МИРОХОДЕЦ

      Отшиб осыпается, когда кончиком носка касаешься его края, который, заканчиваясь, уходит в многомерное никуда, цветком распустившееся под висящим в этом пространстве клочком земли. Когда говоришь о ПУСТОТЕ, то страх неосознанно поднимается внутри, потому что ПУСТОТА противоречит самому пониманию того, что там, дальше, и не укладывается в голове. А когда подходишь к границе Междумирья, то думаешь о том, что не так уж и страшно глядеть в эту темную и непроглядную бездну. Вон, даже звезды на этом синем клочке “неба” под ногами есть. Красиво падать.       Когда ты по слухам уже почти демиург, тебя не пугают ни пустота, ни сам факт существования такого места, как этот мир. Без света, полный страха, ненависти и боли других мироходцев, нелепо и грубо сотканный из их кошмаров. Бывает же. Тебя вообще, кажется, уже ничего не может испугать и впечатлить, потому что ты сам пугаешь всех остальных, когда заходишь в Поэну и ходишь по рядам лавок, лениво рассматривая товар на прилавках и фыркая от каждого неуместного предложения что-то купить. Все невольно напрягаются, но никто не двигается с места — изношеннная и в паре мест дырявая куртка контра все ещё работает, если снять очки и растрепать волосы. Тебя не узнают, пока шепчутся, но и не тронут. Само время вдруг кажется скучным, липким и тягучим, как сироп, и тянется бесконечно долго. И ты тоже тянешься бесконечно и долго вслед за этим временем, потому что через такую тучу лет ощущаешь, как растворяешься в этом медлительном и вязком потоке в никуда.       Если бы пустоту можно было представить как стаканчик с мороженым, то, выковыряв небольшую лунку, её получилось бы обозначить Междумирьем. Если просто ничего не делать, мороженое растает, и закроет эту лунку, снова став равномерным. Если положить туда кусочек льда, то лунка будет мужественно держаться чуть дольше.       Есть вариант, где стаканчик с мороженым съели целиком. Эбардо скучный напарник, но это было забавно и глупо — слушать его детские мечты о власти и божественной силе. Властитель из Эбардо не получился, все его идеи были зациклены на его удовольствии, а дизайн его сахарного домика был до нелепого клишированно-злодейским, так что Ло надоело играть в плохиша довольно быстро. Есть вариант, где в стаканчик положили лед и так и оставили. В жизни лед тает за пару минут, но ведь и перед глазами бессмертных богов и тысячелетия проносятся за мгновения. Джодах смеётся, с легким пренебрежением глядя на Ло и говоря о том, как он может быть жалок, но даже Джодах теперь боится отводить взгляд — его глаза не всесильны против мироходца, который смог повернуть ход времени и разорвать ткань бытия вселенной. Забавно. но тоже скучно и достаточно самовлюблённо. Есть вариант, где лунка в стакане не была сделана, и мороженое просто растаяло со временем. В прошлый раз он остановился на этом выборе, потому что уничтожить созданное человеческой ненавистью место казалось самым разумным решением. Свобода, та свобода, к которой тянутся люди, кажется ему хорошим для них подарком, но потом, когда понимаешь, что они не умеют даже пользоваться теми крупицами воли, которые ты им протягиваешь, это тоже быстро надоедает.       Бесконечная скука и ТОСКА-А затапливают его рассудок. Сначала кажется, что ты просто постепенно сходишь с ума от вечности своего бытия, а потом привыкаешь и в разговоре с самим собой смеешься от того, что ты псих, который к этому привык. Бог не может быть психом. Лололошка бог. Теперь он сам так захотел.       Иногда ему хочется думать о том, что он сильнее всего в этом мире. Время же получилось одолеть. Богов, там, всяких пересилить, Джодаха одурачить и оставить с носом в его рвении посмеяться и показать, какой он классный и сильный. Джодах говорит, что он уже вырос из этого максималистичного желания похвастаться своей силой, но Ло скептично относится к его словам, потому что это же Джодах.       Ло не хочет крутить ткань мироздания как ему вздумается и управлять вселенной. Ло не хочет власти, как желал бы каждый из смертных, кто, получив в руки силу, использовал её во благо только себе. Скука изматывает его тело, треплет рассудок как дряхлую иссохшую ткань на ветру, ломает кости неподъемной тяжестью этой до безумия глупой и несерьёзной для людей, но практически смертельной для таких богов как он ноши. Людям может быть скучно, но они умирают раньше, чем эта скука оплетает их руки и ноги, сковывает разум и бросает в настоящую агонию.       Наверное, из-за его безынициативности его и не трогают. Его сила не струится, не течёт по жилам, как это происходило с Люциусом, полубогом, жар от которого Ло ощущал даже стоя неподалёку. Его тело было сосудом, которое пропускало сквозь себя адское пламя, и Люциуса было невозможно не заметить, не выделить из толпы обычных людей не только потому, что Люциус был достаточно экстравагантным и… ну…       Ло получил свое могущество не так, как получают другие. Он неправильный, и при этом непоправимый в своей сути, потому что это не божественная сила, это НАКАЗАНИЕ. Приятно то, что Ло наказан собой, а не кем-то ещё, потому что так легче просто существовать, когда вся его жизнь просто потеряла изначальный смысл. Когда ты человек, ты можешь сказать, почему ты живешь — не нужно много ума, чтобы придумать маленькое человеческое дело и завершить его за свой скромный век жизни, а потом уйти на покой. Мироходец живет дольше, и для него уже тяжелее придумать себе цель на жизнь. Часть пользуется силой, чтобы помочь своему родному миру, часть использует её для личных выгод. Смерть все равно настанет рано или поздно, и она наступит быстрее, чем закончится летопись мира. Кем был в этой четкой и насмехающейся над жизнью системе Ло? Мироходец без тела и цели, бог по сути, но по факту он ничем не отличался от человека, потому что, наверное, это человеческое нельзя выскрести ложкой, если ты не родился богом.       Есть вариант, где стаканчик с мороженым не принесли. Ло старается не смотреть в его сторону, потому что ему кажется деструктивным думать о том, что то, что он может перемещаться из временного парадокса во временной парадокс, позволяет ему решать за весь мир такой сложный вопрос, как выбор метавселенной. Джодах в любом из временных парадоксов не знает, жив ли Джодах из другого. Междумирье из любого временного парадокса больше не помнит и не узнает Ло, потому что варианта, где он был, не существует — Ло просто… поглотил его, или как это называется. Наверное, при каждом переходе из варианта в вариант Ло просто переписывает мир заново, даже не зная об этом. Ло доломал и починил вселенную одновременно, и Ло не оказался в тюрьме времени только потому, что он УЖЕ стал темницей для самого себя, не имея права даже умереть по собственному желанию.       Когда стоишь на краю Междумирья и глядишь вниз, в бездну, кажется, что каждый в мире, на самом деле, тоже хотел бы тот манящий и запретный вариант, где нет ничего. Люди, зверолюди, эльфы, гномы, циклопы, ноктиры — каждая жизнь важна и не имеет ни капли ценности перед ликом богов. Интересно, боги выше проклятия Ло, или их тоже коснётся его единственное желание, которое иногда прорывается сквозь толщу безразличия, когда он стоит на краю междумирья и смотрит на бездну?