Забота

В гостиничном номере у чёрта на рогах - префектура Нагано, город Судзака на границе с посёлком Обусе - из-за позднего вечера царит сумрак. Ну, ещё всё дело в единственной маленькой напольной лампе, включенной, но стоящей в дальнем от окна углу, потому что Дазай чёртов параноик. С другой стороны, Чуя понимает, что его паранойя не беспричинна. Миссия «Двойного Чёрного» впервые дала осечку и вовсе не по вине Чуи. Дазай допустил ошибку. Он не просчитался, нет, но не учёл всего, и вот итог. Этим вечером они должны были выехать обратно в Йокогаму, пряча связанного информатора в своём багажнике. Информатора у них нет - сбежал. Машины тоже нет, потому что заказывать её было не для кого - «багаж» сейчас прячется не пойми где. Как искать? Куда податься? Что делать дальше? Вот три главных вопроса, которые крутятся у Чуи в голове. В голове Дазая, судя по всему, целая мешанина. Никогда раньше Чуя не видел, чтобы тот нервничал, но, как говорится, вот они здесь. Попеременно приняв душ, они закрылись в своём крошечном дешёвом номере. Дазай позаботился об освещении. Чуя зашторил окна, даже если занавески прозрачные, и забаррикадировал дверь шкафом - просто на всякий случай. Но если он думал, что после этого Дазай переоденется, достанет свой листок с кодированными заметками и обрисует новый план действий, то ошибся. Дазай не достаёт своих заметок, не рассуждает вслух и не... Ничего, в общем, не делает. Вместо этого он с потерянным выражением лица то сидит на своём месте, то вскакивает и начинает расхаживать по комнате, то застывает у окна, вглядываясь в цвета позднего вечера и кусая нижнюю губу. «Омеги - хрупкие, нежные и уязвимые создания», - звенит эхом памяти голос Коё в голове. Чуя тихо фыркает. Может, обычные омеги такие и есть. Точнее, были лет триста назад, когда всем заправляли альфы, и считалось, что омеги созданы для обеспечения домашнего уюта и всего в этом духе. В настоящем омеги бывают самые разные, и Дазай уж точно не хрупкое и уязвимое создание. Да, с придурью, и собственная способность кровь сосёт, обесцвечивая мир вокруг, но попробуй к нему кто хоть пальцем прикоснуться, оскалит клыки и там, где Чуя перережет глотку ножом, загрызёт собственными зубами; уничтожит, в порошок сотрёт, если хоть кто-то посмеет опустить, принизить. Омега, да не простой - вольный, самодостаточный, знающий себе цену. Так уж сложилось от природы, что альфы - это сила, а омеги - острый ум, но иногда Чуя думает о том, что Дазай не только гений, но и очень, очень сильный. Мысль об этом приводит к тому, что Чуя в который раз задумывается о том, что... Ну... Его взгляд невольно задерживается на голых щиколотках Дазая - тот продолжает суетиться в колючем гостиничном халате гадкого цвета жёлто-коричневой грязи. Чуя не может не думать о том, что если брать в целом... Дазай и в самом деле хрупкий. Он высокий и худощавый, без особых мышц под кожей и выглядит так, будто его может унести ветер. Светлая кожа, россыпь родинок тут и там, длинные тонкие пальцы, которые Чуя может сломать без всякой «Смутной печали», стоит только просто сжать их чуть сильнее. Но при этом Дазай в глазах Чуи всё равно очень сильный - потому что у него есть стержень. Дазай ненавидит боль, но может вытерпеть любую. Дазай часто делает гадости в Порту, но если оказывается в плену, его могут разобрать на атомы, но он и слова об организации не скажет. Дазай никогда не отсиживается за спиной Чуи. Конечно, большую часть грязной работы «Двойного Чёрного» выполняет именно Чуя, но Дазай с пистолетами в обеих руках обычно всегда неподалёку и тоже дырявит головы их врагов. Его не отвращает кровь, не волнует хруст сломанных костей и ему откровенно наплевать на то, как опасен Чуя в режиме «Порчи». Дазай, он... - Лучшего напарника и пожелать нельзя, - негромко признаётся Чуя. Дазай замирает и резко оборачивается, глядя на него широко распахнутыми глазами. Чуя чувствует, как его щёки теплеют от непривычной откровенности, но он может позволить себе подобное, хорошо? Пусть они всё ещё собачатся из-за каждой мелочи, и Дазай постоянно доводит его издёвками до пара из ушей, они очень сблизились за последний год. Настолько, что, став Руководителем, Дазай отказался осесть в штабе и