Мадмуазель?

После того, как любимый и, сука, невероятно шикарный омега сказал своё лаконичное «Да!», жизнь у Тэхёна понеслась в русле «Принеси-Подай»..... «Иди нах…й, не мешай». Не, он, конеш, не жалуется, он сам этого добивался и млеет от счастья, что такая прелесть теперь засыпает у него под боком и сопит в две великолепные дырочки рядом с ним все ночи напролёт. Прошло три года с их ошеломительно громкой и шедевральной свадьбы, во время которой вздрогнул, блядь, весь Сеул. Омега заканчивает свою Академию, где он уже прослыл распиздатым художником, чьи работы уже бомбят все известные галереи, причём без какой-либо помощи, всё сам, талантливый же. И танцы по-прежнему великолепные и активист от Бога, всё в нём как и всегда, на соточку по десятибалльной шкале. Всё успевает всегда и везде. Вредный, как чёрт. Пока своего не добьётся, не успокоится. «Но, об этом позже.» Заострим своё внимание пока на нашем охеренном альфе. Он, конеш, и продукты с магазина таскает, и полы дома моет и готовит для своей Цацочки, да, да, именно так. «Гыыыыыы…» «А вы как думали?» Там же любовь до опизденения какая. Так вот… И посуду моет, и пылесосит с утра до ночи, видите ли, его Гукочка на пыль чихает, носик у него чувствительный, блядь. Вещи его сам застирывает, а не в машинке, потому что так нежнее ткань и кожица его омежечки не раздражается, и ванну вечерочком с пенкой набирает, чтобы любимочку свою ласково и дочиста искупать, а потом ещё и на ручках до кроватки донести, кремушком тельце намазать и волосики феном высушить. «Чувствуете, да, как приторно?» «Да не то слово.» На всё это глядя, даже розовые единорожки, на розовых облачках, ловят рвотные спазмы от этой картины. Такое ощущение, что каблук Чонгука не только к полу придавил, но и мозг зацепил. Так вот… И среди ночи в одних боксерах, голыми ногами по дому шаркает, ибо любимой Цацочке то попить захотелось, то поесть, блядь. И вот всё бы ничего. Да вот, то вода не такая холодная, то молоко сильно горячее, то яблоко хуево нарезано, шкурку не почистили… И время, на минутку, блядь, пять утра. А Тэхёну, Господи прости, в семь вставать. У него совещание. Работа с клиентами тоже. И глаза слипаются, так спать хочется, хоть шар выколи. В такие моменты хочется эту, блядь, Цацочку, придушить или шейку свернуть. Ну так, чтобы до утра утихомирилась. Так ещё же и бубнит там со спальни под руку, то он долго ходит, то громко топает, то холодильником брякает, сукааа. Внутренний волк Кима просто лёг, морду передними лапами закрыл, мол, всё нахуй, я в этом балагане на участвую, выкручивайся сам. И порыкивает наш альфа от бессилия и бешенства, но вот в чём вся загвоздка-то. Он по лестнице, к примеру, поднимается, с одним большим замыслом удавить суку, хоть и любимую, но как услышит нежный такой голосок и вот это вот пленяющее: — Тэхён-аа… Всё, пиздец, летит на крыльях любви, запинаясь об собственные босые ноги, перепрыгивая ступени, подгрызая на ходу не очень аккуратно нарезанное яблоко или дуя на горячее молоко, чтобы Гукочка не обжёгся. Вообщем, на четвёртом месяце наш Гукочка, теперь уже Ким который. Альфочку под сердцем носит. Такая радость, папочки родные. Вот Ким и стелится. Старший который, который альфа. И подносик поднесёт, и себе же на колени поставит, чтобы любимочке пузико не давило, хотя какое там пузико, так, животик ещё маленький. И сам покормит и ещё салфеточкой ротик вытрет, а потом поскулит немного, мол, спать хочет, и с разрешения беременной бестии падает на боковую и похрапывает, досыпая несчастные пару часов. И ведь Гук всё понимает, не деревянный же по пояс, всё видит и жалеет даже. Но вот беременость у него первая, важная, вот