Память о разлуке

Как трещина

На белом абажуре,

Неизгладима

Память

О разлуке.

— Ты уверен? Искреннее беспокойство в голосе Дзёно злит Тачихару ещё больше. Разумеется, он уверен. Он шёл к этому много лет, смирившись с тем, что образ брата всегда будет стоять за его плечом, и он не сможет сбежать от него, сколько бы времени ни прошло. Но увидеть его снова, хотя бы раз — что он прочёл бы в его глазах? Тацуо гордился бы им или сожалел? Мичидзо сбрасывает руку Дзёно с плеча, отгораживаясь от утешения. Его сомнения злят, его переживания лишь больше ранят. Значит, Сайгику настолько в нём не уверен? Так боится, что встреча с братом расшатает его ещё больше? Тачихара ёжится, отвечая почти грубо: — Ты можешь уйти и не быть со мной в этот момент. Дзёно вздыхает, и Мичидзо понимает, что делает ему больно, но самому ему ещё больнее — он отворачивается, чувствуя горечь и боясь, и одновременно желая, чтобы Сайгику вновь успокоил его, укрыв от прошлого, чтобы ласково заверил, что Тачихара справится, что всё будет хорошо. Он не хочет вновь слышать: «Воскрешение из мёртвых слишком опасный дар, ты не можешь увидеться с этим эспером». «Я понимаю» Но Мичидзо так хочется закрыть дыру в своём сердце, многолетнюю чёрную яму, которую Дзёно до конца заполнить так и не смог. «Я хочу увидеть его. Всего лишь раз» Сайгику вздыхает, больше не спрашивая, только молча обнимает его со спины, и Тачихара вздрагивает, прикрыв глаза, представляя, что вновь сможет почувствовать прикосновения брата, который в прошлом был единственным близким для него человеком, способным его защитить. * — Исикава Такубоку? Мичидзо поднимает взгляд от документов, и Дзёно кивает, указывая на защитное стекло, за которым за железным столом сидит молодой человек, скованный наручниками. — Хочешь сам с ним поговорить? Тачихара всматривается в его лицо за слоем зеркального стекла, за которым заключённый его не видит. Что-то внутри скребётся, неприятно отдаваясь в сердце, но Мичидзо лишь подёргивает плечами, направляясь к двери, почти физически чувствуя, как Дзёно удерживается от того, чтобы снова спросить его: «Ты уверен?». Но всё же молчит, и Тачихара ему благодарен. Он заходит в комнату один, держа в руках личное дело преступника, коим нарекло его государство, чтобы взять под стражу и иметь возможность изучать и контролировать его способность. Воскрешение мёртвых — слишком сильный дар, чтобы позволять простому парню пользоваться им по своему усмотрению. Тачихара понимает — у Исикавы нет будущего, его запрут в лаборатории, сделав инструментом правительства, но он здесь не для того, чтобы ему сочувствовать. Ему никто не сочувствовал, когда он сам оказался пойманным и сидел в такой же комнате, будучи всего лишь перепуганным подростком, которому при аресте чуть не свернули шею. Мичидзо бросает взгляд на стекло, видя своё отражение, зная, что Дзёно, стоящий за ним в смежной комнате, тревожно вслушивается в его сердцебиение. Никто не сочувствовал, кроме него, взявшего Тачихару под свою ответственность, обучавшего и направлявшего всё это время, которого всё равно оказалось недостаточно, чтобы он смог отпустить прошлое. Он переводит взгляд на парня, сидящего за столом. Тот смотрит безучастно, моргая узкими зелёными глазами под прядями спадаюших на лицо тёмных волос. Скованные руки расслабленно лежат на столе. Мичидзо садится напротив, зная, что времени не так много — им и так с трудом удалось выбить эту встречу благодаря связям Дзёно в департаменте. Он должен перейти к сути. Кладя папку с его делом на стол, Тачихара сдержанно спрашивает, стараясь скрыть нарастающее волнение: — Ты сможешь воскресить того, кто умер двенадцать лет назад? Зелёные глаза замирают, сощуриваясь, осматривают изучающе. Тонкие губы вздрагивают, едва слышно спрашивая: — Родственник? Мичидзо медленно кивает, отмечая его проницательность. — Мой брат. Исикава чуть наклоняет голову, переводя взгляд на зеркальное стекло на стене, словно знает, что к его сердцу тоже сейчас прислушиваются. Тачихаре тяжело даётся его молчание, но он сдержанно ожидает и наконец слышит приглушённое: — Ты уверен? Внутри неприятно сжимается, словно все вокруг обязаны сомневаться в нём и не верить, что он принял взвешенное решение. Словно он должен передумать и упустить единственную возможность снова дать ему жизнь, снова увидеть