Defunct’s Golden Performance

Золотистые ленты определенно череcчур большой шляпы уже и так завитые в спираль, засияв еще ярче, лениво описали очередной пируэт, следуя траектории движения самого цилиндра, который в моменте больше напоминал юлу или обруч, элегантно и точно вальсируя с одной руки на другую, в промежутке то и дело прокручиваясь между тонких пальцев, отточивших каждое движение до идеального, а иногда подлетая в вихрь золотых блесток и конфетти, лавирующих в воздухе, совершая все больше невообразимых трюков. Казалось, сама шляпа предстала зрителям балериной на живой сцене, нежели ее владелец выступал перед публикой. Под невообразимым углом та на одних полях прокрутилась на указательном пальце, после чего, наконец, присела в реверансе обратно на голову хозяина в такт с музыкой, и по всему шатру непривычного цвета разлетелся громкий ясный голос скрывающегося за покрывалом волос и тканью шляпы лица — шпрехшталмейстера и актера, согласного на любое прозвище, пожалуй, кроме иллюзиониста, ведь все происходящее, разумеется, было реальностью, пусть и в которую для некоторых было сложно поверить. Он, полный энтузиазма, объявлял следующего участника совсем немногочисленной труппы, несмотря на свое количество, надолго запечатывающей в память бело-золотой цвет шатра. Редко заведующий цирком признавал это, но, несомненно, после того как он перестал быть единственным участником, стало намного веселее и легче. Конечно, при желании у него могла быть уже целая команда добровольцев, но, как известно: ‘’Вы можете присоединиться к цирку, только если цирк нуждается в вас.’’, а тому и в одиночку было совсем неплохо. И тем не менее в очередной раз искоса подглядывать, как Жираф посылает воздушные поцелуи зрителям, коих он успел повстречать по прибытию и затащить на представление, параллельно проворачивая под самым куполом трюки, которым сам Пугод мог бы позавидовать, было довольно забавно. Номера Модди же больше походили на публичную тренировку, только если на реальных все в итоге зачастую сводилось к дурачествам, то на сцене от одного грозного вида бежали мурашки. Порою Пакету хотелось собрать голоса зрителей, кого из этих двоих они бы предпочли в постели. Однако у него не было надежного способа запретить всем голосовать за него самого, а то ведь иначе он не оставит своим друзьям и шанса, не правда ли? Вообщем, эта идея пылилась где-то на дне его шляпы. Заглушаемый музыкой звук метания ножей, шелест карт, треск веревок, стук каблуков и всего остального постепенно затихал все сильнее, а искры золота опускались все ниже к манежу. В конце концов осталась лишь одна тонкая высокая фигура, скромно держащая снятый цилиндр за поля, согнутая в поклоне под выразительный рев оваций. Ее легкая улыбка, как и всегда, неизменно провожала гостей на выход, вместе с ними и окруженного дамами Жирафа и с последнюю нотой сразу ринувшегося через другой выход по каким-то своим делам Модди. Двое почти никогда не оставались после представлений надолго. Справедливости ради, этого от них и не ожидалось: по изначальному договору те лишь соглашались выступать в обмен на все удобства, которые шатер мог предоставить. Больше их ничего не держало, да и Пакет скорее был благодарен способности одного увести всех чересчур назойливых фанатов куда подальше, для коих зачастую до организации труппы шпрехшталмейстеру приходилось показывать его любимый трюк с исчезновением на бис. Насчет же другого, обычно тому действительно нужно было уйти, или же он старался выйти на след их общей цели. Порой Модди мог не появляться до самого его выхода на сцену, и в первый раз, когда это случилось, Пугоду очень хотелось отвесить ему парочку специальных фокусов. Однако, к счастью, пока еще ни разу никто из троицы не пропускал своего момента блистать. А как они познакомились изначально — уже совсем другая история. Таким образом Пугод и оставался вновь и вновь приводить все в порядок совсем один. Тот вздернул штанину, на которой еще вчера красовался довольно глубокий порез. Мало кто об этом знал, хоть до этого и было не слишком сложно догадаться, но его трость больше походила на рапиру, только совсем не гибкую, нежели на реальную трость. Поэтому, будучи неосторожным, было очень легко вскрыть себе что-нибудь. Каждый раз выполняя трюки с ней фокусник мысленно усмехался, насколько опасней на самом деле было происходящее, чем казалось обычному наблюдателю. Еще одной оригинальной чертой его цирка было то, что каждый, кто догадается о выполнении любого