Already fallen

Они пара — «Педики», другие дети хихикают. Один предмет насмешек среди многих, почти все из которых несут зерно правды. Что Джеффри грязно-бедный, потому что он носит потрёпанную одежду, зашитую его мамой, что он неженка, потому что у него не было отца, чтобы научить его как быть мужчиной. Что Билл шизик, потому что он в мгновение ока переходит от нуля к безумной сотне, что он чертовски опасен, потому что без колебаний бросается с размахивающими кулаками на глупых детей, которые мучают их каждый день. Излишне говорить, что они дно пищевой цепочки, но прикрывают друг друга. В буквальном смысле временами. Толстая кожа Джеффа почти не чувствует укола школьных насмешек, но оскорбление педик — самый острый удар, и он жаждет полностью исчезнуть. Ирония в том, что они часто прячутся в школьных кладовых, сидят на полу, пока мигающая лампочка высоко болтается над их головами, пыльный слой воздуха, пропитанный вонью сложенных друг на друга моющих средств, достаточно велик, чтобы двое тощих десятилеток могли укрыться. Билл ворчит о жирных пауках, которые блестят в покрытых паутиной углах, убеждённый, что они чёрные вдовы и одного их укуса хватит, чтобы отправить кого-нибудь в отделение неотложной помощи. И химические пары, которые они вдыхают, могут привести к повреждению мозга, насколько им известно. По настоянию Билла они садятся друг к другу на колени. Повреждение мозга, ну, с этим особо ничего не поделаешь, но, по крайней мере, так пауки не заползут на спину футболки Джеффа, утверждает Билл. По мнению Джеффа, всё, что потенциально может убить их, находится за дверью кладовки, но он не осмелиться сказать вслух свои страхи. Он чувствует себя в достаточной безопасности в объятиях Билла, его спина мягко прижата к тощей груди Билла. Ненавистное эхо педиков исчезает, пока они с Биллом связаны друг с другом. Они пара — «Уроды», озадаченный взгляд его мамы говорит, потому что плотно сжатые губы не могут. До одного рокового субботнего дня. Замораживающий ветер кусает слегка красные щёки Билла, ливень обрушивается на него по пути к дому Джеффри. Его куртка сохнет на вешалке, и он дрожит в сырой футболке и с мокрыми волосами, а теннисные туфли хлюпают всю дорогу до спальни Джеффа. Как только дверь за ними закрывается, громкий чих чуть не сбивает Билла с ног. — Звучит как перегрузка для меня и неудивительно. Ты промок с головы до ног, Билли, — его тирада о том, что Билл заболел, обрывается, даже не начавшись. Второй чих Билла случайно разбрызгивает слюну и капли дождя прямо ему в лицо. — Дерьмо. Прости. Но я в порядке. Это просто простуда и всё. Это не пневмония. Не на взгляд Джеффа, этого не будет. Побуждённый его нытьём, Билл раздевается до нижнего белья, единственная одежда на нём, которая не промокла, и заползает под одеяло. Никогда не упуская возможности кучных объятий, он греет кончик своего носа в изгибе шеи Джеффа. Его руки извиваются под рубашкой Джеффа и цепляются за его голую талию, знакомое объятие, которое расслабляет их обоих до такой степени, что они засыпают. Даже бушующий снаружи шторм убаюкивает, как океанские волны на берегу. Ревёт гром, заглушая шаги мамы Джеффа, скрипучие петли открывающейся двери. Два тринадцатилетних мальчика, один почти голый, прижались под одеялом, это подтверждает её подозрения, её худший страх. Её возмущение едва сдерживалось. Она коротко приказывает нехарактерно молчаливому Биллу одеться и отправляет его обратно в ливень, навсегда изгнав его из своего дома. Потом она возвращается к Джеффри, дрожащая и почти плачущая, и высвобождает свою ярость. Метла, которой его мать била его, не сломала ни одной кости, хотя, конечно, это похоже на это. Но агония, обжигающая его спину, плечи и руки, не мешает ему найти дорогу обратно к Биллу, всего через несколько часов после того, как его мама попыталась выбить из него гомосексуализм. Джеффри бросает вызов буре, которая свирепо бушует в ночи. Он продвигается вперед, пока не оказывается в тепле и сухости затемнённой комнаты Билла, но этого недостаточно. Больно, когда тебя держат. Любое давление, как бы легко не воспламенилось его