Амато

Джек вздрагивает — то ли от леденящего дуновения ветра, то ли от внезапно ожившего телефона. Озябшие пальцы выуживают его из кармана. — Какого… — вырывается парком изо рта, прежде чем Джек отвечает на вызов. — Мерида?! — Привет! — звучит обрадованный возглас из динамика. Джек не надеялся когда-нибудь снова услышать этот голос. — Слушай, есть… небольшая просьба. Несколько секунд Джек бессмысленно таращится в темноту. В ней практически ничего не видно. Зато, отчётливо ощущаются колкие мурашки и зуд от комариных укусов. И ещё что-то. «Небольшая просьба». Конечно. О чём он только думал… — Встреть меня на вокзале, пожалуйста. — Нет. Джеку было восемнадцать, когда его впервые поцеловали — робко и трепетно, до звенящей пустоты в голове. В соседском доме, на втором этаже, в маленькой комнатке, где половину пространства занимала кровать, а вторую половину — компьютерный стол. Её губы, тонкие и лоснящиеся от масла, пахли пряным чаем с малиной и… –…и кисло-сладкий соус Чили. — Это всё? — кряхтит Джек, водружая на плечи плотно нагруженную термо-сумку. — Там ещё картофель фри, наггетс бокс и Баскет двенадцать острых крылышек, — уточняет Туф и отрывает озабоченный взгляд от телефона. — Ты уверен, что дойдёшь пешком? Можешь отдать заказ Банни, он на машине… — Пф, ещё чего! Делать мне больше нечего, — возмущённо фыркает рослый качок, крайне удачно проходящий мимо с ещё более упитанной термо-сумкой на плечах. — Не моя вина, что мальчишка провалил экзамен на права! — Банни!.. — негодует Туф, но тот удаляется, гордо задрав подбородок. — Не волнуйся, я справлюсь, — в обычную субботу Джек отвесил бы что-то насмешливо-колкое в ответ, но всё, на что ему хватает сил — выдавить ободряющую улыбку для Туф. — Честное слово, там недалеко. Пара шагов от моего дома. Джек мог бы сказать, что достаточно хорошо знает свою соседку Эльзу (если бы понятие «хорошо знать Эльзу» вообще существовало). По крайней мере, достаточно хорошо, чтобы знать, что она не ест фастфуд. Особенно, в таких количествах. Может, к ней приехала сестра?.. Солнце ползёт к краю небосклона, оставляя на нём пылающие следы. Из-за них деревья, поникшие после дождя, кажутся чёрными. Окна, фонари и редкие гирлянды источают тёплый, совсем не греющий свет. Прилипшие к ботинкам листья отстают, когда Джек наступает в лужу. На знакомом дереве румянятся сливы — в детстве Джек часто подворовывал их. Осень наступила раньше, чем он надеялся. …нет, если бы приехала Анна, в заказе было бы что-то сладенькое. Вроде шокороллов с бананом и клубникой или фисташкового торта. Впрочем, теперь для подобных капризов у неё есть парень — Джек до сих пор мечтает ночами о блинчиках с топпингом в исполнении Кристофа Бьоргмана. В перерывах между тревожными мыслями об Иккинге и их треснувшей дружбе. Когда Фрост жмёт на дверной звонок, за порогом его встречает Эльза. — Джек! Рада тебя видеть. Она жестом приглашает его в дом. Тёплый свет лампы придаёт прихожей уютность, а хозяйке дома — несуществующий румянец. — Я говорил, что однажды ты пересмотришь свои взгляды насчёт фастфуда, — поддразнивает Джек. Лямка больно врезается в плечо, и он поправляет её, но спускать сумку на пол не торопится. — Всё твоё дурное влияние, — пожав плечом, журит в ответ Эльза. — Тебе нужно познакомиться с моей новой соседкой. — Соседкой? — Джек недоверчиво вздёргивает бровь. Эльза дорожит своим одиночеством — вряд ли она жаждала разделить кров с кем-то после того, как Анна переехала к Кристофу. — Именно, это её заказ. Анна решила сдавать комнату в аренду, — впрочем, не то чтобы Эльза выглядит обременённой. По ней всегда сложно понять. — Вот как… Почему я всё узнаю последним? — разуваясь и влезая в предложенные тапочки, Джек бросает на неё весёлый взгляд из-под тёмной чёлки. — Что ж, ты бы знал больше, если бы навещал меня чаще. — Это вряд ли. Эльза хихикает и подавляет зевок. — Будь добр, отнеси заказ на второй этаж. Если тебе не сложно. Джеку сложно. Четырёхчасовые прогулки по знакомым улицам отпечатываются болью в ногах. Впрочем, любопытство берёт верх над усталостью. «НЕ ГЕТЕРО: ПОЧЕМУ У ПОПУЛЯРНОЙ ГЕЙМЕРШИ МЕРИДЫ ДАНБРОХ ДО СИХ ПОР НЕТ ПАРНЯ?» — Да что ты будешь делать, — одними губами бормочет Мерида, прежде чем раздражённо ткнуть на «Не рекомендовать видео с этого канала». Белки глаз покалывает от бледноватой яркости экрана и подмигиваний гирлянды, прикреплённой по периметру окна затейливой рукой Анны Розенгрейт. Мериду бесит мигающий жёлтый свет, но тянуться до розетки ей крайне лень. Несмотря на боль в глазах, она не хочет отрывать взгляд от телефона, окидывать им чужую комнату, натыкаться на разбросанную одежду и неразгруженный чемодан. Ничего страшного, это всего лишь чемодан. Он ждёт, когда из него извлекут всякий жизненно необходимый хлам уже второй день, и будет ждать столько, сколько потребуется. Мерида ловит себя на мысли, что с чемоданами гораздо проще, чем с людьми. В любом случае, всё, чего ей сейчас хочется — сбрасывать звонки родителей, не отвечать на сообщения Макгаффина, не читать комментарии под собственными видео, валяться на кровати и употреблять фастфуд в неприличных количествах. — Простите за вторжение, я стучался, но вы, похоже, не услышали, — ахнув от неожиданности, Мерида рывком отрывается от подушки, и сквозь ворох нечёсаных кудрей различает знакомый тонкий силуэт. — Кисло-сладкий соус Чили, пряный чай с малиной, бургер Трюфель, баскет двенадцать острых крылышек, томатный соус, наггетс бокс, картофель фри стандартный. И Фрустайл Апельсин. — Джек! — Мерида не понимает, откуда появляются силы соскочить с кровати, но спустя секунду она душит друга детства в объятиях. — Какого чёрта ты не встретил меня на вокзале?! — Какого чёрта ты здесь делаешь?! И… чёрт возьми, когда ты мылась в последний раз?..

