Сахарная вата

Лиза Лиза хотела застрелиться. Потому что Джозеф и Цезарь её конкретно заебали. Именно заебали. И никакое другое слово тут не подойдёт. Мало того, что Джозеф совершенно не воспринимал тренировки всерьёз и то и дело отвлекался, так он ещё и Цезаря отвлекал. А ведь Цезарь самый прилежный ученик, которого только можно вообразить, и слова Лизы Лизы для него закон. Но с появлением ДжоДжо на Эйр-Сапплене всё изменилось. Появление Джозефа на острове в принципе было событием чрезвычайной важности, ведь новые ученики у Лизы Лизы появлялись раз в никогда. И это даже не преувеличение. Поэтому совсем не удивительно, что с прибытием Джостара жизнь для немногочисленных обитателей Эйр-Сапплены заиграла новыми красками. Для Сьюзи Джозеф стал глотком свежего воздуха. Новый человек — новые темы для общения, а поболтать обо всём на свете Сьюзи просто обожала. И как бы сильно она ни любила разговоры с Цезарем и Лизой Лизой, но иногда ей хотелось совершенно новых впечатлений. Да и эти двое не самые разговорчивые люди в мире. И иногда даже магия убеждения Сьюзи не могла заставить их открыться. Так что знакомство с ДжоДжо для неё стало праздником. Ну или по крайней мере поначалу. Для Мессины и Логгинса Джозеф стал новым подопытным кроликом. Пусть большую часть времени тренировками Цезаря занималась именно Лиза Лиза, но иногда юный Цеппели работал и с ними. И за это время Мессина и Логгинс уже успели понять все его сильные и слабые стороны. А вот Джозеф до сих пор был для них загадкой. И эту загадку им не терпелось разгадать. А вот для Цезаря… С ним всё было намного-намного сложнее. Лиза Лиза просто не понимала, что происходит у него с Джозефом. И не могла точно сказать, действительно ли они ненавидят друг друга или же это очень странное проявление их дружбы. Потому что иногда они поливали друг друга отборными ругательствами, ссорились по поводу и без, а то и вовсе чуть не пытались убить друг друга, а потом вдруг начинали вести себя так, будто они лучшие друзья и знают друг друга миллион лет. И в такие моменты совсем не верилось, что Цеппели и Джостар познакомились лишь пару недель назад. А как Цезарь смотрел на ДжоДжо… Ну не смотрят так на друзей! Даже Лиза Лиза это понимала, а ведь она далеко не эксперт в человеческих чувствах. Хотя здесь и не нужно быть экспертом — у Цеппели и так всё на лице написано. А написано там: «Безнадёжно влюблённый идиот». И не одна Лиза Лиза это заметила. Буквально весь остров был в курсе, что Джозеф и Цезарь с ума друг по другу сходят. Только слепой этого не увидит. Хотя даже слепые всё поймут, ведь все разговоры Джозефа о Цезаре, а все разговоры Цезаря о Джозефе… — Как же они меня достали, — закатила глаза Сьюзи, когда ДжоДжо и Цезарь устроили очередную недоссору из-за какой-то ерунды. — Сколько можно ходить вокруг да около? Они же так влюблены… Но оба такие идиоты и ничего не делают. Даже хочется вмешаться и вдолбить в их пустые головы здравый смысл. — А мне кажется, не стоит, — покачала головой Лиза Лиза. — А вот и стоит! Вы знаете, что мне Цезарь недавно сказал? Он думает, что ДжоДжо нравлюсь я, представляете? А ДжоДжо… Да он вообще мало в этом понимает. Вернее, вообще ничего не понимает. Уверена, если никто ему не скажет, он так и будет думать, что это дружба такая. Они безнадёжны… — И всё-таки не надо. Во-первых, это их дело и нам не стоит вмешиваться. И во-вторых, это помешает тренировкам. Вот одолеем людей из колонн, тогда пусть и решают свои любовные проблемы. — Ну раз вы так считаете, то ладно, — Сьюзи явно не удовлетворил такой ответ. Но кто она такая, чтобы спорить с Лизой Лизой? Вот и оставалось просто наблюдать за мучениями этих влюблённых идиотов. К слову о них, они продолжали о чём-то спорить, а может, уже просто орали друг на друга без особой на то причины. Да так громко, что весь остров прекрасно слышал каждое слово. — Да сколько можно уже меня трогать? — отбивался от Джозефа красный как рак Цезарь. Видимо, ДжоДжо опять решил полапать его за задницу. — Сколько захочу, столько и буду, — смеялся в ответ Джозеф. — Ну и как тебя не трогать, когда ты так мило краснеешь? — Это от злости. И ты не смейся, тебе тоже достанется. Только я так потрогаю, что ты ходить потом не сможешь. — Ну Цезарино, не при людях же. Давай хоть до вечера подождём. — Господи, ДжоДжо, сколько можно? Почему ты такой озабоченный? — А ты у нас как будто святой. Я же вижу, как ты на меня смотришь. Просто признай, что ты хочешь это тело, — сказав это, Джозеф принял самую нелепую позу из возможных. Ни капли не сексуальную. Но для Цезаря в самый раз. Ведь с такой майкой как у ДжоДжо (хотя этот микроскопический кусок ткани едва ли можно назвать майкой) и настолько обтягивающими джинсами и так все прелести напоказ. И пусть Джозеф бесил Цезаря до невозможности, тело у него и правда шикарное. Лиза Лиза частенько замечала, что и Сьюзи иногда засматривалась на его мощную грудь, кубики пресса и невероятно длинные ноги. И не просто засматривалась, а чуть ли не слюни пускала. — Да иди ты на хуй! — Если только на твой, малыш Цици. Это прозвище стало последней каплей. Цезарь ненавидел его каждой клеточкой своего тела (хотя и остальные миллион прозвищ он тоже терпеть не мог), и стоило только ему прозвучать, как начинался нескончаемый поток отборной итальянской ругани. За которым обязательно следовало рукоприкладство. Впрочем, то был язык любви Цезаря. Да и Джозефа тоже, ведь взаимные оскорбления и посылания на хуй у этих двоих звучали похлеще противно сладких милостей нормальных влюблённых парочек. А если Джозеф или Цезарь вдруг решат по-человечески признаться в своих чувствах, то вселенная схлопнется. Ведь где это видано, чтобы эти идиоты разговаривали как нормальные люди? — Как дети малые, — не сдержала усмешку Лиза Лиза. — А мне кажется, они больше на клоунов похожи, — отметила Сьюзи. — Нет ну правда, это какой-то цирк.

***

— Це-е-е-з, а давай стащим у Лиззи вино? — вдруг предложил Джозеф после очередного тяжёлого дня тренировок. Впрочем, рано или поздно Цезарь ждал этого предложения. — Во-первых не называй Лизу Лизу «Лиззи». Это неуважительно. Во-вторых, ничего воровать мы не будем. Вино тем более. Маленький ты ещё для алкоголя. — Да ладно тебе, Цезарино, — по-дружески приобнял его ДжоДжо, надеясь, что это и правда заставит Цеппели передумать. — Или ты боишься, что мамочка тебе отругает? Трусишка Цезарёнок. — Ещё чего! — возмутился Цезарь. А в голове сразу всплыли воспоминания о дне, когда Сьюзи удалось убедить его украсть пару бутылочек из винного погреба Лизы Лизы. Сам вкус вина Цезарь уже напрочь забыл, но наказание за его воровство он помнил до сих пор. Лиза Лиза так разозлилась на них тогда, что заставила драить весь остров. Буквально весь остров. И несмотря на хамон (Сьюзи весь день обиженно дулась из-за этого, ведь по её мнению использовать хамон было жульничеством) на это ушёл целый день. И в этот раз Цезарь одной уборкой точно не отделается. В прошлый раз он боялся, что Лиза Лиза бросит его в масляную яму и заставит взбираться по Колонне Адского Подъёма. И теперь подобное наказание вполне могло оказаться реальным. И пусть теперь для Цезаря это не такое страшное испытание, отмываться от всего этого масла было той ещё морокой. А одежду так и вовсе пришлось выбросить. — Ну и чем прикажешь заняться? Тренировки на сегодня кончились, до отбоя ещё куча времени, а заняться тупо нечем. — И ты поэтому хочешь напиться? Тебе ж потом плохо будет. — Не напиться, а выпить и приятно провести время! — От тебя звучит очень сомнительно. Уверен, ты в одно рыло всю бутылку выжрешь. А потом ещё заблюешь всё, что можно и нельзя. — Да не будет такого! Я даже тебя перепить смогу. Вот увидишь. — Ладно-ладно, верю. Но проверять мы это, конечно, не будем. А если тебе скучно… У Лизы Лизы хорошая библиотека. Думаю, даже ты найдёшь что-то на свой вкус. — Сомневаюсь, что у неё есть комиксы. — Комиксы? Серьёзно? Какой же ты ребёнок, — усмехнулся Цезарь. — А ты занудный дед-пердед, который не умеет веселиться. Чем ты вообще занимаешься после тренировок? Книжечки читаешь? Нормальные хобби у тебя есть? — Да чем тебе обычные книги не угодили? — Ну а что-то кроме книг? — не унимался Джозеф. Ещё чуть-чуть и Цезарь точно скинет его с балкона. Развлекать ребёнка-переростка не совсем то, чем Цеппели хотел заниматься этим вечером. — Я люблю играть в дартс, — нехотя ответил Цезарь, уже предвкушая недовольный вой ДжоДжо. Но тот заинтересованно закивал в ожидании продолжения. — А ещё… У меня есть коллекция зажигалок. — Покажешь? — аж глаза засияли. Ну точно ребёнок. Впрочем, это даже мило. На самом деле Цезарь не особо хотел пускать Джозефа в свою комнату. Потому что у ДжоДжо была невероятная способность устраивать беспорядок в идеально прибраной комнате лишь за пару минут. Но сейчас Джозеф вёл себя вполне прилично, так что Цезарь не стал спорить. Тем более запреты никогда не останавливали ДжоДжо. И даже если Цеппели запретит входить, Джостар всё равно войдёт. — Только не вздумай ничего ломать, — предупредил его Цезарь, как только Джозеф оказался в его комнате. — Иначе я тебе голову откручу, понял? — Да не буду я ничего ломать, не ссы, — обиженно надулся ДжоДжо, а сам удобненько устроился на кровати Цезаря, будто это его собственная. Коллекция Цезаря действительно была внушительной. Оно и неудивительно, ведь собирать зажигалки он начал тогда же, когда и курить. А курил он очень и очень давно. И среди обычных зажигалок, которые можно было купить в любом киоске, выделялись и весьма занимательные экспонаты с вычурной гравировкой, которые Цезарь частенько воровал вместе с чужими кошельками. Кажется, здесь были зажигалки всех цветов, форм и размеров. Но больше всего было зажигалок всевозможных оранжевых оттенков, начиная огненно-рыжим и заканчивая персиковым. Оно и понятно — любимый цвет Цезаря как-никак. И, конечно же, всё было тщательно рассортировано, будто это не просто коллекция, а самый настоящий музей, пусть и маленький. Хотя если учитывать невероятное количество этих зажигалок, из них вполне может получится неплохая выставка. Самой любимой у Цезаря была зажигалка с подсолнухами. Может, не самый интересный вариант — это была обычная зажигалка с нарисованными маленькими подсолнухами — но Цеппели просто обожал её. Но, возможно, всё дело в том, что это его любимые цветы, а Цезарю просто нравились все вещи, где хоть как-то фигурируют эти солнечные цветы. Но Джозефа больше всего привлекла зажигалка в форме орла. Весьма потёртая и побитая жизнью, но всё ещё завораживающая. И ДжоДжо с таким интересом смотрел на неё, что Цезарь не удержался и разрешил подержать эту зажигалку в руках. — А откуда она у тебя? — спросил Джозеф, зачарованно рассматривая это маленькое чудо со всех сторон. — Ей уже куча лет, так уже и не вспомню, — солгал Цезарь. Он прекрасно помнил, кому именно принадлежала эта зажигалка. Но говорить об этом с Джозефом он был пока не готов. — Кажется, тут что-то написано. «M. Z.» Может, инициалы? Марио Цеппели. Вот кто был прежним хозяином этой красивой зажигалки. И это последнее, что он оставил Цезарю, прежде чем навсегда покинуть его. Когда-то юный Цеппели хотел избавиться от неё, чтобы окончательно вычеркнуть отца из своей жизни, но рука не поднималась выбросить такую красоту. А теперь… А теперь это единственное напоминание о том, что Марио когда-то существовал. — Ну всё, просмотр окончен, — Цезарь резко выхватил зажигалку из рук Джозефа. — Она реально старая. И очень хрупкая. Так что больше её не трогай. — Значит, она дорога тебе? — Конечно, дорога, — но как только эти слова вырвались изо рта Цезаря, он осознал свою ошибку. — Как и все остальные. Каждая зажигалка одинаково ценна для меня. — Но эта зажигалка особенная, — догадался ДжоДжо. Вот когда думать надо, он не думает совсем, а когда не надо, то думает просто с невероятной скоростью. — Да что ты привязался к этой чёртовой зажигалке? — А ты чего так разозлился? Я же не сломал ничего. — Знаешь что, — терпению Цезаря пришёл конец. — Выметайся. Достал меня. — Но я же только пришёл. — А меня не ебёт. Просто вали, или я сам тебя выставлю. — Да объясни уже наконец, что я сделал не так в этот раз. — Всё! — Цезарь перешёл на крик. — Ты всегда лезешь не в своё дело. Всегда тебе надо засунуть свой любопытный нос везде, где можно и нельзя. А ещё ты никогда не слушаешь других. И ничего не воспринимаешь всерьёз. Для тебя всё это игры и шуточки, но в жизни не всегда всё просто и весело. Так что будь добр, свали уже отсюда! Я не шучу, я правда тебя выставлю. Джозеф ничего не ответил на эту гневную тираду и лишь грустно смотрел на Цезаря, будто и правда ничего не понял. Как нашкодивший щенок, ей-богу. Но всё-таки испытывать терпение Цеппели ещё больше он не стал и, понуро опустив голову, наконец, оставил Цезаря в покое и вышел из комнаты.