его, снова почувствовать его заботу. Или разочарование? Что, если бы Тацуо не хотел возвращаться к жизни и видеть его таким? Мичидзо злится на себя — он не должен сомневаться, только не сейчас. Он хмурится, озвучивая согласие и неосознанно представляя, как Сайгику за стеклом вздыхает и отворачивается, направляясь к выходу. * Дзёно выглядит уставшим и встревоженным, но всё-таки сдерживается и не озвучивает опасений, лишь берёт Тачихару за руку, предупреждая об очередной ступеньке, скрывшейся в темноте. Мичидзо светит фонариком, выхватывающим лишь часть заброшенного помещения и лестниц под ногами, полуразрушенных после затопления. Одно из условий способности Исикавы — мёртвый может воскреснуть только в том месте, где оборвалась его жизнь. Тачихара ёжится, оглядывая тёмные сырые казармы внутри авианосца, на котором служил Тацуо, так и оставшегося стоять возле никому не принадлежащего острова со времён войны. Мичидзо чувствует холод, пробирающий до костей, словно смерть стоит за его плечом, и ладонь Дзёно, уверенно направляющая в полутьме, единственное, за что он может держаться. Он благодарен и испытывает смесь вины и стыда за то, что из-за него они оба здесь, с трудом сумевшие вырваться со службы и добраться до острова на лодке, чтобы никто об этом не узнал. Он благодарен Дзёно за терпеливое молчание, за тепло его ладони и способность безошибочно ориентироваться во тьме даже в незнакомом месте. Он крепче сжимает его руку, чтобы тот понял, как это важно, но боясь произнести вслух. Они почти не разговаривали последние несколько часов. После встречи с Исикавой Сайгику больше ни разу не заикнулся о том, что Тачихара мог бы передумать, и Мичидзо поддерживал молчание, боясь нарушить собственную решимость. Но теперь отступать уже поздно. В назначенное время Исикава, находящийся под стражей, применит способность — они здесь, чтобы встретить того, кто вернётся к жизни. Все остальные условия уже соблюдены: Мичидзо дал ему прикоснуться к медальону брата — единственной оставшейся от него вещи, ставшей ключом к его возвращению. Тачихаре страшно. Он слышит шорохи неизвестного происхождения, но Дзёно уверяет, что это просто потоки воздуха, которые они впустили за собой, открывая двери. Заброшенные помещения, в которых спали, страдали и умирали. В одном из которых умер его брат. Как он сможет ему это объяснить? Исикава на этот вопрос лишь пожал плечами. — Он воскреснет таким, каким был тогда. Разумеется, он не будет знать о том, что прошло столько лет, — его узкие зелёные глаза сощурились ещё больше. — И ты должен быть готов к тому, что он может тебя не узнать. Или не быть тем, кого ты помнишь. Тачихара вздрагивает от каждого шороха, и луч фонарика мечется из стороны в сторону, обшаривая тёмные углы, словно в них могут прятаться чудовища. Дзёно крепче обхватывает его руку, направляя к одной из дверей. — Если верить отчётам, то это здесь. Мичидзо замирает и сверяет время. Осталась пара минут. Неужели это правда произойдёт? Это похоже на удушающий долгий сон, схожий с тем, что мучил его многие годы, где он блуждает в тёмных коридорах, слыша голос брата, но так и не может его найти. Только ходит по кругу, и за ним гонятся тени, липкими пальцами хватая за горло. Они спускаются ниже — за дверью, указанной Дзёно, машинное отделение, их шаги гулко отдаются от металлического пола, и Мичидзо обдаёт жаром, словно когда-то он уже был здесь и видел это в красном свете. Но вокруг лишь темнота, прорезаемая слабым лучом фонарика, и ему кажется, что он слышит собственное сердцебиение. Вдруг впереди загорается красная лампочка, раздаётся приглушённый звон и глаза слепят белые ленты срабатывающей в назначенный час способности: из тьмы проступают очертания поваленной на пол табуретки и свисающей с балки верёвка — всего на миг, затем тьма возвращается вместе с тяжёлым дыханием оказавшегося перед ними человека. Мичидзо промаргивается, боясь, что всё это лишь мираж, но луч света выхватывает столь знакомые очертания, что он кричит, подаваясь вперёд, выпуская руку Дзёно и оставляя его позади: — Тацуо! Взгляд его брата расфокусирован, он прикрывает лицо ладонью, укрываясь от слепящего света. Непонимающе спрашивает осевшим голосом: — Что случилось? Кто вы? Тачихара чувствует дрожь, слыша его наяву, и его тело словно парализует. Всю дорогу обратно он едва может