👁️🗨️👁️🗨️👁️🗨️
Юнги не дают привыкнуть к новой обстановке на его ближайшие двадцать пять лет, окуная с головой в чан омерзительной реальности. Когда он шел по узким коридорам, проходящие мимо заключенные, насквозь провонявшиеся нафталином, облизывали его похотливыми взглядами, будто сейчас готовы были сорвать и оттрахать его. Юнги чаще стал замечать, что все они смотрели на его шею и, не заметив то, что надо, скалились в одурманивающем оскале. — На всех приближенных Чонгука есть татуировки. Заполучишь ее — будешь в безопасности. Нет — молись каждый час за свою жизнь, — сказал ему еще в первый день один из смотрителей, который и привел его сюда. Смотрители здесь ходили с дубинками и колотили по любому поводу, если им показалось подозрительным чье-либо поведение. Как оказалось, здесь была и работа. Юнги кинули в прачечную, завалив горой грязной и пропахшей старьем одеждой. Глотком воздуха стал пришедший адвокат, но и этот воздух закончился после его слов. — Я делал все возможное, но здесь суд даже не рассматривает досрочное освобождение. Если тебя и подставили, то очень искусно. — Если? — на грани истерики пищит он, но адвокат поднимается, а Юнги придавливают к стене, надевая наручники. Чонгук постарался, он не выйдет отсюда. Даже через двадцать пять лет, он уверен. Потому что у Чонгука пожизненный. За эти несколько дней Юнги Чонгука видел лишь в кафетерии, если это место можно было так назвать. Он сидел в окружении своей свиты за самым хорошим и дальним столом и все не отрывал взгляд от парня. Он смотрел и смотрел, будто гипнотизировал, а Юнги тошнило. В его камере с ним почти никто не разговаривал, будто остерегались нового лица. Даже шептались про связь его и Чонгука, ведь многие видели и слышали их разговор.👁️🗨️👁️🗨️👁️🗨️
Юнги идет к своей камере, когда его перехватывают сильные руки и затыкают рот. Юнги пытается кричать, кусается, но его резко встряхивают, зажимая еще сильнее. Его заталкивают в какую-то камеру, и только когда опускают на колени, отступая, Юнги видит перед собой его. Чонгук сидит на тумбе у окна во главе камеры, вокруг него уже знакомые лица его свиты. Ноги расслабленно болтаются, черные волосы идеально зализаны, будто он находится вовсе не в тюрьме. Юнги смотрит на него затравленно, боясь пошевелиться лишний раз, потому что взгляд Чонгука опоясывает змеей, внушая животный страх. Юнги все еще держали за плечи, не давая подняться с колен. — Я дал тебе время, моя сладость. Позволил оценить обстановку и подумать, а теперь хочу услышать твое решение. Подойди ко мне, встань на колени и попроси стать моим. Юнги слушает это с распахнутыми от шока глазами. Он оглядывается еще раз, надеясь, что это гребаная шутка. На шеях всех присутствующих здесь и правда были татуировки распахнутого глаза. Юнги гулко сглатывает и собирает всю свою силу по углам, поднимая на Чонгука свои изумрудного цвета глаза. — Пошел ты, — рычит он, а рядом стоящие парни дергаются и даже замахиваются, собираясь ударить. Но рука Чонгука взметается вверх, останавливая. Он чуть склоняет голову в интересе, а потом спрыгивает с тумбы и, сунув одну руку в карман оранжевой робы, идет к нему. Юнги стискивает зубы, настолько хочется отвести взгляд, потому что внутри у Чонгука смерть, разинувшая свою смердящую пасть с острыми клыками. Юнги хочется выблевать все свои органы и сдохнуть, потому что от Чонгука прошибает животным страхом, будто током в двести вольт. Хочется сбежать и спрятаться, лишь