избитое тело, но он умоляет о какой-то нежности. Поэтому руки Билла нежно обхватывают его заплаканные щеки и он глубоко целует его, язык спрашивает и получает разрешение, когда губы Джеффри приоткрываются. Их чистая любовь — такой сладкий бальзам, что ненадолго исцеляет невидимую рану Джеффри, нанесенную криком отвращения его матери. Уроды. Они пара — Лучшие друзья, Эксл обещает ему. И хотя, наверное, кто-то будет не согласен с тем, что лучшие друзья не делят лихорадочные поцелуи и не обмениваются взволнованными руками, чтобы довести друг друга до высшей точки, они ускользают глубокой ночью и заключают договор, что останутся лучшими друзьями на всю жизнь. Они бесцельно гуляют по освещённой луной окраине города, держась за руки, как возлюбленные детства, которыми они являются. — Ты застрял со мной. Несмотря ни на что. Ты ни за что не уйдешь от меня, никогда. Так что даже не пытайся. Предоставьте Экслу возможность выразить искренние чувства и сделать так, чтобы это звучало как угроза, но Иззи ухмыляется, как влюблённый дурак. — Понятно. Ты мой шар и цепь на всю жизнь. Иззи дразнит, но это он сжимает руку Эксла. Как бы говоря, то же самое касается и тебя, Роуз. — Ты правильно понял, — самодовольно бормочет Эксл. Его собственническая жилка до сих пор не дрогнула, даже несмотря на то, что их первая половинчатая попытка создать группу подошла к неожиданному концу. Сначала ему понравилась идея Иззи, он увидел в ней шанс для них попрактиковаться и работать над достижением своей однодневной мечты, но его энтузиазм быстро угас. Каким-то образом Иззи нанял двух других пятнадцатилетних подростков, которым нравилась та же музыка, что и им, но у них не было ни страсти, ни стремления вырваться из Лафайетта, не говоря уже о том, чтобы вырваться из гаража, где так называемый барабанщик предложил им играть. За исключением того, что два других парня едва могли играть на своих инструментах. У барабанщика отсутствовало какое-либо подобие чувства ритма, а пальцы жалкого гитариста так сильно теребили струны, что у Эксла чуть не пошла кровь из ушей. Что ещё хуже, они требовали слишком много времени и терпения Иззи, а это означало, что Эксл какое-то время был без своей второй тени, вынужденный делить Иззи. Помимо своей ревности, Экслу просто было наплевать на то, что его лучший друг так много отдаёт людям, которым на него наплевать и которые безнадёжны в игре, несмотря на уроки, которые Иззи пытался преподать им. Разумеется, два тупицы быстро разошлись. Они скорее вернутся к курению марихуаны и позволят своей жизни пройти мимо, довольствуясь тем, что оказались в ловушке посредственности, которой является этот богом забытый город. И это нормально для Эксла. Он и Иззи предназначены для чего-то большего и лучшего. И ничто и никто никогда не разлучит их, он позаботится об этом. Их договор скреплен откровенно грязным поцелуем. Во рту Эксла ощущается вкус спермы Иззи. Избыток его спермы вытекает из уголков губ Эксла, и, прежде чем он успевает вытереть его, его поднимают за волосы на ноги, и язык Иззи облизывает их дочиста. Они прислоняются друг к другу, формируя силуэт среди черных, как смоль, деревьев, разделяя единое дыхание. Рука Иззи скользит между их телами, нащупывая эрекцию Эксла, застрявшую в его джинсах. Потому что для чего нужны лучшие друзья? Они пара - Родственные души, шепчет сердце Иззи. Он раздвигает ноги и приветствует мужчину, похожего на мальчика, с которым он вырос, закрывая годичный разрыв. Он обычно думает о Эксле, пока они по раздельности, душа свои стоны в подушке, изнуряя запястье, в то время как его смазанные пальцы безжалостно расширяют его внутреннюю щель и нападают на сладкое место внутри него, содрогаясь в постели. Иззи рано отказался от дрочек. Было слишком много работы, чтобы его член полностью встал, и он не мог прикоснуться к себе, не думая о члене Эксла, горестно скучая по жилистому члену рыжего, о том, как из него вытекало столько естественной смазки, что Иззи даже не приходилось смачивать ладонь слюной, как он радостно дергался в руке Иззи. Вместо этого он пошел другим путем, задний ход, его нетронутый