Поговорим?

Некоторым сложно сказать, в какой момент их жизни всё пошло наперекосяк, у Антона с этим проблем не было. Все началось с мелочи, а потом пошло по нарастающей. Первая ссора родителей не была чем-то существенным, или так только показалось на первый взгляд. Пара разбитых тарелок и колких фраз, как по заезженному сценарию какого-нибудь сопливого сериала, вот только концовка была оригинальной, никакого тебе бурного примирения или счастливого финала. В этой сказке тыква Золушки оставалась тыквой, а Антон в свои шестнадцать в подробностях познал все "прелести" бракоразводного процесса. Родители разошлись тихо, запал скандалов иссяк, бумаги были подписаны, отец собрал свои вещи, исчезая из жизни Антона и Майи, лишь иногда всплывая призраком непрошенных воспоминаний в неосторожно брошенных фразах. Спустя год все более-менее наладилось, пока однажды Майя, толкая тележку между рядами продуктовых полок, взглядом не наткнулась на сияющего улыбкой бывшего мужа в компании молодой девушки. Тележка была брошена там же, а Антон дома ещё с час пытался успокоить плачущую мать, стараясь из её бессвязных лепетаний между всхлипами понять, что же случилось. — Мам? Ты чего? Ма? — семнадцать — это явно не тот возраст, когда ты можешь быть пиздатым психологом, но прописные истины Антон всё же знал, всё, что ему осталось, — это крепко обнять мать, уверенным голосом шепча заверения о том, что всё обязательно придет в норму. В тот день Антон впервые закурил. Нашел в балконных нахламлениях помятую пачку из сигаретных заначек отца, чудом пережившую генеральные уборки мамы. Та балкон всегда игнорировала, ведь тот был излюбленным уголком отца, который Антон и пошел крушить в бессильной злобе на предавшего их семью мужчину. Хотел избавиться от воспоминаний, а взамен этого перенял его вредную привычку, да уж, Шастун, хреновый из тебя сын. Когда Майя успокоилась, она позвонила своему начальнику и попросила о переводе, тот был мировым мужиком, не стал лезть в душу и задавать вопросов или отговаривать, а обещал уточнить, в каких филиалах есть вакансии. Весь следующий месяц Антон собирал вещи и прощался с пацанами, с которыми рос во дворе. С продажей квартиры им повезло, хороший друг семьи только-только женился и ждал рождения дочери, у всех поджимало время, поэтому быстро сошлись по цене, устроив перед отъездом Шастунов новоселье-прощание. На новом месте решили пожить на съемной квартире, пока не найдётся хорошего варианта в приглянувшемся Майе районе. Омск встретил пасмурной погодой, серыми улицами и моросящими тучами. Антон допускал, что его воображение немного приукрасило картину или, скорее, обесцветило её на общем уровне стресса. Как бы он ни храбрился перед мамой, переезд дался ему очень тяжело. Напрягали и стремящиеся к окончанию каникулы, за ними неизбежно последует посещение новой школы, которую он видел только мельком, и смывшиеся в унитаз отношения с Ирой, которая постоянным игнором с момента отъезда из Воронежа ясно дала понять, что отношения на расстоянии не для неё. Это была не та неземная любовь, о которой пишут в книжках и снимают кино, но Антон Ирой дорожил, всегда старался порадовать, даже брал подработки втайне от матери, чтобы покупать девушке подарки. Ему эти отношения казались правильными, и они помогали не думать о разрыве родителей и всей той лаже в своем самовосприятии, о котором не принято говорить вслух среди пацанов. Весь этот пиздец обещал быть бесконечным, но тот человек, что ляпнул что-то о черно-белых полосах, видимо, был не очень далек от истины. Белая полоса Антона началась под пожарной лестницей его новой школы в первый день занятий. Шла большая перемена, Антон сбежал от докучливых одноклассников, рассматривающих его как невиданную зверушку, приметив себе укромный уголок, чтобы выкурить спасительную сигарету, Шаст чиркнул зажигалкой и наконец сделал первую за сегодня затяжку. — Боже, чем это пахнет? — резко раздался фальшиво-басистый голос сверху, отчего Шаст вздрогнул, роняя сигарету, а следом, уже веселее и более приятным для слуха тоном, последовало: — Фаршированными пиздюлями. — Черт, — только и успел обронить Антон, прежде чем перед ним нарисовался смазливый курносый парень чуть ниже его ростом, что, по меркам шпалового роста самого Антона, можно было отнести к категории «высоких». — Напугал до усрачки, я думал, ты препод. Антон, — под конец решил представиться Шаст, сам не зная, нафига это сделал. — Я ещё слишком молод для этого дерьма, — в этот раз Антон сразу срастил отсылку и сделал пометку в голове, что парень напротив очень уж любит каламбурить, ну либо он ходячий сборник переделанных под любой случай цитат, кому как больше нравится. — Всего лишь староста 11В и святой агнец в глазах учителей. — Имя у второго мессии есть, или сразу, без