Лекарство от печали

      Обратную дорогу до клиники Наташа помнит смутно. Чувство жгучего холода отступает на второй план. В голове чугунная тяжесть и взгляд туманится то ли от снега, то ли от осознания утраты. Она шагает медленно, иногда попадает в сугробы и пару раз спотыкается. Стелла бросает на врача обеспокоенный взгляд, и потом, нахмурившись, всматривается в даль, пытаясь разглядеть дорогу за пеленой снега.       Снежинки садятся на ресницы Наташи, и на её щеках становится мокро. Снегопад усиливается, скорее всего, могилу Вэша уже заносит, как и его полуразрушенную хижину-лабораторию.       Наташа должна была забыть его тогда, в тот момент, когда брат поглядел на неё и Олега с безумным огнём в глазах, горько усмехнулся и побрёл, не оглядываясь, вникуда, сквозь метель. Снова и снова этот момент назойливо пробегает в мыслях испорченной киноплёнкой. Хочется отпустить эти воспоминания, замуровать их в самый далёкий уголок памяти, привыкнуть к жизни, где его нет. Как нет и отца.       Гораздо легче жить в неведении и крепко держать ниточку надежды, что когда-нибудь Вэш вернётся. Наташа думала, что она давно уже научилась принимать удары судьбы невозмутимо, но сейчас её ноги подкашиваются и всё тело сотрясается дрожью вовсе не из-за холода.       В Камнеграде Стелла тепло прощается с Наташей и уходит. В подворотню дети из Кротов. Город пустеет — жители отправляются наверх, чтобы вновь или в первый раз в жизни увидеть небо.       На пороге клиники Наташа стучит сапогами, сбрасывая подтаявший снег. Войдя внутрь, она на кивает коллегам и идёт к своему кабинету. Одна из медсестёр подпархивает к доктору и тихо говорит ей, что закончились антибиотики. Наташа растерянно окидывает взглядом свою клинику. На одной из коек спит шахтер с перевязанной рукой. Совершенно обыденный случай — получил ранение на работе и тянул с походом в лечебницу. У них, шахтеров, такая работа, что просто так не пропустишь день — вычтут добротный кусок из жалованья, да и руда может появиться то здесь, то там… Он долгое время продолжал работать до тех пор, пока рука не раздулась и рана не начала нарывать.       Наташа осматривает руку шахтёра. По дренажной трубке медленными каплями ползёт светло-жёлтая масса. В воздухе рядом с пациентом пахнет ядрёным спиртом, примесью кислого гноя.       Самый лучший способ избавиться от уныния — работа. Но даже работа не может избавить её от печали, добавляя лишь новые проблемы и поводы для беспокойства. Без антибиотиков будет туго.       В маленьком кабинете тишина. На полках темнеют корешки пыльных медицинских книг. На столе тарелка с пирожками — будет, чем угостить забежавших ребятишек. В окне, задернутом белой короткой тюлью — неизменная тусклая улица. Наташа мельком ловит своё отражение и приближает лицо к зеркалу — внезапная бледность, блестящие и покрасневшие от слёз склеры, морщинки-чёрточки, растрепавшиеся бирюзовые волосы. Наташа приглаживает пряди на макушке. С бледных обветренных губ срывается вздох.       В уголках глаз собираются слёзы. Она не помнит, когда плакала в последний раз. Вдруг хлопает дверь, и в кабинет кто-то входит. Наташа не оборачивается к вошедшему, пытаясь быстро стереть слезы. Она слышит шаги, лёгкие, как у кошки, и проворные — так ходит только один человек.       Сампо Коски, как обычно, бесцеремонно вваливается в кабинет, и опускает на пол свою сумку.       — На-ат? — весело тянет он.       Наташа хочет ответить, но слова замирают на языке. Она прячет заплаканное лицо, опасаясь его взгляда, произносит наконец с надрывом сдавленное приветствие, затихает, и потом плачет снова.       — Э-эй, Нат… — в его голосе отчетливо чувствуется смена эмоций. Теперь он звучит сочувственно, грустно. Только вот играет Коски или это искренне — непонятно. Во всяком случае он никогда не сует свой любопытный нос в её дела.       — Если хочешь, расскажи, что случилось.       Она встаёт и внезапно обнимает Коски, утыкаясь подбородком в его плечо.       — Вэш погиб, — полушёпотом говорит Наташа, легонько прижимая ладони к широкой спине Сампо. Он молча гладит её по голове, перебирая шелковые бирюзовые волосы.       — Мне очень жаль, Нат, — грустно роняет Коски в ответ. Наташа закрывает глаза, растворяясь в моменте тёплого умиротворения. Сампо больше ничего не говорит, да и слова утешения уже не нужны. Призрак брата в сознании Наташи распадается мелкими снежинками, застывает образом молодого врача мозаикой, где спрятаны воспоминания. Её боль уже не кажется такой всепоглощающей, пронзающей и сильной.       Наташа цепляет взглядом увесистую сумку на полу.       — Там что, миллион кредитов? — спрашивает Наташа с грустной улыбкой.       — Ох, Нат, если бы! — хихикает Коски. — Там всего лишь небольшой сюрприз для тебя.       — И что же это?       Нехотя высвободившись из объятий, Сампо поднимает сумку, ставит её на кресло и тянет бегунок молнии — внутри белеют картонные коробочки с лекарствами.       — Погоди, это же… — лицо Наташи светлеет. — Глазам не верю…       — Да, тут много всего. Обезболивающие, антибиотики, витамины, — объясняет Сампо, деловито скрещивает руки, облокачиваясь на стеллаж. Наташа садится на краешек дивана, перебирает лекарства в сумке, и в её глазах загораются огоньки.       — Очень вовремя. Как раз всё закончилось… Спасибо тебе огромное, Сампо!       — Да что уж там… — отмахивается Коски с самодовольной ухмылкой. Он тихими шагами направляется к двери, успевая ухватить со стола пирожок.       — Это для Хук и её друзей, — говорит Наташа, и уголки её губ чуть заметно поднимаются вверх. Сампо виновато застывает на месте, пойманный с поличным, моргает в непонимании, но через несколько секунд его взгляд смягчается, а уголки рта вновь растягиваются в хитрой улыбке.       — Обожаю тебя и твою выпечку, — бросает Сампо, прежде чем выскользнуть из кабинета. — До скорого, Нат!       Наташа не успевает попрощаться в ответ. Сампо исчезает так же внезапно, как и появился. В кабинете остаётся едва уловимый запах его одеколона. В белой увесистой сумке есть все необходимые препараты. А её личное лекарство от печали уже действует. И действует неплохо.