бы не видеть эти антрацитовые звериные глаза. Он свободной рукой хватает Юнги за темные волосы и тянет вниз, задирая его голову. — Ты пожалеешь. Эти дни тебя никто не трогал, потому что я так хотел. Но выйдя отсюда без моей метки, с тобой сделают все, что пожелают. Я за тебя буду не в ответе. — Ты, гребаный ублюдок, затащил меня сюда и надеешься, что я буду целовать тебе ноги? Пошел ты на хуй, Чон Чонгук. Чонгук смотрит сверху вниз и скалится в устрашающем оскале. — Малыш, ты, кажется, еще не осознал всю реальность происходящего. Выйдя с этой камеры без моей метки, тебя разорвут на куски. Ты свежий в этой тюрьме, а тут все голодны до нового тела, — плотоядно улыбается Чонгук и отпускает волосы Юнги, чуть отходя. — Ладно, так и быть. Я покажу тебе твою реальность. Хочешь сам здесь выжить, иди. Я тебя больше не держу. Он машет своим парням, и те разжимают пальцы. Юнги сидит на коленях еще секунду, а потом подскакивает и вылетает из камеры под усмешку Чонгука. — Босс, его же в первую секунду там изнасилуют, — аккуратно подает голос один из парней, а Чонгук подносит к носу руку, которой держал волосы парня и вдыхает его запах. Он все еще пахнет свежестью и невинностью, ни у кого больше в этой тюрьме нет такого запаха. — Малыш хочет самостоятельности, пусть попробует решить свои проблемы сам. Я обожаю его характер.👁️🗨️👁️🗨️👁️🗨️
Юнги думает, что Чонгук блефовал до вечера этого же дня. Когда он выходит из кафетерия, его хватают за волосы и тянут в сторону душевых. Юнги кричит, пытается отнять руки от своей головы, но проходящие мимо смотрители даже не смотрят в их сторону. Потому что Юнги никто, чтоб ему помогать. Его толкают на грязный кафель, что он своей оранжевой робой проезжается по лужам. Приятно думать, что это вода от сырости, а не моча. Когда он поднимает голову, то видит трех возвышающихся над ним парней. У одного были выкрашенные в ярко-синий волосы. Он, наклонившись, грубо берет Юнги за подбородок и крутит его голову, оголяя шею. — А многие шептались, что ты теперь его шлюха. Но, видимо, ты настолько грязный, что даже Чонгук не захотел тебя, — гогочет парень над ним, а Юнги резко отбрасывает его руку, метнув взгляд полный ненависти. — Отъебись от меня, — огрызается Юнги, но его резко бьют под дых ботинком, что он валится на бок, скручиваясь от боли. — Еще и языкастый, — рычит он, подлетая к парню и хватая его за ворот робы. — Мое имя Лиён. Ты ведь должен в лицо знать того, чей член ты сейчас будешь сосать. Юнги пытается вырваться, но его держат крепко двое других мужчин. — Ты должен был ноги его лизать, чтобы попасть к нему, а сейчас ты ничейный, а значит ответственность за тебя никто не несёт. Ты просто сейчас тут самая дешевая шлюха, — по слогам говорит последние слова Лиён, а Юнги плюет ему в лицо. Лиён с рыком стирает скатывавшуюся по носу слюну и резко поднимается, давая своим ребятам знак. На Юнги со всех сторон начинают сыпаться удары ногами. Он пытается закрывать лицо руками, но это почти не помогает. Его бьют со всей душой, с каждым ударом выбивая из Юнги всю душу. Когда он приоткрывает веки, то помутневшими от боли глазами видит силуэт. Чонгук стоит в дверях со скрещенными на груди руками. Он смотрит, склонив голову, но ничего не делает. Юнги на секунду думает, что он — воплощение самой смерти, которая пришла за ним. — Помоги, — шепчет он одними губами в его сторону, а губы Чонгука трогаются в зверином оскале. Когда он проходит вглубь, удары