***

Следующий день у Джозефа не задался с самого утра. С тех пор как обручальные кольца смерти оказались внутри его тела, ни одна ночь не обходилась без кошмаров. А это значило, что Джостар напрочь забыл, что такое высыпаться. Каждое утро он просыпался только более уставшим, как будто вместо того, чтобы отдохнуть во время сна его и без того измождённый организм продолжал тренироваться. С каждым днём кошмары становились всё более и более пугающими. Ведь порой отличить сны от реальности было невозможно. Даже боль чувствовалась так, будто всё происходило взаправду. Иногда Джозеф с ужасом просыпался посреди ночи и очень удивлялся, что до сих пор жив и невредим. Вот настолько реалистичными казались эти кошмары. И эта ночь не стала исключением. На самом деле Джозеф не особо помнил, что именно ему приснилось, но гнетущее чувство тревоги сопровождало его и после пробуждения. И чем дольше ДжоДжо думал об этом забытом сне, тем тревожнее ему становилось. Да и вчерашняя ссора с Цезарем не прошла бесследно. Настроение было отвратным до сих пор и вставать с постели не было никакого желания. Джозефу было так тревожно, что он едва смог позавтракать. Съесть хотя бы маленький кусочек — уже пытка. А если не пытка, то ожесточенная битва. Ведь это был уже не просто приём пищи, а сражение Джозефа с его же тошнотой, которая накатилась с такой силой, что каждая новая порция сразу норовила выйти обратно. А потому Джостар чуть ли не силой запихивал в себя завтрак. К слову о завтраке, ДжоДжо понятия не имел, что именно он ел. Кажется, Сьюзи приготовила какую-то выпечку, наверняка очень даже вкусную, вот только сейчас всё для Джозефа на вкус было как картон. Хотя по ощущениям во рту это больше походило на кусок резины. Но по виду ДжоДжо сказать обо всём этом было нельзя. Ведь Джостар ненавидел, когда другие беспокоятся о нём. В его понимании «беспокойство» = «жалость», а быть жалким Джозефу совсем не хотелось (тем более когда рядом Цезарь). Поэтому он упрямо давился завтраком, чтобы другие не заподозрили неладное. Дальше хуже. На тренировках у Джозефа ничего не получалось. Буквально ничего. Даже самые простые приёмы, которые ещё вчера не вызывали у ДжоДжо сложностей, сегодня были невыполнимым заданием. И за это он уже успел получить от всех, кого можно и нельзя. — Джостар, соберись уже! Хватит в облаках витать, — злился на него Мессина. — Что ты вообще творишь? Забыл как дышать что ли? — вторил ему Логгинс. — ДжоДжо, хватит валять дурака! Это совсем не смешно, — доносилось от Цезаря. И в этих словах слышались отголоски вчерашней ссоры. — Такими темпами ты не сможешь одолеть людей из них колонн и точно погибнешь, — добивающий удар от Лизы Лизы. «Да я и без вас всё прекрасно знаю! Заткнитесь уже!» — хотел заорать им в ответ Джозеф. Его самого тоже не радовало то, что у него ничего не выходит. Но от этих бесконечных упрёков руки опускались совсем. Хотелось просто лечь и заплакать. А потом умереть. А ещё лучше просто взять и исчезнуть. Обычно Джозефу было всё равно на мнение окружающих и на то, что другие говорят у него за спиной. Но когда день за днём слышишь постоянные замечания и придирки по поводу и без, даже для таких как ДжоДжо это не проходит бесследно. И каждое новое замечание только сильнее вгоняло его в депрессию. Одна только Сьюзи ничего не сказала в адрес Джозефа. Вот только она так смотрела на ДжоДжо, что от этого было лишь хуже. Уж лучше бы не стала сдерживаться в выражениях и сказала бы всё, что думала, чем смотрела с такой жалостью и осуждением. «Ну же, ДжоДжо, постарайся. Ты же не хочешь умереть, верно? Ты можешь лучше, гораздо лучше, просто постарайся. Что с тобой случилось? Ты же можешь, правда можешь. Раньше же у тебя всё получалось. Значит и сейчас должно получится, ты просто плохо стараешься», — читалось в этих обеспокоенных глазах. С одной стороны, звучит как поддержка, но с другой… Такой же упрёк, разве что в приятной обёртке. Вот от Сьюзи такого предательства ДжоДжо не ожидал от слова совсем. Неужели на этом чёртовом острове не найдётся ни одного человека, который не будет постоянно его упрекать и тыкать лицом во все ошибки? Хоть один-единственный человек, который сможет его подбодрить. Нормально подбодрить, а не одарить жалостливым взглядом и осуждающим молчанием. Каким-то чудом Джозеф всё же смог пережить эти мучительные тренировки (и ещё миллион придирок). И следующие два приёма пищи тоже. И непонятно, что было сложнее. Пусть за столом никто ни в чём его не упрекал, но сам процесс поедания пищи был тем ещё адом. Запихнуть в себя завтрак было относительно легко, но обед и ужин… Пару (десятков) раз Джозеф и правда боялся, что выблюет всё обратно на тарелку. Вот тогда бы на него точно посыпалась целая тонна всеобщего осуждения. И даже Сьюзи не смогла бы промолчать, ведь она бы точно расстроилась (а может, и разозлилась бы), что кто-то напрасно переводит то, что она с таким трудом приготовила. Но самое страшное началось тогда, когда Джозеф наконец-то остался один. Наедине с собственной тревогой и гнетущими мыслями. «Да что я вообще делаю? — спрашивал самого себя ДжоДжо. — Эти сраные кольца растворятся лишь через две недели, а я как не умел нормально управляться с хамоном, так и не умею. Нет, наоборот, я даже стал слабее. Это невозможно, но… Но я как будто деградирую вместо того, чтобы развиваться. Может, это и правда всё бессмысленно?» Такие мысли совсем не походили на мысли обычного Джозефа. Он ведь всегда был оптимистом и надеялся на удачный случай. Раньше никакие трудности его не пугали, и даже смертельная опасность была для него чем-то нереальным. Чем-то, что грозит кому угодно, но точно не Джозефу. Но то было раньше, пока суровая реальность не ударила Джостара лицом об асфальт. «Я точно умру. У меня нет ни единого шанса против людей из колонн. Они просто раздавят меня в тот же момент, когда начнётся бой. А если боя не будет… То меня убьёт яд из колец. Я в любом случае сдохну. А может, он уже меня убивает? Что если кольца уже треснули? Что если яд потихоньку отравляет меня?» Стоило только Джозефу подумать об этом, как у него заболело в груди. Будто сердце и правда уже было отправлено и медленно отмирало. А проклятая тошнота, словно почувствовав слабость Джозефа, накатилась вновь, заставив его и без того сбитое дыхание сбиться ещё сильнее. Желудок болезненно сжимался и готов был в любой момент извергнуть своё содержимое наружу. И в этот раз избежать этого исхода не получится. «Чёрт, только не сейчас!» Проклятый намордник всё ещё был на лице Джозефа. И конечно же, он до сих пор не успел разобраться в механизме маски. А даже если бы и успел, без нормального ритма дыхания снять её невозможно. Ведь Лиза Лиза позаботилась о том, чтобы это адское приспособление открывалось и закрывалась исключительно с помощью хамона. «Будь ты проклята, старая ведьма». Сколько бы Джозеф ни старался, маска не поддавалась. Грубая сила и правда была здесь бесполезна. Да и с каждым мгновением дрожащие руки становились всё слабее и слабее. И всё, на что был способен сейчас ДжоДжо — судорожно дёргать маску, надеясь, что рано или поздно чудо произойдёт и лицо Джозефа окажется на свободе. «Ну пожалуйста, пусть маска снимется. Я всё сделаю, только пусть она снимется», — умолял ДжоДжо со слезами на глазах. Но маска по-прежнему крепко сидела на его лице, не сдвинувшись ни на миллиметр. Джозеф был в одном шаге от тошноты к рвоте. Он уже чувствовал неприятный кисловатый привкус во рту, а мерзкий комок медленно, но верно поднимался наверх. И сколько не сглатывай, всё равно будет лезть дальше. И пусть звать на помощь Джозеф не любил, но сейчас он бы всё отдал ради того, чтобы кто-то пришёл и снял с него этот чёртов намордник. И пусть пришлось бы выслушать ещё тысячу упрёков о том, что ДжоДжо сам во всём виноват. Да пусть даже это будет Цезарь. Пусть потом орёт на него, сколько влезет, лишь бы снял маску. Но никто не пришёл. Ни через минуту, ни через пять, ни через десять… Хотя для Джозефа каждая секунда тянулась мучительно медленно, ведь каждая секунда — новые мучения. Каждая секунда — новая волна тошноты. Каждая секунда — новый рвотный позыв. «Значит так я и умру? Захлебнусь собственной рвотой?» — с ужасом осознал ДжоДжо, чувствуя, что больше не может сдерживаться. И вот боль, наконец-то, исчезла. Стоило Джозефу сдаться и позволить тошноте победить, как на место страданиям пришло облегчение. Если бы ДжоДжо только знал, что ему станет так хорошо, он бы ни за что ни сопротивлялся. Не стал бы тщетно сглатывать вязкую слюну, не стал бы так крепко стискивать зубы. А то, что маска до сих пор на нём… Плевать. Джозефу уже было плевать на всё. Опустошение от рвоты было настолько приятным, что думать о чём-то другом совсем не хотелось. Да и сил думать в принципе уже особо не было. ДжоДжо только и мог, что открыть рот и наблюдать, как рвота стекает на пол.

