~***~
Обстановка в книжном магазине, всегда уютная и без лишних вмешательств, окутывала его почти тошнотворной благопристойностью и неестественной даже для этого места умиротворённостью. Воздействие ангельского чуда запечатало в душах людей все негативные эмоции, не позволяя им овладевать мыслями, не допускало никаких неприличных слов, заставляло всех двигаться в ритме танца, которого никто из смертных не знал. Всё выглядело, как постановка кукольного театра: люди, ведомые невидимой рукой одного кучерявого букиниста, разговаривали давно устаревшими оборотами, вели себя преувеличенно правильно и без единой мысли следовали расписанному на вечер сценарию. Воздух ощущался слишком плотным из-за поглощающего чувства всеобщей эйфории и расслабленности, которые Кроули не мог разделить с поддавшимися ангельскому влиянию смертными и лишь кривился от раздражения и тревоги. Всё это было слишком неправильно, наигранно и совершенно неуместно, учитывая толпу готовых к нападению демонов снаружи. Какое, к чёрту, собрание торговцев, какой бал, какие волованчики?! Атмосфера в книжном выглядела настолько нелепо по сравнению с улицей — маяк, разливавший музыку и благодатный свет во все стороны, посреди темноты и смрадного зелёного тумана, наполненного рычанием и заунывными стонами. Кроули бессильно метался по книжному и ожидал нападения в любой момент, а этот блаженный ангел, — чтоб какао пролился на его любимый бежевый пиджак, — совершенно не обращал внимания на его предупреждения и словно не чувствовал зловонной и устрашающей ауры десятков демонов за ненадёжными окнами. Ситуация казалась огромной проблемой, пугавшей неизвестным исходом. Конечно, открыто противостоять явившемуся во плоти Сатане и четырём Всадникам Апокалипсиса было сложнее и опаснее, чем кучке низкопробных демонов, но в этот раз с ними не было мальчика с великой силой изменять мироздание, и в этот раз они прятали у себя пернатую задницу беспамятного Верховного Архангела.~***~
~***~
Шестерёнки в его змеином мозгу на несколько мгновений перестали работать, поэтому единственная реакция, которую он смог выдать, это недоумение «Ты же не танцуешь...». Змеиный мозг зарегистрировал радостную улыбку и нежный, озорной смешок, как у игривого и невинного ребёнка, после чего снова перестал успевать обрабатывать события, и придал лицу демона совершенно глупое выражение. С приоткрытым ртом и широко распахнутыми за линзами очков глазами Кроули послушно перебирал ногами, позволяя тянуть себя к танцующим смертным. Что ещё он мог сделать, пребывая в крайнем недоумении и являясь слабаком, не умевшим отказывать Азирафаэлю? Что ещё он мог сделать, когда знакомое волнение затрепетало в груди, стоило руке ангела сомкнуться на его собственной? То самое волнение, которое застигало его врасплох шесть тысяч лет каждую встречу со Стражем и с каждым разом становилось всё более сильным и заметным. Разум Кроули явно активировал какую-то защитную реакцию, заставляя его непрерывно повторять Азирафаэлю про угрозу со стороны демонов, пришедших за Гавриилом. Потому что это был единственный способ отвлечься от их танца, не задумываться о мотивах ангела слишком сильно, не погружаться в эмоции слишком глубоко. В ином случае, если б Падший внимательно прислушался к своим ощущениям, он бы развоплотился от переизбытка чувств. Если бы демон не нарушал молчание напоминаниями об опасности, этот танец стал бы слишком интимным действом, тем самым способом общения, которое «заставляло людей сблизиться и развеять недопонимания об их отношениях». Превращение мыслей в слова и их озвучивание занимало некоторое место в мозговом процессе Кроули, а потому отчасти отвлекало его от приятно обжигающего соприкосновения ладоней и неуместного желания переплести пальцы... Они раньше обменивались рукопожатиями, но танец создал совершенно иной контекст, из-за которого невинный контакт кожа к коже ощущался острее и ярче. Кратковременный обмен партнёрами показал, что только прикосновения Азирафаэля вызывали у демона покалывание в кончиках пальцев... Кроули знал, что этот бал был подстроен для Нины и Мэгги, а потому ангелу было совершенно необязательно присоединяться к танцу. Однако Страж пригласил его явно по собственному желанию, и прижимал к нему ладонь спокойно, уверенно, всей поверхностью, не избегая тесного соприкосновения с демоном, которого то называл хорошим другом, то опускал до уровня знакомого врага... Могло ли это что-то значить? Был ли это первый шаг ангела ему навстречу в их неопределённых и долгих отношениях? Даже без глубоких раздумий и основываясь на поверхностных ощущениях, Кроули знал, что ему нравится танцевать с Азирафаэлем. Как могло быть иначе, если он был безнадёжно влюблён? Однако он не мог полностью насладиться моментом из-за нависшей угрозы, поднявшейся из Ада на улицы Сохо то ли по лестнице, то ли на лифте.~***~