прекращаются. Лиён поджимает губы, но отходит в сторону, давая Чонгуку подойти к лежащему в грязи и чей-то моче Юнги. — Он не твой, так что ты не имеешь права ничего нам говорить, — начинает Лиён, но Чонгук его затыкает одним взглядом антрацитовых глаз. Лиён гулко сглатывает, потому что глаза у Чонгука смертоносные. Он присаживается перед Юнги на корточки и протягивает руку, запуская пальцы в его спутанные волосы и поглаживая. — Помоги, — без звука вторит Юнги, еле шевеля пересохшими губами. — Попроси моей опеки. Скажи, что хочешь быть под моей властью. Что хочешь быть моим, — он продолжает поглаживать такие мягкие на ощупь волосы. Чонгук думает, что даже в крови и в своей боли, Юнги самое красивое создание на свете. Сейчас он словно прибитый градом цветок, за которым нужен уход. Чонгук его даст, только если Юнги сам об этом попросит. Он сделает все для своего малыша, если тот подчинится. Юнги молчит, опустив взгляд, а Лиён за спиной Чонгука скалится. Он знает, как только он уйдёт, они продолжат с удвоенной силой. Чонгук убирает свою руку и поднимается, а Юнги от резкого холода хочется начать орать. Невыносимо. Юнги смотрит на удаляющуюся спину и, сжав кулаки из последних сил, сипит: — Молю, Чонгук. Он останавливается и через мгновение поворачивается. — Скажи, что принадлежишь мне, — смотрит ровно, сверху вниз, а Юнги внутри разлагается на мелкие частицы. От этого взгляда органы кислотой обливаются. — Я принадлежу тебе, — шепчет он из последних сил и теряет связь с миром. Чонгук вытаскивает руки из карманов и подходит к Юнги, подхватывая его на руки так, будто он ничего не весит. Руки Юнги безвольно болтаются, а Лиён, провожающий взглядом Чонгука, рычит. — Ты только что трогал то, что принадлежит мне, — вдруг тормозит рядом Чонгук. — Но, Чонгук… — но Лиену не дают договорить, снова затыкая взглядом. — Мне не нравится, когда люди трогают мои вещи. Ты это знаешь, — изогнув бровь, смотрит на него Чонгук. Он больше ничего не говорит, выходит из душевых, где его ждут парни. — Покажите им, что мои вещи трогать запрещено, — машет головой Чонгук и с Юнги на руках выходит в коридор, уже не слыша звуки ломающихся костей Лиена и его дружков.👁️🗨️👁️🗨️👁️🗨️
Юнги не соображал, когда просил Чонгука, и думал, что будет жалеть, но после этого его не трогали. Даже не смотрели в его сторону. Со следующего дня Юнги перевели в камеру Чонгука и его людей, а сидел он теперь за их столом. Татуировку на шее Юнги бил высокий американец. Чонгук все это время находился в камере, сидя на своей привычной тумбе. — Ты же сейчас в прачечной работаешь? — пристально смотрит на него Чонгук, а Юнги кивает, тут же получая подзатыльник от американца. — Тебя переведут. — Что? — не понимает Юнги. — Мы все работаем на производстве, — машет рукой он. — Работа менее требовательна и льгота лучше. И ты постоянно будешь под моим присмотром. — Разве кто-то посмеет что-то сделать со мной из-за этого? — он тычет в татуировку, а Чонгук хмыкает. — Не посмеют. Юнги морщится на особо болючем месте на коже. Он это делает ради того, чтобы выжить в этой тюрьме. Раз Чонгук ввязал его в эту игру, надо играть по его правилам. — Готово, — выключает машинку американец и, собрав вещи и отсалютовав Чонгуку, оставляет их наедине. — Покажись, — приказывает Чонгук, и Юнги поднимается, медленно подходя к нему. Чонгук притягивает его за ягодицы одной рукой, утыкаясь носом в татуировку и проводя по ней языком. А у Юнги от