***

Отлично. Кроме него, есть ещё один человек, который понятия не имеет, сколько нервных клеток у него ещё осталось. Наверное, нехорошо это признавать, но Джек чувствует себя лучше, когда узнаёт об этом. У Мериды есть Две Большие Проблемы. И первой из них — Джек почему-то не удивлён, — является Элинор Данброх. Выплёвывая рыжие пряди, случайно зажёванные вместе с наггетсами, Мерида почти два часа ворчит о том, что да, она хотела поступить на археолога, но на стримах можно заработать гораздо больше. Тем более, она с детства увлекается видеоиграми, и Элинор давно стоило бы с этим смириться и не читать ей лекции про «нормальную профессию», «плохое зрение» и «общественную деградацию». В конце концов, это всего лишь видеоигры! Вторая Большая Проблема Мериды — это, как ни странно, её подписчики, которые в последнее время всё чаще… Девушка прерывает свою тираду глотком чая с малиной и, утерев губы тыльной стороной ладони, вдруг спрашивает самым деловитым тоном: — Как Рапунцель? — О, э-э… Она тебе не звонила? — Джек с трудом находит слова от столь резкой смены темы. Мерида в ответ лишь пожимает плечом. — Не знаю, мы вроде как… не общаемся сейчас. — «Вроде как»? Джек изучает взглядом сплетение собственных рук, которыми обнимает колени.

