Чувства

      Нежность – мимолетное, искрящееся сквозь пальцы чувство и растворяющееся в самых недрах души.       И для каждого «проявление нежности» – особый, незримый для прочих язык.       Одалия Блайт всегда казалась стальной леди. И подобной леди уж точно не свойственна нежность в любом ее проявлении…       За окном уже стояла глубокая ночь. Лунный свет пробирался сквозь окна, освещая собой каждый доступный уголок пространства, пока весь дом спал. Каждый член семьи Блайтов мирно посапывал, наслаждаясь своими снами. Вот только одна из половинок постели Блайтов старших была пуста.       Аладор, как обычно, увлекся и допоздна засиделся со чертежами новых потенциальных изобретений в своем подвальчике. Абсолютно каждый уголок цокольного этажа дома Блайтов был пропитан его присутствием – тут и там царил полный хаос, в коем Аладор прекрасно ориентировался. Множество шестеренок и винтиков валялось тут и там, скомканные листы бумаги, стружка от карандашей и в центре всего творческого безумия – огромный стол с лампой.       Сгорбившийся силуэт за столиком создавал впечатление активной работы и бодрствования, но Одалия прекрасно знала – водящийся по листу бумаги карандаш уже давно рисовал что-то несуразное бездумно.       Тихой поступью она маневрировала среди чужого хаоса, словно сама была его хозяйкой. Ни один предмет «интерьера» не был потревожен, и Блайт с легкостью оказалась за спиной Аладора с пледом в руках. Уже утром ему предстояло выслушать ее нотации на тему того, почему же нужно всегда заканчивать работу вовремя, но а пока…       Ее рука поверх его руки, и карандаш был отложен в сторону.       Ласковый взгляд изумрудных глаз упал на мирно спящее выражение мужского лица – растрёпанная челка прикрывала глаза с чуть подрагивающими ресницами, рот приоткрыт, а брови сведены к носу. Легкая нелепость отражалась в Аладоре в сей момент, что не могло не вызвать на ее губах теплую, как лучи солнца, улыбку. Она могла себе позволить небольшую слабость и полюбоваться. Никто ведь никогда не узнает об этой шалости. Холодные губы касаются его лба, а на плечи ложится махровый плед, успевший согреться в ее руках.       Одалия с лёгкостью могла бы разбудить его и отправить наверх, в их спальню, спать, но она прекрасно знала о том, с каким же трудом ее мужу удавалось заполучить хотя бы крупицы сна. Вечное желание бодрствовать таилось в нем с самого детства, порождая вечную рассеянность в Аладоре. Витания в облаках, попытки вздремнуть на ногах, падения на ровном месте. Одалия успела насмотреться на всякое, чтобы убедиться в одном – если Аладору удавалось заснуть, его сон ни в коем случае нельзя было тревожить. И так нежные касания ее ладоней поправляли плед, пока Одалия не была уверена в том, что Аладор плотно укрыт. Его внезапная простуда была бы им ни к чему.       Одалия Блайт никогда не считала подобное заботой, отмахиваясь от подобных мыслей чуть скривив свой носик. О какой заботе могла идти речь, когда ее волновала лишь его работоспособность, не так ли?       Тонкие пальцы едва касаясь перебирали его шелковые волосы, а улыбка на ее губах становилась шире. В такие редкие моменты уединения Одалия Блайт походила на защитницу – охраняла сон Аладора от всех возможных невзгод.       И лицо его становилось чуть расслабленнее. Сон Аладора был чутким, и он всегда понимал, когда приходила она, но никогда не признавался в этом. Аладор Блайт с наслаждением ловил каждое мгновение ее нежности, искренне отдыхая и набираясь сил. Одалия не любила лишних слов, и потому он всегда молчал. Знал, что для благодарности достаточно было сделать что-то руками, но никак не сказать это словами.       Потому с наступлением рассвета Аладор аккуратно складывал и убирал плед на место, делая вид, будто в его руках того и не было.       Потому он с совершенно спокойным выражением лица слушал каждое ее причитание, ведь Одалия попросту так волновалась за его состояние. Хотя зачастую она могла быть слишком груба и резка в своих выражениях, явно не заботясь о том, как эти слова будут восприняты. Аладор прекрасно умел читать между строк.       Одалия всегда любила командовать, держать всё в своих руках. Аладор же умел слышать и плыть по течению. Это позволяло им по-своему проявлять нежность. Едва осязаемую, но до безумия родную сердцу.       И после каждой ее гневной триады Аладор всего лишь кивал, перехватывая ладони Одалии и ласково целуя их.       Пунцовые щеки сразу же надувались, а брови вставали домиком – изначальная мысль ускользала от Одалии.       — Надеюсь, ты понял меня и впредь не будешь повторять эту ошибку, — как можно серьезнее старалась говорить она, сжимая его пальцы.       — Конечно, — простодушно пожимал он плечами, чуть улыбаясь.       И каждый раз Блайты прекрасно знали, что они вдвоем лгали, ведь Аладор никогда не мог уследить за своим сном, а Одалии нравилось ухаживать в такие моменты за ним.       И другой нежности им не нужно.