Ночь. Любовь. Мечты

— Как настроение у моей невесты? — Рокотов, шагнул к Свете, руки привычно нежно легли на её плечах. Она стояла у трюмо и распускала свой густой тёмный волос. Стоило только Рокотову приобнять её, как Светлана расцветала улыбкой. Она посмотрела на отражение в зеркале — её маленькая, тоненькая фигура и его широкоплечая, высокая, виднеющаяся позади неё. От этого сочетания самой себе Света казалась ещё меньше. Ваня был как скала основателен и ничем не сгибаем только из-за одного своего роста. В таких объятиях каждый раз становилось спокойно. Невеста… Света повторяла про себя это целый день. Повторила за Ваней вновь, смотря на своё отражение. Завтра — она жена. Она будет замужем, она будет за своим надёжным, любимым мужем. — Лучше у меня ещё не было! — тихо и очень счастливо услышал от Светы спустя несколько мгновений Рокотов. Иван плавно повернул её к себе. — У меня тоже… Даже немного не верится, что каких-то три месяца назад я был совершенно один и даже не мог представить, что встречу тебя, что ты станешь самым дорогим в моей жизни человеком. — Рокотов провел ладонями по её волосам, что кончиками касались бархатной кожи плеч, — Так хочется чтобы завтра наступило прямо сейчас!.. Рокотов не сводил своего карего взгляда с её лица, с её больших, влюбленных в него серо-зелёных глаз и лучезарной улыбки. Света слушала его тихий, любящий и мелодичный голос, как самые лирические стихи, чувствовала его объятия и видела то, как горели любовью к ней его глаза цвета крепкого кофе. А она, словно сахар, таяла в этом взгляде. — Я тоже иногда думаю — странно, что мы так долго были не знакомы… Как-то жили друг без друга… Неожиданно Света замолчала. Она просто стояла и рассматривала Ивана. Наверное долго. Потом, словно тщательно обдумав свою мысль, произнесла: — Я хочу, что бы ты знал, Ваня, всегда помнил — я так люблю тебя, твои глаза, что даже не хочу смотреть в какие-то другие, не твои. Рокотов каждое её слово ощущал нежным и тёплым дыханием. Ещё никогда женщины не говорили ему таких слов. Иван ни секунды не сомневался в искренности Светы. Ведь кроме этих слов были поступки, а они как ничто другое могли рассказать о настоящем отношении человека, о его истинных чувствах. Однажды преданный любимой когда-то женщиной, Иван сам того сознательно не желая, всё больше обращал внимание именно на поступки, сомневаясь в искренности любых слов, особенно сомневался в словах тех, кто заверял его в своей любви к нему. Света, словно чувствуя это, именно поступками доказала свою верность ему. И одновременно вернула ему чувство доверия к другим людям, особенно доверие к любимой женщине. Теперь Рокотов безоговорочно доверял Свете. Доверял ей, как самому себе. Рокотов с мягкой улыбкой медленно, но крепко прижал к себе маленькую фигуру. Так крепко, чтобы почувствовать, как забилось Светино сердце от его поцелуя, которым он покрыл её губы. И он почувствовал. Руки крепче обнимали, намереваясь говорить о любви среди невесомости кровати… Однако, Свете всё же нужно было ещё немного времени, чтобы окончательно привести себя в порядок. Она, дав Рокотову насладиться глубиной поцелуя, самой насладиться вкусом его губ, немного отстранилась и прошептала: — Я не долго. — и коротко, но всё так же горячо вновь поцеловала, чтобы Ваня уж совсем не расстроился, что так неожиданно прервались приятные мгновения. Иван, оставшись стоять у трюмо, проводил её нежно-любящим взглядом. Он не мог никак привыкнуть к её красоте, к элегантности каждого её движения. Всё время любовался этим. А внешне, особенно в военной форме, по ней не скажешь, что она такая. В форме она совсем обыкновенная, временами по военному лаконичная, строгая, ни одного лишнего движения. А на едине… Она другая. Скрипнула тихонько дверь душевой. Рокотов осмотрел себя в зеркале, убедился в том, что