***
И так началось наше с Эдвардом сближение, но для него всё казалось простым, а вот для меня — нет. Осознание того, что мой соул не обычный парень, а бессмертный кровосос, не давало мне покоя. Нет, мне, конечно, нравилось, когда мне сосут, но… Всё так сложно. Я ещё и с Шоном, тем парнем-плохишом до сих пор встречаюсь, но теперь мне придётся с ним расстаться, чтоб случайно не пробудить ревность этого демона. Эдвард, правда, вёл себя прилично и даже мило, был очень внимательным, и я чувствовал, как постепенно влюбляюсь, хотя, скорее, это было подобно путам: чем дольше я находился рядом с ним, тем отчётливее чувствовал, что мои ноги были готовы разъехаться, тело уже принадлежало ему, а вот мой разум — нет, как и сердце, как мне казалось. Стоило только уловить этот его взгляд, когда на мне была более открытая одежда или когда задиралась футболка, чёрт, меня аж в жар бросало от страха, но в то же время это сильно возбуждало, создавалось ощущение, будто он мог накинуться на меня, не оставив от меня и кусочка. Эдвард вёл себя очень галантно, но я знал, что скоро он мне признается, что он вампир, однако мне ещё предстояло расстаться с Шоном, так что мы договорились встретиться. Сначала всё шло хорошо, Шон вроде бы всё понял, но потом… В общем, он предложил переспать напоследок, я же от такого предложения отказался, однако он оказался очень настойчивым, и как-то всё пришло к тому, что мы подрались. Но откуда ни возьмись появился Эдвард и чуть не убил Шона. В итоге Эдвард отвёз меня в больницу на осмотр — ничего серьёзного. Там я как раз познакомился с его отцом, он был запредельно горяч, в моём вкусе. Эдвард — милый парень, но вот его папа, он был настоящим мужчиной, но, увы, мой соул в тот момент был явно на эмоциях, говоря вслух, что он еле сдержался, чтоб не убить того гада, а потом последовала тирада про ревность и жажду убивать. Он говорил, что я не понимаю, каково ему, что, если б я знал, о чём думал тот Шон, я бы не вёл себя так легкомысленно. Мне оставалось лишь послушно кивать, со всем соглашаясь, но вскоре мне это надоело, и я поцеловал его, тогда тирада сразу затихла. Он подхватил мой поцелуй, уже крепко обнимая меня за талию. Да, нужно было как-то заткнуть этого парня, а то заворчал, как сварливый дед, ему же 110. Но этот его ребячливый вид и блеск в глазах, когда наши губы встретились… Я не мог этому противостоять. Чёрт, это, и правда, магия соулмейта, сейчас он казался таким родным, словно мы прожили вместе всю жизнь. С тех пор прошло уже как минимум 4 месяца, и наши отношения развивались отлично. Мы ходили на свидания, конечно же, в пасмурную погоду, целовались, держались за руки и обнимались — всё очень мило, но мне хотелось чего-то большего. Однако я помнил, кто Эдвард на самом деле, так что старался подавлять интимные порывы, хотя однажды я увлёкся и во время поцелуя сунул ему язык в рот, и потом такое началось, я этого никак не ожидал. В итоге я пришёл в себя, когда кислород снова попал мне в лёгкие, это было так страстно и опасно, что я забыл дышать носом, но мысль о сексе с Эдвардом меня ужасала. Но секса хотелось, мне уже 17 лет, так что на зимних каникулах я всё-таки вырвался в гей-клуб и даже уединился там с парнем, который мне подрочил, потом — с другим, он мне отсосал, но это веселье быстро закончилось, так как Эдвард был в бешенстве. Можно подумать, я ему изменил, но это же не так. Да, это была наша первая ссора, он был так зол, что мне казалось, он меня убьёт, но нет, он лишь выругался, в его голосе слышались обида и злость. Он спрашивал, почему я так с ним поступил, а я и сам не знал, может, просто я был не готов к соулмейту, не нагулялся ещё. Я взял его руку в свои ладони, заглянул ему в глаза, прося прощения, объясняя своё поведение тем, что я почему-то боюсь с ним такой близости. Эдвард вздохнул и печально произнёс, что, кажется, догадывается почему, ведь я его соулмейт и, наверное, подсознательно всё чувствую. Он поведал мне о своей истинной сущности, попросил меня никогда больше не предавать его и прижался своими губами к моим. Его руки стали скользить по моему телу, и мною завладело возбуждение. Он прижался ко мне и рукой стал гладить мой пенис, и я отчётливо ощутил его очень твёрдый член, упиравшийся мне в бедро. Страшно представить, каким будет наш секс, если он так самозабвенно надрачивал мне, облизывая мою шею. Так и начался наш дрочительный месяц. Я был не против, это ужасно возбуждало, так же как и его, но ведь было бы нечестно, если бы удовольствие получал только я, поэтому