продолжает мотаться с Чуей тут и там по миссиям «Двойного Чёрного», которые у него всегда в приоритете. Мори из-за этого порой смотрит на Чую очень долгими взглядами, а Коё точно так же постоянно смотрит на Дазая. Чуя, если честно, понятия не имеет, в чём дело, но в его голове давно бродят определённые мысли, потому что однажды Коё перехватила Дазая после вечернего пятничного совещания и затащила к себе в покои. Чуя не знает, о чём именно они так долго разговаривали - да, он ждал, у них с Дазаем были планы на аркаду - но Дазай вышел от неё с румяными щеками. Дазай. Который не умеет краснеть. - Они ведь... Не думают, что мы с тобой... Ну... - неловко спросил тогда Чуя, сам краснея лицом. - Как красноречиво, Чиби, - фыркнул Дазай, делая вид, что его щёки не порозовели от этого вопроса ещё сильнее. - Мы с тобой семнадцатилетние альфа и омега, которые неразлучны и находятся во время миссий без присмотра со стороны. Как ты думаешь? Чуя никак не думал. Конечно, Коё провела ему лекцию по половому воспитанию. Это была едва ли не первая лекция, которую она прочитала ему, когда Чуя оказался в Порту, и он не хочет думать о том, попросил ли её об этом Мори или нет. Не хочет, совсем. Однако сути дела это не меняет. Это правда, что они с Дазаем - альфа и омега. Более того, они так часто находятся рядом, что более терпкий и пряный запах Чуи отпечатался шлейфом на Дазае. Они не пара, нет, и между ними нет никаких романтических жестов, но Чуя так привык и привязался к Дазаю, что не представляет своей жизни без него. Каково это, когда шумный лохматый раздражитель в бинтах не прыгает вокруг, не пытается утащить его шляпу, не взламывает входную дверь его квартиры, не ворует его еду и не спит в верхней одежде в его постели, за что постоянно огребает? Чуя не знает и не хочет узнать. - Это была попытка поддержать меня? - спрашивает Дазай, подходя ближе и глядя сверху вниз. - Как и ожидалось от верного пса, который хорошо чувствует настроение своего хозяина. В другой ситуации Чуя огрызнулся бы, потому что он не чёртова собака, но прошло достаточно времени с тех пор, как они начали работать вместе, и Чуя научился вычленять главное, а главное здесь - «попытка поддержать» и «чувствует настроение». Значит, Чуя прав - собственная ошибка выбила Дазая из колеи. Неудивительно, если учесть, что Дазай никогда не ошибается. Его планы рассчитаны не на сто процентов, а на сто десять и выше. Промахов не бывает. Чтобы Дазай и ошибся? Невозможно. И всё же этим днём они допустили ошибку, и ошибка эта произошла из-за недосмотра Дазая. Его план не был идеален, не был всесторонним, и это наверняка подкосило Дазая. Чуя никогда бы не стал издеваться над ним из-за подобного промаха, это ниже его достоинства, но Дазай это знает. Он явно просто сбит с толку и пытается разобраться в самом себе; понять, как мог вот так сесть в лужу. - Может, и попытка, - беспечно пожимает плечами Чуя и меняет позу, садясь прямо и подбирая под себя ноги. - Тебе надо отвлечься. В твоей голове каша, и ты не сможешь сейчас придумать ничего дельного. - Откуда Чиби знает, что творится в моей голове? - вздыхает Дазай с наигранной жалостью. - У меня там мозги, и они работают. Разве чиби-Чуя знает о том, что такое мозг? - Ты пытаешься вывести меня из себя, чтобы мы пособачились, и ты разгрузился, - подчёркивает Чуя, для верности тыча в замершего Дазая пальцем. - Может, я и не Великий Мозг, но прекрасно знаю, когда ты мысленно лезешь на стены. Успокойся, ладно? Всё поправимо. Ты придумаешь новый план, и мы отыщем эту крысу. Ну и что, что ты ошибся? Всё бывает в первый раз. Дазай какое-то время разглядывает его со смесью удивления и недоверия, а после его глаза вспыхивают огнём, который обычно аукается Чуе головной болью, и он уже хочет взять свои слова назад, как Дазай садится перед ним на корточки и мягко касается ладонями его щёк. Замерев, Чуя смотрит на него огромными глазами, не понимая, какого чёрта происходит, а Дазай поглаживает большими пальцами его скулы, наклоняется чуть ближе, заглядывая ему в глаза, будто что-то в них выискивает, а затем довольно улыбается и кивает сам себе, после чего откидывается спиной на футон Чуи и тянет его за плечи на себя. - Хорошо, Чуя, - сладко поёт