предисловий, под ручку к директору поведешь? — всё же нашелся с ответом Антон. — Ох, прошу извинить, где мои манеры? Арсений Попов, воспитан в лучших традициях омского общества и до первого свидания с дамами по ручку не хожу. — Ой, да иди ты в жопу, — без злобы ответил Антон, решив слиться из наметившегося поединка в остроумии. — А вот с этим придется повременить, соития лишь по взаимному согласию и только после помолвки. Я ведь ещё и христианин. — И, кажется, немного того. — Много, мы просто мало знакомы. Исправим? — И, черт его знает почему, Антон улыбнулся и кивнул. *** С Арсом было легко, он играючи умел заполнять собой тишину, развивая любую тему собеседника до бурных обсуждений, какими-то неведомыми Антону способами тот, тонко чувствуя его настроение, всегда интуитивно уходил с тех тем, что могли бы задеть Шаста или быть ему неприятными. Арсу хотелось рассказать всё, Антон никогда не испытывал такого по отношению к другому человеку, они были знакомы всего-то три месяца, но Антон мог поклясться, что не был так близок ни с кем из своих прежних друзей. Попова действительно обожали учителя, он активно вел соцсети и был всеобщим любимчиком. Это ставило в тупик, Антон не понимал, на какой черт он вообще упал Арсу со своими головными заморочками и проблемами. А если Антон чего-то не понимал, то предпочитал действовать в лоб и спрашивал прямо. — Арс, — как-то спросил Шаст в одну из тех суббот, что они зависали у него в комнате, смотря очередной сериал, — а с какого ты вообще ко мне подошел, там, под лестницей? Я же явно не первый, кто облюбовал твою крепость одиночества в качестве курилки. — Ну, — Попов явно удивился вопросу, но виду старался не подать, — ты стоял там один, весь из себя печальная шпала. Подумал, может, у тебя случилось чего, хотел убедиться, всё ли ок. — А не насрать ли, что у левого пацана на душе? — А хрен его знает, Шаст. Может, мне захотелось поддержать репутацию хорошего мальчика, — Арс хмыкнул, отрывая взгляд от экрана. Они смотрели в глаза друг друга с минуту, пока Шаст не прервал гляделки, возвращаясь к просмотру сериала. Он сам не знал, какого ответа ждал, поэтому не стал дальше расспрашивать. Что-то кольнуло внутри, но Антон решил запрятать это непонятное чувство поглубже, в ту воображаемую коробку, в которой он прятал всё то, о чем не хотел задумываться, которая трещала по швам от того, что в ней уже давно не хватало места. Не сегодня, Шаст разберется с этим потом. *** Попов был ненамного старше самого Шастуна, но, хрен его знает почему, у того всегда были ответы на все вопросы. Шаст вывалил на него историю с разводом родителей: «Ты бы не смог ничего изменить, они оба взрослые люди, так случается, и это паршиво, но иногда, чтобы быть счастливыми, паре приходится расходиться на перекрестке и идти к своему счастью разными путями». Рассказал об Ире: «Отпусти это, да, вам было хорошо вместе, но этого мало для чего-то большего, ты еще влюбишься, и это будет иначе, но оттого не станет менее особенным и прекрасным». Они постоянно общались в школе, за её пределами, чатились о всякой ерунде перед сном, присылали друг другу пожелания доброго утра, хоть оба знали, что проведут вместе обеденную перемену и у них ещё будет возможность сказать это друг другу лично. Шаст рассказал Арсу о многом, почти обо всем, умолчал только о том единственном, в чем боялся признаться даже себе. А потом случилось то, от чего коробка треснула, днище так не вовремя провалилось, и Антона захлестнуло осознанием того, о чем он и так знал, сколько бы ни пытался отрицать. В ту субботу они не смогли встретиться, у Арса были какие-то свои дела, они созвонились только поздно вечером, болтали ни о чем, пока Попов не обронил, что был на свидании с Аленой. — Ничего особенного, сходили в кино, подержались за ручки. — Повисла неприятная тишина, Шаст как-то слишком уж резко замолчал, переваривая информацию. Арс, кажется, подумал, что звонок оборвался, он неуверенно спросил: — Шаст? Ты ещё тут? — Я, да, прости, мама зовет. Обсудим потом? — И, не дожидаясь ответа, он действительно отключился. А потом долго пялился в погасший экран телефона, не понимая, что делать дальше. Шаст слишком привык полагаться на Арса, если его мучили сомнения, он спрашивал совета у Попова, и тот всегда находился с ответом. Сейчас же Антону нужен был совет о самом Арсе, той херне, что Антон к нему испытывал, и гребаной ревности, которой не должно быть между друзьями. Говнище. Он не хотел этого всего. Не хотел питать иллюзий из-за излишней заботы, утешающих объятий, случайных соприкосновений, от которых каждый раз по коже пробегал табун мурашек. Ему этого не надо, но, кажется, Шаста забыли спросить о его хотелках, буквально выплюнув ему в лицо и втоптав в сердце очевидную истину. Он запал на своего друга, влюбился крепко, до