***

Цезарь с самого утра заподозрил неладное, но поначалу не придал этому значения. Ну подумаешь, ДжоДжо обленился сильнее обычного. Ну подумаешь, почти ни с кем не разговаривал. Ну подумаешь, не донимал Цезаря каждые пять секунд. Цеппели даже вздохнул с облегчением, ведь наконец-то долгожданные тишина и покой. А ещё Цезарь до сих пор злился на Джозефа, так что даже если бы захотел, не стал бы вмешиваться. В отличие от некоторых, Цеппели не лез в чужие проблемы. Даже если казалось, что залезть просто необходимо. И если уж ДжоДжо молчал о своих проблемах, то этих проблем на самом деле и не было. Да и какие у него могли быть проблемы? Устал от тренировок? Так и Цезарь устал, да так устал, что под вечер едва находил силы принять душ, а не просто завалиться спать даже не раздевшись. Скучал по дому? Да пусть радуется, что у него он вообще есть! Цезарь бы всё отдал ради того, чтобы у него было место, куда он мог вернуться. Место, которое он смог бы назвать домом. Обиделся на Цеппели? Так он сам во всём виноват! Уж если и был тот, кого действительно обидели, так это Цезарь (хотя откуда Джозеф знал, что затронул ту самую тему, которую трогать совсем не следует?). Боялся за своё будущее? Да ДжоДжо вряд ли осознавал серьёзность ситуации, в которую умудрился попасть. «И зачем я вообще думаю об этом идиоте?» — но сколько Цезарь ни пытался, мысли о Джозефе упорно продолжали лезть в его несчастную голову словно мухи. И Цеппели едва сдерживался, чтобы не подойти и не спросить, что не так. Но когда он всё-таки решался поговорить, вместо слов поддержки с его языка срывались лишь упрёки и язвительные комментарии. — Ты опять всё делаешь не так! — звучало вместо «У тебя всё хорошо?». — Да почему ты опять хернёй страдаешь? Ты чем Мессину и Логгинса слушал? — звучало вместо «Может, тебе нужна помощь?». — Ты безнадёжен! В этих тренировках нет смысла! — звучало вместо «Не сдавайся. Завтра всё получится». Цезарь и сам понимал, что даже Джозефа такие слова ранили. Но остановить этот гневный поток уже не мог. Цеппели будто хотелось отомстить за все подколы и нелепые шутки, хотелось задеть ДжоДжо за живое. И за это желание ему было стыдно, ведь Цезарь считал себя выше этого. Такой подход слишком детский и слишком джозефский. Поэтому вечером Цеппели решил взять себя в руки и извиниться. И поговорить наконец-то по-человечески, ведь было ясно как день, что Джозефа что-то беспокоило. Но как только Цезарь оказался перед комнатой ДжоДжо, в его голову стали закрадываться сомнения. Нужны ли вообще эти разговоры? Может, Цезарь просто напридумывал себе всякого и никаких проблем у Джозефа на самом деле и не было? А может, непрошеная помощь сделает только хуже? Но и просто уйти Цезарь уже не мог. Уж если он что-то решил, то должен идти до конца. Только так и никак иначе. «Ну же, Цеппели, возьми уже себя в руки и открой эту сраную дверь!» — но сколько бы он ни пытался убедить себя войти, его тело отказывалось подчиняться и застыло будто статуя. Сколько продолжалось это безобразие, сказать трудно. Но из оцепенения Цезаря вытянули очень странные звуки. Не то кашель, не то рыдания, не то предсмертная агония. И от этих хлюпающих звуков становилось жутко. Что если кольца с ядом уже растворились? Что если ДжоДжо сейчас умирает? Джозеф казался таким беспечным, что за эти две недели, что успели пройти после первой встречи с людьми из колонн, Цезарь чуть было не забыл о существовании этих чёртовых колец. Вернее сказать, он и правда забыл о них. Забыл о том, что ДжоДжо висел на волоске от гибели. И с каждым днём смерть только сильнее дышала Джостару в спину. И сегодня её костлявые руки вполне могли сомкнуться на его шее. Страх за чужую жизнь всё-таки заставил Цезаря открыть дверь. Но он совсем не был готов к тому, что увидел внутри. От увиденного Цезарь и сам едва не умер. Слишком болезненная картина предстала перед ним. Болезненная и такая неправильная… Нет, Джозеф, к счастью, всё ещё был жив, но в этом бледном как мел и скорчившемся от боли человеке едва можно было узнать ДжоДжо. И вместо знакомых океанов в его глазах была лишь мутная поволока. Джозефу было так плохо, что он даже не заметил вошедшего Цезаря. Оно и неудивительно, ведь вряд ли что-то имеет значение, когда тебя чуть ли не выворачивает наизнанку. Ещё и с этим проклятым намордником… А значит, всё, что вышло из желудка так и оставалось на лице. И как бы мерзко и неприятно ни было ощущение рвоты на коже, смыть её не снимая маску было невозможно. Цезарь был в смятении. Разумная часть его сознания говорила, что нужно помочь Джозефу и поскорее снять с него маску, пока тот совсем не задохнулся. Но Цеппели больше хотел прислушаться совсем к другой части. К той, которая ликовала и наслаждалась страданиями ДжоДжо. «Он заслужил. Это наказание за то, что он не знает, когда надо заткнуться», — пронеслось в мыслях у Цезаря. Иногда казалось, что думать Джозеф в принципе не умел и говорил всё, что приходило ему в голову. И это часто ранило окружающих. И Цезаря в особенности, ведь каким-то чудесным образом Джостар всегда находил самые болезненные точки Цеппели и бил именно в них. Да так сильно, что обидно до сих пор. Но всё-таки голос разума победил, ведь Цезарю совсем не хотелось, чтобы Джозеф и правда умер, захлебнувшись собственной рвотой. Лучше уж героически погибнуть в битве с людьми из колонн, чем такая унизительная смерть. И врагу такой не пожелаешь. Наконец, Цезарь снял несчастную маску с лица Джозефа, и в этот момент внутри Цеппели будто сработал переключатель. Ведь ещё никогда он не испытывал такого сильного возбуждения как сейчас. А лицо Джозефа, перепачканное рвотой и слезами было самым горячим зрелищем, которое довелось увидеть Цезарю. «Dio mio, Джозеф никогда не выглядел лучше», — подумал Цезарь, с ужасом осознавая насколько он возбуждён. Ещё никогда у него не стояло так, как сейчас. Казалось, ещё секунда и Цеппели кончит просто глядя на такого жалкого и беспомощного Джостара. Цезарь едва сдерживался, чтобы не накинуться на несчастного ДжоДжо и не выебать его прямо здесь и сейчас. И то, что он до сих пор держал себя в руках было чудом. — Боже, спасибо… Я думал, помру, — сдавленным голосом произнёс Джозеф. «Нет! Перестань! Замолчи! А то я точно не выдержу», — мысленно умолял Цезарь. И может, обращался он вовсе не к Джозефу, а к собственным внутренним демонам. Но эти демоны даже не думали отпускать Цеппели и лишь подливали масла в огонь яркими картинами иных обстоятельств, при которых Джостар мог сорвать голос. Слишком хорошо, чтоб отказаться. Слишком страшно, чтобы взять. И эти грязные фантазии стали точкой невозврата. И грохот от маски, выпавшей из рук Цеппели, ознаменовал начало конца. Цезарь и сам не понимал, что творил. Ему казалось, будто сам Дьявол захватил его тело и теперь мог делать всё, что ему заблагорассудится. Иным поведение Цеппели не объяснить. Может, дала о себе знать преступная юность, подарившая ему наслаждение от чужих мучений. А может, Цезарь был попросту больной на всю голову. Но одно было ясно точно — целовать Джозефа было приятно. Безумно приятно. Так приятно, что оторваться было невозможно. Этот поцелуй был максимально мерзким. Слишком мокрый. Слишком грязный. Слишком пошлый. А на вкус такой горький и противный, что Цезарь и сам едва сдерживал рвотные позывы. Но почему-то этот поцелуй с привкусом рвоты и желчи сносил Цеппели крышу похлеще алкоголя. А может, всё дело в том, что это был именно Джозеф. И даже его рвота для Цезаря была вкуснее любых деликатесов. И поэтому он с таким аппетитом слизывал её с щёк ДжоДжо, будто это сладкий крем на торте. Впрочем, Джостар в каком-то смысле и был деликатесом. По крайней мере для Цезаря уж точно. И он едва сдерживался, чтобы действительно не съесть ДжоДжо. Оторваться было невозможно. Была бы возможность, Цезарь бы присосался ко рту Джозефа намертво. Но всё-таки Цеппели не настолько жесток и иногда всё же отрывался от этих желанных губ, чтобы дать Джостару отдышаться. ДжоДжо и так чуть не задохнулся в своём наморднике, а тут Цезарь едва ли не душил его своей любовью. На самом деле, Цеппели не особо понимал, что именно он чувствовал к Джостару. Иногда он ненавидел ДжоДжо лютой ненавистью и хотел прикончить собственными руками. А иногда любил до невозможности и… всё равно хотел прикончить собственными руками. И, возможно, в моменты, когда в войне чувств любовь одерживала верх над ненавистью, прикончить Джостара Цеппели хотелось даже сильнее. «Господи, что же ты со мной делаешь, ДжоДжо? У меня такими темпами совсем крыша поедет», — думал Цезарь, продолжая отчаянно целовать Джозефа. До того яростно, будто он не целует, а насилует несчастный рот Джозефа своим языком. До того яростно, что его затылок то и дело с громким стуком ударялся об стену. «Хотя, наверное, уже уехала… Далеко и надолго», — осознал Цезарь, чувствуя, как же сильно его заводят сдавленные стоны Джозефа и его залитое слезами лицо. И самое главное — Цеппели безумно нравилась беспомощность Джостара. Ведь что мог сейчас сделать ДжоДжо? Ничего. Ему было так плохо, что он вряд ли осознавал, что с ним сейчас происходило. А даже если осознавал, то сил сопротивляться у него точно не было. Но на одних поцелуях Цезарь останавливаться не собирался. Вернее сам Цезарь, может, и собирался, но его член был совсем иного мнения. Голос разума кричал: «Остановись!», а всё остальное внутри Цеппели кричало ещё громче: «Уничтожь его! Выеби его так, чтобы он ходить не мог!». Его руки сами потянулись к промежности Джозефа и парой резких движений сорвали ремень и расстегнули ширинку, а затем так же стремительно высвободили его член из белья. «Пожалуйста, хватит! Я больше не могу», — читалось в заплаканных глазах ДжоДжо. Но внутренние демоны отказывались внимать этим мольбам. Наоборот, это только больше их раззадорило. Да и Цезаря тоже, чего греха таить. Ему безумно хотелось выебать Джозефа прямо здесь и сейчас. Без всяких прелюдий и без подготовки. Но крошечная капелька адекватности всё-таки ещё присутствовала внутри Цеппели, поэтому сегодня он решил обойтись дрочкой. Всему своё время. Однажды они обязательно пройдут весь путь до конца, но точно не сегодня. Головой Цезарь понимал, что после сегодняшнего Джозеф вряд ли захочет ебаться с ним (хотя и общаться наверное тоже), но Цеппели наплевать, что будет потом. Лишь надрачивать оба члена так, будто от этого зависит судьба человечества — вот что было сейчас действительно важно для Цезаря. И от реакции Джозефа на эти жёсткие ласки Цезарь чуть ли не таял. Его жалобные стоны, больше похожие на скулёж собаки, и водопады слёз были слишком горячими. Такими горячими, что Цеппели и правда боялся сгореть. — Господи, ДжоДжо, как же ты меня заводишь, — шептал Цезарь Джозефу, хотя прекрасно понимал, что тот его не услышит. — Вот бы ты всегда был таким же покорным, как сейчас. Наконец-то ты молчишь и не достаешь меня своей тупой болтовнёй. Хотя на самом деле непокорность Джозефа — это именно то, что привлекало Цезаря. Пусть он тысячу раз бесился с того, что ДжоДжо не хотел никого слушать и всегда поступал по-своему, этот бунтарский дух цеплял Цеппели. Ведь и сам Цезарь такой же. Но всё-таки чувствовать превосходство над Джозефом Цезарю нравилось. И он правда упивался беспомощностью Джостара. С ним можно было делать всё, что пожелаешь. Будто он не человек, а просто вещь. Жалкая марионетка, не способная двигаться без кукловода. — Ну же, ДжоДжо, кончишь ради меня? — продолжал издеваться Цезарь. — Я же вижу насколько тебе это нравится. Ты такая шлюха. Джозеф промычал что-то нечленораздельное в ответ. А даже если бы он и смог выдать что-то связное, Цезарь бы прервал его очередным мерзким поцелуем. Насытититься ими Цеппели никак не мог. Ведь после каждого поцелуя организм требовал новую дозу. И с каждым разом эти дозы становились всё больше и всё слаще. И накрывало от них не слабее, чем от наркотиков. И не только Цезаря. За каждым поцелуем следовал полустон-полувсхлип Джозефа. И что бы он сейчас не думал о происходящем, его тело чуть ли не плавилось от наслаждения. Тело Джозефа было таким податливым и будто само тянулось к Цезарю, требуя новых поцелуев и прикосновений. И тоже было на грани. — Бля-я-ять, как же хорошо, — Цезарь никогда не испытывал ничего подобного. Казалось, что ещё чуть-чуть и он правда умрёт от наслаждения. Его нервы будто сходили с ума и усиливали все ощущения в сотни, а то и в тысячи раз. Цезарь никогда не думал, что обычная мастурбация (хотя назвать такое обычным язык не поворачивался, ведь с Джозефом всё необычно) доведёт его до такого состояния. А ведь в его жизни был не один десяток девушек, но ни одна из них не стала причиной такого крышесносного оргазма. А оргазм и правда был крышесносным. Если раньше Цезарь и был не в себе, то сейчас он окончательно перестал понимать, что происходит. Весь мир сосредоточился на одном ощущении. И имя этому ощущению — эйфория. Больше ничего не имело значения. Ни люди из колонн, ни месть ради отца, ни тренировки, ни ссоры с Джозефом… Всё просто взяло и исчезло. Да даже ДжоДжо и Цезарь как будто перестали существовать. Как будто они слились в единое целое и растворились в океане похоти и страсти. Правда лишь на пару мгновений. И пусть для Цезаря они тянулись словно вечность, очень скоро время снова возобновило свой ход. «Santa Madonna, что же я натворил?», — с ужасом осознал Цезарь. Туман похоти наконец-то рассеялся и теперь Цеппели понял, что именно он сделал с Джозефом. И это осознание убивало. «Я чудовище… Как я мог так поступить с ДжоДжо? Я же не настолько ненавижу его… Или всё-таки настолько?» Смотреть на лежащего на полу Джозефа было невыносимо. А следы спермы на его животе и груди заставляли Цезаря ненавидеть себя ещё сильнее, ведь это не просто сперма — это клеймо их греха. И смыть его уже не получится. Цезарь был в таком шоке, что просто выбежал из комнаты, громко хлопнув дверью. А ДжоДжо так и остался на полу. Будто сломанная игрушка, с которой ребёнку больше не интересно играть.

***

Джозеф пришёл в себя только тогда, когда хлопнула дверь. Сказать, что он был в шоке, ничего не сказать. То, что произошло с ним сейчас просто в голове не укладывалось. Этот Цезарь совсем не походил на Цезаря, к которому привык Джозеф. Нет, он уже успел понять, что Цеппели лучше не злить. Но… Но ведь сейчас Джозеф не делал ничего плохого. Вернее, он вообще ничего не успел сделать, даже слова сказать не успел, а Цезарь уже накинулся на него будто дикий зверь. И ДжоДжо бы понял, если бы Цезарь снова наорал на него, обвиняя во всех смертных грехах. Он бы понял, если бы Цезарь захотел избить его до полусмерти. Всё-таки иногда Джозеф и правда заслуживал хорошего подзатыльника. Вот только не было ни криков, ни ударов… ДжоДжо чувствовал себя использованным. Лишь вещью без чувств и эмоций, на которой Цезарь решил выместить свою злость и усталость от бесконечных тренировок. ДжоДжо чувствовал себя грязным. Грязным от мерзких поцелуев и прикосновений Цезаря. Вся его кожа будто была охвачена пламенем. И он до сих пор ощущал губы и руки Цеппели на своём теле. И сколько бы Джостар ни старался отмыться, сколько бы ни тёр своё несчастное тело жёсткой мочалкой, эти неприятные ощущения лишь усиливались. Хотелось плакать от обиды и разочарования. Ведь Джозеф и правда чувствовал что-то к Цезарю. Нечто странное и непонятное, но такое тёплое и приятное. Может, это нечто и было любовью. Но чем бы ни было это странное чувство, Цезарь это уничтожил. — Почему? Почему так случилось? — непонятно у кого спрашивал Джозеф, больше не в силах сдержать рыдания. Но самое страшное — Джозеф до сих пор не мог по-настоящему возненавидеть Цезаря. Ведь на самом деле он был не против близости с Цезарем. И будь обстоятельства чуточку другими, быть может, Джостар сам бы потянулся к Цеппели за поцелуями. Он ведь и сам постоянно бросал недвусмысленные намёки, а все его гейские шутки были шутками лишь отчасти. А сколько раз ДжоДжо ловил себя на том, как засматривается на тело Цеппели… Проще сказать, сколько раз ДжоДжо на него не засматривался. Вот только сам Цезарь упорно игнорировал это всё. В какой-то момент Джозеф даже стал сомневаться, что у него есть шанс на взаимность. Но в глубине души он всегда продолжал верить, что прочитал упрямого Цеппели правильно. Пусть читать его было безумно сложно, ведь всё самое важное в книге Цезаря написано между строк, но Джозеф и не такое мог расшифровать. Но теперь… Теперь он понятия, не имел, что ему делать дальше. И запутался в Цезаре и в собственных чувствах лишь сильнее.