он, продолжая смотреть ему в глаза. - Ты прав, всё бывает в первый раз. Итак, мои мозги немного на пределе. Мне нужна перезагрузка, а ты - альфа. Позаботься обо мне. - Какого хрена, - на автомате огрызается Чуя, опираясь ладонями по обе стороны от головы Дазая, и смотрит на него с острым подозрением. - Во-первых, мы не пара, чтобы я заботился о тебе, чёртов Дазай. Во-вторых, я имел в виду, что тебе надо поесть и лечь спать. В-третьих, что ты вообще задумал? - Ну, Чиби ведь хотел узнать, о чём со мной однажды разговаривала Коё-сан? - улыбается Дазай и медленно подтягивает ноги, сгибая их в коленях по обе стороны от тела Чуи. - Она сказала, что многие омеги, занимающие руководящие должности, часто испытывают эмоциональную и не только перегрузку. Когда мозги работают на пределе, им всегда нужно давать отдыхать. Проблема в том, что мой мозг работает постоянно, почти без перерывов, потому что у меня проблемы со сном с раннего детства. Но мозг можно перегрузить ещё одним способом - через физическое удовольствие. - Ты... Ты хочешь, чтобы мы переспали? - шипит Чуя, ярко краснея лицом. - Ты с ума сошёл, Дазай? Даже если забыть, что ты - это ты, Босс сожрёт меня живьём, если я прикоснусь к тебе хоть пальцем. Ты у него на вес золота. Он сторожит тебя, как дракон - принцессу. - Принцессу? - в наигранной задумчивости тянет губы трубочкой Дазай. - Мне нравится. Но если я - принцесса, Чуя должен быть моим принцем, а хорошие принцы заботятся о комфорте своих принцесс, не так ли? - Это, смотря, адаптирована сказка для детей или нет, - ухмыляется Чуя. И пытается отстраниться, но Дазай не отпускает, вдруг превращаясь в липучего осьминога. Он обвивает руками за шею и скрещивает лодыжки на его пояснице, повисая всем весом и пытаясь заставить его навалиться сверху, укрыть своим телом. Чуя сильнее физически и не поддаётся, но это ведь обожающий подлые приёмы Дазай. С мягким выдохом он утыкается лицом ему в шею и притирается носом. Сухие губы оставляют несколько поцелуев тут и там, отчего по коже бегут мурашки, и Чуя поднимает одну руку, чтобы надавить на плечо Дазая или зарыться пальцами в его волосы и больно дёрнуть за голову от себя, но именно этого Дазай и добивался. Пользуясь моментом, он немного подтягивается на теле Чуи, будто коала, а после всем весом падает обратно на футон. Из-за резкого рывка Чуя теряет равновесие и падает на него всем собой, как Дазай того и хотел. Он тут же прижимается сильнее, плотнее оплетается всеми конечностями и снова прижимается губами к шее. Вот только Чуя не озабоченный придурок, который ведётся на каждого «доступного» омегу. Во-первых, он не шутил, когда говорил о Мори. Они с Боссом никогда не касались этой темы, но одного взгляда тёмно-лиловых глаз в своё время было достаточно, чтобы передать нужное сообщение. Во-вторых, это ведь Дазай. Он... Ну... Чуя даже не знает, как точно сказать, выразиться. Они напарники, которые вверяют друг другу свои жизни. Они не друзья и не приятели, но что-то гораздо большее. Они понимают друг друга без слов и всегда мирятся, даже после самых крупных ссор. Они всегда рядом, всегда вместе, и если кто-то принижает Дазая, Чуя подправляет ублюдкам челюсти, тогда как Дазай за дурные слова в адрес своего напарника обожает простреливать колени. Они и в самом деле как один организм под названием «Двойной Чёрный», и Чуя никогда и помыслить не мог о том, чтобы подумать о Дазае как об удовольствии, как об одном из омег домов любви Коё. А теперь Дазай прижимает его к себе, ластится так откровенно, и что Чуя должен думать, как реагировать? Это какая-то идиотская шутка? Это какая-то проверка? Или Дазай и в самом деле хочет? Но вот так, только ради того, чтобы перезапустить свои мозги? Разве это не странно? - У тебя все мысли на лице написаны, - вздыхает Дазай и немного ослабляет свою хватку, позволяя отстраниться и выпрямиться; вот только ног не расцепляет. - Нет, это не проверка и не шутка. Мне это действительно нужно. Коё-сан ведь сказала - хорошее средство. - Не используй анэ-сан как аргумент, - фыркает Чуя, неловко скрещивая руки на груди и глядя то в глаза Дазая, то на его грудную клетку в чуть распахнувшемся халате. - Это ведь... Ты никогда ни с кем... Ну... - Можно подумать, Чуя