ничто не портит вида; нетипичное поведения для мужчины, тем более военного, но ради Светы Иван теперь очень хотел быть красивым. Для начала хотя бы опрятным, знает же, как женщины нетерпят неаккуратность. Но постояв с минуту близ столика трюмо, Рокотов присел на стул, ладонь непроизвольно потянулась к небольшому наполовину пустому флакону духов. Это были Светины. Иван поднёс флакон к себе, поглядел на него со всех сторон, и медленно вдохнул аромат её парфюма, прикрыв глаза. И сразу же в голове засияла улыбка Светы, её горящие зеленью лета глаза. Она и вправду была вся как лето — тёплая улыбкой и греющая взглядом, вечно юная, цветущая, светлая (Ваня не мог нарадоваться тому, как же ей шло её имя), очень жаркая, знойная. Но, как и лето, она могла разразиться грозой, метая гром-слова, колкие взгляды-вспышки. А потом, отгремев, пролить солёные ливни, но уже в его, Ивана, плечо. И Ваня всегда успокаивал своё любимое лето, крепко обнимая и утешая. Он ведь бесконечно любил её, даже временами бушующую грозой. Да, совсем неожиданно, наступающая осень Ивана Григорьевича превратилась вопреки всем законам природы обратно в лето. И заново согрело оно его душу, дав ему вторую жизнь. Всё же, прекрасна эта волшебница — Любовь! Рокотов вернул округлый флакон на трюмо, поднялся и погасил люстру, оставив в комнате светить только тусклый огонёк керосиновой лампы у их кровати. Иван сидел на краю койки слушая, как в душевой плескалась вода и бегло вспоминал прошедший день. Он был калейдоскопом событий. Ещё утром он сидел в плену у диверсантов, не надеясь больше увидеть Свету, считал свои последние минуты. Но она нашла и вызволила его. А потом вновь разгорелась та ревность, что нестерпимо жгла Рокотова несколько недель и заставляла вспоминать то, что произошло два года назад. Однако, он очень ошибся — Света оказалась куда лучше, куда верне́е, чем он позволил себе думать о ней. Стало стыдно за такие мысли о Свете. И тогда, поняв, как она верна, Иван окончательно для себя понял — Света, это та женщина, с которой он хочет быть теперь навсегда. Он хочет, чтобы она стала его женой. «Я тебе обещаю, в нашей семье будет полное доверие!» — «В нашей семье?» — «Да!.. Выходи за меня замуж!». Её ответ долгим поцелуем был понятен — она согласна. Потом, уже в кабинете прокуратуры, отогреваясь за чаем они долго разговаривали о всяком. На пару минут к ним присоединился и Николай, зашел поздравить с помолвкой и заверив, что свадьбу их непременно устроит. Тут же, за разговором, Рокотов неожиданно узнал от Мирского немного милых, в чем-то даже забавных подробностей из детства Светы. Ивану нравилось что-то слушать о ней, ведь хотелось знать обо всём, что было в её жизни до него. И вновь прокрутив в голове пленку этих воспоминаний, Рокотов улыбнулся. В этот момент шум воды стих, вновь скрипнула дверь душевой и в комнате появилась Света. На фигуре белела ночнушка, простая совсем, но совершенно не портящая её невероятно женственный образ. Она, медленно и изящно шагала на носочках босыми ступнями к Ване. Волос струился по спине и плечам, на нём играли рыже-жёлтые переливы огонька лампы, делая её лицо ещё аккуратнее и нежнее. Этот свет плыл по её чуть видневшимся скулам, от него ложились по лику мягкие тени. От её такого вида, Рокотов на несколько секунд замер — налюбоваться не мог её плавными, настолько гармоничными изгибами. — Светик… какая же ты всё-таки красивая! — проплыло полушёпотом из уст Рокотова, сдержать своего восхищения ею он не мог. Иван шагнул к ней всё также не сводя влюбленных сверкающих глаз. — Ты самая прекрасная женщина из всех тех, кого я видел и знал! — ладони Рокотова сомкнулись на её талии, но уже через секунду кончики пальцев скользили по эстетически великолепному телу. Сильные мужские руки необычайно чутко и ласково поглаживали Светино тело, губы