и пусть его муженёк удавом по стеловатке повертится. Ибо нехер прохлаждаться, да и само ощущение значимости очень важно на первых сроках. «Спросите, почему? Отвечу.» Потому что альфа наш брутальности и охуенности своей нисколько не растерял. Вот представьте. Херачит этот альфа-самец на работу. Всё та же шикарная каштановая башка в волнистых кудрях, взгляд дерзкий, до опизденения. Только теперь он при пиджаке отпаренном. Брючки отутюженные, ботиночки начищенные так, что в них вместо зеркала смотреться можно. В музыкальных пальцах дипломат зажат, а на запястье дорогущие золотые часы красуются, да не абы какие, а скелетоны, ёпта, с рубином в циферблате. Настоящие, короче. Вот когда по улице это горяче-сексульно-охеренное тело движется своей самцовой, ленивой походкой, все окружающие на градус телом повышаются. Если, к примеру, омеги не успели с лавочки подорваться, когда Ким мимо проходит, всё, пиздец, присосались, там вакуум такой создаётся, что отлипнуть можно только соскальзыванием вдоль той же злополучной лавочки вбок, и с глухим чпоком, и такое мокрое пятно остаётся, Батюшки, свят, свят. Будь этот альфа хоть на церемонии открытия филиала, или в ресторане с клиентами, ну или корпорат в честь удачно оформленной сделки, всегда и везде его преследуют всё те же несдающиеся омеги. Да и про альф вспотевших можно тоже упомянуть. Ну горяч парень, всё также горяч. И сексуален, да. И вот смотришь на него со стороны, думаешь, вот только глянет он на тебя, а ты уже всё, приплыл, блядь, экстазом не хилым нахлобучивает. Там и глаза ярко-карие, и губы малинового цвета и волнистые кудри, на глаза спадающие. Тело как у Апполона, хотя многие поговаривают, что последний как раз в сторонке нервно курит. Не дотягивает, то бишь. Так вот этот альфа, горячий как лава и красивый, как Божество, до сих пор покоя Сеульским омегам не даёт. Те и записки в почтовый ящик кидают, и номер телефона находят, смс-ки по ночам строчат, и на е-мейл пишут признания. Ну ебанутые, чё с них взять. Ну вот наша Цаца смириться с этим никак не хочет. Вот и жестит порой. То затрахивает в доску, да так, что пыль столбом (альфе потом опять перепылесосивать блядь), то стены дрожат и кровать уже раз десять так починена, да и заменена уже раз пять. Вообщем, вы не подумайте, Гуки себе цену знает, он в себе всегда и во всём уверен. «Ну та ещё Цаца!» Он в своей красоте при беременности ещё и умножился. Губы ярче, щёки розовее, копна смоляных волос ещё никогда такой густой и блестящей не была, кожа как бархат нежная, чистая, как снег. Его стройность пока ещё никуда не пропала, а маленький животик совсем почти не виден под блузками шёлковыми, да кофтами модными. Бёдра так охуенно округлились, ммммм… Знает себе цену, «сука бессердечная». И вроде, купайся ты в любви, да наслаждайся. Но вот и сам себе вроде нашёптывает, что, мол, хватит дрюкать-то мужа бедного, но как наступает ночь и тот рядом спит сладенько, так сразу всякие мысли поганенькие в голову неспокойную лезут. Ревность и гормоны. «Ну сами понимаете, да?» Тэхён и словами, и подарками, и делами доказывает, что омега любимый самый и единственный, обожаемый до обосрачки. Гук кивает, мол, ага, уловил, понял, отстал. Но как брякнут часики ночью три раза, оповещая ночное, позднее время, всё, вот те здрасьте, ебанутая, беременная омега собственной персоной. Как кто тумблер переключил. И начинается святопляска, то хочу, это хочу, и не всегда же всё дело к еде-то сводится, нееееееет. Там и массаж срочно необходим, якобы спина отнимается, и шейные позвонки затекли, конеш, пузико же мешает, блядь. А там от пузика только немного пупок от спины отклеился, нет же ещё