем коже прохладной. Остужаясь, он проплыл под водой максимально далеко и вынырнул уже на глубине. Набрал в легкие воздух и отдышался.               Это было опасно. Будь на пляже еще хоть один человек и пришлось бы выкручиваться иначе – долго лежать животом к земле, закрывая глаза на боль и тяжесть в плавках. Впрочем, если бы кто-то пришел на берег, Гон бы был благоразумней. А так… Все обошлось. Прохладная вода остудила тело, развеяв блудные мысли, и, расслабившись, Гон нырнул вновь, с головой уходя под ровную гладь озера.               Беззастенчиво ребячась, он плюхался в воде, выдирая длинные водоросли, доставая с глубины рукой илистое дно, кувыркаясь и плеская по ровной глади ногами. Наконец, как в детстве, набаловавшись, он придумал мокрую и грязную игру по поиску всякой ерунды в песке у берега. Его руки исследовательски по локоть скользили по дну, как совсем недалеко послышался плеск воды. Гон обернулся.              Рядом в одних обтягивающих плавках стоял тот самый, лежавший на качеле мужчина. Он смотрел на Гона, точнее следил как с его ладоней капает поднятая со дна жижа, и, заметив, что привлек внимание, спросил, кивнув на смешанный с илом песок:              – Не помешаю? – на его губах растянулась смешливая улыбка, а Гон почувствовал, как к щекам приливает краска.               – Нет, – быстро выпалил он, скрывая свидетельство своей игры под водой.               – Тогда я искупаюсь, – продолжил незнакомец, медленно ступая дальше.               Смущенный Гон, отряхнув руки, поднялся. Стыд за глупости, которыми он тут занимался, и за поднятую в воде муть, сковал его движения. Когда он только пришел, озеро выглядело куда привлекательней. Правда мужчину поднятая тина похоже не смущала. Он зашел по колено, провел ладонью по воде, будто пробуя ее на температуру, и обернулся к вышедшему на берег Гону.              – В такую жару только вода и спасает. Каково оно после купания? Хорошо? – спросил он, вынуждая поддержать разговор.               Растерянный же Гон, плюхнувшийся на примятую траву набравшими песок плавками, хотел бы диалога избежать. По крайней мере сейчас, когда изляпавшийся илом он выглядел по меньшей мере глупо. А потому, единственное, что смог он из себя выдавить, было коротким:              – Ага.              Незнакомец ступил еще два шага глубже, а затем, медленно опустившись в воду, скользнул от берега, держа голову над водой. Гон следил за ним краем глаза, пока не нацепил на мокрые волосы кепку, и, убедившись, что тот отплыл на достаточное от берега расстояние, расстроенно свел вместе брови.              Нет! Это же надо было ему появиться в столь неудачное время! И ведь предстал Гон перед ним чумазым, капающимся в мокром песке, как ребенок! Да мало того, что сам опозорился, так еще и грязь развел.              Осторожный взгляд, робко выглянувший из-под козырька кепки, скользнул по мутным пятнам поднятого у берега ила. Весьма… неутешительная картина. Купаясь в одиночку устроить такой беспорядок – это надо постараться. Впрочем, ударять в грязь лицом Гон умел и частенько практиковал.               Подтянув ноги к груди, он обхватил их руками и обреченно уронил лоб на острые коленки. Первое впечатление – провалено. И на всем, что он успел в своей дурной голове с этим прекрасным мужчиной нафантазировать, официально можно было ставить крест.               Правда на деле подобного рода категоричная обреченность продлилась совсем недолго. Спустя пару минут нос Гона вылез из своего укрытия и осторожно выглянул из-за края ног. Как бы не смущало столь неожиданное появление незнакомца, но, когда тот отплыл так далеко – на середину озера, удержаться от желания проследить за ним он не мог.               