непрошенных слез от понимания безнадежности этой любви. Шасту нужно было выговориться, он хотел поделиться этим хоть с кем-то, понять, что делать и как ему быть. Он не вывезет это один. Шаст взял в руки телефон, открыл приложение соцсети, смонтировал короткое текстовое видео, в которое добавил обрезанные скрины их с Арсом переписок, добавив под конец «Я, кажется, в него влюблен, просто скажите мне, что я ошибаюсь. Что здесь нет никакого подтекста, что я идиот и мне нужно лечиться». Антон хотел осуждения, хотел, чтобы его спустили на землю, а если на чистоту, он вообще не рассчитывал на то, что это хоть кто-то увидит за тоннами вливаемого в сеть контента. Выгрузив видео, он откинул телефон, принял снотворное мамы и отрубился. Антон проснулся только в обед, мама уже успела вернуться и умчать на работу снова, её визит выдавала лишь стоящая на плите кастрюля свежего супа. Телефон сел за ночь, Шаст уснул до того, как поставил его на зарядку. Найдя в тумбочке шнур, он отправил телефон на реинкарнацию. Стоило тому немного зарядиться, Антон врубил аппарат, сразу же получив ворох уведомлений, сопровождающихся звуком и вибрацией. Переведя его в беззвучный, Антон полез в уведы, ошарашенно листая комментарии ко вчерашнему видео: «Ты ему нравишься»; «Ты дорог ему»; «Мне кажется, он тоже в тебя влюблен»; «Бля, ну вы конченные, ребята, просто поговорите». Комментариев было много, кто-то умилился, кто-то просил продолжения истории, приняв ситуацию за фейк, не обошлось и без хейтеров, которых ярые защитники ЛГБТ начали опускать. Сказать, что Шаст охуел, — ничего не сказать. Его услышали, с ним согласились, его поддерживали абсолютно незнакомые ему люди и подталкивали на искренность, желая удачи. Антон ждал не этого, но слова безликих ников поселили в нем уверенность. Он записал ещё одно видео, в котором поблагодарил за толчок к действию. Он дал себе неделю — неделю на то, чтобы перевести дух, а после он расскажет Арсу обо всем, и к черту последствия. Антон больше не хотел вариться в своих сомнениях, он был готов сделать шаг. И не важно, поймают ли его у края или он упадет в бездну, ему нужна неделя, неделя в компании его лучшего друга, человека, ставшего непростительно близким, а после он признается ему, и их отношения уже никогда не будут прежними. Суббота наступила слишком быстро, Антон устал, вымотался морально и вообще перестал понимать хоть что-то, не знал, почему оттягивает неизбежное. Психанув, он скопировал ссылку на тот самый аккаунт, полный откровений, и отправил Арсу в личку, без подписи или пояснений. Спустя минуту серые галки уведомлений окрасились в синий, говоря о том, что Попов прочитал сообщение, прошла минута, за ней другая, они перетекли в полчаса, но Арс так ничего и не написал, и, кажется, это был самый красноречивый ответ. Шаст откинул телефон и укутался в одеяло. Бля, ну в самом деле, а чего он ждал? *** Арс заметил странности в поведении Антона: тот стал более замкнут, они почти не переписывались в воскресенье, а в понедельник тот как-то грустно улыбался, когда думал, что его не видят. Явно умалчивал что-то и не шел на контакт. Таким Арс его помнил в первые недели их знакомства, когда тот загонялся из-за переезда. Попов анализировал свое поведение, пытался понять, мог ли он как-то задеть друга, мысль гуляла где-то на краю сознания, но никак не хотела себя обнаружить. Неделя вышла скомканной, Арсу не хватало его улыбчивого мелкого, Шаст пытался делать вид, что всё в порядке, но Попов его насквозь видел, чувствовал, что что-то не так, вот только не мог соединить все части загадки вместе и получить ответ. Попов сейчас не был готов к новым загонам Антона, он свои-то не в состоянии разогнать, эти сучата были слишком навязчивыми, ни свидание с Аленой, ни чертово самовнушение не работали, всё шло по пизде, и Арс правда не знал, что делать с Антоном, с тем, что эта шпала с ним делает своим непонятным игнором. Арс вертел в руках телефон, он хотел позвонить или написать Шасту, но, кажется, впервые на своей памяти не мог подобрать подходящих слов. Его врожденное умение импровизировать на ходу дало сбой, и он тупо пялился на пустоту в строке набора текста сообщения. Пока телефон не завибрировал от нового сообщения, а на экране не появилась ссылка, отправленная ему Шастом. Арс открыл ссылку без задней мысли, на странице аккаунта было два видео, он посмотрел оба, пересмотрел ещё раз, чтобы убедиться, что не спятил на почве своего помешательства на мелком, постарался прийти в себя, пока заказывал Uber и собирался. Он его ебнет, потом засосет, снова ебнет, обнимет, и они поговорят, хрен его знает, в какой последовательности, но Арс уже сидел в такси, нервно постукивая пальцами по сиденью, следя, как маршрут на навигаторе отмеряет приближение авто к пункту назначения.