Обязан

В детстве и Джеймс ходил на баскетбол, занимался бальными танцами и игрой на фортепиано и даже умудрялся в перерывах между секциями читать разнообразные литературные произведения и хорошо учиться. Благо домашняя библиотека пестрила обилием книг. Большинство были посвящены медицине, потому что его родители работали в этой сфере. Отец — психиатр. Мать — офтальмолог. Время от времени, когда все собирались за одним столом или просто в одной комнате, в разговорах то и дело проскальзывали истории с работы. Норрингтон слушал их внимательно, с неподдельным детским интересом. Казалось, именно тогда в его душе зародилась чёткая цель — стать врачом. Продолжить семейное дело. Однажды, когда шёл сезон экзаменов, отец спросил его: — Ты уверен, сынок? Понимаешь, насколько тяжела может быть ответственность? — Абсолютно, — кивнул он, — это взвешенное решение. Я буду психиатром. Тот в ответ лишь громко вздохнул и похлопал его по плечу, ведь прекрасно понимал, что переубедить сына невозможно. «Ты и мама будете мной гордиться», — хотел сказать Джеймс, но так и не решился.

***

На концерте, где он играл бессмертные произведения Бетховена, отца не было. На финальной игре межшкольного баскетбольного чемпионата его вновь не было. Но уже не было и матери, которая предупредила об отсутствии заранее. На отчётный танцевальный концерт, хоть и с небольшим опозданием, отец успел. Чудом, не иначе. О прочитанной книге Джеймс рассказывал с энтузиазмом и чуть ли не с благоговением. Отец слушал его, пусть и растерянно. А в конце потрепал по макушке и устало произнёс: «молодец, сынок». Только от «молодец» сердце болезненно сжималось, появлялось желание прикусить губы или щёки с внутренней стороны. Казалось, похвала была сказана бездумно, как автоответчик на телефоне. Отец никогда не повышал голос. Когда Джеймс разбил вазу, он лишь прикрыл глаза, потёр переносицу и строго сказал: — Ничего страшного, это всего лишь ваза. Но будь аккуратнее в следующий раз, ты мог серьёзно пораниться. И после этого Норрингтон стал предельно аккуратным. Всегда идеальный порядок на столе, в портфеле, в пенале, в шкафу. Кровать заправлена без неровностей, пыли никогда нет ни на полках, ни на окне. Цветы, которые стояли на подоконнике, всегда вовремя политы. Собственно говоря, именно поэтому они очень красивы в период цветения. Особенно одинокий кактус, на горшке у которого Джеймс нарисовал мордашку котика.

***

Казалось бы, Джеймс должен чувствовать себя счастливым. Он занимался любимым делом, которое приносило неплохой заработок; весело проводил время в компании друзей и коллег; пользовался успехом у противоположного пола (и у не противоположного тоже). Расставание с Элизабет перестало быть кровоточащей раной. Порой, накатывала грусть конечно, но в целом осталось лишь прекрасное воспоминание о былой влюблённости. А ещё он скучал по Джеку. Почему-то именно он приносил в его жизнь частичку теплоты и, что удивительно, комфорта. Джеймс не чувствовал себя счастливым. Нечто чёрное, словно потустороннее, грызло изнутри. Оно выползало под покровом темноты и не давало уснуть. Неясная грусть терзала душу. В такие ночи Норрингтон прикладывал руку к груди и смотрел в потолок, который почему-то становился размытым. Глаза болели и слезились. Мыслей много, но внятности в них ни грамма. В тишине они казались слишком громкими, в какой-то степени оглушительными. Но в конце концов сводились к одной: «ты не должен чувствовать себя одиноко». Когда становилось невыносимо — Джеймс поднимался с кровати, включал свет и, наугад выбрав книгу, читал. Иногда зачитывался, из-за чего появлялась ненавязчивая сонливость. С утра ощущение бодрости дарили кофеин и никотин. Он варил кофе, параллельно с этим закуривал сигарету и следил за варящейся кашей. Сегодня, правда, каша немного пригорела, но некритично. «Ещё один обычный рабочий день», — немного пессимистично подумал Джеймс, пока мыл тарелку и кружку.

***

День и в самом деле был обычный. Стандартная больничная рутина. Правда пришлось немного задержаться, чтобы заполнить парочку бумаг. Потом заскочить в магазин за овощами и сигаретами, потому что они быстро заканчивались. Джеймс не спеша шёл к дому, наслаждаясь прекрасной зимней погодой. Холод был приятен, а ветер достаточно мягок. С неба медленно падали снежинки, под ногами хрустел свежий снег. Быстро смеркалось, поэтому горели яркие фонари. — Командор! — раздался за спиной радостный крик. Норрингтон обернулся и удивлённо замер. К нему с другой стороны улицы бежал Джек. Без шапки и в расстёгнутой куртке. «Простудиться», — мимолётно подумал он, поправив сползший с шеи шарф. — Давно не виделись, Джек. Какими судьбами? — Джеймс улыбнулся, когда тот подбежал к нему и остановился, переводя дыхание. Воробей выглядел достаточно бодренько. Отрастил волосы, некоторые из которых были заплетены в тоненькие косички, и, видимо, чуть поднабрал вес. На щеках сиял здоровый румянец, а глаза счастливо блестели. — Да тут ходил к одной особе, — натяжно весело сказал Джек и ухмыльнулся, — бестия, честное слово. А потом смотрю и вижу знакомый силуэт. Да я и крикнул на пробу, а то вдруг обознался. Ты где-то тут живёшь? — Да, в следующей доме, — Норрингтон неопределённо махнул рукой, — не хочешь зайти? — Не-е, я спешу, — досадно вздохнул он, — в другой раз, а? Дашь адрес? — Конечно, — снисходительно кивнул тот. Номер дома и квартиры Джек записал в телефоне, а потом кратко попрощался и убежал в другую сторону. Джеймс с улыбкой наблюдал за тем, как лохматые волосы колыхались на ветру. «Обычный день стал не совсем обычным», — подумал Норрингтон и направился дальше.