Подсвеченный солнцем яркий огонек рыжих волос на глади воды напоминал буек и непроизвольно цеплял взгляды. Правда с берега разглядеть хоть что-либо кроме цвета его волос удавалось плохо, но оно и не нужно было… Гону хватило тех крошечных секунд, когда он обернулся и увидел на расстоянии вытянутой руки его крепкие бедра. Этот уплывший на середину озера мужчина действительно был великолепен. Практически идеален. Да уж там! Ровно такой, о каких Гон мечтал перед сном. Мускулистый, крупный, сильный, с твердым низким голосом, со светлыми волосами на ногах и груди, с красивым лицом и… крупным членом. Его темно-синие плавки, напоминавшие трусики, в которых Гон ходил в детстве, не скрывали ровным счетом ничего. Большой, крупный бугор топорщился на его паху, натягивая ткань, и, конечно, не заострить на нем внимание было невозможно. Гон бы даже поклялся, что любой натурал непроизвольно скосил бы на его пах взгляд. В его крошечных трусах места почти не хватало.               К некоторым людям природа явно была благосклонней, чем к другим. И оставалось только надеяться, что хотя бы в прошлых жизнях они эту благосклонность заслужили. Впрочем, Гон не был верующим, чтобы быть уверенным в жизни после смерти, и потому нисколько не завидовал, надеясь прожить эту жизнь лучше и праведней, а безбожно желал коснуться этого гармонично сложенного тела. Он бы ощупал каждый мускул, поцеловал бы тонкие губы, прижался бы, желая отдаться прямо в высокой траве чуть поодаль от пляжа, и облизнул бы каждый миллиметр его кожи.              Придавшись фантазиям, Гон мутным взглядом проследил за мужчиной. Тот все еще на расстоянии наматывал круги, упражняясь в разных видах плавания. Гон знал только брасс и баттерфляй, но даже их различить бы не смог. Незнакомец же по всей видимости был не иначе, как пловцом. И на самом деле эта профессия объяснила бы наличие столь сильных и широких плечей и подтянутых ягодиц, но правда могла оказаться иной.               Впрочем, Гону одних своих предположений было достаточно. Он представил, как они с этим мужчиной моются в душе после тренировки в бассейне, переглядываются, случайно касаются одного мыла в мыльнице и… секс. Снова. Снова в душе.               Гон хмыкнул. Похоже у него нездоровое сексальное влечение к общественным душевым. Стоит как-нибудь на досуге об этом задуматься. Сексуальное же влечение к мускулистым мужчинам его давно уже не смущало. Страшило открыться перед родными, но до таких серьезных и ответственных шагов стоило дорасти. А сейчас… кроме фантазий у него и опыта-то не было.               Найдя под ногами тонкий сухой прутик, Гон придвинулся ближе к краю полоски песка у воды и начертил на мокром песке член, какие обычно рисуют на партах в школах. Вывел контур головки и, поглядев на свое творение под углом, стер его. Дурацкий рисунок. Зачем вообще изображать члены, да еще и такие некрасивые? А, если уж и рисовать то, как картину!               Впрочем, вспомнив, те крохотные пипирки на античных статуях и иных произведениях искусства, Гон отказался от своих мыслей, придя к выводу, что члены лучше не кистью молевать, а фотографировать. Да и не всякие, а самые ровные и красивые. Как… в качественных порнушках!              И у этого пловца… наверное, тоже такой, как в порно. Большой и гладкий.              Улыбнувшись, Гон вывел прутиком на песке неровное солнце, прочертил лучики, и поднял взгляд. Совсем рядом, лежа грудью на дне, расположился тот самый рыжеволосый мысленно названный пловец. Как он подплыл так тихо и быстро осталось загадкой, но, обнаружив его, Гон вздрогнул. Его щеки тут же заалели, реагируя так, будто бы мужчина мог прочесть его мысли. К счастью, чтение мыслей все еще оставалось фантастикой, но вот реакция Гона рассказывала о его фантазиях куда красноречивей.               – Рисуешь? – тепло поинтересовался купающийся, вытянув вперед голову и разглядывая кривое солнце.               