***

Весь следующий день был для Джозефа пыткой. Он не хотел ни вставать с кровати, ни есть, ни тренироваться. Ему было просто всё равно. И даже если люди из колонн решили бы напасть на пару недель раньше назначенного срока, ДжоДжо бы лишь обрадовался. Ведь тогда бы его мучения прекратились. Но нет, люди из колонн держали своё слово, а значит Джозефу приходилось терпеть эти муки нескончаемого осуждения. Ему казалось, что это осуждение даже усилилось. А находиться рядом с Цеппели и вовсе было невыносимо. В его взгляде Джозеф читал насмешку, хотя на самом деле там было искреннее сожаление. «Искреннее, ну конечно. Знаем мы таких. За идиота меня держит?». И если вчера Джозеф почти не разговаривал, то сегодня он не сказал ни единого слова. Все упрёки Лизы Лизы, Мессины и Логгинса он игнорировал, а на Цеппели и смотреть не хотел. Хотя и сам Цезарь был странным, ведь если он и пытался что-то сказать, то это точно не оскорбления и не придирки. Но ДжоДжо и слушать это всё не желал. — ДжоДжо, у тебя всё нормально? — после ужина Сьюзи не удержалась от вопроса, слишком уж её беспокоило странное поведение ДжоДжо. Спасибо, хоть подождала, когда они с Джозефом останутся наедине. Не хватало ещё осуждающего взгляда Лизы Лизы. Джостар и без неё прекрасно знал, что он облажался на сегодняшних тренировках. Снова. — В полном, — Джозеф попытался улыбнуться, но получилось так себе. Такой вымученной улыбкой даже ребёнка не одурачить. — Верится с трудом, — вот и Сьюзи на это не повелась. — Если что-то произошло, то я готова выслушать и помочь по мере своих сил. Это как-то связано с Цезарем? Цезарь…. О нём Джозеф хотел говорить в последнюю очередь. Тем более со Сьюзи. Он догадывался, что Цезарь и Сьюзи довольно хорошие друзья, а это значило, что высока вероятность того, что Сьюзи встанет именно на сторону Цеппели. Не важно каким ублюдком он был, для Сьюзи он всё равно будет оставаться лучшим другом. — Да какая разница. И вообще это не твоё дело. Лучше не лезь, и без тебя хуёво. — Но я правда волнуюсь. И если это правда связано с Цезарем, то поговори с ним. Что бы у вас там ни произошло, уверена вы помиритесь. — Да что ты вообще знаешь? И не буду я с этим пидором разговаривать. Ни за что на свете! Срываться на Сьюзи было не совсем правильно, ведь она-то уж точно не при делах. Но Джозефу просто жизненно необходимо было выплеснуть на кого-то свой гнев. И Сьюзи сама виновата, что подвернулась под горячую руку. — И засунь свои советы знаешь куда? Нахрен они мне не всрались! Думаешь, ты правда такая умная и всё понимаешь? А вот нихрена! Ничего ты про нас с Цезарем не знаешь. И про Цезаря, кстати, тоже. Не такой уж он и хороший. Сьюзи чуть ли не плакала, но молча выслушивала все оскорбления. И это смиренное молчание раздражало Джозефа даже больше непрошенных советов. Хотя на самом деле, сейчас что угодно было для него всё равно что красная тряпка для быка. — И если ты правда так беспокоишься обо мне, почему ты ни разу не пыталась меня поддержать, пока все остальные поливали меня говном? А как стыдно стало, так сразу: «ДжоДжо, всё нормально? ДжоДжо, ты можешь мне всё рассказать». А надо было раньше. Сейчас это выглядит жалко. И ни капли не искренне. — Прости, — чуть слышно произнесла Сьюзи. — Да мне уже похуй, можешь не извиняться. Просто оставь меня уже в покое.

***

После злополучного блевотного эпизода Цезарь постоянно пытался извиниться. Причём пытался чуть ли не каждую секунду свободную от тренировок. Поначалу эти попытки ограничивались виноватым молчанием и пронзительным взглядом, полным сожаления, ведь рядом с Джозефом все нужные слова просто испарялись из головы Цеппели. А если слова каким-то чудом и находились, то ДжоДжо всегда умудрялся свалить в закат до того, как они прозвучат. — Да сколько можно от меня бегать? Ты можешь хотя бы выслушать? — на третий день игнорирования (к слову, очень даже заслуженного) Цезарь не выдержал. И готов был на всё, чтобы Джостар услышал его извинения. На всё, в том числе и на применение грубой силы. Но хотелось надеяться, что до этого не дойдёт. — Не собираюсь я ничего слушать! — бросил в ответ ДжоДжо. Но не ушёл. Неужели и правда прогресс? — Ты серьёзно думаешь, что мне не похуй на твои извинения? — Знаю, но… — Вот и вали на хуй, раз знаешь. Видеть тебя не хочу. И ты не представляешь, как сильно я жду дня, когда мы победим пидоров из колонн. И нет, не только потому что хочу избавиться от сраных колец. Потому что я хочу вычеркнуть тебя из своей жизни. Раз и навсегда. От последней фразы внутри Цезаря что-то сломалось. Пусть Джостар далеко не подарок, но Цеппели не хотел терять его спустя лишь месяц знакомства. Слишком уж это знакомство было для него важным. Хотя в желании Джозефа совсем забыть о Цезаре нет ничего сверхъестественного. Было бы странно, если бы он наоборот решил продолжить общение. Пусть ДжоДжо и был беспечным, но не настолько же. — Я бы и на тренировках с тобой не хотел пересекаться лишний раз, но с этой старой ведьмой спорить себе дороже. Если считает, что она в чём-то права, то другого мнения и быть не может. Да и вообще срать она хотела на наши проблемы. Ей главное, чтобы тренировочки по плану шли. — Не смей оскорблять Лизу Лизу! — возмутился Цезарь. Да так сильно, что все мысли об извинениях вмиг улетучились. — Говори обо мне всё что хочешь. Но о Лизе Лизе не смей говорить гадостей. — Но ведь на правду не обижаются. Уверен, если она узнает о том, что ты со мной сделал, то она скажет что-то типа: «Да мне похуй, что у вас там происходит, тренируйтесь усерднее!». И вообще тебе она всё простит, ты ж у нас любимчик. — Она бы ни за что так не сказала. — Сказала бы, да ещё как. Вот увидишь. Хочешь, можем прямо сейчас пойти к этой суке и спросить. — На драку нарываешься? — А может и нарываюсь! И действительно, после этих слов Цезарь накинулся на Джозефа с кулаками. Называется, хотел нормально извиниться, а вышло всё как всегда. Но не мог Цеппели просто взять и проигнорировать оскорбление своей наставницы. Спустя десятки ударов, пару новых синяков и кучу отборных ругательств на двух языках (но больше всё-таки на итальянском) появилась виновница данной драки. И Лиза Лиза явно была не в восторге от произошедшего. — И что это вы тут устроили? — максимально разочарованным тоном спросила Лиза Лиза, разнимая своих непутёвых учеников. — Совсем страх потеряли? — Это всё ДжоДжо! — говорил в свою защиту Цезарь. — А вот и неправда! Цез первый начал, — отнекивался Джозеф. — Мне плевать, что вы там опять не поделили. Да и в принципе всё равно, чем вы занимаетесь в своё свободное время. Но во время тренировок будьте добры слушать то, что я говорю и тренироваться как следует, — всё как предсказывал ДжоДжо. Разве что без мата. — А теперь живо успокоились и вернулись к Мессине и Логгинсу. Перерыв давным-давно закончился. «Неужели ей правда настолько всё равно? Неужели она и правда настолько бессердечная и её правда волнуют лишь наши тренировки?» — Цезарь отказывался в это верить, но все факты говорили об обратном. И то, что Джозеф оказался прав (в очередной раз), стал добивающим ударом. — И ДжоДжо, возьми уже себя в руки, — бросила Лиза Лиза уходящему Джозефу, отчего тот снова поник.

***

Цезарь никогда не понимал, как работает логика Джозефа. Она точно не подчиняется нормальным человеческим законам, ведь не мог же после неудавшихся извинений сегодняшней драки ДжоДжо и правда захотеть поговорить с ним. — Так и будешь молча на меня пялиться? — недовольно бросил ДжоДжо, уже явно теряющий терпение. — Ты впустишь или как? Цезарь был в таком шоке, что без лишних слов распахнул дверь, приглашая Джозефа внутрь. И как только Джостар переступил порог его комнаты, осознание будто током ударило Цеппели и заставило вновь начать извиняться: — Я в тысячный раз повторяю, что мне очень-очень жаль и я искренне сожалею о том, что натворил. — А я в тысячный раз повторяю, что мне насрать на твои жалкие извинения. — И ты пришёл только ради того, чтобы это сказать? — Да, блять! А ещё, чтобы напомнить, как я тебя ненавижу. Чтоб ты сдох! И не просто сдох, а самой мучительной смертью из возможных. — Если больше тебе сказать нечего — уходи. Я не собираюсь слушать всё это снова. — Нет, подожди! — если раньше Джозеф говорил громко, то теперь он орал так, что ушам было больно. И чтобы Цезарь никуда не сбежал чуть ли не впечатал его в стену. — Знаешь, что бесит меня больше всего? Ну же, догадайся с трёх раз. Цеппели озадаченно покосился на Джостара, но так ничего и не сказал, что взбесило ДжоДжо лишь сильнее. — Молчишь, значит? Совсем идей нет? А ведь ты всегда молчишь в такие моменты. Когда не надо, тебе только повод дай доебаться до всего, до чего можно или нельзя. И орёшь так, что тебя не заткнуть. А когда надо задать один блядский вопрос, то у тебя будто способность разговаривать атрофируется. — Да о чём ты, чёрт возьми, говоришь? — Да господи, как же долго до тебя доходит, — от злости Джозеф ещё сильнее вцепился в плечи Цезаря. Да так, что аж костяшки побелели. — Меня тоже к тебе тянет. Ты, блять, даже не представляешь, как сильно. Но ты всё взял и испортил. И вместо того, чтобы как нормальные люди разговаривать словами через рот, а не через жопу, просто взял и чуть ли не изнасиловал. Я бы, может, и согласился тогда. Если бы мог говорить, а не валялся на полу, захлёбываясь собственной рвотой. Цезарь продолжал молчать. Лишь озадаченно глядел на Джозефа, будто и правда ничего не понимал. И это молчание только сильнее разжигало огонь ярости ДжоДжо. — Чёрт, да сними уже с меня этот намордник! Я помру, если не засосу тебя прямо здесь и сейчас. Снова вспышка хамона. Снова грохот маски. Снова яростные поцелуи. Разве что в этот раз более неуклюжие и без привкуса рвоты. Но и без этого было мерзко до тошноты, ведь поцелуи Джозефа были до того неумелые и рьяные, что Цезарю казалось, будто ему в глотку запихивали огромных слизней. Впрочем, он был и не против. Целоваться по-нормальному Цеппели мог с кем угодно. А с Джостаром всё было не так, как у нормальных людей. — Как же я тебя ненавижу, — звучало между склизкими поцелуями. — И это взаимно, — звучало в ответ. А затем скользкие языки снова сплетались в мерзотнейшем танце. Но этого было мало. Чертовски мало. Обоим хотелось чего-то посерьёзнее. Чего-то ещё более мерзкого. — Значит, так ты со своими девушками обращаешься? Мне их даже немного жаль, — ради этого Джозеф даже оторвался от поцелуев. — Да сдались тебе эти девушки. Ты не они, — возмутился Цезарь. Ну почему этому надоедливому Джостару опять приспичило поговорить? — И хватит уже болтать? Ты когда-нибудь вообще затыкаешься? — Ну так заткни меня сам, если моя болтовня так тебя бесит, — а сам улыбался так, будто хотел этого больше всего на свете. — Не переживай, ещё как заставлю. И без лишних слов Цезарь