с кем-то уже спал, - фыркает Дазай и чуть покачивает коленями вправо и влево, будто сидящий между его ног Чуя и в самом деле нисколько его не смущает. - Нет, я ни с кем не был. Это вообще глупый вопрос. Я никогда не подпущу к себе постороннего: хоть альфу, хоть омегу. К тому же, не понимаю твоего стеснения. Тело - это просто тело. У тебя есть моё согласие. В чём проблема? Чуя хочет сказать, что проблема во всём, но слова застревают в горле, когда Дазай отворачивает лицо в сторону и скользит вновь начавшим блуждать взглядом по зашторенному окну. Он выглядит... Слабым и уязвимым. Уставшим. Возможно, подавленным. Кажется, у него в голове и в самом деле война и грохочущие взрывы. Взгляд Чуи соскальзывает на грудную клетку Дазая, такую же, как у него - за исключением наличия мышц, эта ленивая шпала - а после ниже, на полы халата, задравшиеся достаточно высоко и обнажившие бёдра, но скрывающие всё, что выше, между ног. Чуе вообще-то... Может быть немного интересно. Анатомия альф и омег различается внешними и внутренними половыми органами, и если у Чуи есть член, то у Дазая... Вспыхнув всем лицом и сухо сглотнув, Чуя быстро возвращает взгляд вверх, боясь, что его поймают на этой заминке, но Дазай продолжает смотреть в сторону. Это позволяет хоть немного, но собраться с мыслями. Чуя судорожно пытается вспомнить, что там было на лекции Коё, которую он слушал с пылающими ушами, мечтая сгореть на месте и обратиться пеплом. Было так неловко смотреть на изображения, запоминать, что можно и нельзя делать, о защите во время секса и всём прочем. Когда Чуя выбрался из покоев Коё, то запер полученную информацию в самые дальние отсеки своей памяти. Не сказать, что у него не получилось, потому что когда они с Дазаем встретились через несколько дней для новой миссии, он смог смотреть ему в глаза без мыслей обо всём, о чём рассказала - и что показала - ему анэ-сан. А теперь Дазай лежит под ним весь такой несчастный и якобы нуждающийся, и Чуя... Ну... - Эй, Дазай, - едва слышно зовёт он; замечает лёгкое движение чужой головы и тут же отводит взгляд. - Если я... Ну... Если тебе не понравится или... Станет неприятно или больно... Или... Ну, ты знаешь... В общем, скажешь, ладно? Из-за отсутствия ответа Чуя всё-таки вынужден вернуть взгляд на лицо Дазая и замирает. Дазай смотрит на него широко распахнутыми глазами и... Выглядит смущённым и даже немного неуверенным. Его лицо зарумянилось. Глаза сверкают любопытством и беспокойством. Он кусает то нижнюю губу, то щёку изнутри, и его пальцы нервно теребят пояс халата. Чуя не к месту задумывается о том, что Дазай вообще-то... Красивый. Пусть бардак на голове, но кудри густые и мягкие, золотятся на солнце. Глаза у Дазая, несмотря на все его маски, очень живые и тоже красивые. Они то светлеют до янтарного оттенка, то темнеют до насыщенного чайного, коньячно-карего, то золотятся изнутри, отражая свет солнца. Когда Дазай смеётся, когда самодовольно усмехается, его глаза вспыхивают изнутри светом, как драгоценные камни. Очень запоминающиеся глаза, несмотря на общую чёрно-белую из-за одежды и бинтов неприметность. - Чуя... - растерянно не то зовёт, не то просто произносит его имя Дазай; помолчав пару секунд, передёргивает плечами и опять кусает щёку изнутри. - Ты... Уверен? Ты... Хочешь? Чуя не может сказать, что хочет. Он никогда не рассматривал Дазая как омегу, с которым можно вступить в романтические отношения, которые рано или поздно приведут к постели, и уж точно никогда не рассматривал его как омегу на одну ночь. Он вообще никогда особо не зацикливался на том, что Дазай - омега. Он ценил его по другим причинам и был рад тому, что они работают вместе, тоже по другим причинам. Он никогда не задумывался, красивый Дазай или нет, какой у него запах и всё в этом духе. Дазай просто был рядом, и всё. Этого было достаточно. А теперь они оказались в такой ситуации, в которой не то шутка, не то не шутка зашла слишком далеко, и Дазай лежит под ним вот так, готовый принять всё, что Чуя даст, а сам он вспоминает лекцию Коё, вспоминает, что даже без полноценного сексуального контакта может сделать Дазаю хорошо, и... Ну, Чуя может признаться хотя бы самому себе, что его это волнует. - Вроде того, - без