~***~
Шок, растерянность, секундное отторжение — Кроули почти физически чувствовал эти эмоции от ангела, но был не в состоянии отпустить. От отчаяния он сделал этот рискованный шаг, этот стремительный рывок, вмиг оборвавший тягуче медленный, шеститысячелетний темп их сближения. Падший вцепился в воротник дрожащими от напряжения пальцами, не позволяя Азирафаэлю отстраниться. Демон был уверен, что ангелу не нравился такой физический контакт, но слишком хотел удержать его рядом, хотел через какое-то весомое и очевидное в своём значении действие передать мольбу, которою не мог озвучить словами. «Передумай, останься, будь со мной, будь нами». Каково было удивление Кроули, когда ему на спину легли обе ладони, а плотно сжатые губы приоткрылись, позволив обхватить нижнюю. Он почти испугался взаимности, от восторга и хрупкой надежды притянув Стража ещё ближе, а затем, с большим трудом одолев себя, отпустил его. Демон прирос к полу в ожидании. На лице Азирафаэля было много смешанных эмоций, среди которых радость очевидно отсутствовала. «Я тебя прощаю».~***~
Теперь всё это казалось чем-то пустяковым и далёким, не имеющим больше значения. И несостоявшийся Армагеддон, и обмен телами в рискованной попытке избежать казни, и ночное нападение демонов из-за Гавриила, и утренние разборки между начальствами обеих сторон — эти события будто остались в другой, прошлой жизни. В жизни, в которой присутствовал Азирафаэль. Сухое красное вино, — какая бутылка по счёту? — обожгло горло терпкостью и тёплым комком скатилось дальше вниз. Долгожданного беспамятства, какое бывало у людей от сильного опьянения, всё не наступало. Напоминало о произошедшем покалывание кончиков пальцев от ощущения фантомных прикосновений, покалывание и жар в губах — по той же причине. Факт того, что Кроули поглощал вино прямо из горлышка, подчёркивал, что бокалы больше не понадобятся — с этого дня не с кем делить алкоголь, возносить тосты за мир и заплетающимися языками перебрасываться пьяной чепухой. Зато Падший не помнил путь до квартиры, которую Шакс вернула ему за ненадобностью — Княгиня Ада ведь теперь. Всю дорогу он провёл словно в полудрёме, совершенно не осознавая свои действия. Ему казалось, что в одно мгновение он сел в Бентли рядом с книжным магазином и выключил словно в издёвку заигравшую песню про Беркли-сквер, а в следующее — уже стоял под знакомой многоэтажкой. На задних сидениях помимо растений обнаружились и два ящика вина, покупку которых Кроули тоже абсолютно не помнил. Щелчком пальца эти немногочисленные пожитки оказались перенесены наверх. Квартира встретила владельца пустотой, холодом и серостью, от которых демон успел отвыкнуть за несколько лет. Абсолютная противоположность магазинчику: тёплому, уютному и заставленному на каждом шагу мебелью, коврами или книгами... Странное ощущение оторванности от мира, от реальности казалось кратковременным спасением, которое не позволяло погрузиться с головой и утонуть в эмоциях и создавало впечатление, что всё произошедшее было лишь кошмарным сном. Однако эта иллюзия растворялась тем сильней, чем дольше демон сидел на полу, прислонившись к кровати и вливая в себя алкоголь. В какой-то момент полноценное осознание раздавило его, прижало к полу, сопровождаемое шквалом боли и разочарования. Между щеками и оправами очков скопилась влага, и Кроули с раздражением сорвал с глаз чёрный аксессуар, откидывая его...куда-то. Возможно, они разбились от удара. Не важно. Становилось всё хуже, слёзы стекали из змеиных глаз непрерывным потоком. Недопустимый признак слабости, но ведь здесь его никто не увидит. В самом деле, никому до него не было дела, если только этим делом не являлось его уничтожение. Единственное существо, неравнодушное к нему, больше не рядом... Шесть тысяч лет обитать на одной планете, периодически пересекаясь друг с другом, последние несколько лет пробыть вместе дольше, чем за все предыдущие века, чтобы в один миг остаться в одиночестве. Полном одиночестве. Азирафаэль жив, но учитывая новый статус Верховного Архангела, можно сказать, что больше они не встретятся. Или когда-нибудь встретятся, но при обстоятельствах, которые не понравятся ни одному из них. Ангел добровольно и наивно выдал Раю ошейник, на котором его теперь будут держать, уж точно не позволяя спускаться на Землю, чтобы поесть в ресторане со знакомым демоном. Из горла Кроули вырвался