Kaleidoscope

And you hypnotize me like no other Mesmerize my mind in colors So let the night bring us together again Hurts - Kaleidoscope https://www.youtube.com/watch?v=gyA_fFp7UAU

Свет прожектора слепит глаза и превращает море людей напротив сцены в темноту. Музыка привычно вибрирует в каждой клеточке тела, сердце, даже после стольких концертов, все так же заходится в эйфорическом темпе, так и норовя выскочить из узкой груди. Пальцы привычно сжимают черный микрофон, который уже чувствуется продолжением ладони. Тео, раскинув руки, чуть покачивается под знакомый ритм, который все равно всегда звучит по-разному. В этом прелесть живого звука — каждый раз ноты ложатся на инструменты по-новому, едва заметно слушателю, но так ощутимо для самих авторов и музыкантов. Взгляд падает на возвышающегося над синтезатором Адама, который позволяет своим пальцами привычно ласкать гладкие клавиши инструмента. Либо почувствовав, либо уже уловив на каком-то ментальном уровне этот взгляд Тео, тот поднимает прикрытые веки, и его блестящие глаза сияют под скользнувшим по сцене лучом прожектора. Легкая улыбка незаметно прячется в светлой бороде, но Тео и не нужно ее видеть — они знают друг друга, и по легким морщинкам у темных глаз Андерсона Хатчкрафт явно ее читает. Тео едва заметно кивает в ответ и переводит взгляд на море рук напротив, которое озарилось искусственным светом. Лица, много лиц, улыбки, блестящие глаза, полные радости, счастья и слез. Огромная энергия, направленная на людей на сцене, разливающееся в груди тепло от восторга, когда голоса слушателей сливаются в один, подпевающий всем песням. Люди в такой далекой стране знают их, не просто знаю, но и любят, чувствуют, слушают и не жалеют вечера на то, чтобы прийти на их концерт. Тео до сих пор не может поверить в это, и каждый концерт — это чудо, волшебство, которое захватывает дух, заставляет верить в то, что он со своим другом и невероятно талантливыми музыкантами выбрали правильную дорогу. Музыка, дотянув последнюю ноту, замолкает, оставляя едва ощутимые отзвук и послевкусие. Тишина, взрываемая аплодисментами, дает мгновение подойти к колонке напротив, наклониться за прозрачной бутылкой и почувствовать, как приятная жидкость мягко облегчает напряженность от пения. Вздох, первый аккорд, и тонкое тело делится мощью прекрасного голоса, усиленного микрофоном и встреченного широкими улыбками и открытыми сердцами слушателей напротив, разливаясь в темноте моря рук. … Тело утопает в мягкости кресла, а сознание — в гипнотическом калейдоскопе скользящих по освещенному прямоугольнику на потолке теней проезжающих за окном машин. Тео не может заснуть. Адреналин, ранее бурлящий в венах и заливающий с головой хрупкое тело, дарящий иллюзию полета, схлынул в автобусе, пока они ехали с концерта в отель, но не отступил настолько, чтобы позволить сну проникнуть в уставшее сознание. Поэтому Тео смотрит на потолок и изучает, как влияют свет фар и габариты проезжающих машин на деформацию ровного, хоть и вытянутого в перспективе, прямоугольника, вычерченного оконной рамой и фонарями. Лениво повернув голову, он прижимается щекой к белоснежной поверхности кресла и смотрит на рядом стоящий диван. Адам спит, свесив одну руку на пол, а другой накрыв телефон на своей груди. Похоже, думал, что выложить на свою страничку в инстаграме, и внезапно заснул. Счастливый. Тихий, спокойный, уютный Адам. Живущий в своем волшебном мире музыки и переливающихся нот. Надежный. Если бы не эти долгие годы общения, Тео бы думал, что Адам до зубного скрежета скучный и однообразный. Но Хатчкрафт уже давно узнал, что это не так. Вздохнув, он резко поднимается на ноги и потягивается. Почесав подбородок, Тео оглядывается в поисках того, чем бы заняться. Взгляд падает на теплую куртку, которую он скинул как только вошел в номер. …Почему бы не погулять по городу? … Накинув на шапку капюшон и уткнувшись носом в теплую ткань шарфа, Тео ступает на морозную улицу. Несмотря на начало ноября, зима в Петербурге уже понемногу проникает в осень. Спрятав в кармане телефон, с которого он отправил своему менеджеру сообщение о том, что он покинул свой номер во избежание поисковых акций в его честь (такое бывало, урок усвоен), мужчина окидывает взглядом живую, несмотря на поздний час, улицу. Пройдя несколько поворотов, он вливается в людской поток на широком проспекте (Невский, кажется?) и рассматривает прохожих. …У городов тоже есть музыка. Мелодия, непрекращающаяся, складывается из шума проезжающих машин, потока людских разговоров