Немой разговор

— Кефер, нам стоит поговорить — строго начал Гиксос, холодно взирая на Кефера, сжимая кружку кофе в руках. — Конечно, о чем ты хочешь поговорить? — приторно улыбнувшись, Кефер подошел ближе к столу, присаживаясь, оглядывая Гиксоса нейтрально-улыбчивым взором. Разговор на честность, то чего он избегал и ожидал в одинаковой степени. — Три месяца, после того, как мы начали встречаться. За это время мы ни разу не обсудили и не поговорили, на тему наших взаимоотношений. Я понимаю, что этот разговор может обидеть или усложнит наши беззаботные отношение, но без этого дальше мы не продвинемся — Гиксос преспокойно пояснял все Кеферу. Как бы он не хотел цепляться с силой в розовые очки отношений, он прекрасно понимал чем чревата излишняя мечтательность и наивность. Романтические отношения, это вовсе не свидания, прогулки, теплые разговоры, нежность, ласка и забота, это — близкое сближение двух людей, каждый из которых имеет свои принципы, взгляды на жизнь, зону комфорта, личные границы, моральный компас, предпочитаемую концепцию межличностых отношений, взаимоотношения с обществом, травмы, секреты, вкусы и фальшь. — Я прекрасно понимаю, Гиксос. Нам действительно стоит поговорить — Кефер привычно улыбнулся, не зная о нем ничего, эта улыбка мягкая, сладкая и даже медовая, заставляла трепетать и поддаться на сладостные уговоры и эмоции. Эксатон часто называл брата — дьявольским отродьем под ликом изобилия святой благодати. — Прекрати, Кефер. Я знаком с тобой уже столько лет, думаешь я куплюсь? — Гиксос изогнул бровь, начиная говорить строже, четче и холоднее — Ты умеешь убеждать каждого и это одна из твоих самых сильных сторон, которой ты пользуешься каждую секунду своей жизни, даже сейчас ты хочешь убедить меня в бессмысленности этого разговора. Как ты думаешь, Кефер, в силах ли ты убедить человека, знающего твои эмоции? Я думаю нет, себя, то ты убедить так и не смог — Кефер помрачнел, улыбка — вот, что осталось от доброго, справедливого и праведного Кефера, сейчас — мрачный, жестокий и расчетливый. Гиксос явственно ощущал, как атмосфера на уютной кухне сгущалась еще сильней, напоминая липкие лапы страха в беспросветной ночи, в компании черного и родного существа, посреди бездны. Сердце пропустило удар, Гиксос сильней сжал чашку кофе, чувствуя как взгляд Кефера искал в нем изъян, что мог бы стать ключом к победе, пронизывающий, мразотный, бесприсчатсный взгляд Кефера гулял по уголкам лица Гиксоса — внимательно следил за подсознательными эмоциями. — Гиксос не стоит так обо мне говорить, это весьма ранит, знаешь ли? — Кефер сделал упор на последние слова, говорил нейтрально-сладко. Гиксос весь сжался, в его карих глазах, отражалась красивая, утонченная женщина с прекрасными русыми волосами и голубыми, ясными, большими глазами со строгим, холодным взглядом, вздернутым носом, чуть пухлыми губами и идеально вычертенными чертами лица с белосой кожей. Гиксос сделал вздох, сердце избивалось об грудную клетку, виски чуть побалевали, звон в ушах нарастал с каждой секундой, воздух заканчивался — он снова ощутил свое детство, любимую маму, крики, угрызения совести, ненавистного отца и любящего профессора Осириса, что заботливо поглаживал его по голове и улыбался, слушая его историю о дне в школе. — Все в порядке, Гиксос? Если у тебя есть какие-то проблемы с тревожностью, то просто скажи — я обязательно помогу, я ведь твой партнер — взгляд Кефера смягчился, он подошел к кухонной тумбе и набрав воды, поставил у лица Гиксоса. — Ты …- — Нет, сейчас с тобой говорит Кефер — ужасный, не праведный, со своими слабостями, ненавистью и уродствами. Я понимаю, что выгляжу подозрительно и пугаю, не беспокойся, можешь высказать мне все прямо в лицо, я не обижусь — я уже привык. Ну же Гиксос, я вижу, что сказать тебе есть что и много, не держи все в себе — не делай еще хуже — Гиксос перевел взгляд со стакана воды на лицо возлюбленного и прикрыв глаза, выдохнул. Внезапно, странно и быстро, слишком быстро все переключалось между собой: фальшивый Кефир, жуткий Кефир, настоящий Кефер, настоящий…в это Гиксос хочет верить. Кефер облокотился на столешницу и стоял подле Гиксоса, утыкаясь взглядом в стену, пустым, серым взглядом. Его грудная клетка размеренно вздымалась, руки перед ним, спокойно