Любопытство не порок (но не в ее случае)

Впервые Рейнира думает об этом, когда Алисента беременеет от ее отца. Рейнира до сих пор с трудом разговаривает со своей бывшей лучшей подругой — слова комом застревают в горле, когда она смотрит в карие глаза мачехи — и каждая ее мысль об Алисенте пропитана горькой болью и сокрушительным осознанием пережитого предательства, но столкнуться с ее беременностью Рейнира оказывается не готова. Одно дело — знать, что Алисента вышла замуж, что она стала королевой Семи Королевств, что они больше не подруги и никогда не станут ими вновь, но другое — осознать, что она делит постель с ее отцом. Однажды Рейнира замечает ее выпирающий живот, видный даже в свободного кроя платье, и шокировано замирает. Она должна думать о ребенке, растущем в чреве Алисенты, о том, мальчик это или девочка, что это значит для ее статуса наследницы, что будет с ее правом на Железный Трон и с клятвами лордов, которые тайно жаждут, чтобы ими правил мужчина, и что решит король, желавший всю свою жизнь сына… Но Рейнира думает только о том, что Алисента делила постель с ее отцом, что она добровольно раздвинула ноги и впустила его в себя, позволила зачать ребенка, что она его, самую малость, но желала. И когда? В какой момент Алисента смогла рассмотреть в короле Визерисе не просто отца ее лучшей подруги, а мужчину с мягким взглядом, едва заметной щетиной и жидкими пепельными волосами? Рейнира поводит плечами. Это тоже самое, если бы она посмотрела другим взглядом на Отто, нашла бы в нем что-то иное, достойное ее внимания, увидела бы не дотошного десницу или строгого отца Алисенты, а мужчину. «У Отто была жена», — вспоминает Рейнира. Значит, существовала женщина, что вожделела и познала его. На заседании Малого Совета Рейнира цепляется взглядом за десницу. Отто Хайтауэр не выглядит иначе, он такой, как она помнит всю свою жизнь: аккуратная борода, каштановые волосы, строгая одежда темно-зеленых оттенков и очертания морщин на лбу. Рейнира хмурится. Отто не вызывает в ней ни безумного желания, ни яркой животной страсти — только тягучую скуку подобно болотной тине и слабое раздражение из-за влияния на Алисенту. И как в нем можно разглядеть мужчину? Что в нем нашла его жена, раз подарила не одного ребенка? Может, Отто улыбался только ей своей особой улыбкой, скрытой от остальных? Или под его ладно скроенной одеждой скрывалось подтянутое красивое тело? Или мать Алисенты завлекли его амбиции и расчетливый ум? Может, все проще — может, он просто умел доставлять ей удовольствие лучше всех мужчин королевства? Отто замечает ее сосредоточенный взгляд, направленный на него, и вопросительно приподнимает брови. Рейнира мгновенно отворачивается. Она чувствует, что внутри нее подобно цветам распускаются бутоны любопытства. Что в деснице такого удивительного, кроме его долгой усердной службы? Почему мать Алисенты делила с ним постель дольше необходимого для зачатия ребенка, и как только она могла целовать его тонкие губы… Вот так это начинается. *** Любопытство распространяется по ее телу подобно болезни, проникает под кожу и врастает в мышцы, оплетает кости и вливается в кровь — все заходит слишком далеко. Рейнира никогда не умела останавливаться. Не зря она полна драконьего пыла — за дело берется с небывалым энтузиазмом и одержимостью либо бросает в самом начале. К сожалению, в этот раз происходит первое. Любопытство перерастает в одержимость, но Рейнира смиряется со своими желаниями, строит в голове план. Незаметно следить за Отто не получится — в конце концов, он не за свою принадлежность к Хайтауэрам стал десницей. Рейнира уверена, что у него десятки, а то и сотни