и смеха, иногда раздающихся звонов колоколов или плеска волн рек под мостами и у набережных; скрипов старых дверей и стука чьей-то металлической трости об каменную поверхность тротуаров; отрывков песен в магазинах и переплетений творений уличных музыкантов. Тео любил, всем сердцем любил прислушиваться к этим мелодиям и ассоциировать их с городами. Он рассказывал про свои ощущения Адаму, тот, конечно, тоже прислушивающийся к городам, делился своими мыслями и бережно их оформлял в мелодии. Складывались слова в строки и рифмы, и так рождалась песня — хрупкая, нуждающаяся в аккуратной огранке, которая потом бриллиантом занимала свое место в сердцах своих мастеров. Влажный ветер Петербурга приносит с собой запах речного течения и холод, обжигающий тонкую кожу порозовевших тонких скул. Тео глубоко вдыхает немного царапающий легкие воздух и замирает у каменных перил. Темная вода внизу живо поддается несущему ее ветру и отражает возвышающийся напротив красочный храм. Ладони в перчатках ложатся на холодную поверхность, и мужчина замирает, вбирая в себя ощущение, которое дарит этот город. Оборачиваясь, он видит через дорогу сияние ярко освещенного собора, на который падает тень скульптуры напротив него, придавая ему какую-то мистичность. Поток машин проносится по широкой дороге, иногда замирая по велению светофоров, нетерпеливо пропуская шумных пешеходов. Вздохнув, Тео поднимает взгляд на крышу высокого здания рядом, с возвышающейся на ней светящейся сферой, похожей на глобус, и раскинутыми крыльями птицы ниже. Опять проскальзывает мысль о таинственности и мистичности Петербурга при взгляде на освещенную темную зелень поверхности скульптуры на крыше и стеклянных мансард. Хатчкрафт, оторвавшись от созерцания так заинтересовавшей его архитектуры, по позволению светофора переходит дорогу и, пройдя несколько метров, замечает знакомую вывеску. В животе недовольно урчит, и мужчина, чуть пожав плечами, подходит к тяжелым дверям, открывает их, потом вторые, и оказывается в уютном тепле, который обнимает ароматом кофе. Людей немного — у окна парочка, не сводящая друг с друга глаз, за высоким столом сидит девушка, предположительно студентка, судя по разложенным на столе и рядом стоящих стульях книгам и записям и экрану ноутбука, где торопливо появляются ровные строки на белом листе. Масштабы рядом стоящего кофе вызывает восхищение, и, заметив сведенные к носику тонкие брови и то, как девушка нервно кусает губу, мужчина мысленно желает ей удачи и сил в ее нелегком деле. Бариста уже улыбается, смотря на него после оповестившего о новом посетителе тонкого голоска колокольчика над дверьми. Тео подходит к стеклянной витрине и изучает ее содержимое. Остановившись в своем выборе, Хатчкрафт берет приглянувшийся сэндвич и направляется к кассе. — Здравствуйте! — ослепляет его улыбкой бариста. Однако покрасневшие и уставшие темные глаза с синяками под ними передают всю реальную картину. — Будете кофе? — Здравствуйте, — выговаривает Тео это сложное слово, усердно повторяемое до приезда и во время российской поездки. По чуть изменившейся улыбке парня напротив, Хатчкрафт понимает, что его иностранное происхождение рассекретили по его акценту. — Капучино, пожалуйста, — второе едва произносимое слово, которое по иронии судьбы является таким важных в общении, — гранде. Бариста кивает и отстукивает заказ на сенсорном экране на кассе. Затем берет стакан и, доставая черный маркер, указывает на белую картонную поверхность, — Имя? — Адам, — отвечает Тео, давно не используя свое настоящее имя во время гастролей, чтобы не отвечать на переспрашивание и ограничивая возможность его узнавания. Адам — узнаваемое имя во всех странах, Хатчкрафт это уже понял. И правда — бариста безмолвно кивает и, выведя имя на стаканчике, дает его появившемуся рядом коллеге. На экране над кассой появляется сумма заказа, и Тео, стянув с руки перчатки и покопавшись в карманах куртки, достает банковскую карточку и протягивает ее для оплаты. Спустя пару минут, мужчина, стиснув пальцами сэндвич и чувствуя, как горячий стакан норовит обжечь ладонь, устраивается в уголке зала у окна. После того, как на удивление свежий сэндвич утолил чувство голода, и тело согрелось в объятиях теплого уюта кофейни, Тео бережно обнимает стенки достаточно остывшего стакана ладонями и, вдыхая такой привычный аромат кофе, делает глоток и довольно жмурится. Становится тепло, и в душе и телу, легкие наполнены запахом любимого напитка, а за окном величественный Петербург улыбается Тео узорными фонарями.