Последнее прощание

Тихий перебор струн акустической гитары разлетается вдоль улицы, пропитывая уже канувшие во снах дома и магазины. Длинные мозолистые пальцы медленно скользят вверх и вниз, зажимают аккорды, но так, чтобы звук был лёгким и не давил на мозг его спящего ангелочка. Шелест крон деревьев добавляет игре некоторый шарм и нежность, а ветер уносит спокойную мелодию вглубь улочки. Кроули сидит на ступеньках у входа в книжный магазин, медленно покачивает головой в такт музыке и сквозь чёрные линзы очков надеется рассмотреть в ночном небе звёзды. Он склоняется над гитарой и с некоторой заминкой начинает играть громче, но не настолько, чтобы нарушить чуткий сон владельца книжной. Он появляется здесь в тайне от него каждую ночь с тех пор, как наступила осень. — How I needed you.. Эта осень несла за собой беспрерывные дожди, — How I bleed now you’re gone.. непроглядный туман, слякоть, — In my dreams I see you, а так же — But I awake so alone.. жалобы ангела на то, что ему сложно засыпать в грозу, ведь из-за неё не слышно пластинок. Кроули не уверен, что имеет право появляться здесь после того признания. Но он так же не уверен в том, что может позволить себе дать его ангелу справляться с бессонницей самостоятельно. Он поёт тихо. Так, чтобы слышал только он. Так, чтобы хорошие сны приходили только к нему. Так, чтобы завеса дьявольской души приоткрылась только ему и никому больше. Но... Он не справляется? — Somehow I knew you would leave me this way. Он прикрывает глаза, — Somehow I knew you could never, never stay. And in the early morning light, и срывается на крик. — After a silent peaceful night.. You took my heart away.. Кроули боится кричать петь дальше, а потому замолкает, продолжая лишь наигрывать, но уже не с таким энтузиазмом, как делал это раньше. Постепенно мелодия становится едва различимой, перестает быть такой гармоничной и красивой, а на смену ей приходят случайные рваные аккорды и скрип, больше похожий на открытие двери, чем на игру. Ему страшно. Страшно признаться самому себе, что его чувства ошибочны. Что всё, что он хотел от этой жизни — быть с тем, с кем судьбой предначертано даже не быть знакомым. — It feels so real, — шепчет он, отставляя гитару и прикрывая руками лицо. Что ему делать? Ему уйти? Или прийти утром помочь собрать вещи? До рассвета осталось всего ничего, а это значит, что времени на подумать совсем нет. — Награда за самого немощного дьявола в истории достаётся Кроули, — с горькой ухмылкой говорит он. — Награда за самого лучшего дьявола в истории достаётся моему Кроули, — отвечает низкий бархатный голос. Дьявол вскакивает на ноги, делает несколько шагов назад и снимает очки. Он отказывается верить в происходящее. — Прошу простить за то, что подслушивал тебя, — Азирафаэль медленно выходит из магазина, сжимая в руках края пижамы. — Мне просто было интересно, кто на протяжении двух месяцев помогает мне выспаться, и.. Ангел боится смотреть в глаза дьявола, но решается, о чём сразу же жалеет. Он никогда не видел, как Кроули плачет. — Ангел, пожалуйста, — почему голос вдруг надломился, а сердце как-то непривычно сильно забилось? — Пожалуйста, прости меня за тот поцелуй, я не подумал, не хотел.. Оправдания звучат так жалко, что новый поток слёз не заставляет себя ждать. Они стоят, отделенные друг от друга двумя несчастными метрами, но кажется, что между ними пропасть. — Ах, вот как? Да, я всё понимаю. Азирафаэль поджимает губы, вспоминая жар поцелуя, и собирается уже уйти, как вдруг чувствует на своей тёплой раскрытой ладони касание ледяных пальцев дьявола. — Отчего ты такой хороший, ангел? Неужели тебе не хочется ударить меня или накричать? Я заслуживаю этого больше, чем кто-либо другой, ты так не думаешь? Азирафаэль! — Кроули... Первый поцелуй тёплый и смазанный, приходится точно в висок. Второй и третий попадают в белобрысую макушку, а последующие несколько десятков — в брови, щёки, губы, подбородок. Ладони обхватывают мягкое лицо напротив слишком нежно для падшего ангела, слишком робко и чисто. На такое не способен дьявол. На это способно только существо, раскаявшиеся в своих деяниях. За каждым поцелуем последует хриплое "прости". Кроули верит, что ангел простит ему любую глупость. Даже тридцать две глупости. — Скажи, Азирафаэль, — шепчет дьявол, держа ангела за воротник пижамной рубашки, — в раю бывают грозы? Если они и там достанут тебя, я разнесу рай в щепки и увезу тебя в Антарктику, запомни моё обещание. Недосказанным остаётся одно единственное «люблю», но и оно сейчас будет лишним. Тяжёлое дыхание прерывается ещё одним извинением. Кроули ещё раз вгрызается в опухшие и солоноватые от слёз губы. Это их тридцать четвертая глупость. Это их последнее прощание.