согревали трепетными прикосновениями её щёки, линию подбородка. От этих практически невесомых от нежности касаний Света в наслаждении и трепете прикрыла веки, по телу пробежали мурашки. На разум находил сладкий обволакиваюший туман, где растворялись последние ясные мысли. Оставались и становились ярче только чувства — чувства внешние и чувства внутренние. И не только у Светы. Иван, чем дольше он целовал Свету, тем сильнее забывался, упиваясь тем, как же сейчас было хорошо. И вот они уже вместе на мягких простынях. Даже теснота кровати перестала так сильно замечаться ими, она сейчас чудилась огромной, не меньше, чем небо. А своей мягкостью могла сравниться с облаками. Оба тонули в этом ощущении комфорта и тепла объятий, что они рядом. Накрывшее их практически с головой одеяло закрыло и спрятало от них весь окружающий мир, с его тревогами, переживаниями, болью и трагедией. Сейчас были только они и их любовь, ничем больше не сдерживая. Когда каждый день, каждый час вы оба ходите по тонкой грани между жизнью и смертью, когда не знаете, что вас ждёт завтра — именно в эти мгновения со всей остротой чувствуется вся прелесть жизни, чувствуется её красота, её ценность. Ведь жизнь даётся тебе единожды. Именно это понимание, что жизнь одна, заставляло делать такие мгновения полного единения душ и тел самыми приятными для любимого человека. Чтобы каждый мог насладиться всем тем прекрасным, что появилось в их жизни. Иван размеренно ласкал губами изгиб её шеи, целовал грудь и слушал, как от наслаждения его невероятной нежностью, она тихо шептала его имя. Он чувствовал, как под ним всё чаще бьётся её сердце, совсем рядом с его собственным. И Ивану доставляло невероятное удовольствие понимание того, что он приносит своей любимой женщине столько наслаждения. И мысли всё сильнее растворялись в сладостном тумане, по которому нежной дымкой плыло тихое «я люблю тебя».

*

Они лежали на кровати в обнимку и просто долго молчали, даже не вглядываясь в тёмный потолок, не слушая, как рядом еле слышно поворачивались крошечные шестерёнки внутри будильника, а откуда издалека ворчали гневно жерла пушек. Просто лежали укрытые теплом и счастьем, забыв даже про войну, гремевшую совсем рядом с городом. Иван чувствовал в своих объятиях теперь уже навсегда свою единственную Свету, гладил её шёлковый волос, чуть поглаживал её матовое плечико, проглядывавшее из-под одеяла. Он ощущал себя на вершине блаженства — нет ничего лучше, чем быть рядом с любимой женщиной, когда весь привычный мир вокруг тебя стремительно рушится и исчезает, когда он приносит столько бед. Со Светой он мог забыть обо всём — забыть о прошлом, о настоящем, о гневе, боли, тревоге и страхе. Забыть обо всём, кроме неё. И мог вновь ощущать себя счастливым человеком, чувствовать себя живым и знать, что у него есть будущее. Счастье это утраивалось, когда он повторял в мыслях, что Света совсем скоро — официально его жена. Для кого-то бумажка о браке — пустяк, несущественное. Но для Ивана это было как напоминание о мирной жизни; эта самая бумажка в его глазах превращалась в билет в счастливую, долгую жизнь, куда он очень хочет увезти Свету, подальше от этой сумятицы, кошмара и ужаса, с которым она ещё никогда так близко, как он, не сталкивалась. Свету очень хотелось беречь. Иван аккуратно убрал с её лица выбившуюся прядь волос. — Ты как? — спросил он спустя время, глядя в её плавно сверкавшие в ночи море-глаза. Света обернулась к нему, на губах вновь появилась улыбка. — Прекрасно! — счастливо прошептала она, ей действительно сейчас было очень хорошо. Вновь уют молчания, умиротворённые улыбки на счастливых лицах. Тёплое одеяло, тёплые объятия друг друга. Света положила голову Ивану на грудь и прикрыв глаза слушала, как ровно бьётся его мужественное сердце, как он дышит. Ровно. Спокойно. Невозмутимо. В