заставил Джозефа опуститься на колени. Хотя слово «заставил» тут едва ли подойдёт, ведь ДжоДжо и сам был не против такого исхода событий. И судя по его довольному лицу, явно предвкушал то, что Цезарь хотел с ним сотворить. И так непристойно вскинул брови, что Цеппели на секунду показалось, что сейчас в рот выебут его, а не наоборот. Но стоило только губам Джозефа прикоснуться к головке, Цезарь понял, что ничего хорошего из этого не выйдет. Техника у Джозефа была никакущая. Сразу было ясно — девственник на все сто процентов. И как бы сильно Цезарь не хотел его сейчас, его неумелые попытки отсосать убивали всё желание продолжать. Зубы ДжоДжо то и дело задевали чувствительный орган, а иногда и вовсе слегка его прикусывали. А ещё Джозеф явно думал, что заглотить поглубже будет уже достаточно, чтобы доставить Цезарю удовольствие. Вот только на практике от этого был лишь дискомфорт, потому что больше казалось, что Джостар тупо хочет съесть его член. Хотя в каком-то смысле это даже было мило, ведь ДжоДжо так старался. Но всё равно терпеть такой отвратительно жалкий минет Цезарь больше не мог. — ДжоДжо, ебаный в рот, я тебя щас об стенку трахну, соси нормально. — Да пытаюсь я. — Плохо пытаешься. Всё, блять, надо самому делать. — Да не бесись ты так, сейчас всё будет. — Просто открой рот и ничего не делай, — приказным тоном произнёс Цеппели. — И я не шучу. Ничего. Не. Делай. Ты меня понял? ДжоДжо хотел было начать возмущаться, но Цезарь так яростно сверлил его взглядом, что в итоге Джозеф передумал спорить и послушно раскрыл рот так широко, как только мог. И не медля ни секунды, Цеппели поспешил вставить свой член в этот соблазнительный рот. Когда ДжоДжо действительно ничего не делал, дело и правда шло намного легче. Наконец-то никакого дискомфорта. Наконец-то никаких зубов. Наконец-то хоть какие-то приятные ощущения. — Вот сразу бы так, — довольно заулыбался Цеппели, снова и снова толкаясь в горячий и мягкий рот Джостара. — Можешь же, когда захочешь. Но самое лучшее — наконец-то вместо назойливой болтовни обо всём подряд от Джозефа доносились лишь невнятное мычание и сдавленные стоны. А его горло то и дело сжималось, лишь крепче обнимая член Цезаря. Будто ДжоДжо хотел выжать из Цезаря все соки. — Нравится, когда тебя ебут во все щели, пидорская ты подстилка? И если судить по закатившимся бирюзовым глазам, Джозеф и сам кайфовал от того, как Цезарь насилует его рот. Цеппели ебал его так яростно и жёстко, будто и правда хотел превратить последние мозги Джостара в фарш. А тот и не против. — Я тебя уничтожу. Разорву на куски. От тебя даже мокрого места не останется, — продолжал упиваться своим превосходством Цезарь. Разрядка была всё ближе и ближе. И лишь одна мысль о том, что Цезарь вот-вот кончит прямо в глотку Джозефа, стала его пределом. — Dio mio, какой же у тебя ахуенный рот, — прорычал Цеппели, когда оргазм наконец-то накрыл его с головой. — Глотай, сука. Чтоб всё проглотил, до последней капли. Джозеф и правда послушался. И даже не скривился. Наоборот, облизнулся, как довольный кот, наевшийся сливок. Вот только удержать сперму внутри себя надолго у ДжоДжо не получилось. Ведь не прошло и минуты, как желудок поспешил избавиться от не совсем съедобной жидкости. И, чёрт, как же это было горячо. Даже обычная рвота Джозефа была слишком горячей и крышесносной, а рвота спермой… И не просто спермой, а спермой Цезаря… Лучше и не придумаешь. Цеппели едва сдерживался, чтобы не впиться в эти губы, перепачканные слюной и кончой. — Блять, какой же ты мерзкий. Вот обязательно нужно было испортить такой момент? — вот только Цезарь не хотел признавать, насколько ему нравилось это зрелище. Правда головой он понимал, что любые слова выдадут его сполна. Слишком уж Джостар догадливый. — Ой, кто бы говорил, — Джозеф сплюнул остатки спермы. — У меня хотя бы не встаёт на блюющих мужиков. Если и есть тут кто-то мерзкий, так это ты. Так что ничего я не испортил. И ДжоДжо был чертовски прав, ведь у Цезаря и правда встало от того, как Джозефа стошнило его же спермой. А ведь Цезарь только-только кончил… Чёрт бы побрал этого Джостара и его слишком соблазнительную рвоту. — Ты нарываешься? — Ой, да что ты мне сделаешь? Опять запаникуешь и убежишь? — засмеялся Джозеф. Будто и правда издевался. Будто и правда испытывал терпение Цезаря. — О, я так убегу, что ты потом встать не сможешь, — с этими словами ДжоДжо бросили на кровать. Да так резко, что весь воздух из лёгких вышибло. Не успел Джозеф отдышаться, как его горло накрыли чужие сильные руки. И сжали так сильно, будто Цезарь и правда хотел задушить его. — Весело тебе, да? — усмехнулся Цеппели. И от этой усмешки было действительно страшно. А от безумного блеска в глазах и подавно. — Ну давай, пошути, ты же так это любишь. Вместо слов из горла Джостара вырвались лишь хрипы. И это заводило Цезаря лишь сильнее. — Значит не можешь, — с наигранным сожалением произнёс Цеппели. — Какая потеря. И всё-таки Цезарь не хотел на самом деле убить Джозефа, поэтому нехотя он всё же ослабил хватку. Но останавливаться на этом Цеппели не собирался. Ещё целая ночь впереди, а это значило, что настоящее веселье только впереди. И плевать, что ДжоДжо сейчас не мог двигаться. Цезарь и без этого найдёт, чем себя удовлетворить. Тем более несмотря ни на что у Джозефа по-прежнему был каменный стояк. — И ты ещё мне что-то там предъявлял? У самого же стоит на удушье. Больной ублюдок. Конченный извращенец, — не упустил шанса посмеяться Цезарь. Жаль, что ответной реакции не последовало. ДжоДжо попытался прохрипеть что-то в ответ, но не получилось. Но Цеппели и не нужен ответ. Всё, что ему нужно — чёртов член Джостара внутри себя. Цезарю так не терпелось ощутить Джозефа внутри себя, что он едва ли не сразу насадился на его член. Но всё-таки капелька здравого смысла у него осталась, так что хотя бы чуть-чуть растянуть себя ему всё же пришлось. Да и насухую с таким гигантом как ДжоДжо заниматься сексом без серьёзных последствий просто нереально. Поэтому в ход пошло то самое масло, которое Джозеф постоянно таскал с собой. Не лучший выбор, но альтернативы сейчас не было. Ни о какой нежности и речи быть не могло. Такое ощущение, будто Цезарь пытался не достигнуть разрядки и довести до неё Джозефа, а причинить как можно больше боли им обоим. Но именно это ему и нужно было сейчас. Только боль могла принести ему истинное наслаждение. А Джозеф… А о Джозефе Цезарь думал сейчас в последнюю очередь. Цеппели в принципе не думал в этот момент и действовал на автомате. Он не жалел ни себя, ни ДжоДжо. Казалось, даже если Цезарь перестарается и случайно себя порвёт (или оторвёт Джозефу член), даже тогда ему будет всё равно. «Хамон всё исправит. Никто же не отменял исцеляющий хамон», — если бы Цеппели сейчас мог думать, то наверняка бы подумал об этом. Но сейчас в его голове не было ничего адекватного. Лишь ликование внутреннего похотливого животного — вот и всё, что слышал сейчас Цезарь. Цеппели казалось, что его вот-вот разорвёт пополам. А Джостар и вовсе потерял сознание от такого крышесносного секса и просто лежал тряпочкой, пока Цезарь снова и снова насаживался на его член. В таком бешеном темпе, будто и правда хотел убить себя таким изощрённым способом. И эта пытка закончилась лишь тогда, когда Цезаря вновь накрыла волна оргазма. Ну и Джозефа тоже, но до него Цеппели дела особо не было. Какое-то время обоим было настолько плохо и хорошо, что никто не мог пошевелиться. Цезарь даже стал переживать, что в этот раз он оказался слишком жёстким и такого невероятного аттракциона похоти ДжоДжо просто не пережил. Но заметив ленивое копошение рядом, Цеппели немного успокоился. А когда Джозеф нежно обнял его, Цезарь и вовсе вздохнул с облегчением. — Цез, а можно маску утром надеть? Можно ведь, да? — Джозеф состроил самую невинную мордашку, на какую только был способен. И, чёрт, это действительно сработало. Будь они прокляты, эти огромные бирюзовые глаза. И почему только такие красивые глаза достались такому идиоту? — Ладно, заслужил, — нехотя согласился Цезарь. — Но только в этот раз. — Обожаю тебя, — довольно заулыбался ДжоДжо и ещё крепче обнял Цезаря. — А вообще удивительно, что такой прилежный ученик как ты решил вдруг ослушаться Лизу Лизу. Я точно не сплю? — Просто ты плохо на меня влияешь. Ты только посмотри, чем мы вообще занимаемся. Мы такие мерзкие. — Да ладно тебе. Ну подумаешь, оба парни. Ну подумаешь, у тебя очень странные предпочтения. Могло быть и хуже. — Да куда уж хуже… — Цезарю безумно хотелось закурить, вот только сигареты остались в кармане куртки, и Цеппели был не совсем в том состоянии, чтобы двигаться. Да и выбраться из объятий Джостара у него бы вряд ли получилось. — Ты так легко к этому относишься. Ты хоть понимаешь, насколько это всё неправильно? — А тебе не похуй? — А тебе значит похуй? — Цезарь был в шоке от такой легкомысленности ДжоДжо. Это слишком беспечно даже для него. — Ты не боишься, что однажды я снова сорвусь и в этот раз не смогу остановиться? Ты правда хочешь, чтобы я тебя случайно убил? — Но ты же не будешь так делать, — как же по-детски наивно это прозвучало. Как будто Джозеф уже успел забыть то, что Цезарь с ним сотворил. И как будто лишь пару часов назад не пытался прикончить за это Цеппели. — А даже если будешь, то это будут проблемы ДжоДжо из будущего. ДжоДжо из настоящего всё устраивает. И в подтверждении своих слов Джостар поудобнее устроился на плече Цеппели, используя его как подушку. И этим очень напоминал кошек, которые обожают спать везде, где можно и нельзя. Разве что кот по имени ДжоДжо был просто невероятно огромным. И будь на месте Цезаря кто-то другой, то этот кот-переросток точно бы его раздавил. — Нет, ну ты точно сумасшедший, — тяжко вздохнул Цезарь. — Не больше, чем ты. И раз уж мы оба сумасшедшие, то мы идеально друг другу подходим. А ведь и правда, ни с кем другим Цеппели и не смог бы быть. Только с ним можно было не сдерживаться, ведь Джозеф такой же долбанутый на всю голову, как и сам Цезарь, и тоже кайфует от жёсткого и страстного секса, граничащего с ожесточённой дракой. И кажется, только с ДжоДжо он мог быть самим собой. Мог не стыдиться своих желаний и не бояться, что его партнёр это не переживёт. И какими бы прекрасными ни были все те девушки, с которыми Цезарю довелось провести ночь, ни одна из них не могла полностью удовлетворить его. Даже самые горячие и роковые женщины, даже они оказались слишком хрупкими для Цезаря. И он попросту боялся им навредить. А вот Джозеф совсем другое дело. С ним чем жёстче, тем лучше. Пусть любовью тут и не пахнет (а если и пахнет, то точно какой-то нездоровой), но Цезаря это вполне устраивало. — Да уж, идеальнее некуда, — нехотя согласился Цезарь. Вот только ДжоДжо уже его не услышал, ведь он благополучно вырубился.