доверенных людей только в Королевской Гавани. Она не сможет скрыться в темноте коридоров от любопытных глаз, не сможет и утаить свой нездоровый интерес. Так что стоит искать другой путь. Рейнира была в Башне десницы раза два-три за все годы — никогда не интересовалась этим местом. Ее больше развлекало Драконье Логово и сад, где можно устраивать пикники с Алисентой и прятаться от палящего солнца. Теперь из развлечений у нее остались только полеты с верной Сиракс — подруг у Рейниры больше нет, да и статус наследницы обязывает отбросить ленные занятия и взяться за ум. Рейнира старается не слишком заметно смотреть по сторонам, пока поднимается в Башню. — Принцесса? — удивленным тоном произносит ее титул Отто. Она последняя, кого он ожидает здесь увидеть. На стенах весят септонские знаки и мирийские ковры, на столе высятся стопки бумаг, и Рейнира перебарывает любопытство — сейчас важнее поговорить, чем жадно осматривать доселе неважное для нее место. — Научите меня, — решает не вести светскую беседу она, — быть наследницей. Выражение лица Отто почти не меняется, только брови тесно сдвигаются, от чего между ними образуется глубокая складка. — Ваш отец король, и он лучше меня знает науку управления Семи Королевствами. — Вы его правая рука, — возражает Рейнира. Она не произносит вслух неудобную правду, но знает, что все это время страной управлял Отто, а не ее добросердечный отец, — вы лучше всех знаете, на что стоит обратить внимание, а чем пренебречь. Отто наклоняет голову набок, и Рейнира чувствует на себе его изучающий взгляд. Это впервые — он никогда еще не смотрел на нее так. Будто наконец увидел не наивную девицу, выбирающую нового рыцаря Королевской Гвардии, не бывшую подругу дочери, убежавшую в слезах после объявления о предстоящей свадьбе отца, не строптивую дочь короля, так напоминающую своими импульсивными поступками Деймона. По спине ползет рой мурашек, и Рейнира едва сохраняет решительное выражение лица. — Зачем мне это? — спрашивает Отто. Маски сброшены — десница решает отнестись к ней со всей серьезностью. — Вы слуга короны и обязаны повиноваться моим приказам, а я приказываю учить меня. — Зачем мне добросовестно учить вас? — исправляет себя Отто. Уголки губ Рейниры расползаются в улыбке — ответ она приготовила заранее. — Однажды я стану королевой Семи Королевств, — Рейнира на секунду замолкает, внимательно следя за его выражением лица, — и передо мной встанет вопрос о назначении десницы. И я могу оставить вас. Год назад она предпочла бы назначить своим верным десницей дядю Деймона — но та Рейнира не знала, что он мог назвать ее рано ушедшего брата наследником на день, что он мог не выразить сочувствия по поводу гибели Эйммы, а только выкупить бордель, празднуя возвращение своего статуса наследника, что он мог украсть драконье яйцо и устроить хаос, решив жениться на темноволосой любовнице. Был бы Деймон полезен государству? Часть Рейниры все еще наивно обожает его, храня в сердце детские воспоминания, пропитанные хрупким драгоценным счастьем, но она знает правду. Расчетливый ум Хайтауэров или горячий пыл Таргариенов? Простой ответ. В глазах Отто мелькает удивление, и Рейнира жадно впитывает каждое проявление его эмоций. Удивительно, может ли он выражать их ярче, чем вопросительно приподнятые брови или презрительно сжатые губы? Может ли он повысить голос и смахнуть бумаги со стола в приступе гнева, может ли ударить ее или вовсе — возжелать страстно и пошло, точно на фресках, висящих на стенах Красного Замка? Во рту становится сухо, и Рейнира сглатывает. — Хорошо, — кивает Отто, — ваш первый урок, принцесса, начинается завтра утром. Рейнира сдерживает