Застигнутый врасплох, Гон ладонью смахнул рисунок, радуясь, впрочем, что заранее успел стереть дурацкий член.               – Балуюсь… – выдавил он, ступнями наступая на стертое место.               – А водичка и правда хороша, – будто бы не видя чужого смущения, продолжил незнакомец. – Ты так бодро в эту жару плаескался, что наблюдая за тобой, самому захотелось искупаться. Не зря. Мне понравилось.              Мужчина говорил легко и просто. Он вытянул руки вперед, облокотившись о песок на берегу, а его грудь омывала прозрачная, успокоившаяся после игр с тиной вода. Гон же паниковал, желая прямо здесь провалиться под землю. Он даже был согласен сразу в ад, в котлы и пекло за все свои грязные мысли, но вот только не думать о том, что этот сногсшибательный человек наблюдал за ним! Как он резвится и кувыркается в озере! Черт… Гон не знал ни одного сюжета, где так бы началось знакомство главных героев! Это точно был провал. Ни в одной фантазии он не смог бы обернуть такое знакомство сексом. Нет, почему вообще, сидя перед ним и смотря в его глаза, он думал о сексе?              – Вода и правда освежает,  – невпопад ответил Гон, поджимая ноги к груди и стараясь не отводить взгляд от красивого лица, чтобы так бестыже, в открытую, не пялиться на его мышцы.               – Да, особенно, когда вечером возвращаться в город. А там тебе ни пляжа, ни озера, ни красивых отдыхающих в одних плавках. Одни только задачи и планы, – протянул мужчина, внимательно глядя куда-то за спину Гону. Смысл его слов отозвался в душе легким трепетом, но тонкий намек, брошенный вскользь, остался на разбор долгим бессонным вечером.               За спиной послышались шаги. Гон обернулся, натыкаясь на темноволосого полностью одетого парня чуть старше его самого. Тот, недовольно смерив лежащего в воде мужчину, чуть манерно начал:              – Хисока… – шипяще протянул он. – Я думал, ты усердно беседку затягиваешь, а ты прохлаждаешься?              Рыжеволосый мужчина, Хисока, как назвал его незнакомец, довольно улыбнулся, не торопясь вылезать из воды.               – Да там ткань эту прибить пару минут, – отмахнулся он, перекатившись на спину. Он задрал подбородок к небу, его мокрые волосы прижалась к шее, и с них потекла по упругим рельефам вода.              В этот момент Гон ослабил бдительность и проследил, как крупная капля, упав с рыжей пряди, очертила дорожку мимо встопорщенного соска, стекла ниже и поочередно намочила четкие кубики пресса, следом вновь оказываясь в озере. Это была невероятной красоты картина, испытывающая и проверяющая на прочность.               Впрочем, похоже, она сбивала с толку лишь Гона. Друг или знакомый Хисоки явно остался к его телу равнодушным. Все ещё несдержанно и недовольно он продолжил:              – Чем быстрее мы со всем покончим, тем быстрее свалим. Вставай давай.              – Пока ты шел на меня возмущаться, мог бы уже все доделать, - невозмутимо продолжил Хисока, не сдвинувшись с места, но будто бы поиграв накаченной грудью. Или… возбужденному мозгу Гона это почудилось?              – Учти, если я все сделаю сам, деньги будут мои.              Эти слова возымели эффект.               – Ээээй…– хмуря светлые брови, устало протянул пловец… или разнорабочий? – Ну не начинай. Я вообще-то, как и ты, трудился в поте лица! Имею право передохнуть немного, – тон его голоса на этой фразе сделался настолько оскорбленным, что не знай Гон о последних паре часах, проведённых Хисокой на качели, то непременно бы ему поверил и испытал бы на месте незнакомца стыд. Но тот видимо общением с Хисокой закалился.              – Работу выполнишь и отдыхай, – бросил он, разворачиваясь и уходя по узенькой тропинке, заключенной меж двух железных заборов, за одним из которых спрятался тот самый, просматриваемый с озера участок с качелей.              