***

— Знаешь, а я ведь никогда и не был хорошим человеком, — как-то сказал Цезарь Джозефу после очередной убойной ночи. А по традиции за каждой убойной ночью следовал задушевный ночной диалог. Так что тут не было ничего удивительного. — Я ведь не рассказывал, чем занимался до того, как встретил Лизу Лизу? Джозеф лишь покачал головой, словно боясь лишним словом спугнуть Цезаря. Всё-таки не каждый день услышишь от Цеппели хоть что-то о его прошлом. Раньше, стоило ДжоДжо хотя бы немного затронуть эту тему, как Цезарь тут же спешил заговорить о чём-то другом. Но чаще разговор просто обрывался, так ничем не закончившись. А ещё Джозефу влетало по самое не могу без особой на то причины. — До встречи с Лизой Лизой я был малолетним преступником. И было бы не так страшно, будь я обычным карманником, ворующим кошельки у зазевавшихся туристов. Нет, этим я тоже помышлял, но… Это далеко не весь список моих преступлений. Иногда я попросту грабил людей и забирал у них последнее. Иногда устраивал поджоги. Иногда избивал людей до полусмерти. А несколько раз я чуть было не отправил их на тот свет. И хочешь верь, хочешь нет, но меня боялась даже мафия. Знаешь, как меня называли? Дьявол с гаечным ключом, вот как. Потому что именно им я превратил бесчисленное множество лиц в кровавое месиво. — Но ведь ты никого не убил, верно? — Не убил. Но… Убийство — единственное преступление, которое я не успел совершить. — Единственное говоришь, — на пару минут Джозеф замолчал, о чём-то задумавшись. И это явно не предвещало ничего хорошего. — Значит… Значит ты ебал сыр? Цезарь ожидал чего угодно, но точно не этого. И тут же осознал, что разговаривать с ДжоДжо серьёзно попросту невозможно. Для него что угодно — игра. И всё что угодно обязательно нужно закончить нелепой шуткой. Впрочем, наивно было полагать, что с Джостаром может быть по-другому. Но для Цезаря это всё равно, что предательство. Только он начал думать, что ему повезло найти кого-то, кто его понимает, только он захотел открыть кому-то свою душу, как все надежды рассыпались в прах. — Ладно, проехали. Не стоило вообще начинать этот разговор. — Ладно-ладно, прости, — тут же извинился Джозеф. Вот только Цезарь сомневался, что тот действительно понял, что сделал что-то не так. И искренностью в этом извинении даже не пахло. — Не удержался. Больше так не буду, вот честно. Так что продолжай. Мне правда интересно узнать о тебе побольше. — А смысл? Ты всё равно не поймёшь. И снова переведёшь всё в шутку. Очень несмешную шутку. Кому вообще в здравом уме захочется ебать сыр? — Ну знаешь, маасдам же у нас с дырками. Думаю, очень удобно было бы… — Замолчи! — не дал договорить ему Цезарь. — Это слишком мерзко даже для тебя. — Как будто ты лучше... А если серьезно, ты же по-любому не всегда был «плохим» человеком. Когда-то же у тебя должна была быть нормальная жизнь. Хотя бы в детстве. О детстве Цезарь вспоминать совсем не хотел. По крайней мере не сейчас. Не хватало ещё расплакаться перед Джозефом. Ведь стоило только Цеппели подумать о тех далёких счастливым днях, когда его мать ещё была жива, младших братьев и сестёр ещё не успели разлучить с ним, а отец ещё не бросил их, то сразу слёзы наворачивались. — Наверняка, у тебя была большая семья и любящие родители, — продолжал Джозеф, буквально каждым словом причиняя Цезарю боль. — Может, и была. Но то было в прошлом. — Значит, я был прав? Боже, я так тебе завидую. У меня ведь кроме бабули Эрины и дяди Спидвагона и нет никого. Родители умерли, когда я был ещё совсем маленьким, так что я совсем их не знал. Да я даже их фотографий не видел. Как будто их никогда и не существовало, а я просто взял и возник из воздуха. Цезаря поразило с какой лёгкостью Джозеф говорил об этом. Либо он и правда не осознавал, насколько всё печально, либо за столько лет он смирился и просто принял это. А может, Джозеф просто очень хорошо притворялся. Может, на самом деле ему говорить о семье было даже тяжелее чем Цезарю. — И мне было так одиноко… Нет, бабуля Эрина и дядя Спиди классные, но… Мне всегда хотелось, чтобы рядом был кто-то моего возраста. Я бы всё отдал ради того, чтобы у меня был маленький братик или сестрёнка. Так было бы чуточку повеселее. — Братья и сестры это не всегда веселье, — Цезарю сразу вспомнились ночи, когда ему приходилось успокаивать своих младших после кошмаров. А в первые недели после ухода Марио в доме Цеппели всегда звучал детский плач. Но сам Цезарь не позволял себе такую роскошь как слёзы. Ведь хотя бы кто-то должен был оставаться сильным. Хотя бы кто-то должен был улыбаться и говорить, что всё обязательно будет хорошо. И все те разы, когда кто-то из младших заболевал… Эти дни были кошмаром наяву. Ведь воспоминания о смерти матери до сих пор были живы в памяти Цезаря. И каждая болезнь братика или сестрёнки, даже такая незначительная как обычная простуда, заставляла его не на шутку испугаться. А яркое воображение уже рисовало мрачные картины похорон и кладбища с четырьмя маленькими могилками. — Хотя… Если бы ты не был единственным ребёнком, то, может, был бы более ответственным. И мне не пришлось бы постоянно нянчиться с тобой. — А ты как будто против. — Ну кто-то же должен за тобой следить. Кто если не я? Учителям и на тренировках от тебя проблем хватает. А Сьюзи мне просто жалко. Такого ребёныша она точно не потянет. Хотя и я едва справляюсь… Снова захотелось курить. И в этот раз Цезарь заранее позаботился о том, чтобы сигареты были на расстоянии вытянутой руки. Так что как только в голове Цеппели родилась шальная мысля о курении, зажигалка и пачка сигарет уже были в его руках. Но сделать первую затяжку Цезарю не дали, ведь его сигарету нагло выхватили из рук. — И с каких это пор ты вдруг куришь, Джостар? — недовольно нахмурился Цеппели. Отбирать у него сигареты всё равно что лезть тигру в пасть. — А вот с таких! — нахально улыбнулся Джозеф, затягиваясь ворованной сигаретой. — А как же запах? Не ты ли говорил, что от него блевать тянет? — О, да! Говно редкостное! — а сам с чрезвычайно довольным выражением лица выпускал клубы дыма. — А как же хамон? Ты же вечно меня упрекаешь. Мол, вредно для лёгких, все дела. — Ну так наша старая ведьма тоже дымит как паровоз. И ничего, всё такая же невероятно сильная. — Лизе Лизе можно. У неё это часть тренировок. Ты же знаешь про исцеляющий хамон, да? Так вот, она практически постоянно использует его для восстановления лёгких. В итоге разрушение от сигарет и исцеление от хамона уравновешивают друг друга. Или что-то вроде того. Я тоже пытался это освоить, но не вышло. Не хватает концентрации. А тебе и подавно не хватит. — Так значит ты во всём за ней повторяешь? И курить поэтому начал? — Это самая дурацкая причина, чтобы начать курить, — усмехнулся Цезарь. — И чтоб ты знал, курить я начал задолго до знакомства с Лизой Лизой. Кажется, лет с двенадцати… И курить я начал не от лучшей жизни. Джозеф лишь понимающе кивнул, но сигарету возвращать не собирался. — Ты думаешь, я от хорошей жизни закурил? Да с этими тренировками ебнуться можно. А намордник и кольца вообще убить меня пытаются. Знаешь, сколько ночей я просыпался от того, что не могу дышать? — Дай угадаю, каждую ночь? — Цезарь всё-таки смог забрать свою сигарету назад и глубоко затянулся. — Почти, — ДжоДжо снова потянулся к сигарете, и в этот раз Цезарь не стал упираться и спокойно отдал её. — В лучшем случае раза два за ночь. А рекорд за одну ночь — семь. И это наверняка не предел. — Так вот почему ты постоянно опаздываешь. — И это я ещё не говорю про кошмары. Из-за них я бывает вообще не сплю. И знаешь какие кошмары самые страшные? — Джозеф снова затянулся, а затем продолжил. — Те, где причиняют боль моим близким. Я готов терпеть любые свои мучения, но когда во снах больно бабуле Эрине, дяде Спиди или… кому-то ещё, то мне больно вдвойне. — Могу понять, — в знак сочувствия Цезарь позволил Джозефу оставить сигарету себе и потянулся за новой. — Мне тоже иногда снится подобное… Я до сих пор вижу умирающую маму во снах. И те ужасные вещи, которые я успел совершить в юности, тоже. А ещё… А ещё… Стоило только Цезарю подумать об отце, как его начали душить подступающие рыдания, а руки задрожали так, что зажигалка отказывалась нормально работать и просто щёлкала, даже не думая выпускать пламя. — Можешь не продолжать, — прервал его Джозеф. Иногда его умение читать людей действительно было полезно. И в этот единственный раз Цезарь и правда был благодарен проницательности ДжоДжо. Но Цезарю так хотелось поделиться своими самыми страшными кошмарами. Хотя бы с кем-то. Хотя бы с Джозефом… Хотя с ДжоДжо Цезарь в последнее время сблизился настолько, что ему он был готов рассказать абсолютно обо всём. Да, с Джозефом всегда есть вероятность, что он потом вбросит что-то максимально неуместное или очень неудачно пошутит, но зато никакого осуждения. — А я продолжу! — Цез, правда не стоит. Я же вижу, ты не хочешь об этом говорить. — Не решай за меня, — нет, всё-таки Цезаря бесил Джозеф. Вечно строил из себя самого умного. Ну подумаешь, иногда (на самом деле почти всегда) правильно угадывал чужие слова, так каждый может (хотя у самого Цеппели ни разу не получилось предсказать ни одной реплики Джостара правильно). — Ты же хочешь узнать обо мне больше, верно? Так что завались и слушай, пока я не передумал. ДжоДжо и правда больше не спорил. И при иных обстоятельствах Цезарь бы заподозрил неладное, но сейчас ему наплевать, что там не так с ДжоДжо. Сейчас Цеппели хотелось просто выплеснуть всё, что копилось в нём все эти годы. А может, и выблевать, ведь от этих гнетущих мыслей, из которых и родились кошмары, Цезаря реально тошнило. — Мой самый страшный кошмар — это я сам. Ведь нормальные люди не желают смерти собственным родителям. Какой я после этого сын? — чем больше Цеппели говорил, тем сильнее его трясло и тем сильнее дрожал его голос. Цезарь был в одном шаге от истерики. Лишь в одном шаге от того, чтобы сломаться окончательно. — Конечно, мой отец тот ещё мудак и я до сих пор злюсь на него, но… У него ведь были причины нас бросить. И очень даже веские. Но тогда я этого ещё не знал… А когда узнал, стало слишком поздно. Лишь в момент его смерти я понял, что не такой уж мой отец и мудак. Мудаки же не готовы пожертвовать собой ради какого-то незнакомца. Каждое слово причиняло Цезарю боль. Будто это и не слова вовсе, а осколки стекла, застрявшие в горле. Но остановиться он уже не мог. Ведь если он не избавится от этих болезненных осколков, они просто убьют его. Отравят и заставят гнить изнутри. — Но как же я всё-таки хотел его смерти. И не просто хотел… Я собирался прикончить его собственными руками. Хотел убивать его долго и мучительно. Бить его снова и снова до тех пор, пока его тело не превратится в ебаный фарш. Чтобы он ощутил хотя бы капельку того, что пришлось испытать мне и моим братьям и сёстрам. Я ненавидел его. Блять, да я до сих пор его ненавижу! Пусть он и защитил меня, но… Но я жалею лишь о том, что его убил не я… Цезарь уже явно не понимал, что он вообще несёт. Слова вырывались из его горла словно на автомате. Да и какие это слова? Больше походило на словесную рвоту, в которой не было никакого смысла. Джозеф же молчал на протяжении всего истеричного монолога. Он просто не знал, что делать в таких ситуациях. Он со своими-то эмоциями не всегда мог справиться, а тут Цезарь… Цезарь, чей гнев лишь за секунду мог разгореться из крошечной искорки в неистовый пожар, который невозможно потушить. Но просто сидеть и смотреть, как Цезарь сам себя убивает, Джозеф тоже больше не мог. И единственное, что пришло ему в голову — крепко-крепко обнял. Точно так же, как бабуля Эрина обнимала маленького ДжоДжо много лет назад. — Ненавижу его! — продолжал истерично кричать Цезарь, всем телом содрогаясь в нежных, но крепких объятиях Джозефа. — И людей из колонн тоже. И тебя я тоже ненавижу! Всех ненавижу! — Тише-тише… Всё будет хорошо, — шептал ДжоДжо, аккуратно поглаживая спину Цезаря. Но даже это помогало мало. — Но больше всего я ненавижу себя! Это я должен был умереть тогда. Я, а не отец. Такой как я не заслуживает жить. — А вот и не правда. Всё ты заслуживаешь, подсолнушек. И пожалуйста, хватит говорить о себе такие ужасные вещи. Оскорблять тебя могу только я. В ответ прозвучал лишь сдавленный всхлип. И это хороший знак, ведь со слезами вся боль Цезаря точно выйдет наружу и больше не будет отравлять его. — Вот так, поплачь ещё, — продолжал шептать Джозеф. — Тебе станет легче. Эти рыдания продолжались довольно долго. По ощущениям Джозефа прошло не меньше часа (а может, и вовсе целая вечность), прежде чем Цезарь наконец-то успокоился. И увидев умиротворённое лицо уснувшего Цеппели, Джостар вздохнул с облегчением. — Всё обязательно будет хорошо, — чуть слышно произнёс ДжоДжо, укладывая Цезаря на его кровать и укрывая мягким одеялом. — Надеюсь, сегодня кошмары не потревожат твой сон. На прощание Джозеф поцеловал Цезаря в лоб. Так нежно, как только был способен. Совсем не похоже не все их прежние поцелуи. Но в этом мимолётном прикосновении губ ко лбу была вся любовь и нежность ДжоДжо. И в этот момент он и правда поверил в то, что это правда любовь. По крайней мере в этот самый миг ДжоДжо любил Цезаря больше всего на свете.

***

Эйр-Сапплена и правда была цирком, ведь чем дольше Джозеф был здесь, тем меньше Лиза Лиза понимала, что творится у них с Цезарем. Слишком уж они были странные в последнее время. Сначала резко перестали разговаривать друг с другом, потом чуть ли не дрались насмерть, а потом… А потом вдруг стали вести себя так, будто ничего странного не произошло. В какой-то момент Лиза Лиза даже подумала, что её ученики всё уладили. Тренировки шли по плану, оба показывали хороший прогресс и прекрасно справились с финальным экзаменом, а Джозеф даже умудрился пережить битву с Эйсидиси и раздобыть первое кольцо с противоядием. Да, в той битве погиб Логгинс и пострадала Сьюзи, но в целом не самый худший исход. Лиза Лиза была готова к жертвам. В том числе и к своей гибели. Казалось, бы переживать не о чем, но что-то не давало Лизе Лизе покоя. Если раньше на лицах Цеппели и Джостара было написано: «безнадёжно влюблённые идиоты», то теперь там было нечитаемое месиво. А потом… А потом была Катастрофа. Ведь никак иначе эту ссору назвать было нельзя. Последнюю ссору Цезаря и Джозефа… Всё произошло слишком быстро. Казалось, лишь секунду назад всё было хорошо и вся четвёрка тихо-мирно обсуждала план дальнейших действий. А теперь… А теперь Цезарь в одиночку отправился на верную смерть. И даже слова Лизы Лизы не смогли убедить его передумать. А его последними словами было: — Я одолею людей из колонн, чего бы мне это ни стоило. Даже если это последнее, что я сделаю в этой жизни. И никто меня не остановит. Даже вы, maestra. Лиза Лиза чувствовала, что они и правда последние. Ведь Цезарь совсем не шутил и правда готов был умереть в битве с людьми из колонн. Умереть ради мести. Но почему-то Лиза Лиза не могла сдвинуться с места. Всё её тело будто было парализовано. Каждая секунда была на счету, но почему-то она не могла заставить себя последовать за Цезарем. — Да что с ним не так? — Джозеф был шокирован не меньше. Но в отличие от своей наставницы он не стоял столбом, а собирался пойти за Цезарем. — Обязательно было устраивать такую сцену? Он совсем идиот что ли? Он же помрёт там один. — Ты затронул тему, которую затрагивать совсем не стоило, — Лиза Лиза понимала, что эту историю Джозеф должен услышать совсем не от неё, но по-другому понять Цезаря он не сможет. — У нас нет времени на разговоры! Нужно идти за этим идиотом, пока его там не прикончили. — Да послушай же! Это правда важно! — Лиза Лиза прекрасно понимала, что сейчас действительно не время для болтовни, но… Но не могла она и дальше молчать. Джозеф должен узнать о прошлом Цезаря. Должен. И именно сейчас. — Важнее Цезаря? — кажется, ДжоДжо лишь разозлился сильнее. А это значит, что разговаривать с ним сейчас бесполезно. Впрочем, если кто-то и мог до него достучаться, то это точно не Лиза Лиза. Её Джозеф будет слушать в последнюю очередь. — Это правда не может подождать? Мы просто теряем время, пока стоим тут и болтаем. — Тогда не перебивай меня! Чем быстрее начнём, тем быстрее закончим, — не унималась Лиза Лиза. Она и сама не до конца понимала, почему для неё было так важно вразумить Джозефа. Видимо, одержать верх в этом бессмысленном споре было для неё делом принципа. — Да когда мы закончим, будет уже поздно. И когда мы всё-таки дойдём до этого сраного отеля, Цезарь будет уже мёртв! Вы это понимаете? Или вам просто плевать? — Это тебе плевать! Ты эгоист каких поискать. Ты всегда думаешь лишь о себе, а других и слушать не желаешь. Как будто весь мир вертится вокруг тебя. — Вы себя вообще слышите? К чему это всё? Мы о Цезаре вообще-то говорим. О Цезаре, который сейчас сражается в одиночку. И который может уже быть мёртв. Нам нужно идти. Сейчас же! — Да сколько можно спорить? — У меня, блять, такой же вопрос. А вообще, знаете что, идите на хуй со своими тупыми разговорами. Я пойду за Цезарем и точка. Спина Джозефа стремительно удалялась от Лизы Лизы. Точно так же, как и спина Цезаря пару (десятков) минут назад. «Да что с ними со всеми? Почему меня снова никто не слушает?» — искренне не понимала Лиза Лиза. И пусть она сама в юности была столь же импульсивна как и эти двое и это нередко приносило ей проблемы, она всё равно не могла понять своих учеников.