победную улыбку, благодарит десницу и уходит с прямой как жердь спиной. Она чувствует, как удовлетворение медом разливается по ее телу, несмотря на знание того, что Отто может и не сдержать своего слова — ведь однажды у Алисенты родится мальчик. И тогда стервятники слетятся к телу Рейниры, желая полакомиться ее останками. «Пусть попробуют, — с мрачным весельем думает она, спускаясь по лестнице, — я дам им отпор». **** Занятия с Отто сложные, а иногда и вовсе невыносимые — но Рейнира догадывается, что даже в таком темпе он щадит ее. Это не похоже на уроки с септой. Отто не повторяет то, что говорил ранее, не разжевывает информацию, как для ребенка, не объясняет сверх необходимого, побуждая ее обращаться в библиотеку. Иногда Рейнира хочет с ребячливой трусостью бросить, не прийти на утренний урок, урвать лишние часы сна, но гордость заставляет вставать с кровати и продолжать усердно учиться. Она знает, что Отто никогда не похвалит ее, но и не оскорбит, что он строг, но не так, как был бы строг с Алисентой или Гвейном, что он не выбирает быть участливым и понимающим, как с ее отцом. — Есть вопросы? — спрашивает Отто, останавливаясь у полки с книгами. В его кабинете находится множество фолиантов, чьи копии Рейнира не может найти в королевской библиотеке — должно быть, он привез их из Староместа, а, может, это его личная коллекция. Иногда Рейнира думает попросить Отто одолжить одну из книг, а потом смотреть с наслаждением, как он борется с собственническим желанием оставить драгоценную литературу у себя и пониманием, что наследнице Железного Трона отказать нельзя. — Только один, — отвечает она, окидывая взглядом привычный темно-зеленый камзол. Есть ли в его гардеробе другая одежда? — Почему вы так презираете Деймона? Отто тяжело вздыхает, смиряясь с желанием Рейниры копаться в нем и его поступках, а не в материале сегодняшнего занятия. Раньше он бы нашел отговорку и ничего ей не ответил, предпочтя закончить разговор, но теперь они проводят слишком много времени вместе, чтобы Рейнира повелась на эту уловку — да и в ней достаточно драконьей напористости. — На это есть много причин, — честно отвечает Отто, отходя от полки с книгами. Он садится за стол и смотрит ей в глаза. Рейнира в который раз мысленно удивляется тяжести его взгляда — она научилась выдерживать его, но иногда ей кажется, что он все еще пронзает ее подобно лезвию меча. — Ваш дядя не такой хороший человек, как вы думаете. Рейнира смеется — запрокидывает голову, позволяя давно подкравшейся истерике и застоявшейся горечи выйти вместе с надрывным смехом, больше напоминающим плач. Она скучает по Деймону, она ненавидит Деймона, она не может без него, она думает, что с ним ей было бы хуже. — Я знаю, что Деймон плохой человек, — отсмеявшись, серьезно говорит Рейнира, — разница между нами в том, что я все равно люблю его. Валирийская сталь на шее — подарок — впервые жжет. Отто смотрит на нее нечитаемым взглядом так долго, что Рейнира думает отвернуться и покинуть Башню, думает схватить его за руку и потребовать сказать, что у него на уме, думает поцеловать, только бы стереть с лица тень задумчивости и едва заметную жалящую ее жалость, думает вытащить спрятанный под юбкой кинжал и вырезать ему язык, лишь бы никогда не узнать, что он скажет. — Мне жаль, принцесса, что вы позволяете своему сердцу любить человека, который с ним так жесток. Рейнира задыхается от его слов. Как Отто смеет говорить такое, кто дал ему право произносить это вслух? Она впивается ногтями в ладони, подражая в желании причинить себе боль Алисенте, и ничего не отвечает. Деймон никогда не был жесток… Деймон называет Бейлона наследником