теребили ткань брюк. Гиксос кинул взгляд на лицо Кефера, что-то непонятное защемило в груди, оставляя за собой тугой комок страха и вины меж стенок горла. — Гиксос, мне жаль, честно, без лишней праведности — я виноват, отрицать это никак нельзя. Мне не может быть оправданий, я идиот и тварь. Я настолько уверовал в праведность моего отца, что не замечал мир вокруг и себя самого — печально, виновато и горечно говорил Кефер, расскаладывая построенную им стену по кирпичику. Всю свою жизнь, начиная с первых мгновений жизни, судьба Кефера уже была предрешена и расписана по часам. Один из наследников большой корпорации, унесший взамен за свое рождение, собственную мать, его первый крик был началом непосильных ребенку требований отца и жалости страршего брата в купе с обидой из-за матери. Эксатон не ненавидел брата, он любил его и пытался поддержать как только мог, но непомерная детская обида за смерть единственного дорогого ему человека, что так трепетно любил в ответ, была сильнее всех светлых чувств к маленькому чуду, как его называли все вокруг. Кефер и правда был чудом: добрый, заботливый, спокойный и милый ребенок, никогда не требующий и толику внимания отца, он знал лишь братскую любовь, что с каждым годом трескалась, подобно льду на глубоком озере в начало весны. Кефер был слишком похож на свою мать. Одна улыбка, один взгляд, одна интонация, один нрав и одни волосы. Именно эта схожесть, заставляла Эксатона сжимать руки в кулак, стоило брату подойти и мило улыбнуться, любить и ненавидеть его одновременно. Кефер все понимал и от того, только больше погружался в самого себя, разыгрывая сценку «идеального ребенка» для всех вокруг, включая самого себя. Отец требовал от него исполнения всего на идеальном уровне, не разу не интересовавшись как сын провел день, что ему нравится, а что нет, в какие игры любит играть, что любит делать и что чувствует, Кефер был лишь наследником, но не сыном, и отцу была безразлична искренняя и добрая любовь своего чада, что одаривал её не требуя ничего взамен, такая детская, не омраченная ничем- самая светлая. Время неумолимо шло, а в отношениях отца и сына все оставалось прежним, вот Кефер уже подросток, скоро поступает в университет, единственный наследник, Ра никак не изменился, все также не уделяет сыну ни секунды и все также требует невозможного. Подростком Кефер ставит под сомнения отца и его авторитет, много размышляет о себе, своих желаниях и вкусах, но неизменно приходит к одну ответу — я не знаю, чего я хочу. Эксатон ушел из дома, поругавшись с отцом и высказав то, что давно ломит Кефера на слезы или пустого взгляда в стену. — Тебе все равно на нас! Ты хочешь видеть лишь идеальных наследников, не более! Ты любишь только свое детище! Маму ты тоже не любил и знал, что она умрет в тот день, но такая мразь, как ты ничего не сделала! Я знать тебя не желаю и быть связанным с тобой кровными узами — мне тошно! Я ухожу и нога моя, никогда не переступит порога этой свалки! — Дверь захлопнулась, брат вышел с сумками, оставляя отца одного. Кефер сделал шаг в сторону отца, тот развернулся и строго произнес. — Ты поступаешь на бизнес факультет в самый лучший университет на грант, ты должен быть самым первым в списке, набери самый максимальный балл. Не разочаруй меня, как твой брат, Кефир- — Я понял, отец — Кефер перевел взор на пол, пора начинать подготовку. Перелистывая один учебник за другим, Кефер представлял Гиксоса и их прогулку, тихий паренек с безумно пронзительным взглядом и прекрасным музыкальным слухом, умен в механике и силен в искусстве. Кефер был не в силах устоять перед его аристократической изящностью и строгостью во взгляде карих глаз, обвитых длинными пушистыми ресницами. Гиксос был хорош в музыке, умел играть на скрипке, прекрасно обучен манерам и сдержанности, меж тем был ребячлив, слегка пуглив, неловок в общении и ранним, имел привычку вздрагивать при резком поднятии руки, побаивался криков и ежился при громких звуках. — Я ведь не говорил, что наш разговор должен быть произнесен — тихо напомнил Гиксос. Кефер посмотрел на Гиксоса, в изумлении, тот лишь мягко улыбнулся, своим мягким и распахнутым взглядом позволяет прогуляться по тропам внутри его души. И правда, Кефер ошибочно посчитал, что словами они смогут сказать