Грешники

      Она касалась его аккуратно, едва дыша. От переполняющих хрупкое тело чувств Незуко то сильнее приникала к сильной мужской груди, то, словно обжигаясь, отстранялась от него, смущённо смыкая глаза. Она была такой воздушной, лёгкой и неземной. Она была для него тем сладким сном, что наступал утром, но развеивался к утру. Томным и желанным ведением, которого он ждал весь день.       — Мне пора улетать, — протестовала она, вновь оказываясь в мужских объятиях. А время всё тикало, заставляя её рваться на волю. В небеса. — Санеми, — она обхватывала его плечи худыми руками и едва сдерживала слёзы. — Если нас раскроют, я не вынесу твоей смерти, — хрупкая слеза скатывалась по щеке, тут же сцеловываясь жаркими губами. — Санеми! — до крика. До боли.       — Моя, — он последний раз прижимал её к себе, резко отстраняя и отходя назад. Как завороженный мальчишка Санеми следил за распускающимися за её спиной белоснежными крыльями… белоснежными когда-то. Сейчас на них всё чаще появлялись серые перья, позже окрашиваемые в чёрный цвет.       Однажды ночью он видел, как она вырвала из крыльев пару чёрных перьев. Её любимых перьев. Тогда она едва сдержала крик и слёзы. Ох, сколько боли было в её глазах! Сколько страха!       — Прощай, — она взмахивает крыльями и исчезает в первых лучах солнца. — Прощай, мой любимый зверь, — он слышит её голос в своих ушах. Слышит взмах её крыльев и не может сдержать громкого воя, рвущегося наружу.       Им больно, но они несут эту боль ради своей любви.       Она не появляется пару ночей. Он, словно заведённый, не может усидеть на месте. Рвётся. Мечется. Скулит, как подбитый пёс.       — Незуко! — рычит зверь, оседая на мокрую от росы траву. Утыкаясь носом в землю, оборотень полностью подчиняется чувствам, позволяя волку вырваться наружу. Затмить остатки человеческого разума. И это страшно. То, чего они так боялись, вновь прорывается наружу.       Он вновь убивает. Ночных путников, но, прежде всего, самого себя.       — Вожак, остановитесь! — его стая зовёт его. Взывает к нему. — Прошу Вас, прекратите, — щенки скулят, просят его вернуться.       «Санеми, прошу тебя, борись!»       Её голос заставляет его вернуться. Вернуться, чтобы вновь встретить рассвет без неё.       Она не является неделю. Он не спит каждую ночь, контролируемый стаей. Волки чувствуют — вожаку плохо. Они страдают вместе с ним. Возможно, именно из-за их поддержки ему становятся проще.       Нет, он не забывает её, даже не пытается выкинуть из головы. Он просто смиряется с её отсутствием. Смиряется, но верит в возвращение.       И она приходит.       С тёмными перьями и израненной плетьми спиной. Со слезами на глазах и испачканными в крови волосами.       — Незуко! — он срывается к ней, боясь коснуться. Причинить боль. — Незуко, ты…       — Не ангел я больше, Санеми. Изгнана я за любовь к тебе, — она утыкается в его плечо и громко плачет. — Они пытались воззвать ко мне. Пытали меня! — громкий всхлип и худые руки на его плечах. — Но я не сдалась. Моя любовь к тебе сильнее боли, что причинили мне самые близкие.       — Милая моя, — он гладит её спутанные волосы, постепенно обращаясь под её руками. Белоснежным волком ластиться к ней, излизывая раны. Надеясь помочь.       Уткнувшись в его тёплую шкуру, ангел впервые мирно спит за эту неделю. Волк рядом с ней так же позволяет себе впервые за долгое время спокойно заснуть.