непрошеный всхлип, и он сжал зубы от злости на то, в какую тряпку превратился. Он хотел бы ненавидеть Азирафаэля. Это было бы проще. Но даже испытывая обиду и боль в душе, которой у него не должно было остаться после Падения, Кроули не мог вызвать таких чувств. Он любил ангела, любил даже сейчас, будучи отвергнутым ради Рая. Демону хотелось выть от бессильной злобы, хотелось кричать на ангела, который сейчас не услышал бы его, в бесполезной попытке достучаться до дурной светловолосой головы. Кроули хотел бы назвать то, что произошло, предательством. Так ведь и есть, верно? Выкинуть шесть тысяч лет сотрудничества и дружбы, выкинуть его признание и поцелуй. Нет. Всё сложнее. Демон догадывался, почему Страж сделал такой выбор. Он ненавидел наивность Азирафаэля, ненавидел этот эфирный разум, не обременённый ничем, кроме света и благодати. Ненавидел, потому что это превращало ангела в легко управляемого идиота, но в то же время любил. Падший полюбил своего ангела, именно потому что тот не был похож на других ангелов. Мог ли Кроули жаловаться и обижаться на ту черту характера Азирафаэля, благодаря которой в Эдеме он был встречен улыбкой и неловким разговором, а не лучом сжигающей тёмную сущность ангельской благодати? Сделав ещё глоток, демон горько усмехнулся. Азирафаэль, дурак, действительно ведь верил, что изменит всё к лучшему, что в одиночку, просто получив власть, сможет изменить поведение остальных пернатых ублюдков и спасти человечество. Азирафаэль действительно верил, что возвращение ангельского статуса сделает Кроули таким же счастливым, каким он был до Падения. Страж не понимал ни настоящей сути Рая, ни демона. Небеса не изменятся: они продолжат творить жестокие деяния против людей, лицемерно прикрываясь Божьим замыслом, «испытаниями» и своими непогрешимыми, светлыми сущностями, которые якобы априори не способны совершать что-то плохое. И ангелу наверняка ещё предстоит столкнуться с этим нелицеприятным фактом лицом к лицу при самых неприятных обстоятельствах. Хотя Кроули искренне не понимал, почему до Азирафаэля к настоящему моменту это ещё не дошло. После всех тысячелетий, в которые ангел становился свидетелем несправедливых и ужасных действий Небес против людей. После вывода, сделанного в сороковых годах, что нет чёрного и белого — есть серые оттенки. После того, как Рай наравне с Адом радостно готовился уничтожить Землю. После того, как Рай и Ад пытались их казнить. После этого всего Азирафаэль снова бросил ему в лицо: «Ну вы же плохие и злые, а Рай это свет и добро». Иногда Кроули казалось, что у ангела какое-то расстройство личности, раз его могло так резко переклинивать с одного мнения на другое и обратно. И не только по теме их враждующих сторон. По теме их отношений тоже. В двадцатом веке называть его другом и благодарить за помощь и доверие за бокалом вина, чтобы в следующем сказать: «Мы не друзья, Кроули, и вообще ты мне не нравишься». Азирафаэль всегда хотел для людей добра, поэтому ухватился за возможность, как ему казалось, превратить Рай в обитель этого самого добра. Ангел не забыл о Кроули, звал его с собой, но не учёл, что Падшему больше к чёрту не сдались эти Небеса. Когда-то Кроули создавал галактики и наблюдал за их зарождением глазами восторженного щенка, но за пару сомнений Небеса объявили его предателем и скинули в Ад, заставив кипеть в сере. Затем эти же Небеса относились к нему и ему подобным с ненавистью и презрением, ведь они демоны, низшие существа вроде змей, лягушек и мух. А теперь Метатрон приходит и бросает ему косточку с одолжением: «Так уж и быть, можешь вернуться обратно»? Кроули зарычал и кинул бутылку в стену, разбивая её вдребезги и пачкая серость комнаты разлившимся тёмно-бордовым пятном. Из соседней комнаты послышался испуганный шелест листьев от растений, почувствовавших отвратное настроение хозяина. Демон с силой впился когтями в собственную ладонь и уронил лицо на поджатые колени. Вдруг он всё окончательно испортил этим поцелуем? Азирафаэль спустя пять тысяч лет сказал ему: «Ты слишком быстр для меня». На шестую тысячу лет их максимумом физического контакта было рукопожатие, и вот только этой ночью случилось более интимное соприкосновение ладоней в танце. Такой резкий и грубый поцелуй мог оттолкнуть, обидеть и испугать ангела... Но ведь Азирафаэль ответил ему, верно? Слишком сложно, слишком больно. Иногда умение любить казалось ему самым худшим проклятием. Намного ведь проще было бы так же, как все остальные демоны слепо ненавидеть и уничтожать всё живое и неживое, не мучиться ни совестью, ни какими-то высокими чувствами, свойственными в норме