стоять на ногах — дыхание сбивается, и темнота кажется удушающей ещё больше, чем было прежде. Он держит Тацуо за руку, не уверенный, поверил ли тот в его спутанные объяснения, и как вообще можно поверить в них, вернувшись к жизни спустя двенадцать лет после смерти. К счастью, рядом был Дзёно, умело сохраняющий самообладание и взявший часть объяснений на себя, донеся информацию хладнокровно. Сейчас он идёт впереди, не нуждающийся в свете и безошибочно запомнивший путь назад. Тачихаре не по себе, ему хочется окликнуть его и поблагодарить, но он боится сделать лишнее движение, словно всё вокруг может исчезнуть. Он держит брата за руку, сжимая слишком уж крепко, не желая отпускать его больше никогда. Он хочет чувствовать тепло его руки, биение его сердца, пульсацию жизни, что не должна была оборваться. Последнее условие дара Исикавы — воскрешённый будет жить, пока жив он сам. Мичидзо уверен, что эспера с такой значимой способностью будут всегда держать под охраной, и он, будучи его ровесником, должен прожить ещё очень долго. На поверхности дует сильный ветер, и Мичидзо, глядя на подрагивающие плечи брата, набрасывает на них свой плащ, и ему так непривычно осознавать, что теперь они практически одного роста. Не замечая этого, Тацуо щурится, глядя на волны, омывающие остров. — Неужели война закончилась? Тачихара замирает, глядя на его бледное измученное лицо, и все слова застревают в горле. Дзёно, идущий впереди, оборачивается, но ничего не отвечает, только указывает на пришвартованную лодку. Через пару часов они окажутся дома, и Мичидзо не знает, что будет дальше. Позволит ли Сайгику остаться им с братом наедине или продолжит всегда быть рядом, беспокоясь и прислушиваясь, словно боясь, что происходящее может свести с ума. Что им делать потом, вынужденным всю жизнь хранить в тайне его воскрешение? «Ты уверен?» Теперь уже поздно быть неуверенным. Тачихара, садясь в лодку и не отпуская руки брата, бросает последний взгляд на авианосец, переставший быть местом его гибели, затем смотрит на Дзёно, заводящего мотор. Тацуо нечитаемо смотрит в сторону острова, не отводя взгляда и ещё ни разу не посмотрев на Мичидзо с тех пор, как они выбрались на поверхность. Тачихара не решается окликнуть его и отворачивается, ощущая, как к горлу подступают слёзы. * — Всё хорошо. Дзёно наливает воду в электрический чайник и поворачивается к Тачихаре, напряжённо стоящему в дверном проёме. Тацуо принимает душ, и Мичидзо не хотелось оставлять его одного за закрытой дверью даже на короткий срок, но Сайгику, отведя его в сторону, шёпотом заверил, что услышит, если что-то пойдёт не так. Тачихаре всё ещё страшно, что всё это может исчезнуть, что брат снова его покинет. Он вслушивается в шум воды, переводя взгляд на Дзёно, и тот терпеливо повторяет: — Всё хорошо. Мичидзо вздыхает, пытаясь придти в себя и переварить произошедшее. Тацуо жив. Как много это может исправить? Не станет ли он винить его? За возвращение из небытия, за разрушенные отношения с семьёй, в которой все так любили старшего сына. Что ему делать? Как ему всё объяснить? Он чувствует прикосновение Дзёно и, повернувшись, прижимается, утыкаясь в его плечо, крепко держась за него, приглушённо выдыхая: — Спасибо. Сайгику гладит по голове, привычно поддерживая и утешая, продолжая повторять: — Всё хорошо. Он здесь. Мичидзо хочется забыться в его руках, словно они могли бы жить жизнью, в которой правда всё хорошо, в которой его брат не умирал, а продолжал быть рядом. Сможет ли он вернуть это? По дороге сюда он не знал, с чего начать, только смотрел в его лицо — и знакомое, и чужое. Тацуо тоже молчал, глядя на волны или устало прикрыв глаза, словно не замечая ничего вокруг. Сможет ли он быть прежним? Был ли он тем, кого помнил Тачихара? Шум воды затихает, и Дзёно отстраняется, ещё раз гладя по голове. — Поговори с ним, я пока приготовлю чай. Выходя в гостиную, Мичидзо ловит себя на мысли, что ему странно видеть брата таким — живым, будничным, выходящим из душа, словно не было этих двенадцати лет. Он замечает свои вещи на нём, оказавшиеся ему впору. Тацуо смотрит сквозь него, садясь на краю дивана, и Тачихара садится в кресле напротив, не решаясь сесть рядом с ним. — Как ты? — всё, что он может сказать, едва справляясь с задрожавшим голосом. Тацуо трёт ладонями веки, словно долго спал, и с