обод. Но, может быть, он переусердствовал, застенчиво признает Иззи, немного огорченный тем, как легко мокрые пальцы Эксла скользят внутри него. Эксл затыкает его нервный лепет небрежным поцелуем, наклоняясь над ним, длинные пряди волос падают на раскрасневшуюся грудь Иззи. Солнце обычно пробивается сквозь шторы, но ветер шелестит ими, и струящийся солнечный свет окрашивает волосы Эксла в клубнично-розовый цвет и слегка золотит его обнаженную кожу. Он осторожно прижат к кровати под весом Эксла, но его бёдра двигаются в такт сами по себе, и вскоре Эксл присоединяется к нему в чувственном танце, первом из многих. После этого, спустя много времени после того, как солнечное небо потемнело в ночь, они остаются запутанными вместе. — Я так скучал по тебе, — нежно шепчет Эксл, и Иззи сонно гладит его, как щенок. Он потерял голос где-то между третьим и четвёртым раундом, его крики стекали по его обожжённым губам, из которых звучали безмолвные просьбы о большем. Наконец, они воссоединяются после самого долгого года в его жизни, пока он, оставленный в одиночестве, ожидающий Эксла и изматывающий себя, кропотливо собирает группу, которая оправдает большие ожидания Эксла. Несколько месяцев спустя, отыграв одно из своих первых успешных выступлений, в раздевалке, всё ещё переполненной адреналином, Эксл плюхается на стул и сажает Иззи к себе на колени. — Ты должен одолжить мои чулки, это может ускорить процесс. Похоть затмевает его здравый смысл, и он почти готов согласиться с Экслом. Из-за тесноты его кожаных штанов трудно вывернуться, но сейчас он в основном свободен. Воздух охлаждает его ягодицы, ласкаемые руками Эксла. — Как будто бы ты разрешил бы мне вот так выйти с моей задницей на открытое пространство. Если только на ней не написано твое имя. Пятна губной помады небрежно прижаты к горлу Иззи, и он чуть не вырывает часть волос Эксла, когда тот резко отстраняется. Плотоядная улыбка изгибает губы Эксла, глаза хищника сверкают под спутанными волосами, покрытыми лаком. — У тебя всегда самые лучшие идеи, сладкий. Иззи вздрагивает от игривого шлепка по заднице, за которым сразу же следует хватка за его трясущуюся плоть. Внезапно громкий писк: «ебать», который явно исходил не от них двоих, наполняет раздевалку парализующей тишиной. Без их ведома дверь всё это время была незаметно приоткрыта, и Дафф явно слышал более чем достаточно. Блондин с широко раскрытыми глазами неуклюже входит в комнату, из-за чего Иззи чуть не падает на землю, но Эксл быстро реагирует и защищает его в объятиях. Их отношения не совсем секрет, но они официально не объявили об этом. Другие парни, как правило, тянутся к их квартире, как бродяги, которые предпочитают свою независимость на улицах, но иногда ищут еду и утешение. Всегда есть свободная комната, если кому-то из них нужно место, где можно поспать пару дней или недель после расставания, на диване можно выспаться с похмелья, а на кухне всегда есть как минимум лишняя коробка хлопьев. Общеизвестно, что Эксл и Иззи делят вместе больше, чем просто квартиру. Нужно быть слепым, чтобы не видеть, как они без ума друг от друга, физического контакта, которого они ищут друг от друга, и всех других способов, как ведут себя влюблённые. И глухими, чтобы не слышать, как они повторяют это по несколько раз за ночь, если только ты не напился до потери сознания. Не раз Иззи приходилось играть в классики над упавшим телом согруппника, которое блокирует вход в коридор. Это далеко от Лафайетта и его опасностей, связанных с любовью к другому мальчику, но кровь Иззи стынет в жилах, его сердце бьётся в панике при виде Даффа, уставившегося на них в ужасе. Измученное лицо Даффа, запёкшееся смазанными тенями и румянами, пугает его. Может быть, на самом деле не имеет значения, что Дафф не возражает против макияжа или что он никогда не моргнул глазом на чрезмерно нежные проявления между ним и Экслом. Может быть, ненависть Даффа к двум влюблённым мужчинам не укоренилась до этого ужасного момента. «Педики», это оскорбление прожигает разум Иззи. «Уроды», он вспоминает гнев своей матери, и его плечи болят. Он вздрагивает, тяжёлый