Вслед за ним поднялся на ноги и Хисока. Взял с берега резиновые тапочки, подошел к воде и наклонился, выпятив зад, в паре сантиметров от потерявшего всякий стыд и откровенно расматривающего его Гона.              – Спасибо, что оставил наш маленький секрет с качелей нераскрытым, – промыв тапочки, произнес обернувшийся. Он тепло улыбнулся, а затем, похлопав себя по влажным бедрам, вздохнул: – Чтож, пойду. Начальника лучше не злить. Хорошо провести время! – с этими словами Хисока похлюпал в мокрых тапках по дорожке к выходу.               – И вам хорошего дня! – ему в спину чуть запоздало, но бодро крикнул Гон.              Мужчина, не такой уже и незнакомый, обернулся, махнув на прощание рукой. И от чего-то щеки на смуглом загорелом лице вмиг вспыхнули розовым.               Интересно, был ли хоть в какой-то из параллельной тысячи вселенных шанс коснуться его? Очень бы хотелось верить, что нет. А иначе… от досады Гон бы искусал себе все пальцы.              Когда крупный, широкий силуэт скрылся за высокой травой у заборов, Гон резко вскочил на ноги и с разбегу бросился в озеро. Пробежал по дну, насколько хватило сил, повалился грудью на водную гладь и с головой ушёл глубже, приводя в порядок блудные мысли.               Как бы не было бы стыдно признавать, но помани Хисока его хоть пальцем, и Гон бы отдался ему, даже не зная имени! Прямо на озере, в дачном кооперативе, на глазах отдыхающих на противоположном берегу. И это была не шутка. Гон чувствовал, как стучало его сердце от одних этих мыслей, как кровь приливала к паху и как шла кругом голова.               Ему нужно было.               Он желал секса. Он прожил без него девятнадцать лет и знал, что не мог больше. Ещё чуть-чуть, и, казалось, он свихнется! Если не уже…              Вынырнув, Гон непроизвольно бросил взгляд на тот самый участок. Вдалеке, за качелей и раскидистой яблоней, выглядывал край беседки. Силуэт Хисоки мелькал между ветвей, и этого хватило, чтобы воображение дорисовало его мускулистые руки, забивающие гвозди.               Немногим следом в одуревшей от жара голове возникла совершенно безумная и отчаянная идея. Гон огляделся. Спокойствие и тишина, прерываемые звуками стучащего молотка, подсказали, что в округе никого кроме Хисоки и Гона не было. Оказалось, и правда ни на берегу, ни на соседних дачах свидетелей не наблюдалось.               Тогда, нездорово осмелев и затаив дыхание, Гон сделал пару уверенных шагов вглубь озера. Спрятался по подбородок в воду, и, пока не передумал, быстро и нервно стянул с бедер плавки. Его дыхание сбилось. В голове загудело, а пальцы неловко обхватили набухший член.               Движения ощущались странно. Ещё никогда Гону не доводилось мастурбировать в воде, но впечатления от такого опыта смазывались спешкой и волнением. Времени понять какого это, приятно или нет, катастрофически не хватало. Сердце от смеси страха, паники и адреналина, казалось, вот-вот откажет. Было страшно: в любой момент кто-то мог появится на узкой тропинке к пляжу или выйти на крыльцо соседних дач, окинув взором безмятежную гладь озера. И пусть, даже придя кто-то на пляж или выйдя из домика, они бы вряд ли бы заметили в Гоне что-то подозрительное, а уж тем более поняли бы, чем он занят, но притаившийся по подбородок в воде парень чувствовал себя чуть ли не самой сомнительной и неблагочестивой личностью в округе, что непременно бы привлекла всеобщее внимание. Потому Гон действовал быстро.               Невидящими глазами он расфокусированно смотрел в сторону беседки, не различая уже ни Хисоку, ни даже яблоню, но его тело, его мышцы, его крохотные плавки, стоили у Гона перед глазами. Он сделал пару грубых и резких движений и кончил прямо в озеро. Оргазм накрыл внезапно и жестко. Спина согнулась, голова наклонилась вперед, носом клюя воду, и ноги, сделавшись ватными, чуть подкосились. Итогом всему разврату был полный нос воды.               