особой уверенности, едва слышно отвечает он. И пока Дазай не задал ещё каких-нибудь смущающих вопросов, наклоняется в сторону, берёт одеяло с его футона и накидывает его себе на плечи и голову. После этого он похлопывает Дазая по бедру, призывая ослабить хватку, и когда Дазай осторожно - будто всё ещё не верит в происходящее - расцепляет ноги, Чуя сдвигается вниз и накидывает одеяло так, чтобы Дазай не мог видеть, что он собирается делать. Хотя в первую очередь Чуя хочет скрыть своё лицо, потому что всё это неловко и по-своему стыдно, и вот уж после этого он точно не сможет какое-то время смотреть Дазаю в глаза. Впрочем, осознание этого не мешает зарождающемуся в нём нервозному возбуждению. В темноте под одеялом воздух совсем скоро становится жарким и густым. Неловко приподнявшись на локте, просунув для удобства руку под правой согнутой в колене ногой Дазая, второй рукой Чуя отодвигает ткань халата и осторожно скользит ладонью по внешней стороне бедра. Где-то над головой слышится шумный выдох, но Дазай не предпринимает попыток остановить его, и, ещё пару раз погладив его бедро, Чуя стекает пальцами на внутреннюю сторону, медленно поднимаясь ладонью от колена всё выше, выше и выше. И кажется, что чем выше он касается, тем горячее становится кожа Дазая. Это... Приятно. Кожа Дазая мягкая и приятная на ощупь. Тихо выдохнув и поглубже вдохнув, как перед погружением в воду, Чуя скользит рукой дальше по бедру вверх; поглаживает большим пальцем тазовую кость и накрывает ладонью живот, немного массируя, прежде чем начать спускаться вниз. Дазай снова шумно выдыхает, когда он касается гладкого лобка, и Чуя только на мгновение замирает из-за этой реакции, прежде чем скользит пальцами ниже, почти невесомо касаясь костяшками сомкнутых, сухих и очень тёплых половых губ. Дазай из-за этого прикосновения дрожит и чуть сдвигает ноги, как если бы пытался свести колени. Жест отчего-то кажется таким трогательным, что у Чуи в животе становится тяжело. Коснувшись ещё несколько раз, надавив костяшками пальцев уже чуть сильнее, Чуя сдвигается, опираясь на оба локтя, и просовывает ладони под ягодицы Дазая, сжимая их, растирая кончиками пальцев и массируя, чтобы немного отвлечь, а сам подаётся вперёд и вжимается в тёплую кожу губами. Сначала несколько поцелуев оседает на лобке, после - вокруг половых губ. Из-за этого Дазай снова пытается сдвинуть ноги. Где-то там, над головой Чуи, он дышит так часто, рвано и сбито, что это подстёгивает продолжить. Поцелуи оседают на внутренней стороне бёдер, на их сгибах, где область переходит к паху и, под конец, на самих половых губах. Под прикосновениями Чуи они будто становятся ещё горячее, немного припухают, и когда Чуя спускается вниз, там, где за складками скрывается вход во влагалище, на его губах вдруг оседает тонким слоем маслянистая влага. Замерев на мгновение, почувствовав, как и сам Дазай замер под ним, Чуя под шум крови в ушах прикрывает глаза и осторожно касается языком. - Чуя... - тихо выдыхает, зовёт его Дазай. Он снова ёрзает и сильнее зажимает ногами. Ягодицы в ладонях Чуи поджимаются, и Дазай снова пытается свести колени где-то над его головой, но из-за позы не получается. Его верчение и прозвучавшая в голосе слабость только подстёгивают продолжить. Теперь, когда Чуя может чувствовать его влагу на своих губах и наполняющий жаркий воздух под одеялом сладковатый запах, который она приносит, пружина в его груди разжимается и исчезает. Он больше не боится сделать что-то не так. Он мог бы неправильно коснуться, сделать неприятно и даже больно пальцами, но когда дело касается губ и языка, проблем точно быть не должно. Поэтому он продолжает покрывать промежность Дазая поцелуями, притирается губами, и так до тех пор, пока с ещё одним тихим стоном Дазай не запускает руку под одеяло и не опускает ладонь на его затылок. Его пальцы зарываются в волосы, но Дазай не отталкивает. Наоборот, он слегка толкает Чую на себя, будто побуждая продолжить, пойти дальше, и Чуя осторожно проводит по пухлым горячим складкам языком, проскальзывая между ними и несдержанно тихо выстанывая, когда касается влажной изнанки. Сдвинув ладони под ягодицами Дазая к самому краю, он растягивает большими пальцами кожу