на день, Деймон проходит мимо, бросая заинтересованный взгляд на Алисенту, и Рейнира ловит ее за руку и стремительно уводит прочь, Деймон улетает на Ступени воевать против желания короны и ни разу не присылает ей письмо. Рейнира задыхается. На следующем занятии ее шея свободна от оков Порочного Принца — валирийская сталь прячется под матрасом кровати. *** Алисента кричит в соседней комнате, пока Рейнира с Отто стоят за дверью в бессильном ожидании. Рейнира не знает, зачем она тут. Знает, почему не смог прийти отец — он не выносит после смерти Эйммы роды и не готов больше принимать посильные решения и нести за них ответственность. Рейнира то переживает за подругу, надрывающуюся от боли и одновременно порождающую новую жизнь, то боится будущих новостей. А что, если родится мальчик? Что она тогда будет делать? Рейнира никогда не сможет отрастить член и превратиться в мужчину, стать по-настоящему желанным наследником для большинства лордов. Она не знает, зачем здесь Отто. Может, он страшится за жизнь дочери, за возможный трагичный исход родов, а, может, он тоже ожидает известие о поле ребенка? Алисента в очередной раз кричит — точно птица, пойманная в клетку, бьется о стальные решетки — и Рейнира заламывает руки, нервно расхаживая по комнате. А вдруг Алисента умрет? Станет легче — если нет жены, то нет и возможного мальчика, потенциального соперника — но как Рейнира может о таком думать? Это Алисента! Ее (бывшая) подруга, почти сестра! — Прекратите, принцесса, — устало просит Отто, не выглядя встревоженным, — своим поведением вы только сильнее раззадориваете себя. Рейнира останавливается. — Вы не волнуетесь? — взрывается она, — ваша дочь рожает, а вам все равно! — Если бы мне было все равно, меня бы здесь не было, — спокойно возражает Отто. «Мне страшно», — вдруг хочет признаться ему Рейнира, но самое забавное, что она не знает, чего именно боится. — Мы можем скоротать время за беседой, — предлагает Отто, пока за дверью слышатся приказы повитух тужиться, — полагаю, там закончат еще не скоро. Рейнира переступает с ноги на ногу. Ее раздражает спокойствие Отто, и она уверена, что оно показное. И беседы ей вести не хочется — только ругаться. — Почему вы больше не женились? — грубо спрашивает Рейнира, желая его задеть, — вы не настолько стары, чтобы после смерти жены навечно остаться вдовцом. Руки Отто дергаются да губы поджимаются, превращаясь в тонкую нить — вот и вся реакция, отчего внутри Рейниры клубами дыма стелется досада. — К чему такие вопросы, принцесса? — преувеличенно спокойно спрашивает Отто. — Мой отец женился вновь, дабы обезопасить род Таргариенов. Почему вы нет? Или Хайтауэры и так в безопасности? — Я второй сын, — поясняет Отто, — в этом нет необходимости. — Но вы бы хотели? — спрашивает напрямую Рейнира. Отто хмурится, и в его глазах мелькает что-то новое, что Рейнира еще не видела — зеленый огонь — может, это и есть скрытая холодная ярость. Рейнира чувствует предвкушение. — Нет, — коротко отвечает Отто. Голос его груб, а тело напряжено — это и есть то, что Рейнира ждала все это время. Эмоции, чувства. Внутри нее вспыхивает пламя, точно кто-то подбросил в костер сухой хворост. Рейнире хочется сократить расстояние между ними, равное нескольким шагам, дотронуться пальцами до напряженной складки на лбу, хочется коснуться его ярости, вдохнуть ее, впустить в себя и дать распространиться по телу. Рейнире хочется его. За дверью слышится детский крик, и она испуганно поворачивается в сторону шума. *** Алисента рожает мальчика. Эйгона, в честь Эйгона Завоевателя. *** Вечером Отто присылает ей через слугу письмо с отказом от дальнейших занятий. Она знает