толком ничего. Совсем крохотный животик и сил на пол дюжины армии хватит. Но нет, надо повыёбываться. И все эти манипуляции плавненько так в горячий секс переходят, пылкий такой, с криками, стонами, хрипом на ухо, расцарапанной спиной альфы и зацелованных губ омеги. «Господи, прости!» (херак по лицу)🤦🏻‍♀️ И в чём весь фикус-то, живут душа в душу, хоть и ревнуют, беснуются, психуют, ругаются даже порой, но все споры улаживаются страстным соитием, и дрожащими стенами от пылкости этих двух влюблённых. Ну сами посудите, ну должны быть всплески адреналина. Когда омега, в очередном приступе ревности (причём вообще без повода) надрывно орёт «Мачо недоделанный!» А мачо в это время, слегка, почти шёпотом, чтобы дай Бог не услышали, бубнит «Цаца психованная!» А потом хватают друг друга и сливаются в жадном поцелуе, перерастающем в жаркие чпоки до самого утра. Так и дотянули наши голубки до схваток Гуковских через ещё пять месяцев. А там чё началось-то, грёбаный ебастос. Альфа чуть Богу душу не отдал от волнения. Заечку своего, солнышко любимое, Цацочку обожаемую, малыша родненького, Гукочка ненаглядного (как он его только по дороге в роддом не называл) доставил вовремя. Роды, правда, долгие были, затяжные. И чего там только Ким на наслушался. И козлом он был, и падлюкой, и шалавой в штанах, и обещали ему не давать больше никогда, ловя за руку акушера с мольбой зашить там ему всё к чёртовой матери, чтобы не повадно было к омеге приставать. Ну больно Чонгуку было, ясно! Вообщем, явился свету нереально распрекрасный альфа, каштановые волосы, фарфоровая кожа, родинка под губой и на губе, на носу и на веке нижнем, да на шее ещё. Нос картошечкой в папочку, губы пухлые в отца. Бляяяяяядь, вырастет, всем хана. Альфа Ким плакал так, что всех врачей на уши поднял, и за Гукочку страшно, любимого такого, и чтобы малыш в порядке был. Его проводили во время родов в палату родильную, так он нашатыря нюхать заёбся, так в обморок часто падал, что выволокли его оттуда под рученьки сильные, накаченные, медбратья в белых халатах и усадили ни живого, ни мёртвого, в холле, в окружении уже всей родни и друзей. Гукочка ещё повизжал немного..... матом..... на него, на мужа… но потом притих, когда малявка на весь роддом заверещала. Тэхён тогда бежал как ужаленный, плача и всхлипывая, на руки младенца долгожданного принимая, сопли и слёзы по мордени своей размазывая, улыбаясь, как дурачок от счастья. «Но самое интересное в другом.» Его омега смотрит преданно, счастливо и тихо улыбаясь, в уголочках блядских, вредных, психованных, но таких любимых глаз, застыли слёзки и лицо такое умиротворённое. «Да неужели.» Гук шепчет любимому с просьбой подойти к нему. И альфа, крепче прижимая к себе долгожданный свёрток с мирно сопящим малышом, приближается к родному Гукочке, причём анус от неизвестности его намерений немного сжимается. Да хер его знает, что у него щас в башке шандарахнет. А тот потупив нежнейший и ласковый взгляд, вдруг тихо, шёпотом произносит: — Тэхён-ааааа, ты это, прости меня за все мои заскоки, я больше не буду. — и типо слезинка такая, хоп, соскользнула с любимого личика. А Ким смотрит на него и очко меееееедленно разжимается, не почуяв пиздеца, а вот сердце заполняется такой нежностью и любовью, что у самого глаза защипало и он так тихо тоже, полушёпотом: — Гукочка, а давай ещё одного забацаем, а???? «Ну смертник, не иначе.» Вот офигенная они пара, любят друг друга дичайше просто, навеки вечные, до луны и обратно. Розовым пони до их старости на розовых облачках от приторности страдать. Всё у них шикардос. Было, есть и будет!!!!!! Автор обещал бонус. Автор жахнул. Всех люблю и целовкаю😘