***

Говорят, время лечит. Все говорят, что время стирает память. Уходят лица в тень тех, кого нет рядом… Вот только нихуя это не правда. По крайней мере не для Джозефа. Со смерти Цезаря прошёл уже месяц, но сердце болело так, будто Джоджо видел его гибель лишь пару часов назад. Иногда ему и вовсе казалось, что стоит закрыть глаза, как перед ним снова возникнет картина с разрушенным отелем, камнем в форме креста, полом залитым кровью и багровым мыльным пузырь. Это было невыносимо. А иногда Джозефу казалось, что Цезарь до сих пор жив, а сцена его смерти лишь кошмар. И каждое утро просыпался с надеждой, что рядом с ним будет лежать Цеппели. Но вместо него Джозефа всегда ждала пустота. Ну или Сьюзи. И это, наверное, было даже хуже. Ведь вместе со Сьюзи приходило миллион неудобных вопросов, отвечать на которые не было ни сил ни желания. Вот и этот день не стал исключением. — Я знаю, что это совсем не моё дело, но… — Сьюзи явно боялась это спрашивать, но её любопытство всё-таки оказалось сильнее страха. — Что у вас было с Цезарем? А ведь правда, а что у них было с Цезарем? Никаким нормальным словом эти отношения назвать было нельзя. Да даже «отношения» слишком неподходящее слово. Это ошибка. Недоразумение. Катастрофа. Минутный порыв на эмоциях. Способ выплеснуть стресс. Что угодно, но точно не отношения. — Всё сложно, — только и смог выдавить из себя Джозеф. Никакие объяснения не смогут заставить Сьюзи понять. Ведь и сам ДжоДжо до сих пор не понимал ровным счётом ничего. — И вообще ты права, это не твоё дело. — Но я правда волнуюсь. В какой-то момент вы с Цезарем стали такие странными. Будто вас подменили, — Сьюзи явно намекала на тот самый блевотный эпизод. — Ты недалека от истины. Но я не хочу это обсуждать. — Да сколько можно? — был бы на месте Сьюзи кто-то другой, он бы давным-давно повысил голос. Но всё-таки это была Сьюзи, так что её голос продолжал быть таким же как обычно. Разве что теперь с нотками разочарования. — Почему ты так упираешься? Тебе же легче станет, если выговоришься. — Да потому что в этом разговоре нет никакого смысла! Я так запутался в этом всём, ты бы знала, — Джозеф уже начинал злиться. Но Сьюзи всё не унималась и продолжала гнуть свою линию. — А может, вы сами всё усложнили? Как по мне, всё было предельно ясно. Но, видимо, для всех кроме вас двоих. — И что же вам всем было ясно? — Джозеф понятия не имел, о чём ему затирала Сьюзи. Она хотела сказать, что он совсем идиот, раз не заметил очевидного или что? — Что вы без ума друг от друга. В этом Сьюзи совершенно права. Но только в этом, ведь то, что прозвучало дальше не вписывалось ни в какие в рамки: — Я никогда не видела, чтобы кто-то любил настолько сильно. — Ты, блять серьёзно? Любил? Ты уверена, что это то слово? Да мы терпеть друг друга не могли. — Тогда почему ты так сильно убиваешься по нему? — задала очевидный вопрос Сьюзи. Вот только очевидного ответа на него не существовало. Со смертью Цезаря Джозеф потерял нечто большее, чем просто боевого товарища и вечного соперника. Ведь несмотря ни на что Джозефа продолжало тянуть к Цезарю. Что бы Цеппели ни говорил, что бы он ни делал, Джостар снова и снова возвращался к нему. И это так раздражало. Но ничего не поделаешь, раз Джозефу так нравились задушевные (или нет) разговоры с Цезарем и нежные-нежные объятия после жёсткого-жёсткого секса (хотя и он тоже очень даже нравился ДжоДжо). Может, это и правда была любовь? А может, Джозеф просто хотел думать, что это любовь? Он ведь понятия не имел, как должна выглядеть нормальная любовь. Поэтому он был рад любым её проявлениям, даже таким нездоровым. И головой-то он понимал, что ни черта эти «отношения» не нормальные, но отказаться от них уже не мог. Даже сейчас, когда Цезаря больше нет… — Да не знаю я, ничего не знаю, — истерика медленно накрывала ДжоДжо с головой и он едва сдерживался, чтобы не зарыдать. Только не рядом со Сьюзи. Ей и без истерик проблем от него хватало. Она ведь и так вытащила его с того света и выхаживала весь этот месяц. А сдался ему вообще этот Цезарь? Почему Джозеф вообще так зациклился на этом ненормальном, если рядом всегда был вариант получше? Ведь как ни посмотри, Сьюзи была идеальной девушкой. И красивая, и добрая, и любит шутки Джозефа, и пусть временами она глуповатая, но совсем тупой её не назовёшь. И самое главное — никаких странных предпочтений (по крайней мере Сьюзи точно не тащилась от рвоты). Разве что она слишком часто совала свой любопытный маленький носик куда не надо, но с этим можно жить. Сьюзи же не со зла так делала. Да и Джозеф тоже частенько этим грешил, так что не ему судить. К тому же, Цезарь и Сьюзи действительно были похожи. Оба итальянцы, оба блондины, оба чертовски милые. Может, это действительно шанс начать всё с чистого листа? И узнать наконец-то, что же такое эти ваши любовь и отношения. — Слушай, Сьюз, — ДжоДжо и сам был удивлён своим же решением, но импульсивность его второе имя, так что Джозеф не стал отступать от задуманного. — Я тут подумал. А может, начнём встречаться? Не так уж мне и нравился этот Цеппели. Реакция Сьюзи на это предложение была весьма противоречивой. Либо она была в счастливом шоке, и поэтому не могла и слова вымолвить, либо же ей очень не хотелось соглашаться, но она не могла найти нужных слов. А может, она просто не поверила в искренность слов Джозефа. Впрочем, он уже и сам себе не верил. — ДжоДжо, милый, я бы правда была не против с тобой встречаться. Ты мне очень нравишься, но… Пока что я не готова к отношениям с тобой, — наконец ответила Сьюзи. Она пыталась быть максимально мягкой, чтобы не обидеть Джозефа, но то, как она выделила последнее слово говорило само за себя. — Может быть, когда-нибудь у нас что-то и получится, но точно не сейчас. «Потому что твои проблемы мне на хуй не сдались», — мысленно закончил за неё Джозеф. И пусть Сьюзи никогда бы не сказала подобного вслух, ДжоДжо был уверен, что именно так она и подумала. У неё всё на лице написано. — Но мы всё ещё можем быть друзьями, — с улыбкой добавила Сьюзи. Как будто до этого она не разбила Джозефу сердце. Впрочем, разбивать было нечего, ведь после Цезаря там и так были одни осколки.

***

Джозеф оказался прав — тот разговор и правда был бессмысленными. Но цена за это была высока. Ведь цена — жизнь Цезаря. И зачем только Лиза Лиза вздумала спорить? Зачем она так отчаянно сопротивлялась здравым мыслям ДжоДжо? Неужели ей и правда было плевать? Или, быть может, ей просто хотелось доказать свою правоту Джозефу? Никакие слёзы и никакие извинения Цезаря не вернут, но Лиза Лиза снова и снова захлебывалась рыданиями, снова и снова молила о прощении. Ведь именно она и убила Цезаря. Пусть ту ссору начал Джозеф, но окончательной причиной смерти Цеппели стало именно безразличие Лизы Лизы. И если ДжоДжо своими неосторожными словами накинул на шею Цезаря петлю, то Лиза Лиза эту самую петлю затянула. Вместе с Цезарем Лиза Лиза как будто утратила последние остатки своей человечности. Ведь после его смерти она разучилась плакать. И если из-за гибели Цезаря Лиза Лиза выплакала все глаза, то из-за гибели Джозефа она не проронила ни единой слезинки. Нет, ей было больно. Чертовски больно вновь терять родного сына, причём в этот раз уже навсегда. Но она просто не могла выдавить из себя слёзы, пусть и хотелось рыдать как никогда. Даже во время похорон. Даже во время погребения. Даже во время траурных речей немногочисленных близких ДжоДжо… «Почему же я не плачу? Неужели, я и правда бессердечное чудовище?» — спрашивала сама у себя Лиза Лиза. Впрочем, для неё ответ и так был очевиден. А может, всё дело в том, что Джозеф был для неё всё равно что незнакомец. По сути она знала его лишь месяц (на самом деле около года, но в таком отношении младенец ДжоДжо вряд ли считается). Да и то, большая часть этого месяца была посвящена тренировкам. Поэтому что за человек Джозеф Джостар Лиза Лиза могла сказать с трудом. Она знала лишь то, что ДжоДжо давал ей узнать. То есть всякие бесполезные мелочи по типу любимого цвета, любимого блюда, любимого и нелюбимого животного, не говорящие ничего о его настоящей личности. Но даже такие «бесполезные мелочи» Лиза Лиза запомнить не удосужилась. Поэтому можно сказать, что она не знала о Джоджо ровным счётом ничего. Впрочем, в обратную сторону это тоже работало, ведь о самой Лизе Лизе Джозеф знал лишь то, что она мастер хамона, её учителем был Стрейтс, а ещё она тот самый младенец, которого Эрина спасла пятьдесят лет назад. Ни словом больше и ни словом меньше. «Мы будто совсем чужие люди. В нормальных семьях так быть не должно, — продолжала корить себя Лиза Лиза. — Хотя какая из нас нормальная семья? От семьи лишь название» А ведь она знала, что всё случится именно так. Ещё с того самого дня, когда приняла это злополучное решение оставить Джозефа. Хотя на самом деле изначально Лиза Лиза очень не хотела этого делать. Но, увы, судьба распорядилась иначе. — Что это ты делаешь? — максимально грозным тоном спросила Эрина. А в её взгляде было столько презрения, будто Элизабет совершила самую большую ошибку в своей жизни. Что в принципе не так далеко от истины. — А на что похоже? Собираю вещи. — Это я вижу. Но зачем тебе вещи ДжоДжо. Уж не задумала ли ты взять его с собой? — Именно так. — А вот я так не думаю. ДжоДжо никуда не поедет. — Это ещё почему? Я его мать, я решаю, что с ним делать. — Элизабет, одумайся, — тон Эрины смягчился, но презрение из её взгляда никуда не делось. — Пусть хотя бы Джозеф проживёт спокойную жизнь. Пусть хотя бы он сможет дожить до старости. Хотя бы он один… — Но ведь он имеет право знать историю своей семьи. Он должен узнать о хамоне. Это его судьба. — Никакая это не судьба, — покачала головой Эрина. — Это проклятие. Самое настоящее проклятие. И я устала от того, что это чёртово проклятие забирает у меня дорогих мне людей. Известие о смерти Джорджа стало тяжёлым ударом для Эрины. Она вмиг постарела лет на десять. Можно сказать, её часть умерла вместе с сыном. И потерять в этой ужасной войне с порождениями каменной маски ещё и внука Эрина не была готова. Ей и так пришлось похоронить слишком много молодых Джостаров. — И ты предлагаешь мне бросить его и сбежать? Какая мать поступит так с собственным ребёнком? — Ребёнком? Да тебе плевать на то, что он твой сын. Для тебя он не ребёнок, а оружие. Ты хочешь забрать Джозефа с собой, потому что хочешь обучить его хамону. Только и всего. — Так будет лучше. Если бы Джордж овладел хамоном, он бы был сейчас жив. Твоя забота и гиперопека убили его. — Не смей говорить так обо мне и о моём сыне! По крайней мере у него было детство. Нормальное детство, которое заслуживает каждый ребёнок. — Ну и какой в этом смысл? Стрейтс забрал меня в ученики, когда я была ещё совсем маленькой. И никто не пострадал. Почему я не могу то же самое сделать с Джозефом? — Стрейтс… — печально вздохнула Эрина, словно в её памяти воскресло очередное болезненное воспоминание. — Я до сих пор жалею о том, что позволила ему забрать тебя. «Ведь он превратил тебя в бесчувственного монстра, который способен лишь разрушать», — осталось неозвученным, но Элизабет услышала это и без слов. — А теперь уходи. Наверняка, военные тебя уже ищут. И не вздумай возвращаться. Отныне Элизабет Джостар мертва. Времени и правда больше терять было нельзя. Буквально каждая минута была на счету. Но Элизабет не могла уйти не попрощавшись с сыном. — Можно, хотя бы увидеть ДжоДжо напоследок? — с надеждой спросила она, даже не рассчитывая на положительный ответ. — Нет, — жестоко разбила Эрина эту хрупкую надежду. — Иначе ты передумаешь. Эрина была права. Чертовски права. Но уходить вот так было невыносимо. Элизабет покидала родной дом чуть ли не в слезах. И как только она переступила порог особняка, она перестала быть Элизабет Джостар. Теперь эта женщина мертва. И не просто мертва — её стёрли из этого мира, будто она никогда не существовала. И теперь она стала лишь призраком самой себя. Призраком без прошлого, без семьи и без дома. Призраком по имени Лиза Лиза. В реальность Лизу Лизу вернул звук автомобиля, въехавшего на кладбище. Казалось бы, ничего удивительного, ведь не одного же Джозефа хоронить. Вот только из машины вышел именно виновник торжества. «Он жив. Я так и знала, что ДжоДжо просто так не умрёт», — с счастливой улыбкой подумала Лиза Лиза. И наконец-то по её лицу потекли слёзы. Вот только стоило Лизе Лизе подумать о предстоящем разговоре, убегать от которого больше было нельзя, радости поубавилось. «Ну ничего, разговоры подождут до завтра».