однажды я прикоснулся к нему, однако Эдвард убрал мои руки, сказав, что лучше этого не делать. Тогда я протестующе запищал в ответ на его рык, и ему ничего не оставалось делать, кроме как сдаться. Его причиндал был гораздо больше моего, так что перспектива анального секса меня пугала. Ну, конечно, кто бы сомневался, хотя я бы не назвал Эдварда активом, скорее, он был универсалом, поскольку только на актива или только на пассива он ну никак не был похож. Сначала было сложно, но мы приноровились дрочить друг другу, а однажды Эдвард встал на колени и стал мне сосать, вот уж каламбур: сосущий во всех смыслах вампир. Сначала мне показалось, что мой член обхватило что-то холодное, но после он стал такое вытворять языком, что я невольно разогрелся. Чёрт, да он сам дьявол! Кроме Эдварда, больше никто мне так не отсасывал.***
Да, моя жизнь круто повернулась. В первое время я привыкал к новому телу и, так скажем, входил во вкус, и всё было хорошо до тех пор, пока я не узнал про соулмейтов и не встретил своего избранного. Оказалось, что с этим миром я так или иначе был знаком: читал и смотрел фильмы о нём — но здесь всё было по-другому. Эдвард выглядел немного не так, да и город тоже. Я ещё не наигрался с другими парнями, а для меня уже нашёлся бессмертный суженый, и, судя по всему, здесь с отношениями всё было настолько серьёзно, что в конечном итоге мы будем обязаны пожениться — жених и жених. Ещё и обращение в вампира в перспективе. Для меня всё происходило слишком быстро… Иногда казалось, Эдвард сорвётся и утащит меня в замок в какой-нибудь глуши, запрёт в спальне и никогда не выпустит. Каждый раз с содроганием вспоминаю, как он медленно подбирался к моему телу, никогда не упуская момента, чтобы прикоснуться ко мне, как он блаженно закрывал глаза, зарываясь в мои волосы и глубоко вдыхая мой запах. С каждым днём он становился всё напористее и голоднее, было такое ощущение, что он питался одними лишь физическими контактами со мной. Обычно, завидев меня, он стремительно сокращал дистанцию между нами и, уже подойдя до упора, когда я чувствовал спиной его тело, одной рукой начинал поглаживать меня по голове, а другую клал мне на плечо, постепенно опуская её на талию, затем на бёдра, и мог даже усадить меня к себе на колени, словно собственник, старавшийся показать, что я принадлежу только ему и никому больше. Поцелуи его были подобны холодному дыханию зимы; его язык как змей, что хочет украсть душу; его глаза как солнечная вспышка, проникающая в самое сердце, порождая новое солнце у меня в душе и сжигая мои попытки сделать шаг назад. Каждый раз, когда он смотрел на меня, я невольно тонул в золотом омуте его глаз, которые впивались в меня иглами. Когда мы оставались наедине, он упорно пытался залезть мне под одежду, оголить меня и прижаться своей невыносимо холодной кожей к моему горячему телу. Знаете, что я забыл вам рассказать? Я полукровка, настоящая мать бросила меня, и на самом деле я не человек, как оказалось. Я суккуб, хоть раньше и не замечал за собой никаких признаков, присущих этим созданиям, или, вернее, старался не замечать. Вдобавок ко всему моя кровь голубая. Обо всём этом я узнал, когда один раз, погрязнув в поцелуях и обжиманиях с парнями в клубах, я, будто очнувшись ото сна, задался вопросом о моём голоде и похоти, так терзавшей моё тело. Ну, конечно, сначала я думал, что это нормально, но вот синяя кровь уже наталкивала на очевидный вывод: я не человек. Это подтвердил и Эдвард, но позже. У меня и запах был иной, не как у людей. Мои мысли он не слышал, поскольку, неверное, эта его способность работала только на определённых видах, или, может, это потому, что я его соул. Постоянно, когда я думал обо всём, что произошло за эти два года, у меня начиналась мигрень, но Эдвард всегда был рядом, чтобы поддержать меня поцелуем в лоб, желая облегчить мою боль. Мне скоро 18, и совсем близок тот день, когда я окончу школу, тогда и начнётся новый этап в моей жизни. Мы с Эдвардом так и не дошли до конца. Он боялся сделать мне больно, хотя я всегда говорил, что ему следовало бы хоть раз позаботиться о себе, а не обо мне. Поэтому у нас часто бывали петтинг, и спали мы всегда вместе даже при том, Эдварду и не нужен был сон, но я уже, кажется, привык спать в его объятиях, даже и постель была не нужна, просто уложите Эдварда на любую поверхность, и всё готово, он как твёрдый прохладный матрас. Но всё перевернулось с ног на голову, когда объявилась моя биологическая мать. Наверное, я был нужен ей в каких-то её личных