возле входа во влагалище, и Дазай тонко стонет, когда половые губы раздвигаются, открывая его, влажного и чувствительного, и Чуя начинает неторопливо вылизывать его, собирая языком маслянистую смазку, пахнущую терпко и сладко, забивающую запахом обоняние и рождающую повышенное слюноотделение. Из-за этого всё очень быстро становится неряшливым. Губы, подбородок, частично щёки и даже нос - всё оказывается покрыто смесью слюны и омежьей смазки, но Чуя не останавливается. Дазай начинает подёргивать его за волосы, его бёдра начинают слегка качаться ему навстречу, и в тот момент, когда губы Чуи вжимаются в припухший от притока крови капюшон клитора, когда язык пробирается под него, массируя чувствительную плоть, он всё-таки оказывается в плену бёдер Дазая, который прогибается в пояснице, с громким стоном вздёргивает бёдра навстречу ласке и зажимает его подрагивающими от пронзившего тело удовольствия ногами. - Чуя! - уже намного громче и несдержаннее стонет Дазай. Его вторая рука присоединяется к первой, забираясь под одеяло и опускаясь на затылок Чуи. Кажется, он тоже больше не стесняется и не боится - даже если Дазай скорее прострелит себе ногу, чем признается, что способен на подобные эмоции - потому что его бёдра больше не останавливаются, потому что он бесстыдно притирается к лицу Чуи, к его губам и подбородку своей горячей мокрой промежностью, и его голос почти эхом отскакивает от голых стен. В нём нужда и желание, умоляющие нотки и тихое хныканье. Всё это так непривычно, но приятно слуху, что Чуя понимает, что и сам начинает заводиться. Конечно, у него и без того было горячо в животе, и член напрягся в нижнем белье, затвердев почти наполовину, потому что запах Дазая и его мягкость под губами подействовали на Чую, но теперь всё определённо набирает обороты. Дазай всячески напрашивается на большее, шепчет заполошно «только не останавливайся, Чуя, только не... ах!» и двигает бёдрами всё настойчивее и быстрее. Он такой непривычно открытый и податливый, такой громкий и требовательный, такой уязвимый и нежный, что оторваться невозможно. Но Чуя знает, что не может трахнуть его, потому что и сам морально не готов нести ответственность за «сорванный бутон», как бы глупо это ни звучало, и Дазай вряд ли готов к такой эмоциональной перегрузке, и презервативов у них под рукой нет. И да, всё ещё Босс и его острые скальпели, готовые в любой момент познакомиться с членом Чуи поближе. Но всё же... - Чуя, что ты... Чуя, ахм! Аах! Чуя! Одеяло неожиданно летит в сторону, и Чуя на мгновение жмурится от яркого на контрасте света, но не останавливается. Пусть неглубоко, но его язык толкается во влагалище, отчего его подбородок теперь совсем мокрый от омежьей смазки. Когда Чуя приоткрывает глаза и смотрит вверх на Дазая, уже откровенно наплевав на то, как выглядит, и смущает вся эта ситуация или нет, у него член дёргается в боксерах, и головка увлажняется, потому что... Дазай смотрит на него так голодно. Растрёпанный и раскрасневшийся даже плечами и грудной клеткой, с твёрдыми бусинами сосков, Дазай облизывает искусанные губы и смотрит на него абсолютно дикими глазами. Его зрачки расширились так сильно, что напоминают два смотрящих в лицо Чуи дула пистолета, и чёрт, то, как дрожит нижняя губа Дазая, как он заполошно дышит, отчего его грудная клетка скачет вверх и вниз - всё это только подстёгивает Чую двигать языком ещё быстрее. И Дазай подставляется. Удерживая визуальный контакт, продолжает покачивать бёдрами, при этом ослабляя их хватку, раздвигая колени шире, обнажая таким образом себя ещё сильнее. И чёрт, это отчего-то так заводит - видеть, что в его глазах нет ни грамма сознательности, одна только пелена удовольствия; чувствовать, как он хочет, как он желает получить ласку от Чуи; как весь дрожит в его руках, такой уязвимый и открытый, такой мокрый и горячий под губами Чуи, на его языке. Он стонет и скулит, снова тянется рукой к его затылку и бесстыдно трётся, пытается насадиться на его язык ещё глубже, даже если это физически невозможно. Чуя бы с радостью трахнул его пальцами, а после заполнил и своим членом, потому что очевидно, что они оба хотят этого в данный момент, но нет. Нет, это придётся оставить для другого раза, если он