этого действия внутри живота сворачиваются морские узлы. Он гребаный мазохист. Такой же сумасшедший. От этих мыслей Юнги начинает мутить, но от прикосновений Чонгука кожа плавится и обугливается. — Теперь ты только мой, моя сладость. Юнги не успевает ни слова сказать, когда Чонгук толкается в его рот поцелуем. Языком раздвигает его зубы, полностью овладевая. Рука сильнее сжимает его задницу, а Юнги не понимает, что чувствует. Внутри него идет борьба между разумом и сумасшедше бьющимся сердцем. И с каждой секундой мозг проигрывает все больше и больше. Юнги протягивает свои руки неуверенно, касаясь скул Чонгука, а тот рычит, собственнически прижимая тело Юнги к себе. Чонгук переплетает их языки в мокром поцелуе, а Юнги разлагается. Окольцовывает руками его мощную спину, а Чонгук все насытиться не может. «Сумасшедший», — не перестает повторять про себя Юнги. Но в тоже время плавится в сильных руках, забитых татуировками. Чонгук двумя пальцами задирает его подбородок, открывая шею, и целует тату. Он тянется к зеркалу, стоящему рядом, и притягивает его ближе, давая Юнги посмотреть. Юнги ведет самыми кончиками пальцев по открытому глазу и короне сверху. — У твоих парней было другое тату, — касается своей кожи Юнги, возвращая взгляд Чонгуку. Он откладывает зеркало и вновь притягивает парня к себе за ягодицы, другой рукой проскальзывая под робу, пересчитывает позвонки. — Потому что ты — моя королева. Ты мой, — подхватывает его под ягодицы Чонгук и несёт в сторону пружинистых кроватей. Она прогибается под весом Юнги и Чонгука, склонившегося сверху. Юнги чувствует его ментоловый запах шампуня, дезодоранта и табака. Он наконец обращает внимание на татуировку Чонгука. Точно такая же, как и на Юнги: с короной над глазом. Юнги тянется к ней пальцами, проводит самыми подушечками, а потом тонет в поцелуе. Чонгук за шею заставляет Юнги приподняться и сдирает его робу. А Юнги не понимает, что он делает. Будто помешательство на него нашло. Факт того, что из-за Чонгука он оказался здесь на двадцать пять лет, в лучшем случае, кажется, теряется на фоне сворачивающихся спиралей внизу живота. — Я все еще помню нашу первую брачную ночь. Как ты в истоме стонал мое имя, — двумя фразами Чонгук разблокировал все воспоминания Юнги, посыпавшиеся на него горой. Их первая встреча, упреки друзей, что не принимали Чонгука и называли проклятым мафиози, а потом много секса. Юнги обожал его именно с ним и ни с кем больше. Он плевал на слова родителей и друзей, растворяясь в нем каждую ночь. Чонгук делает ему предложение, и он снова никого не слушает, соглашаясь. А потом Чонгука сажают в тюрьму на пожизненное, и мир Юнги раскалывается напополам. Он с огромными усилиями выбивает развод, на следующий день получая букет кроваво-красных роз с запиской: «мы еще встретимся, моя сладость». Он и не думал, что реально встретятся. — Ты врал мне, — закусывает губу Юнги, когда Чонгук языком скользит по его груди, исследуя каждый миллиметр фактурного торса. Он застревает возле пупка, чуть дует, заставляя Юнги подогнуть пальцы на ногах. А Чонгук усмехается. — Это все еще твоя эрогенная зона, — оглаживает его бока Чонгук. — А врал, потому что не хотел тебя ни с кем делить. Даже мысль о том, что ты будешь с другим убивает меня. О том, что он будет касаться тебя, смотреть так, как смотрел я. А ты будешь улыбаться ему той улыбкой, которая окрыляла мой день. Запомни, малыш, ты будешь только со мной, будешь смотреть