целях, так что я отказался пойти с ней. Она лишь пригрозила, что всё равно заберёт меня, на что я сказал ей катиться туда, где она навсегда исчезнет. Возможно, тогда всё-таки нужно было пойти с ней, может, она хотела проявить заботу, или же я был нужен ей для какой-то выгоды — не знаю. В данный момент я лежал в луже голубой крови, а надо мной стоял какой-то мужик с татуировками на лице и говорил, что все суккубы должны быть в аду. Я плюнул ему в лицо, когда он поднял меня, желая перерезать мне горло, словно того, что до этого он проткнул меня ножом, ему было мало. Но как вы можете понять, мой соул почувствовал мою боль, так что Эдвард нашёл меня и безжалостно убил охотника. Обеспокоенно взглянув на меня, он мигом стал осматривать мои раны, бормоча сквозь рыдания, что не даст мне умереть. Я слабо коснулся рукой его лица, но сразу убрал её, когда заметил, что испачкал его своей смурфячьей кровью. Тогда мне казалось, что я ну вылитый смурфик. Я бы посмеялся, но мне было жутко больно, видимо, этот гондон проткнул мне лёгкое. Бля, как больно! Я слабел, уже почти потерял сознание, когда почувствовал, как Эдвард начал меня кусать. Чёрт, это были совсем не те покусывания, которыми я обычно увлекался, чтобы оставить на его шее следы, когда он мне надрачивал. Да, в свой восемнадцатый день рождения я стал каким-то странным вампиром. Видимо, сыграл роль тот факт, что я полукровка, моя мать чистокровный суккуб, а отец — человек. Думаю, о моих корнях многим будет интересно узнать, но это будет уже другая история. Итак, мой вампирский дар — располагать к себе всех или даже влюблять в себя одним лишь взглядом — моя сущность суккуба, видимо, дала о себе знать. А ещё я мог и не пить кровь, а просто насыщаться энергией, у вампиров её много. Когда я был ещё обычным суккубом, все мои парни уже смертельно уставал, Эдвард же чувствовал лёгкую, не ведомую ранее усталость, но теперь я суккуб-вампир? Чёрт его знает, кто я теперь такой, возможно, новый вид? Я могу пить кровь, но кровь не сравнится с энергией. Я умею добывать её через прикосновения или поцелуи, так что после моих суккубо-вампирских атак Эдвард впервые уснул, да и я всё ещё могу спать, хотя и наполовину вампир. Может, я стал мутантом? Кто ответит? Может, мама знает? Что касается нашего секса, то это было нечто. Перед непосредственным проникновением Эдвард вставил мне пальцы, перед этим смазав их лубрикантом. Чёрт, у него такие длинные пальцы, только сейчас это понял, прежде он сдерживался, хотя и лапал меня за зад, но сейчас, когда он вставил пальцы до предела, ещё и растягивая меня, я подумал о том, что игра на фортепиано пошла Эдварду на пользу. От одной мысли о том, что сейчас вместо его пальцев во мне окажется его член, меня бросало в дрожь, я ведь так долго к этому шёл. Теперь Эдвард станет моим первым и последним, ведь мы навсегда останемся вместе (?!). Почему-то эта мысль меня расстраивала, наверное, это всё моя полигамность. Ах, да уж, нашёл время думать обо этом, когда — ах, чёрт, да, да, прости, любимый, я отвлёкся. К двум пальцам прибавился ещё один, и эти интенсивные движения, горько-сладкие поцелуи и жадный взгляд глаз, которые будто почернели от голода и похоти, — всё это сводило меня с ума. Затем Эдвард стал облизывать мою шею, проводя языком до самого уха. Теперь он вытащил пальцы, и я почувствовал, как он входит в меня. На вопрос, готов ли я, он получил ответ «Всегда готов, сладкий». Эдвард двигался медленно, полностью входя в меня. Чувствовать его внутри — это что-то с чем-то, даже не могу найти подходящих слов. Плавные, медленные движения заставляли меня стонать и всхлипывать, от ощущения заполненности я весь дрожал, чувствуя, как слегка выпирает живот из-за того, как глубоко он вошёл. Рукой Эдвард накрыл мой живот, немного надавливая. «Ах!» — чёрт, я вскрикнул, и нежность Эдварда будто растворилась, он словно превратился в зверя, а движения чуть ускорились. Затыкая мой рот поцелуями, он молил меня не так бурно на всё реагировать, иначе он просто съест меня, в ответ я сказал, что не против, и куснул его в плечо, но в первом нашем акте мы всё равно старались быть нежнее и не наращивать темп, чтобы моё нутро привыкло к его размерам. Да нам и не нужно его наращивать, мне даже нравилась такая неторопливость. В тот день Эдвард сжимал меня в своих объятиях, хватая то за бедро, то за спину, то за плечи, и я чувствовал его уже на совсем ином уровне. Теперь мы два влюблённых вампира, и меня всё устраивает, хотя всё вокруг выглядит не так, как я представлял.