***

Вот только это завтра наступило лишь через пару недель. Лиза Лиза готовилась к этому разговору целую вечность. Можно сказать, с того самого дня, как она оставила своё прошлое позади. Но даже этих восемнадцати лет не хватило, чтобы подобрать нужных слов. Хотя чтобы поговорить с Джозефом по душам Лизе Лизе и всей жизни не хватило бы для подготовки. — Ну так что? — ДжоДжо уже начинал терять терпение. Даже минута неловкого молчания для него было сродни пытки. Тем более если это неловкое молчание с Лизой Лизой. — О чём вы так хотели со мной поговорить? Я, может, тороплюсь. Лизе Лизе очень хотелось спросить, куда это Джозеф так спешит, ведь в последнее время он безвылазно сидел дома. Вот только ответ был очевиден — ДжоДжо просто не хотелось участвовать в этом диалоге. — Я должна сказать тебе нечто важное. Нечто, что я скрывала от тебя так долго, — отступать было некуда, но Лиза Лиза с трудом находила в себе силы признаться. — Дело в том, что… Я твоя мать. И снова в воздухе повисло неловкое молчание. А Джозеф выглядел таким шокированным, что и слова вымолвить не мог. И по его лицу, обычно такому выразительному, что даже маска на пол-лица не могла скрыть всех его эмоций, сейчас было сложно что-либо понять. Но Лиза Лиза была к этому готова. Вернее, думала, что была готова. Одно дело представлять что-то лишь в своей голове, и совсем другое, когда представленное воплощается в реальность. — Нет, вы шутите, — и всё-таки ДжоДжо не поверил. Или же просто отказывался верить. — Этого не может быть… Это просто невозможно, чтобы вы и моя мать… Нет… Нет! Нет! Нет! — Увы, это так. — Но почему… Почему вы… ты… Почему ты бросила меня? — шок от услышанного сменился обидой и разочарованием. Ожидаемая реакция, но видеть такое вживую Лизе Лизе было невероятно тяжело. — У меня не было другого выбора. Я тоже не в восторге от такого, но… Но я правда не могла поступить иначе. Я просто хотела защитить тебя. — Это всё жалкие оправдания! — Джозеф сорвался на крик. — Защитить, говоришь? Да ты просто решила, что я обуза. И бросила, чтобы не мешался. Ты хоть раз вспомнила обо мне? Если не могла приехать, то почему хотя бы письма не отправляла? Я ведь правда думал, что моя мать мертва. — Поверь, так было лучше… — Да что ты всё заладила «лучше, лучше». Откуда ты, блять, это знаешь? Какому ребёнку вообще лучше быть сиротой? А вообще, лучше бы ты и правда оставалась мёртвой. Уж лучше быть совсем без матери, чем с такой матерью, как ты. Джозеф и правда внук Эрины, ведь его слова звучат точно так же. Та же интонация, тот же смысл. И самое главное — бьют они так же больно. А может, даже бьют больнее. Ведь слышать подобное от собственного сына смерти подобно. И если слова Эрины — выстрел прямо в сердце, то слова Джозефа — пулемётная очередь. — Зачем ты вообще это рассказала? Я восемнадцать лет жил, думая, что оба моих родителя мертвы, а теперь ты берёшь и возвращаешься в мою жизнь как ни в чём не бывало. Зачем? Просто зачем? — Я больше не могла это скрывать. Мы одолели людей из колонн и теперь нет причин, умалчивать правду. — Знаешь, теперь я понимаю, почему Цезарь так хотел прикончить своего отца. Потому что я тоже едва сдерживаюсь, чтобы не придушить тебя. — Не говори так о Цезаре, — возмутилась Лиза Лиза. — Он давным-давно его простил. И пусть он злился на Марио, но на самом деле никогда не хотел всерьёз его убивать. — Да что ты вообще знаешь о Цезаре? И я говорю не о его биографии, навыках или о чём-то таком. Я говорю о настоящем Цезаре. С настоящими, мать его, чувствами. Ты понятия не имеешь, что творилось у него в голове. А творился там полнейший пиздец. Ты даже представить не можешь, насколько там всё плохо. До этого момента Лиза Лиза не осознавала, как плохо она на самом деле знала Цеппели. Цезарь в принципе очень закрытый человек и любую крупицу информации о его личности приходилось вытаскивать чуть ли не силой. Но за четыре года Лиза Лиза так ни разу и не попыталась поговорить с Цезарем. Действительно поговорить. И самый содержательный их диалог — самый первый, в котором юный Цеппели в максимально сухой форме изложил краткую историю своей жизни. Без ярких деталей и без лишних подробностей. А Джозеф лишь за месяц знакомства успел узнать Цезаря так, как Лиза Лиза не могла бы узнать и за всю жизнь. — Знаешь, а ведь он уважал тебя будто мать родную. А ты… Да тебе так же плевать на него как и на всех остальных, — продолжал сыпать соль на рану ДжоДжо. — Видела ли ты в нём что-то кроме воина хамона? — Он был мне как сын, — выдавила из себя Лиза Лиза, хотя и знала, что такой ответ разозлит Джозефа лишь сильнее. — Сын значит? Решила, что раз с родным ребёнком не получилось, то можно подобрать с улицы нового и сделать всё правильно? Так вот, нихуя у тебя не получилось. Ты облажалась. Во второй, сука, раз! Снова удар по больному. И снова Лизе Лизе ответить нечего. — И вообще-то мне реально обидно, что ты так просто решила меня заменить. — Я тебя не заменяла. — Ну да, ну да. А по-моему Цез гораздо более удачный сын, чем я. Он же весь такой прекрасный-распрекрасный. Послушный, всегда такой собранный и ответственный, совсем не ленится, не достаёт всех подряд своими тупыми шутками, уважает старших и т. д. и т. п. Как ни посмотри, гораздо лучше меня. Настолько идеальный, что аж противно. Но лишь в твоих глазах. Ведь мамочке было настолько похуй, что она не замечала очевидного. Нет, ну правда, мать года нахуй. И даже не получится возразить. Ведь Джозеф был прав во всём. — Вот и поговорили, блять. Надеюсь, ты довольна, — и не дожидаясь ответа, Джозеф ушёл и так громко хлопнул дверью, что она чуть не сорвалась с петель.

***

Шли дни, недели, месяцы, но Цезарь продолжал преследовать Джозефа. Буквально всё вокруг напоминало о Цеппели. Любой человек, любой предмет, любой звук, любой запах — абсолютно всё. И это сводило Джозефа с ума. Он не мог сбежать от навязчивого образа Цезаря ни наяву ни во сне. И единственным выходом в этой ситуации ДжоДжо видел алкоголь. Столько много алкоголя, сколько он сможет найти. Столько много алкоголя, сколько он сможет выпить. Повезло, что в особняке бабули Эрины этого добра было навалом. Джозефу было совершенно наплевать, что лить себе в глотку. Вино? Виски? Абсент? Чистый спирт? Да какая к чёрту разница? ДжоДжо не нужен был вкус и не нужно было расслабиться. Его организм требовал забытья. Вечного алкогольного забытья. В идеале, конечно, было напиться до потери пульса, но… До потери памяти тоже не самый худший вариант. Пусть будет легко. Пусть будет легко… Вот только с каждым новым обжигающим глотком спирта Джозефу становилось лишь хуже. Вместо заветного забытья и приятной пустоты в голове он получил лишь ещё больше Цезаря. И теперь ему действительно казалось, что Цеппели был жив и сидел сейчас рядом с ним. Такой реальный, что казалось, что если протянуть руку, то и правда можно будет ощутить тепло человеческого тела. — Нет… Тебя не существует… — язык ДжоДжо заплетался и говорить было сложно как никогда. Спасибо тошноте, подступающей к горлу. — Свали… Тебе тут не рады. — Верится с трудом, — голос точь-в-точь как у Цезаря. Даже интонация совершенно идентичная. Но этого не может быть! Цезарь же мёртв. Или у Джозефа окончательно поехала крыша? — Не ты ли умолял меня вернуться? — Умолял, но… Но ведь это не ты… Ты… Галлюцинация… Иллюзия… Алкогольный бред… Что угодно, но не Цезарь. — А тебе правда это важно? — усмехнулся неЦезарь. Внешность у этого Цезаря была совершенной копией настоящего Цезаря. Те же светлые локоны, тот же лисий-кисий взгляд самого невероятного зелёного цвета, тот же излом бровей, те же лиловые полумесяцы… Но что-то было не так. Что-то чувствовалось фальшивым. Но пьяный мозг ДжоДжо никак не мог понять, где же прячется подвох. Кроме очевидного, конечно. — Уходи… — вновь попытался прогнать навязчивый образ Джостар. Но снова тщетно. — Уйти? Вот значит как, — печально вздохнул неЦезарь. Будто несуществующего призрака действительно могло это ранить. — А мне казалось, ты меня любишь. — Не… Не люблю… — сказав это, Джозеф и сам не понимал, ложь это или правда. И от этого осознания тошнота накатила лишь с новой силой, не давая продолжить. — Господи, тебя снова тошнит? — из грустного голос вмиг стал осуждающим. — Тебе самому не надоело блевать по поводу и без? Это так отвратительно. — Ты точно не Цезарь, — сглатывая противный вязкий комок, ответил ДжоДжо. — Настоящий Цезарь только рад бы был моей рвоте. Он же конченный извращенец, у которого стоит на такие мерзости. И за это… И за это я… Без ума от него… — А кто сказал, что у меня не стоит? И если до этого момента, Джозеф подозревал неладное, то теперь ему было наплевать. Ведь тошнота взяла своё и весь выпитый алкоголь тут же вышел наружу, залив всё вокруг. И от этих неукротимых рвотных позывов, болезненных спазмов горла и извергающейся изо рта зловонной жидкости Джозефа с головой накрыли воспоминания обо всех их с Цезарем моментах близости. Ведь рвота уже стала чёткой ассоциацией с Цеппели. С ним и только с ним. А ощущения рук неЦезаря (или всё-таки Цезаря?) на спине так и вовсе сносили ДжоДжо крышу. Разве что хотелось не таких нежных и аккуратных поглаживаний, а более знакомых жёстких потягиваний за волосы. А ещё больше хотелось, чтобы эти сильные руки начали его душить, а лучше схватили за волосы покрепче и ударили об стену посильнее. Чтобы последние мозги вышибло. Но почему же Цезарь его не целовал? В желудке уже было пусто, но губы Джозефа, перепачканные слюной и блевотиной, так и остались нецелованными в этот вечер. — Цез… Ну же… Поцелуй меня… — умолял Джозеф, потянувшись к губам неЦезаря так, как подсолнух тянется к солнцу. А руки так крепко вцепились в его тело, как утопающий хватается за плот. — Как скажешь, — усмехнулся неЦезарь. И сократил последние миллиметры между их лицами. Хотя, возможно, это сам ДжоДжо подался вперёд, не в силах больше терпеть. Вот только на самом деле никакой это был не Цезарь. Даже в пьяном угаре Джозеф смог заметить, что слишком уж маленьким и хрупким было то тело, что он сейчас трогал. Слишком уж большой и мягкой была грудь в его ладонях. И слишком уж сладкие и нежные были губы, что он так отчаянно целовал. Никакого горького сигаретного привкуса. Лишь что-то ягодное и сладенькое. А приглядевшись получше заметил вместо дорогих сердцу зелёных глаз почти что незнакомые голубые. Всё ещё невероятно красивые, но совсем не те глаза, в которых утонул ДжоДжо. — Нет… Нет! Нет! Нет! Ты всё-таки не Цезарь… Я так и знал! Так и знал… — от такого осознания Джозеф даже немного протрезвел. Сама же Сьюзи (а это была именно Сьюзи. И как только Джозеф умудрился увидеть в ней Цезаря? Они ведь ни капли не похожи… Или всё-таки похожи? Но не настолько же чтобы их перепутать, верно? Или всё дело в безумном количестве выпитого алкоголя?) была в таком шоке, что и слова вымолвить не могла. Лишь дрожать и тихо плакать — вот и всё, на что её хватило. — Прости меня, я не хотел… Правда не хотел… Я не знаю, что на меня нашло, — отчаянно пытался извиниться ДжоДжо. Хотя знал, что никакие слова не исправят содеянного. «Неужели… Неужели я теперь такой же, как Цезарь? Нет. Я гораздо хуже. Ведь такое он себе позволял лишь со мной, а я… Накинулся на беззащитную девушку», — вдруг понял Джостар. — Прости… Прости… Прости… — словно мантру шептал себе под нос Джостар. И пусть в его желудке уже было пусто, отвращение к самому заставило его снова судорожно сокращаться в рвотном позыве. И если раньше у Джозефа и правда были какие-то шансы на отношения со Сьюзи, то теперь все рассыпалось в прах. После такого она вряд ли вообще захочет общаться с Джостаром. Она ж нормальный человек. И не будет влюбляться в первого встречного, проявившего хоть какое-то внимание к ее персоне…

***

Джозеф не понимал, как докатился до жизни такой. И не понимал, что с этим всем делать. Одно ясно точно — делать что-то точно надо. Ведь больше так жить было нельзя. ДжоДжо и так поломал всё, что только мог сломать. Отношения с матерью не клеились от слова совсем, дружба со Сьюзи развалилась, любовь всей своей жизни Джозеф, можно сказать, убил собственными руками, а с бабулей Эриной, Спидвагоном и Смоуки после такого он и вовсе не мог спокойно говорить. Не хватало ещё увидеть осуждение в глазах самый близких для него людей. Да, ДжоДжо снова и снова обвинял в смерти Цезаря Лизу Лизу и её бессмысленные разговоры, но головой он понимал, что не устрой он эту ссору, ничего бы плохого и не случилось. И если финальный выстрел совершила Лиза Лиза, то зарядил пистолет именно ДжоДжо. А ещё однажды ведь он уже пожелал Цеппели смерти. А некоторые склонны верить, что мысли материальны. И на фоне последнего все остальные проблемы меркнут. Ведь по сути всё в жизни Джозефа завязано именно на Цезаре. — Чёртов Цеппели, вот зачем ты ворвался в мою жизнь и всё там перевернул? — непонятно у кого спрашивал Джозеф. А ведь не так давно подобная фраза звучала из уст самого Цезаря… — Господи, ДжоДжо, ты меня в могилу сведёшь. Что ты только со мной делаешь? — А ты будто против, — рассмеялся в ответ Джозеф. — Уж лучше бы и правда был против, — вздохнул Цезарь. И в этом тяжёлом вздохе было столько усталости, что хватило бы на целый мир. — Я уже так привык к нашим ни капли не здоровым отношения, что просто физически не смогу променять их на что-то ещё. И ладно я, но ты… Ты ведь никогда и не видел нормальных отношений. Я тебе жизнь сломал, а ты… — Да какая разница, — прервал его ДжоДжо. — И вообще, хватит на сегодня разговоров. Я устал до смерти и просто пиздец как хочу спать. Так что спокойной ночи, сладких снов все дела. — Вот каждый раз одно и то же. Постоянно ты говоришь, что тебе похуй, что ты устал или вообще переводишь всё в шутку. Почему мы хоть раз не можем просто взять и поговорить? Ты же сам меня упрекал в том, что я ничего не говорю. Вот только почему-то, когда я вдруг хочу поговорить, то не хочешь уже ты. Что с тобой не так? — Ты не понимаешь, это другое… — Ну естественно, блять! А как иначе?! Это тебе у нас все должны, а как сам, так: «Нееет, вы все ничего не понимаете, это другое». Заебал уже! — Да что ты опять заводишься? Вечно кричишь на меня по поводу и без. Чаще без. Свои проблемы реши сначала, умник, а потом уже в мои лезь. — Да потому что все твои проблемы из-за того, что ты не хочешь разговаривать! — Твои тоже. Научишься разговаривать без криков, вот и поговорим! — Да такими темпами, мы никогда ничего не обсудим! — Ну значит нахуй такие обсуждения. И Цезарь оказался прав — в итоге время для разговоров и правда никогда не пришло. И во всём остальном он тоже был прав. Абсолютно во всём. — Я и правда такой идиот, — от того, как всё оказалось на самом деле просто, ДжоДжо хотелось рыдать. И Сьюзи тоже была права, ведь они с Цезарем и правда усложнили простой пример до уравнения с сотней неизвестных. Один разговор — и всех этих проблем можно было избежать. И даже Лиза Лиза была права. Пусть сама по себе та ссора была бессмысленной, но все прозвучавшие упрёки имели место быть. Ведь Джозеф и правда временами (да чего уж греха таить, почти всегда) вёл себя так, будто весь мир вертится вокруг него и все ему что-то должны. И ведь всё это было на поверхности. Всё сказано в открытую без всяких намёков и двусмысленностей. Просто Джозеф не хотел ничего видеть, не хотел ничего слышать и не хотел ничего говорить. И он бы рад оставаться слепым, глухим и немым вечно, да только это слишком простая позиция жизни. Слишком детская и слишком наивная. А Джозефу уже давно было пора повзрослеть. И быть может, время действительно пришло.