только смертным. Чувства разжижали мозг, заставляя вести себя глупо рядом с объектом любви и быть зависимым от него, чувства вынуждали творить какие-то невообразимые и сумасшедшие действия, вроде прогулки по освящённому полу церкви. Проклятие и одновременно благословение, потому что без этих чувств существование Кроули на Земле стало бы невыносимо скучным. Разумеется, благодаря свойственному ему любопытству, демону было интересно наблюдать за развитием человеческой цивилизации, участвовать в различных событиях и испытывать новые приятные ощущения для своей телесной оболочки от еды или алкоголя, например. Однако всё это стало бы бессмысленным без постоянного ожидания и предвкушения встречи со знакомым ангелом. И с каждым разом радость встречи становилась сильнее, а ожидание — тяжелее. Именно чувства наполняли его существование. Хотя, как оказалось, не он один такой счастливчик-неудачник. Чёртова жужжащая задница умудрилась влюбиться в пернатую архангельскую задницу. Почему, почему Гавриилу и Вельзевул понадобилась пара лет для того, чтобы осознать чувства, принять их и вступить в отношения, вместе исчезнув куда-то на Альфа Центавру, а он спустя шесть тысяч лет обедов и пережитых вместе с ангелом передряг остался без своего возлюбленного?! Какая жестокая ирония... Они с Азирафаэлем пытались свести двух женщин и, хоть и не получили мгновенно желаемого результата, дали им шанс на совместное счастливое будущее. Они с Азирафаэлем приютили в магазине беспамятного Гавриила, — бесчувственного и лицемерного ублюдка, — и вернули ему воспоминания, этим самым невольно подсобив Вельзевул, — такому же бесчувственному и жестокому существу. Ещё одна влюблённая парочка оказалась вместе из-за их действий. Но в итоге именно они, Кроули и Азирафаэль, тоже являясь влюблённой парочкой подольше их всех, оказались по разные стороны и не получили своего хэппи энда. Кроули зашипел и со злостью утёр рукавом слёзы, хотя это было бесполезным действием — новые уже были на подходе. Из дырок в ладони сочилась кровь, но даже физическая боль не могла отвлечь его от омывавшего всю душу расплавленного горя. Падший не представлял своей жизни без Азирафаэля. Что ему делать без своего ангела, когда и в Раю, и в Аду, и среди людей он был изгоем? Как ему быть без нежных или радостных, почти по-детски восторженных улыбок? Как ему быть без мягкого «Кроули» при обращении к нему? Как ему быть без созерцания ангела, которого так легко обрадовать, просто предоставив вкусную еду? Мысль зацепилась за клетчатый термос. Он ведь использовал не всю воду. Возможно..? Так было бы очевидно проще. Не мучиться от одиночества, от обиды, от чувства любви, крепко вцепившегося когтями в сердце и не находящего выхода. Не влачить бессмысленное и безрадостное существование. Не дожидаться, когда это существование в любом случае прервётся от рук Рая или Ада когда-нибудь во время нового Армагеддона, например. Уйти на своих условиях, по своему желанию. Болезненный способ, но терпеть придётся не долго. Лигуру потребовалось секунд двадцать, если не меньше. У людей это грех, за него попадают в Ад. Но что будет Кроули? Ничего. Он уже Непрощённый, он уже выкинут из Рая и даже в Аду считается предателем. Ниже падать некуда. Так будет лучше. Нет. Был один человек, из-за которого Кроули не мог так поступить. Не человек, вернее, — ангел. Демон просил святую воду у Азирафаэля в девятнадцатом веке, пообещав, что это мера предосторожности и самозащиты. В тот раз случилась ссора, и Страж отказался предоставлять ему «средство для самоубийства». В шестидесятых ангел всё-таки дал ему термос со святой водой, но сделал это с огромным нежеланием и очевидным беспокойством, страхом. Кроули обязан сдержать слово. Он не посмеет использовать святую воду, чтобы уйти из этого мира, потому что Азирафаэль рано или поздно узнает об этом и не выдержит чувства вины. Кроули не мог так поступить со своим ангелом. Растения спали в анабиозе. Пол усыпан кусочками стекла и разбросанными бутылками вина, заляпан в некоторых местах высохшими тёмными пятнами. Под тумбочкой валялись очки с разбитой линзой. Окна зашторены и не пропускали ни лучика солнца. Счета за квартиру скопились в ящике. На тёмном покрывале всё в том же чёрном костюме лежал Кроули, не утруждая себя дыханием. Рыжие волосы разметались по постели, достигнув длиной до плеч. Он впал в глубокую спячку без сновидений и не собирался пробуждаться, пока не случится что-то стоящее того, чтобы выйти из спасительного состояния небытия и проснуться. Это могло занять годы или, возможно, века. Не важно. Всё равно ему больше нечего было делать.