причину этого — теперь он будет добросовестно учить маленького Эйгона, готовя его к узурпаторскому захвату трона. «Стоило сегодня задушить младенца в колыбели, — думает Рейнира, сминая пергамент, — или уронить на пол, пока я держала его на руках». И Отто даже не пришел сказать ей лично, не появился впервые в ее покоях, не удовлетворил любопытство Рейниры: как бы он смотрелся среди ее убранства? Интересно, он щадил ее письменным отказом или, наоборот, наказывал — за бестактные грубые вопросы о его возможной женитьбе? Какая уже разница. *** Отто, учащий ее правлению, и Отто, отец Алисенты, для Рейниры были разными людьми. Она всегда их разграничивала. Во втором Рейнира никогда не видела ничего значимого — только жадную до амбиций крысу, бегающую у ног ее отца и просящую милостыню в виде крох его власти. Но в первом… в первом Рейнира никак не может перестать видеть мужчину. *** Два года — долгий срок. Рейнира никогда не отличалась терпением, но она учится избегать предательских мыслей — побольше разбавленного вина перед сном да множество документов и книг днем, только бы не думать не о том. Алисента хочет вернуть их дружбу и часто приглашает на прогулки по саду. Рейнира соглашается — как она может отказать королеве — и, шагая по тропинке и наслаждаясь густым ароматом роз, Рейнира чувствует несвойственную ей неловкость. Она не знает, как вести себя с Алисентой, что говорить; они больше не девицы, прячущиеся от строгой септы под тенью чардрева. Теперь между ними пропасть — Алисента превратилась в мать и королеву, тогда как Рейнира стала наследницей и ее падчерицей. На их хрупкие плечи свалилась ответственность, на шеях тугими ожерельями свернулся долг, и Рейнира не представляет, как это можно исправить. Но Алисента — королева Алисента — поворачивается к ней, смотрит участливо и с мольбой в карих, точно ланьих, глазах, но единственное, о чем думает Рейнира, так это то, что у нее с Отто одинаковый цвет глаз. «Два года — достаточный срок для потери интереса…», — отвлеченно думает она на очередном заседании Малого Совета, наблюдая за плохо скрываемой радостью во взгляде отца; мейстеры недавно объявили о новой беременности Алисенты. Рейнира ловит изучающий взгляд Отто и прячет улыбку в чаше вина. «… но не для меня». *** Вторые именины Эйгона — торжественное событие. Рейнира знает, что брат не будет помнить о пышном праздновании и охоте, но грандиозные именины останутся в памяти лордов Семи Королевств, как важное заявление об истинном наследнике, долгожданном сыне короля, и от этого знания ее тошнит. Рейнире кажется, что все, что у нее было, точно песок ускользает сквозь пальцы. А еще Джейсон Ланнистер. Рейнира знает, что должна однажды выйти замуж за лорда великого Дома, но не за него же! Даже сейчас ее воротит от его липкого взгляда и назойливого внимания. — Ты выйдешь замуж! — рявкает на нее отец. Рейнира сбегает из шатра, сжимая руки в кулаки. Внутри нее разгорается ярость и гнев, набатом в сердце стучит обида. Отец не смел так поступить с ней, не после всего горя и всей боли, что они прошли! И почему он не позволит ей выбрать себе мужа, раз он сам смог сделать выбор? Может, Рейнира выбрала бы себе кого-то, похожего на мать: мягкого, ласкового и кроткого… «Нет, — возражает здравомыслящая часть ее сознания, слышимая даже сквозь разгорающееся пламя гнева, — тебе бы стало скучно; тебе нужен тот, кто вечно бросал бы тебе вызов». Еще одна причина, почему Рейнира не может и никогда не сможет восстановить дружбу с Алисентой: робкая подруга всегда предпочитала соглашаться с ней и не спорить, боясь то ее строптивости, то дерзости. — Принцесса, — она оборачивается, услышав