***

— Та тусовка на день рождения Иккинга… помнишь? С губ Джека машинально срывается смешок. Сквозь экранные трещины — Рапунцель всегда славилась бережным отношением к телефону, — отражена фотография трёхлетней давности. Пустые бутылки на ковре, смятые пачки из-под чипсов, джойстики, тёмно-бардовая обивка дивана. Скучающий взгляд Иккинга, Мерида с крошками в уголках рта, тогда ещё блондинистые волосы Рапунцель. Пятнадцатилетний он, безответственный, беззаботный, окруженный друзьями. — Такое забудешь, — поморщившись, отшучивается Джек и суёт кулаки в карманы. На самом деле, это довольно легко — игнорировать взволнованность и неясную тоску в солнечном сплетении. Достаточно блуждать взглядом по сумеречному саду. Достаточно ёжиться под порывами ветра — каждый сильнее и промозглее предыдущего. Наблюдать, как сухие стебли качают бутонами, роняя пожухлевшие лепестки. Наблюдать, как они треплют коротко обстриженные волосы Рапунцель, выкрашенные на этот раз в сиреневый оттенок, как уносят с собой сладковатый парок её электронной сигареты… Рапунцель неуютно ёрзает рядом, когда раздаётся звук уведомления, и, пробормотав что-то невнятное про «по работе», начинает стучать по экрану. Подушечками пальцев, а не длинным маникюром, как это было в их прошлую встречу — с ним неудобно играть на укулеле. Джек не может себе признаться, что немного завидует Рапунцель. Тому, как ловко она совмещает учёбу, работу в кафе и волонтёрство. Тому, как у неё хватает сил увлекаться вещами вроде игры на укулеле, астрономии и изобразительного искусства. Тому, как легко с её губ срывается это имя. Иккинг. Месяц назад известия о болезни отца вынудили его вернуться в родной город. С тех пор Иккинг не берёт трубку, лишь изредка появляется в сети и крайне односложно отвечает на сообщения. Вряд ли сердце Рапунцель пропускает удар от равнодушного «был в сети 23 мин. назад». Вряд ли она подписана на паблик «Администрация города Бёрк», чтобы отслеживать погоду и отключения электроэнергии. Вряд ли посреди ночи Рапунцель дырявит потолок остекленевшим взглядом, мучая себя мыслями о том, как просто заканчивается нерушимая, казалось бы, дружба. Джек давно наблюдает за тем, как разваливается их компания — с тех пор, как Мерида вернулась на лето в Шотландию. Джек ненавидит быть единственным, кто сожалеет об этом. Джек раздосадовано прячет лицо в капюшоне толстовки, чувствуя, как подавленность разрастается и теснится в груди. Ну вот. Он в очередной раз испортил себе настроение. Губы Рапунцель трогает невольная полуулыбка. Даже в бледных отсветах экрана Джек замечает румянец, заливающий её щёки. — Юджин, да? — голос звучит надтреснуто. То ли от долгого молчания, то ли от сдерживаемых эмоций. Рапунцель обращает к Джеку глаза. Блестящие то ли от экранного освещения, то ли от того, в чём она давно не может себе признаться. — Флинн, Джек. Флинн Райдер. — Брось. Я знаю его настоящее имя, — Джек хочет, чтобы его ответная усмешка была по-шалопайски тёплой, но выходит холодно и натянуто. Рапунцель нервно смеется и сцепляет руки в замок. — Да, это он! Завтра нам придётся встретиться в кафе… Ну, в-в том, в котором мы работаем… — М. По работе, — Джек иронично склоняет голову набок. Ему почти уморительно наблюдать, как подруга детства пытается звучать деловито и небрежно. Он безрадостно смеётся в ответ на её унылый взгляд. — Солнышко, расслабься! Мне не впервой. Рапунцель хихикает, скорее, для порядка, прежде чем недоумённо улыбнуться: — Ты о чём? Джек упирается головой в деревянный столб и, издав тяжёлый вздох, почему-то не может сдержаться улыбки. Как же это невыносимо — сидеть с ней на одном крыльце… — Думаешь, я не знаю, что будет дальше? — он не отводит взгляд от козырька над крыльцом, наполовину скрытого тканью капюшона, но знает, что Рапунцель свела брови на переносице. — Вы потанцуете друг вокруг друга от силы месяца два. Станете парой. Свиданки, поцелуйчики, все дела… Огорчённый стон не даёт Джеку закончить. — Ты серьёзно?.. — судя по приглушённому голосу, Рапунцель утомлённо растирает лицо ладонями. — Послушай, если ты собираешься поливать его грязью, как это сделала моя драгоценная «матушка», я не… Я не вижу смысла продолжать общение. Камень в груди Джека срывается в бездну. Крыльцо скрепит, когда они почти одновременно вскакивают на ноги. — Что? Нет! Нет, погоди, я всего лишь… я не это имел… — Джек пытается преградить ей путь, но замолкает, когда Рапунцель мягко касается его плеча. Она смотрит на него с усталостью, с сожалением, почти с мольбой. — Джек. Я знаю, что нравлюсь тебе, но… Я не чувствую того же, понимаешь? Прости…

***

— У-у-у… Тебе правда нравится Рапс? — Мерида косится на Джека. Боже, как ему надоел этот вопрос. — Я не знаю, — Джек крайне подавленно хрустит картошкой фри. — Никогда не влюблялся. Не знаю, что должен чувствовать. Ему хорошо с Рапунцель. С ней здорово веселиться, делиться секретами и узнавать что-то новое. После развала их компании Рапунцель была единственной, с кем Джек мог хорошо провести время. Он скучал по ней, искренне считал её самой замечательной девушкой на свете и чувствовал странное смятение в груди, когда она предпочитала компанию коллег вроде Фицерберта. Наверное, это и есть то, что люди называют влюблённостью. — Мне просто… очень одиноко, — почти неслышно хрипит Джек, не до конца веря, что произносит это вслух. — Я… мне кажется, что я не нужен. Никому из вас. — Эй, — он поднимает глаза, когда Мерида с несвойственной ей мягкостью накрывает ладонью его запястья. — У тебя всё ещё есть я. Джеку было восемнадцать, когда его впервые поцеловали — робко и трепетно, до звенящей пустоты в голове. В соседском доме, на втором этаже, в маленькой комнатке, где половину пространства занимала кровать, а вторую половину — компьютерный стол. Её губы, тонкие и лоснящиеся от масла, пахли пряным чаем с малиной и… И теперь, кажется, у них появилась ещё одна Большая Проблема.