из магических трюков Пугода, был волен присоединиться к нему. Поскольку, на самом деле, он никого не хотел принимать, но и нужна была какая-никакая отговорка пустующим рабочим местам, это, по его собственному мнению, было гениальной задумкой, ведь настоящую магию объяснить невозможно. И он с удовольствием и гордостью всегда открыто говорил всем эту правду, но выбор: верить или нет, оставался уже за зрителем. Пугод, знавший обо всем наверняка, находил это невероятно забавным и очередным поводом похвастаться, потому, когда случалось нечто, о чем он не имел не малейшего понятия, это, мягко говоря, ставило его в ступор. Может, правда шляпа съела? Тот резко обернулся на оставленный на одном из сидений цилиндр, невинно следивший за процессом уборки. Пакет смахнул челку в сторону, чтобы тот мог прочувствовать на себе всю экспрессивность подозрительного взгляда фокусника. Пару минут двое, замерев, сверлили друг друга взглядом. Казалось, ни одному из них вообще не нужно было моргать, и игра бы могла продолжаться бесконечно, пока непоколебимость безэмоциональной, неживой шляпы не победила, заставив владельца недовольно надуть щеки и отвернуться. Возможно, ему стоило бы прогуляться в глубине поселка. Он устало выдохнул. Место под цирк было выделено далеко не в самом людном месте, с трех сторон окруженном плотным лесом, так что неудивительно, что если что-либо и было не так, то на далеком расстоянии от сердца местности это могло никак и не влиять на его способности. Если бы он повстречался с подобным впервые, он бы, вероятно, просто забил, пока все не стало бы очевидно. Да и ранее он мог бы уехать в любой момент. Теперь же, он был привязан к заказу… и парочке дорогих людей, так что пока предоставится возможность унести ноги куда подальше, а опасность оправдается, все может перевернуться вверх дном, и конец его цирку… и всем к нему относящимся. Покончив с уборкой, Пугод решил, что если уж и отправляться социализироваться, еще и после выступления, то ему стоило сразу отправиться с Жирафом, так что, даже не выглянув наружу, тот заперся в своей каморке, дожидаясь возвращения остальных. Фокусник лениво стянул с себя белые, шелковые, мокрые после шоу перчатки и небрежно бросил их в цилиндр перед собой. Несколько секунд Пакет подумывал о том, стоит ли пиджаку повторил судьбу перчаток, но потом решил, что новый пока еще не нужен, а после пребывания в шляпе тот будет мятым, так что он просто повесил его на ближайшем стуле. Пугод раздраженно потер глаза, плюхнувшись на кровать. Каждый раз по новой эта традиция не носить шляпу вне выступлений в местах заказа приносила ему хлопот, однако тот хотел оставаться честным даже перед одним самим собой, не нося ее и в одиночестве и не ища обходных путей. Ну почти… он считал, челка не входила в правила, а еще никто не говорил, что ему нельзя использовать подручные средства, если он не собирался привязывать их к своей голове. Двое других в один момент просто спонтанно выпалили, что он слишком зависит от своей шляпы. И это правда! Но куда логичнее было бы запретить ему, например, переносить в ней вещи, это ведь куда более полезная функция. Пугод не смог бы представить свою жизнь без этого, а глаза, ну, это просто небольшая неприятность, наверное он должен быть рад, что отделался так просто. Может быть они просто обиделись, что та никогда не откликалась на их действия? Любой ‘’исчезнувший’’ в шляпе предмет непременно сначала должен был попасть в руки Пакета и только с их позволения утонуть в черной пучине. Иначе Жирафу все таки тогда, вероятно, удалось бы залезть в нее. В любом случае, Пакет сейчас обнимался с подушкой как с последней надеждой, зарыв там лицо подальше от света. Да… именно свет обычно и был проблемой. С появлением невероятного, бесподобного, наипрекраснейшего цилиндра в его жизни и на его голове, он настолько редко контактировал с количеством света не равным нулю до появления остальных надзирателей, что теперь его глаза пылали ярким пламенем от любого источника света. И он не знал наверняка, шутил ли Модди или нет о том, что они буквально сияют и светятся. Со временем стало намного лучше, да и волосы как никак спасали, но все еще, скорее всего, он бы вообще не смог выступать без своей шляпы под рукой: все же, бóльшее количество времени сцена достаточно сильно освещена. Конечно, он бы мог носить солнцезащитные очки… но он и так это делал в особенно яркие дни! Одним словом — ужас, как будто его рта и даже части носа недостаточно?! Очки бы смотрелись