Иване, Света почувствовала это ещё в первые дни знакомства с ним, не было ничего от лихости, от безрассудства, дерзости кавалеристов. Он, наоборот, был невозмутим, выдержан и предельно спокоен даже в практически патовых ситуациях. Спокоен как горы. Именно с их твёрдостью, размахом она могла сравнить Рокотова. Лишь изредка он мог возмутиться, встряхнуться, гневно содрогнуться. Но это только от того, что его до такой степени что-то взволновало, что сдерживаться больше нет никаких сил. А потом вновь на долгое время он становился величественно спокойным. Свете было очень спокойно в его таких надёжных и сильных руках. Она знала — с ним она в безопасности, с ним она под надёжной защитой. Так вот, ты какое оказывается, счастье. Семь букв. Одно слово. А сколько радости, сколько улыбок и прекрасного на душе. Как можешь ты, счастье, совершенно внезапно приходить в чью-то жизнь. И с ним сразу забываешь про все беды и горести, что следовали за тобой всё это время. Рокотов прикрыл глаза и ни о чём другом, как о Свете, об их семье и их уже общем будущем, не думал. Света и счастье теперь для него были синонимами. Света медленно приподнялась и осторожно провела горячей ладонью по крепкой груди Рокотова. Всякий раз, когда она видела Ваню именно таким, лишённого одежды, она сильнее влюблялась в него. Ничто не мешало ей наслаждаться им, его прекрасно сложенным телом, где свои следы в его юности оставила предыдущая война, насладиться его мужской красотой и ста́тью. Но сильнее она, конечно, любила его душу. Ею она любовалась глядя в тёплые глаза Вани, очень умные и ставшие такими родными. А Ваня, вновь подняв веки, как в первый раз оглядывал милое его сердцу Светино лицо, освещённое тусклой чуть проглядывавшей сквозь шторы луной. В этом сиянии она ему казалась в десятки раз краше, в ней появилось нечто особенное, чего прежде не различал в ярком, слепящем свете дня. — А ты особенная в таком свете! — Ваня первым заговорил спустя долгое молчание, — Свет холодный, а я смотрю на тебя, а мне тепло… — восхищаться ею молча он уже не мог. Света ненадолго улыбнулась в ответ, а после, о чём-то подумав, тихо спросила: — Как же мы дальше будем жить? Она с надеждой получить ответ пристально смотрела на Ивана; завтра у них появится настоящая семья, но ведь война никуда не исчезнет при этом, с каждым новым днём она только ужаснее становится. Свете было очень волнительно за их будущее. Рокотов видел волнение своей невесты за их семейное будущее, он и сам очень переживал за это, просто не показывал. Действительно, как же они теперь будут? Война в любой момент может внезапно взять и навсегда разлучить их, может ничего не оставить от каждого. Рокотов молчал, ища такие слова, которые сохранят в сердце Светы надежду на лучшее, веру в то, что несмотря ни на какие ужасы войны — всё у них будет хорошо, будущее у них есть. Рокотов поглядел в тревожные глаза Светы. — Просто будем жить, Светик. Будет наша семья, будем мы. И мы будем жить и любить друг друга. — с улыбкой наконец ответил Ваня, с той самой его улыбкой, которой он всегда утешал Свету. Такой его ответ немного унял тревогу Светы. Но не снял вопросов об их будущем, как семьи. — А дети? — Света сама не поняла, как вырвался именно этот вопрос, просто они ещё никогда не говорили об этом; сейчас, ей казалось, самое время всё же поговорить. Рокотов светлее улыбнулся, крепче прижал её к себе — такой вопрос Светы, говорил лишь о том, что она и вправду хочет быть только с ним и более того, строить своё будущее именно с ним. Иван прошептал: — Обязательно будут! — и вновь он целовал её чуть румяную от тепла щёку. Она улыбнулась, приникла к его груди и приобняла; если так говорит, то значит, он, как и сама Света, детей всё же хочет. Это окончательно успокоило и заглушило в её сердце беспокойство. Она уже очень