хоть, что-нибудь из всех тех лет, пережитых в немом крике и тихом гуле слез. Гиксос слабо хихикнул, отворачиваясь, расслабленно прикрывая глаза в поисках своего прошлого. Мать всегда цеплялась за остаток гордости, что она видела только в крови аристократического рода, что был сожжен заживо в неспокойную ночь в февраль и лишь внебрачная дочь, взяла на свои плечи нести груз голубых кровей до развала союза, укрываясь в тени крестьянской фамилии. Игра на скрипке, урок манер, правила чаепития, трехчасовой разбор классической литературы и ноль внимания к ребенку. Гиксоса никогда и не существовала для той красивой, грациозной женщины с прекрасным мягким, распевчим голосом, для артиски театра балета, был лишь сын, что обязан продолжать нести груз синих кровей. Ребенок, лишь наполовину принадлежавщий к европейской элите, а на другую связан кровью и духом с древней историей, зарождение величия и наук — Египет. Маленькое дарование, что каждую ночь засыпал в неутолимой тишине, без колыбельной или ласковых материнских слов, лишь холодный взгляд и емкое — Спокойной ночи. К чему эти уроки, если аристократии уже нигде и нет? Зачем? Почему мама, так холодна со мной? Неужели я недостаточно стараюсь? Или она меня никогда не полюбит? Меня любит только профессор Осирис. Осирис — родственник его отца, что бросил их, едва слыша о последствиях своего романа на чужбине. Приезд его был спокойным, без торжеств, но для Гиксоса он был сродни мериаду сотни парадов. Любящий профессор, понимающий его, всегда поддерживающий, так трепетно слушавший каждое из слов мальчика, что тот упорно скрывал под гнетом матери — любовь сына для неё — ничто. — А еще в школе! — неунимался Гиксос, беззаботно лепеча об своем дне в школе, с наивной улыбкой и безмерно любящим взглядом. Что уж нужно ребенку, для чистой и искренней любви? Правильно, лишь крупица тепла и любви. — Вот значит как, ты такой хороший и одаренный мальчик, Гиксос. Я налюбоваться тобой не могу — Осирис трепетно потрепал мальчика по голове, тепло улыбаясь и смеясь от его историй. Подростком он потерял все, что казалось ему незначительным. Мама его никогда не любила, сама говорила это множество раз, неизменно повторяя при каждой оплошности. Он тоже перестал его любить и верил в это, словно в самое святое на свете. Прошли годы, профессор Осирис взял его к себе на воспитания в Египет, Гиксос окончил там школу и университет, был юным гением в сфере прикладной математики и естественных наук, университеты глаз с него не спускали, надеясь заполучить его к себе. Гиксос нашел в себе силы узнать мать по лучше, только после окончания университета, ему уже двадцать пять, а он как трус бежит от тени родителя, проваливаясь с каждой секундой глубже и глубже. Виновато глядя исподлобья на Осириса, Гиксос низко поклонился, благодаря его за заботу и любовь. Осирис не ругался, не кричал, не причитал, не стыдил, лишь мягко улыбнулся называя своего двоюроднного внука — сильным и мужественным. — Ты ведь понимаешь, что все может оказаться не так однозначно? — — Да, профессор Осирис- Гиксос врал, он все еще боялся узнать что-то новое, что-то не вписывающее в его инфантильное понятия «добра и зла «. Сейчас сидя напротив старушки, что застала еще февральскую революцию, он ощущал свою неопределенность яснее всего. Она многое поведала в своей привычной бойкой манере, размахивала руками, выкрикивала лозунги и строила лица в театральной манере. О жестоком воспитании её матери, о её первой любви, что бросил её и улетел в родные края, о её жизни в театре и о её болезни, что в раз могла погубить её. — Она всегда была такой, бежала от людей, боясь навредить им. Ненавидела твоего отца — идиота, и любила тебя, видела в тебе одно единственное, что осталось у неё от этой жестокой жизни. Боялась, что ты застанешь её смерть и натворишь чего, поэтому в своих заблуждениях решила всеми способами заставить тебя возненавидеть её — старушка прикрыла глаза, а после глянула на Гиксоса, всматриваясь в самые дальние уголки его души. — И ты такой же, маленький Гиксос. Выстроил себе стену, пытаясь стать частью своей фальши- — Спасибо вам, госпожа Анна — — Не стоит. Каждый заслуживает знать истину — Гиксос горько выдохнул, кусая губы, испепеляя взглядом стену. — Нам еще многое предстоит сделать -