странно и неуместно к его образу, а шляпа придавала ему загадочности и наверняка заставляла других запоминать его надолго. Из этого, конечно вытекало и то, что его часто просили показать глаза на камеру, а то есть в большинстве случаев на свет и даже вспышку, так что ему приходилось плести бредни из серии, что фокусники не раскрывают своих секретов. Возвращаясь к надзирателям, из всех возможных прозвищ за свою непереносимость света он получил звание кота, семейству которого определенно было все равно, дневной свет или нет. И все благодаря Модди, которому все мерещилось, что глаза Пакета сияют под лунным светом в ночи или что-то в этом духе, он уже не помнил, а также потому что коты любят коробки. Нет, чтобы обозвать его кротом или летучей мышью, нет, определенно кот, еще и шляпу опустили до коробки. На это Модди в ответ получил звание козла за свое упрямство, ну и просто, чтобы неповадно было. На самом деле, Пакет никогда не проверял, светились ли его глаза или нет, он просто поверил Жирафу, который опроверг данное утверждение. После всего пережитого он бы не удивился, если бы его глаза и вправду светились, особенно, учитывая как часто Модди залипал на них, по его словам, как раз из-за свечения. И вообще, оказывается, мотыльки на него не слетались только благодаря челке. Вот так открытие… Пугод поднялся с кровати и, не забыв шляпу, потащил с собой на залитую ночным светом улицу зеркало в полный рост. Преуспев в своей задумке и приготовившись к страданиям, тот подошел вплотную к покосившемуся на неровной почве зеркалу и резко задрал одной рукой челку наверх, удерживая ее там и стараясь не щуриться слишком сильно. Ничего. Он немного повертел головой, пытаясь поймать ‘’светящийся’’ ракурс, но увы. Хотя, кажется, раньше его глаза не были желтыми. Он не помнил наверняка. Стоило ли об этом беспокоиться? Всего в паре метров послышался ненатуральный шелест травы, и, резко крутанувшись на каблуках, трость уже была направлена четко в подошедшего Модди. Они еще определенно успеют поспорить, кто бы выиграл этот бой, если бы вместо него был кто-то другой. Сквозь спутанную из-за резкого разворота челку виднелись две светящихся солнечно-желтых иголки, старательно избегающих света. Проигнорировав куда больших размеров иглу, рефлекторно направленную точно, чтобы прикончить одним пронзительным ударом, новопришедший пожаловался: — Ну светятся ведь. Пугод отчеканил: — Ни единой блесточки. Тот уже расслабленно развернулся обратно к зеркалу, и воткнул свое подобие рапиры в землю и повесил цилиндр на нее, чувствуя себя абсолютно комфортно в присутствии другого, что было довольно смелым шагом. Пакет продолжил: — Но, твоя взяла, они желтые. Раньше вроде не были. — Серьезно, ты даже не помнишь собственный цвет глаз? — Ну, не помню, да, и что? И что!? Признайся, моя шляпа куда более эффектная и запоминающаяся, чем лицо какого-то стокового клоуна, подобие которому ты видишь каждый божий день? Его собеседник усмехнулся: — Я не видел, чтобы у кого-то еще светились глаза. И чтобы он даже не знал, какого они цвета наверняка. Одна твоя челка тоже многого стоит. — Да это все бред, Модди, я не знаю, что ты там куришь без меня, но мои глаза нифига не светятся. Ни капельки. А просто с челкой я выгляжу как бомж. — Ну так отстриги. — Ну так я тогда ослепну, если вы продолжите запрещать мне ходить в шляпе. Повисло недолгое молчание, прежде чем старший сменил тему: — Ты не замечал больше ничего странного, кроме того канувшего в Лету пореза? Пока все выглядит скорее так, будто нас сюда сбагрили, чтобы мы не мешались где-то еще, — он задумчиво выдохнул, чуть нахмурившись, — почти никаких четких указаний, сразу всунули полную предоплату и отправили куда подальше да поскорее. Пугод слегка облокотился на трость, чуть наклонившуюся под его весом, все еще продолжая пялиться в совсем не вписывающееся в окружение зеркало. Модди добавил: — Или же от нас пытаются избавиться. — Мне нужно будет прогуляться по окрестностям, чтобы понять точнее, — шляпник пробубнил скорее для себя, повторяя ранее уже обдуманное, — я то всегда тут, что ж ты Жирафа с собой не захватил сразу, если уж действительно есть о чем волноваться? — Боюсь… это даже мне не под силу… Пугод усмехнулся, припоминая в какой компании и каком настроении тот покидал шатер. Он схватил бедное зеркало, так и не раскрывшее ему тайны, и свои вещи, направляясь обратно. Подышали свежим воздухом немного, и хватит белого света на сегодня. — Полагаю до утра можно его не ждать? — Ага.