только на меня и улыбаться тоже только мне. Я обещал тебе в той жизни, что найду, и мы будем вместе. Я держу свое слово, моя сладость. — Больной, — с придыханием шепчет Юнги, вновь оголяя шею под поцелуи. — Как и ты. Я твоя карма, малыш. А ты моя. Он отступает под выдох Юнги и заставляет его встать, подав руку. — Раздевайся, — Чонгук садится на кровать в расслабленной позе, а Юнги застывает перед ним в ступоре. — Или неужели ты стесняешься меня? Минуту назад мне так не казалось. Юнги закусывает нижнюю губу и медленно тянется к оранжевым брюкам, спуская их. У него кожа будто шипит там, куда смотрит Чонгук. А он глядит, не отрывая взгляда. Подцепив боксеры, он на мгновение замирает, читая в глазах Чонгука лишь тягучее желание. Такое же, как и много лет назад. Зажмурив глаза, он стягивает их, а ткань быстро струится к ногам. Он слышит тяжелый вздох рядом и скрип кровати. Сильные руки обвивают его талию и ягодицы, а Юнги наконец распахивает глаза. Его лисьи изумрудные глаза, от которых Чонгук теряет крышу. — Мой послушный малыш, — обдает горячим дыханием ухо Юнги Чонгук. А Юнги кроет от их разницы в росте и массы тел. Чонгук крупный, высокий, с мощными накаченными руками в рисунках, а Юнги худощавый и маленький. Чонгук одним движением поднимает его и опускает на кровать, снимая с себя робу и отбрасывая в угол. Юнги следит за каждым его движением: как он отходит, идет к столу, забирая оттуда что-то. Когда Юнги видит пачку презервативов, то прикусывает губу. — Я все еще помню какую позу ты любишь, — тихо говорит он, а Чонгук в интересе склоняет голову. Юнги не нужно произносить вслух, он сам соскальзывает с кровати и поворачивается спиной, вставая на колени и облокачиваясь на локти. Чонгук еще мгновение любуется идеальной задницей своего малыша и улыбается. Сколько бы Юнги в себе это не отрицал, он любил Чонгука так сильно, как луна любит освещать своим сиянием моря и океаны. Они были созданы друг для друга еще до создания человечества. Их связь нерушима. Чонгук облизывает два пальца и вводит их в узкую дырочку. Потому что в его малыша без растяжки нельзя. — Скажи еще раз, что мой. Хочу еще раз это услышать. — Твой, — шепчет Юнги, пряча лицо в сгибе локтя. А Чонгук вынимает пальцы и раскатывает по члену резинку. Он входит одним толчком, заставляя Юнги выгнуться в пояснице и закусить губу. — Черт возьми, — Чонгук сходит с ума от узости, понимая, что за эти восемь лет Юнги ни с кем не спал. Совершенно никого к себе не подпускал. Исчезающий в этой молочной заднице чонгуков член — лучшее зрелище, что он когда-либо видел. Пошлые хлюпающие звуки от тел разносились по всей камере. Чонгук ждал бы еще столько же своего малыша, он уверен. Юнги тянется к своему члену и с громким стоном кончает вслед за Чонгуком. Устало валится на кровать, пока Чонгук завязывает презерватив и кидает в угол комнаты. Чонгук ложится рядом и стягивает с чужой койки простыню, накрывая их сверху. Он целует Юнги в загривок, тихо шепча: — Мое. Не отпущу. Не отпустит. Юнги продлят срок после двадцати пяти лет. Он выйдет и снова сядет, потому что Чонгук своего малыша больше не отпустит. Он снова сделает предложение, а Юнги не посмеет отказать Чонгуку ни в чем. Потому что в тюрьме он — никто, а Чонгук — король. Он ясно дал это понять в первые дни. Юнги останется в этой тюрьме с Чонгуком до конца своих дней. Потому что в той жизни они поклялись друг другу быть вместе.У настоящих историй любви финалов нет.