Не успев отойти от экстаза, Гон закашлялся, выплевывая озерную воду. Его мышцы все еще ощущали минувшее наслаждение, но голова очистилась. Звук забивающего гвозди молотка сделался громким и четким, и Гона пробрала дрожь. До сего момента фантазии доводили его до развязки лишь в постели. Теперь же они вышли на новый уровень. Теперь… Гон был чуть ли не уверен, что его тайные мысли о близости в траве с этим прекрасным мужчиной по имени Хисока вполне могли бы стать реальностью. Он точно спятил, помешался на сексе. Точно.              Оттолкнувшись пальцами от дна, Гон проскользил дальше, на глубину, скрываясь с места преступления. Он отвернулся от дачи с качелей и беседкой, всмотрелся в макушки прибавившихся людей на противоположном берегу и нырнул с головой, пытаясь в очередной раз остудить мысли. На этот раз помогло. После оргазма сознание будто протрезвело, и, поплавав недолго, Гон вполне рационально пришел к выводу, что ничего страшного в общем-то и не случилось. Его никто не видел, а он снял мучительное напряжение и теперь не был готов прыгнуть на член первому красивому встречному. Впрочем, последнее проверять он не стал.               Подплыв к берегу, Гон поднялся на ноги, промокнул плечи стареньким дачным полотенцем и, нацепив кепку и забрав маску с ластами, в полных песка тапочках поспешил вернуться на свой участок. Уже на тропинке, прямо у заборов, он наткнулся на черного кудрявого пса, промчавшейся мимо на скорости прямо в воду, и увидел его хозяина, идущего с маленькой девочкой за ручку. Вмиг стало не по себе. Волна смущения пробежала с головы до пят, и Гон ниже дернул козырек кепки, пряча нос. Он хотел было прибавить скорость и ретироваться как можно скорее, но знакомый уже голос совсем над головой произнес:              – Уже уходишь? – выглядывая из-за верхушки забора, спросил Хисока.               Гон задрал к нему голову, и солнце ослепило глаза, не давая увидеть привлекательное лицо в последний раз.              – Да, накупался, – сморщившись под ярким светом, ответил он, вдобавок отчаянно краснея.              – Эх… А я хотел к тебе после работы присоединиться. Но… Раз так, еще раз пока-пока…               – Пока-пока, – глупо продублировал игривое прощание Гон, не находя других слов, и Хисока, казалось, усмехнулся.              С пляжа донесся радостный детский визг, звук брызгов и собачий лай. Ноги сами понесли Гона прочь. Он…  не знал как поддержать разговор с Хисокой, не знал смог бы посмотреть ему в глаза, а потому сбежал, натерев мозоли влажным песком в тапках. Еще долго, петляя под удушающими лучами раскаленного солнца меж заборов соседей, Гон слышал отдаляющийся стук молотка, но по его приходу на участок, этот звук затерялся где-то в пройденном расстоянии.               В тени кривенького крыльца его встретила улыбающаяся бабушка, что вечером натирала сметаной его сожженные спину и плечи. Гон шипел, кривился и еле-еле устроился на постели, найдя более ли менее безболезненную позу, но даже боль от ожогов не удержала его от ночного марафона самоудовлетворения. Образ накачанного, большого и улыбчивого Хисоки темным вечером и всю ближайшую неделю будоражил его мысли.              Тем временем лето шло, перевалился за середину календарный год, наступил август, удушающая жара постепенно отпустила, и ночи стали прохладней. Гон вернулся в шумный город, в квартиру, но периодически, лаская себя, все еще вспоминал Хисоку. Он дрочил на него не день и не два, намного больше, пока в конце концов черты его лица, потерявшееся в памяти имя и округлый бугорок плавок не стерлись из воспоминаний, затерявшись за пеленой новых, свежих и ярких.