усталостью улыбается. — Наверно, лучше. Они встречаются взглядами, и Мичидзо замечает слабый отсвет в его глазах, знакомый ему с детства, но теперь потускневший, будто покрытый тенью. Он всё ещё не знает, с чего начать, и неожиданно брат прерывает молчание первым. — Значит, двенадцать лет? Тачихара кивает, держа руки на коленях и стараясь унять дрожь. Тацуо вздыхает с сожалением, отводя взгляд: — Прости меня. Мичидзо больно это слышать — это он должен просить прощения. Это он жил с мыслью, что лучше было умереть ему, а не брату. Но он не в силах произнести те слова, что говорила его семья, что остались так глубоко, отпечатавшись в его сердце. Он лишь качает головой, шепча: — Это ты прости меня. Тацуо молчит пару секунд, затем кивает за его спину. — Так ты стал военным? Мичидзо оборачивается на форменный плащ, висящий в коридоре, которым он укрывал его от ветра. — Родители гордятся тобой? — Тацуо мягко улыбается, должно быть, веря, что это может быть правдой, и Тачихаре больно в очередной раз разочаровывать, больно говорить об этом, но он всё-таки говорит как есть: — Они не знают об этом. Он видит удивление в глазах брата, вынуждающее продолжать: — После твоей смерти… Всё пошло наперекосяк, — ох хмурится, пытаясь подобрать слова. — Мне пришлось уйти из дома, но это только моя вина. Тацуо тоже хмурится, в его взгляде читается сильное переживание. Будто вспомнив что-то, он вдруг спрашивает: — Она не передала вам мои слова? — Кто? — Мичидзо следит за тем, как брат задумчиво поднимает взгляд к потолку, словно пытаясь вспомнить что-то ещё. — Ангел. Тачихара замирает, осознавая, что он имеет в виду её. — Ангел смерти? Взгляд его брата застывает, и он прикрывает глаза, вздыхая с сожалением. — Да… Ты знаешь, что с ней сейчас? Мичидзо охватывает злость, и он неосознанно повышает голос. — Какая разница? Это же она виновата в твоей смерти. — Что? — Тацуо вскидывает брови, затем хмурится, голос становится глуше. — Нет… Благодаря ей я был жив. Она спасала меня столько раз… Я лишь хотел вернуться домой. Но у каждого сердца есть предел. Он поднимает взгляд, полный вины и горечи. — Прости, что я не смог. Тачихара чувствует, как всё внутри него переворачивается. В памяти вспыхивают верёвка и опрокинутая табуретка, которым в ту секунду он не придал значения. Он не знал. В тех отчётах, что он видел, этого не было. Тацуо протягивает руку, но опускает её, не прикасаясь, лишь негромко говоря: — Мне жаль, если ты думал о ней так, — он поднимает грустный уставший взгляд. — Что бы ни произошло, я хочу, чтобы ты знал, как сильно я хотел вернуться к тебе. И как я горжусь тобой. Он улыбается краем губ, и Тачихара не знает, что чувствует в этот момент. Всё, чем он жил всё это время, больше не имело смысла. Та, кого он винил, кому мечтал отомстить, не была убийцей, а действительно была ангелом в глазах его брата. Он снова ощущает подступающие к горлу слёзы и опускает голову, больше не зная, кого винить, кроме самого себя. Ему хочется спрятаться. Хочется так много сказать, не говоря ничего, и он молчит, глядя в пол, затем зажмуривается в бессильной попытке остановить слёзы. Проходит несколько минут, и он слышит голос Дзёно, но не воспринимает его слова. Закрыв лицо руками, он хочет отгородиться от всей боли, нахлынувшей прямо сейчас, хочет забыть обо всём, кроме одного — его брат жив. И он будет жить — остальное уже неважно. Он чувствует, как ладонь мягко касается его головы, ероша волосы, словно в детстве, и он подаётся вперёд, не видя куда, желая спрятаться в чужих руках. Его держат, успокаивая и оберегая, он ощущает знакомый запах и отстраняется, вытирая глаза, и видит перед собой Дзёно и пустой диван за его спиной. — Что… — Прости, — он берёт в ладони его лицо, быстро говоря: — Прости. Послушай. Мне только что сообщили, что Исикава погиб во время эксперимента в лаборатории. Мичидзо глотает ртом воздух, крепко держась за его плечи, шаря взглядом по комнате, в которой только что был его брат. — Но… — Мне жаль. Дзёно крепко обнимает его в попытке защитить от осознания произошедшего, и Тачихара из-под влажных ресниц видит последний отсвет солнца, падающий на лицо, и закрывает глаза, пытаясь запомнить тот свет, что был в глазах его брата. И будет с ним всегда.

Один поцелуй,

Долгий,

И мы расстались.

На улице в полночь

Отсвет далекого зарева.