будет, более осознанного и заранее обговоренного. А пока Чуя вновь закрывает глаза, вжимается губами в чувствительную плоть вокруг входа во влагалище и всё-таки скользит одной рукой вверх, чтобы вжать ладонь в лобок Дазая и начать растирать большим пальцем клитор. Из-за этого Дазай теряет все остатки концентрации и силы. Рухнув на подушку, он гнётся в спине, громко стонет и снова зажимает его голову бёдрами. Требуется всего несколько минут, чтобы подвести его к краю, а после Дазай напрягается всем телом, замирает на мгновение и с надсадным свистящим выдохом сквозь стиснутые зубы кончает, дрожа всем телом, крупно дрожа бёдрами. Но Чуя не останавливается, не отстраняется. Заменив растирающий вход во влагалище язык большим пальцем, он вылизывает всю промежность Дазая, собирая маслянистую смазку, а после обхватывает губами клитор и с силой посасывает, растирая языком изнутри рта, из-за чего Дазай тихо вскрикивает, и его тело сотрясает ещё одна волна сильной дрожи. Чуя собирает эту дрожь ладонями, перестав терзать ставшую слишком чувствительной промежность, и мягко поглаживает Дазая по бёдрам и ягодицам, животу и бокам, пока тот не успокаивается и не затихает. - Эй, ты как? - негромко спрашивает Чуя, подтягиваясь на руках наверх и нависая над Дазаем. Чего он не ожидал, так это того, что Дазай неожиданно распахнёт закрытые до этого глаза и посмотрит на него так, будто это он - альфа и готов сожрать его целиком. Чуя только и успевает, что охнуть, прежде чем Дазай снова роняет его на себя и неожиданно... Начинает вылизывать. Очевидно, его нисколько не смущает тот факт, что лицо Чуи перепачкано в слюне и смазке, и это изрядно противно. Нет, Дазай вылизывает его начисто, а после заглядывает в широко распахнутые от удивления глаза и прижимается к его губам своими. Не закрывая глаз, не разрывая контакта взглядов, Дазай стекает ладонями на бёдра Чуи, дёргая вниз его пижамные штаны вместе с резинкой нижнего белья, и Чуя невольно стонет в его губы, когда его эрекция освобождается от давления и прижимается к чужому животу. - Мы не можем трахнуться, - шепчет он, хотя мысль о том, как внутри Дазая сейчас горячо и влажно, кружит голову почти до тошноты. - Мы не будем трахаться, - бормочет в его губы Дазай и смещается, вновь сцепляя лодыжки на его пояснице. Когда он покачивает бёдрами, Чуя понимает, что он задумал, и чёрт, от этой мысли в животе становится ещё горячее. Запоздало, но он вспоминает, что их губы сжаты, и приоткрывает свои. Дазай замечает. На губах Чуи остаётся отпечаток его лёгкой улыбки, прежде чем Дазай углубляет поцелуй. И пусть это неряшливо и влажно, но у них тут всё неряшливо и влажно. Сначала перепачканное лицо Чуи, пока он ласкал Дазая губами, теперь их мокрый поцелуй, а ещё ноющий член Чуи трётся о мокрую скользкую промежность Дазая, добавляя сверху капли предэякулята, и Чуя только сейчас понимает, что они оба мокрые от испарины и пота, и им точно понадобится ещё один душ. Но всё это неважно сейчас, пока Дазай целует его, крепко обнимая за шею, не желая разрывать их первый на двоих и первый для каждого из них в отдельности поцелуй, от которого по коже Чуи бегут мурашки; пока Дазай тихо стонет ему в губы, когда головка члена Чуи трётся о его чувствительный клитор; пока они здесь, на сбитом футоне, сплетаются в единое целое, разделяя своё желание и жар на двоих; пока Дазай льнёт к нему всем телом, позволяя заботиться о себе, выказывая уязвимость и безоговорочное доверие к Чуе, как к своему партнёру, потому что «я никогда не подпущу к себе постороннего: хоть альфу, хоть омегу». От мысли, что он не посторонний, что ему и только ему Дазай готов доверить всего себя, в груди Чуи взрываются фейерверки. Их искры разжигают пламя в его животе ещё сильнее, и всего нескольких движений, всего несколько толчков в бёдра Дазая хватает, чтобы из его члена брызнула сперма, заливая капюшон клитора и стекая тонкими ручейками ниже по всей промежности Дазая, отчего тот тихо хнычет в его губы, кусает за нижнюю и неожиданно содрогается вновь, в третий раз. После этого повисает нарушаемая лишь шумным сбитым дыханием тишина. Дазай ослабляет хватку своих конечностей, и Чуя заваливается в бок, падая на край футона и просто позволяя