знакомый голос. Отто Хайтауэр. «Надо было все-таки сесть на лошадь и сбежать в лес, наплевав на последствия», — с нарастающим напряжением думает Рейнира. — Что вам надобно, лорд Десница? — грубо спрашивает она, не заботясь о показной вежливости слов. И как только он смог найти ее на краю лагеря, в тени шатров? Отто не изменился за два года, остался все таким же, константой в ее жизни. Это и раздражает, и странно успокаивает — что в мире есть что-то настолько непоколебимое, как он. Рейнира думает, что так и не смогла разгадать десницу за все эти годы. Отто для нее все еще загадка, шкатулка с двойным, а то и тройным дном, черепаха с твердым панцирем убеждений, высокая башня, что простоит сотни лет после ее смерти. — Ваш отец обеспокоен вашим побегом, — он подходит к ней. — Вы тоже, раз решили разыскать меня? — хмыкает Рейнира. От Отто едва заметно пахнет горькими травами — не тот сладкий летний аромат, что всегда шлейфом плетется за Алисентой. — Вы поступили опрометчиво, поссорившись с королем при посторонних, — десница пропускает мимо ушей ее слова. Рейнира чувствует трепещущее волнение, зарождающееся в груди — они впервые за долгое время одни и впервые за долгое время так близко друг к другу. Расстояние, равное шагу. — Вы больше не учите меня, чтобы указывать на ошибки, — ощетинивается Рейнира. Против воли в ее словах слышится обида. — Управление государством отнимает много времени, принцесса, и я не смог бы уделить достаточно внимания и вам, — Отто точь-в-точь повторяет слова из письма двухгодичной давности. Рейнира в тот же вечер сожгла его в пламени камина, но отчетливо помнила все бессмысленные оправдания на пергаменте; как она могла их забыть? — Прекратите, — шипит она, позволяя гневу взять верх, — я знаю, почему вы на самом деле прекратили занятия. Эйгон. Ее брат. Ему всего два года, а он уже приносит столько неприятностей. Отто глубоко вздыхает, и что-то внутри Рейниры дрожит от этого знакомого жеста. Иногда она скучает по нему, по тому, как наедине он становится человечнее, и эта сквозящая в ее теле тоска — точно рана от лезвия меча — не дает крепко спать по ночам. Рейнире снятся беспокойные, тревожные сны — не Отто Хайтауэр, слава Семерым — но в ее снах зелень и огонь, вечная зима и Старомест, карие глаза и тонкие губы. — Иногда я жалею об этом, — бормочет Отто себе под нос, но Рейнира слышит. Расстояние, равное шагу, преодолевается быстро — Отто выше нее, но Рейнире это не мешает — она вцепляется пальцами в ткань его темно-зеленой накидки и касается тонких сухих губ. Отто будто создан из горечи, наполнен ею до краев — но у Рейниры все равно предательски дрожат руки. В поцелуе с ним нет ничего приятного: борода колет нежную кожу щек, губы точно пергамент, и на мгновение она думает, что он сможет даже изрезать ее до крови. Когда Рейнира отрывается, она не чувствует животного вожделения. Но у Отто широко распахнуты глаза и высоко приподняты брови, смешно открыт рот — он удивлен, даже шокирован. Рейнира чувствует мрачное удовлетворение, наблюдая за ним, и едва сдерживает улыбку. Даже не победную — какая тут победа, когда ее сердце трепещет, точно у влюбчивой наивной девицы? Рейнира разворачивается и уходит. Отто ее не останавливает. Горечь на губах не пропадает даже после трех бокалов сладкого вина из Ланниспорта. *** Найти шатер Отто легко, незаметно проскользнуть туда под покровом ночи — еще легче. Отто уже ждет ее. Он не из тех, кто долго переживает потрясения, а Рейнира никогда не отличалась терпением — в ее крови слишком много драконьего пламени. Отто никогда не улыбался ей своей особой улыбкой, скрытой ото всех, никогда и не снимал все