давно хотела семью и вот, давние мечты, желания и чаяния стали исполнятся вместе с появлением в её судьбе Вани. — А ты бы кого хотела? Ну, первым в смысле. Сына или дочь? — первым такой вопрос совсем неожиданно задал Рокотов. — Я?.. Если честно, пока не знаю… Вот пока ты не спросил, я даже как-то и не задумывалась… — Света действительно не думала конкретно об этом, просто была мысль о том, что она хочет, чтоб в её семье были дети. — А я дочку хочу. Очень хочу. — произнес Иван. — Дочку? — приподнялась Света, ей казалось, что каждый мужчина хочет первенцем от любимой женщины именно сына. — Да. Дочку. — абсолютно спокойно ответил он. — Очень хочу, чтобы у нас с тобой была девочка. Чтобы была похожа на тебя. Была такой же как ты — самой красивой. — он обвёл своим тёплым карим взглядом её лицо. — Чтобы по утру я плёл ей косички с белыми или голубыми бантиками, а потом мы шли в парк и долго там гуляли. Она каталась бы на качелях, а я — покупал бы ей воздушные шарики, большие, яркие такие, круглые, на длинных ниточках… — Или мороженое. В стаканчике! — к этим мечтам присоединилась и Света. — Или мороженое. В стаканчике. — с улыбкой кивнул Ваня. — А потом? — спросила Света; Ваня с такими счастливыми глазами рассказывал свои мечты, что ей стало ужасно интересно, что же он там представлял себе дальше про их семью и дочь. — Потом… — чуть задумался Иван, — Потом мы с тобой пошли бы покупать ей красивые платья… А потом — пошли бы в зоопарк. — Смотреть на слона? — у Светы почему-то в голове была именно эта картина. Ваня шире улыбнулся, немного засмеялся, ведь казалось, что Света сейчас прочла его собственные мысли. — Да. На слона и на жирафа… Светик, я так хочу, чтобы в нашей семье была именно девочка! — Иван от силы этого желания даже крепче обнял Свету; мысль, что с ней он хочет именно дочь засела у него в голове ещё в Киеве, когда он увидел, как приветлива и заботлива Света была с дочерью его погибшего друга. Но тогда всё это были скорее фантазии, ведь Иван даже не предполагал в серьёз, что Света ответит ему взаимностью и тем более, что пойдёт за него замуж. И услышав такое от Вани, Света в ответ крепко поцеловала его. Только это могло отразить все её эмоции и чувства от услышанного. — Я тебе обещаю, что первой у нас будет обязательно девочка! Иван улыбнулся своей самой светлой улыбкой. Даже если ей не удастся сдержать такое обещание и у них первым будет сын, он не перестанет любить её — сын это тоже прекрасно. Ваня любил эту женщину так неизмеримо сильно, что был готов на все, лишь бы она была счастлива, чтобы она нашла в их семье своё счастье. Но теперь также неизмеримо сильно он ещё и переживал за неё, боялся, что это хрупкое счастье, созданное ими в разгар войны, исчезнет от нелепой случайности. После всего пережитого вместе с ней, Света была ему нужна, как воздух. Он не собирался её отпускать и тем более терять на этой войне. Иван понимал, что не сможет уже без неё. Не сможет жить. Рокотов обнял её плечи, прижал к себе и коснулся губами чуть вьющихся волос. — Только ты обещай мне, Светик, что будешь всегда беречь себя! Чтобы ни было, прошу — будь очень осторожна! — Я обещаю. — услышал он тихо в ответ. Они лежали в объятиях друг друга на не сильно широкой кровати. Давно было за полночь. Медленно подкрадывался к ним сон. В мыслях у каждого роилось всё пережитое за день, за эту неделю, за месяц и за всё прожитое время до этого дня. Каждый вспоминал свою жизнь «до». Но неизменно центром всех мыслей был самый любимый человек — его Света, её Ваня. Несмотря на усилившуюся тревогу друг за друга, и она, и он верили, что лишь вместе они смогут пережить, перенести все те неурядицы, которые непременно сулила им жизнь и война. И Ваня, и Света знали теперь твёрдо — их «хорошо» и «счастливо» с этого момента — это быть вместе. И никак иначе.