себе на мгновение полностью расслабиться: и физически, и морально. Судя по всему, Дазай позволяет себе то же самое, потому что переворачивается на бок и льнёт к нему всем телом, прижимаясь к груди и сплетая их ноги. Он всё ещё немного дрожит, и Чуя крепко обнимает его, просовывая одну руку под чужую голову и зарываясь пальцами в сырые от пота кудри, а второй прижимая к себе и растирая горячей ладонью спину и поясницу. Секунды складываются в минуты, дыхание постепенно выравнивается, и когда Дазай окончательно притихает, а собственное сердце перестаёт биться где-то в горле, Чуя немного отстраняется, чтобы... Он и сам не знает, что. Предложить пойти в душ? Спросить, всё ли в порядке? Стыдливо уточнить, было ли Дазаю хорошо, несмотря на очевидную физическую реакцию? Чуя не знает. Теперь, когда все эти «страсти» улеглись, он не может решать единолично, в каком направлении двигаться, потому что это затронуло и Дазая. У них теперь такое будет в порядке вещей? Или это была разовая акция? Жалеет ли Дазай теперь, когда всё произошло, ненавидит ли себя за слабость или с ним всё в порядке? А с ними всё в порядке, или случившееся что-то изменило? Если да, Чуя хочет знать, в какую сторону, надеясь при этом, что всё-таки в лучшую, а не в худшую. Но когда он заглядывает в лицо Дазая, необходимость задавать какие-либо вопросы отпадает сама собой, потому что Дазай спит. Всё ещё румяный и с лёгкой улыбкой на губах, он жмётся к Чуе всем телом, пристроив ладони на его груди, одну прямо напротив сердца, и мирно спит, как будто верит, что в руках Чуи находится в абсолютной безопасности. У Чуи от этого разливается тепло в груди, которое трогает и его покрасневшие щёки. Глупо смущаться подобного после всего, что произошло, но Чуя смущается, потому что это Дазай. Дазай, которому предложить себя, как оказалось, так же легко, как попытаться в очередной раз утопиться, потому что «тело - это просто тело», но чьё доверие и подставленная незащищённая спина поистине бесценны. «Мы поговорим об этом утром», - обещает себе Чуя, натягивая на их тела одеяло и стараясь позабыть о том, какие они оба противно липкие. Зарывшись носом в каштановую макушку, прижав Дазая ещё крепче к себе, он проваливается в сон.

---

Утро встречает Чую в половине шестого противным скрипом половиц, громким шуршанием и улыбающимся уже запакованным в рабочий костюм и собирающим всё их оружие из тайников в стенах - появившихся не без помощи «Смутной печали» - Дазаем. На полу в углу лежит вырубленная и связанная километрами верёвки сбежавшаяся от них накануне крыса. Чуя растерянно моргает, не понимая, что происходит. Сверкающий солнцем Дазай опускается рядом с ним на колени и прижимается к его щеке губами, а после довольно усмехается, когда замечает, как Чуя смущённо дёргается в сторону. - Хорошая работа, Чиби, - мурлычет он. - Ты так хорошо позаботился обо мне вчера, что я проснулся посреди ночи с готовым чётким планом, и вот. «И вот» - взмах руки в сторону их цели, которую Дазай, очевидно, нашёл и поймал, спеленал и умудрился протащить в их номер, пока Чуя спал; и всё это в одиночку. Но разойтись тирадой по поводу безопасности, совместной работы и много чего ещё Чуя не успевает - как Дазай вообще смог стать настолько бесшумным, чтобы выскользнуть незамеченным? - потому что Дазай неожиданно притихает, бросает на него смущённый взгляд из-под ресниц и заламывает пальцы. - Действительно хорошая работа, Чуя, - бормочет он, розовея щеками. - Можно будет как-нибудь... Повторить. Чуя не знает, что на это ответить, а если бы и знал, то не смог бы, потому что при виде смущённого и почти робкого Дазая его сердце вновь начинает биться где-то в горле. Его лицо вспыхивает жаром, когда он вспоминает обо всём, чем они занимались накануне вечером, да так сильно, что Чуя уверен, на нём можно пожарить яичницу. Дазай замечает, разумеется, и негромко, но беззлобно смеётся. Он больше ничего не говорит, возвращается к сборке вещей, и, наблюдая за его лёгкой походкой и эфемерной улыбкой, не покидающей губ, Чуя понемногу успокаивается, берёт себя в руки и с всё ещё пылающим лицом думает о том, что... Ох, да к чёрту всё! Да, это была хорошая работа, и он абсолютно точно не против повторить.

|End|