удар ручки метлы со свистом проносится сквозь года и снова приземляется прямо на него, но Эксл привязывает его к настоящему, прикрывая руками. — На что, чёрт возьми, ты пялишься? — Эксл рычит на блондина, готовый к драке. Дафф судорожно вздыхает и жалобно бормочет: — О боже, мне очень жаль, что я влез вот так, но вы, ребята, сидите поверх моей куртки. Могу я получить её обратно? На улице очень холодно, и ну, вы знаете… — Дафф показывает на свою рубашку в сетку. Неловкая ситуация для всех троих. Эксл шепчет ему, чтобы он встал, и он в оцепенении делает это. Дафф вежливо отводит глаза, и Иззи вспоминает, что вся его задница полностью обнажена. Он подтягивает штаны, краснеет. Дафф берёт куртку у Эксла и, прежде чем уйти, извиняется за всё, беря на себя всю вину за то, в чём он не виноват. Чувство вины делает сердце Иззи подушечкой для булавок, ему стыдно, что он принял смущение бедного Даффа за что-то злонамеренное. — В следующий раз я прослежу, чтобы дверь была полностью закрыта. Ещё я повешу что-нибудь на ручку двери. Однако, возможно, нам придется оплатить счёт за лечение Даффа. Эксл застенчиво пытается отшутиться, морщась от собственной шутки. Он поднимает руку, позволяя Иззи прижаться к нему боком, как птенец под крылом мамы-птицы, даже не задаваясь вопросом, почему Иззи задыхается от слёз. Эксл понимает почему. Они через многое прошли вместе, и хорошее, и плохое, и всё, что между ними. В лучший день они немного пьют в лучах солнечного света, даже не вставая с постели, и рассеянно предаются воспоминаниям. Иззи растянулся на изношенном постельном белье, а Эксл полурастянулся на нём. Его кожа чувствует себя хорошо против кожи Эксла, который вслух размышляет о временах, когда Иззи был «маленькой короткой массой мальчика». Это его точные слова, и если бы они исходили от кого-то другого, Иззи совершил бы убийство. Без сомнения, Эксл помог бы ему спрятать тело. — Ты был самым маленьким в нашем классе три года подряд, и да, я вёл счёт. Помнишь, как я поднимал тебя на спину? Он раздраженно фыркает на странную фиксацию рыжего на росте Иззи до полового созревания. — Да, и я помню, как ты дулся после того, как я перерос твои вынужденные поездки на спине. — Не ври мне. Тебе нравились поездки верхом на моей спине. Он чувствует, как расслабленное тело Эксла внезапно напрягается, излучая настороженность, слишком знакомую Иззи. Это значит, что у Эксла есть идея, хорошая она или плохая, будет оставлена на усмотрение судьбы, и так или иначе он возьмёт с собой Иззи. Это то, что делают родственные души, делают или умирают.

***

Слэш свернулся калачиком на одном конце дивана с тарелкой сладких хлопьев в руках. Следующее, что он помнит, — решительный Эксл топает по коридору, явно человек с планом, настолько сосредоточенный на том, что у него на уме, что не реагирует на присутствие Слэша. Иззи, которого тащат за Экслом, задыхаясь, кричит: — Ради всего святого, Эксл, пожалуйста, будь осторожен! Мм, немного странно, но случались и более странные вещи. В любом случае, это не его дело, считает Слэш. Его желудок урчит, напоминая Слэшу, что сейчас у него есть более важные дела. Несколько минут спустя Стивен, пошатываясь, входит в дверь. Слэш крепко держится за свою миску, молоко выплескивается, когда Стивен садится. Он представляет собой мешанину из длинных конечностей и взлохмаченных волос по другую сторону дивана, оживлённо выдыхая. Слэш смотрит на его голову. — Как, чёрт возьми, тебе удалось запутать все эти маленькие зелёные листья в волосах? Стивен качает головой, сбрасывая большую часть листьев, и недоверчиво смеется. — Эксл чуть не сбил меня. Он бежал по середине тротуара, а Иззи изо всех сил цеплялся за его спину. К счастью, я отскочил в сторону, благодаря тому, что Иззи предупредил меня. А вот с посадкой не повезло. Я упал в кусты. Слэш чуть не подавился кусочком хлопьев, смеясь. Это абсурдное зрелище, если бы он только мог видеть это своими глазами. — Они отличная пара, не так ли? Стивен широко улыбается, его глаза ласковые и нежные под вьющейся чёлкой. — Да ты шутишь? Они родственные души! Ясно как божий день.