слои и маски, показывая себя настоящего, но Рейнира все равно пришла. Говорят, любопытство не порок, но не в ее случае. В случае Таргариенов все становится пороком. — Вы удивили меня сегодня, принцесса, — признается Отто. Он снял плащ и знак десницы, оставшись в привычном камзоле, но в полумраке шатра даже его глаза кажутся иными. Весь он — иной. Может, Алисента однажды так же взглянула на Визериса и не смогла забыть отличный от привычного образ. А, может, она никогда и не видела в короле что-то иное, чем отца Рейниры, и просто отлично притворяется, мысленно содрогаясь от отвращения каждый раз, когда он касается ее — Рейнире все равно. Она-то зашла слишком далеко. — Надеюсь, это было приятное удивление, — мурлычет Рейнира, стягивая перчатки. Она видит перед собой мужчину, видит его ум и амбиции, едва заметный огонь желания в темных глазах — и внутри нее все сладко тянет. В этот раз Отто первым сокращает расстояние между ними. Интересно, кто они теперь друг другу — просто мужчина и женщина, попавшие в порочный круг страсти? Или все еще наследница и притворщик-десница, который то готов предать ее ради своих амбиций, то учить ради них же? А, может, и воспользоваться вожделением принцессы, чтобы сотворить из нее послушную марионетку и направлять по нужному ему пути? Если последнее — то Рейнира будет вынуждена его разочаровать. Она медленно учится, но учится — внимательно слушает, запоминает, применяет на практике полученные знания. А на его уроках Рейнира всегда была прилежной ученицей. — Ваша невинность, принцесса, — ловит ее руки Отто, пока Рейнира справляется с завязками на своем охотничьем костюме, — слишком ценна. Она улыбается — уголки губ расползаются, обнажая ряд белых зубов. В тишине шатра слышится треск от горящих свечей и его тяжелое дыхание — Отто превосходный игрок, но иногда порочные желания тела могут подвести даже самого искусного мастера интриг. «В некоторых случаях все мужчины, одинаковы, милая», — сказала ей однажды мама, и Рейнира только спустя годы в полной мере поняла смысл ее слов. — А потому она ваша, лорд Десница, — шепчет Рейнира. Она снова первой целует его, и губы обжигает холодом. В этот раз Отто отвечает, смыкает руки на ее талии, и только тогда Рейнира понимает, что победила. Мужчины одинаковы; Отто Хайтауэр мужчина, и даже он не освобожден от порочной страсти. Рейнира сипло вздыхает, пока он целует ее шею, справляется с застежками, скидывает свой камзол на пол. У Отто нет ни превосходно сложенного тела, ни мужественной красоты, но Рейнира хочет его до сгибающихся коленей и влаги между ног. Так что так это и происходит — ночью, в шатре Отто Хайтауэра, с искусанными до крови губами и едва сдерживаемыми стонами. *** — Выбирай сама, — дарует ей свободу отец. Рейнира напряженно вглядывается в доброжелательное лицо, пытаясь угадать, насколько серьезны его слова. Ее тело все еще саднит, боль резью отдает при движениях и собирается внизу живота, тянет, как при регулах — но это приятная боль. Если бы отец узнал о том, что случилось на вторых именинах Эйгона, чтобы он сказал? И смел ли он что-то говорить, после того, как сам женился на Алисенте? Взгляд Отто обжигал ее спину весь обратный путь, но Рейнира только безразлично отворачивалась и показательно не замечала, мысленно желая повторить. К пороку привыкаешь быстро. — Ищи своего избранника, как и я когда-то, — говорит отец. Рейнира может назвать имя десницы, разыграть новую партию, насладиться удивлением на лице отца, но медлит. Она не будет спешить — пусть папочка верит, что его дочь серьезно размышляет над данным вопросом. Интересно, согласится ли Отто стать ее мужем? Он не хотел вновь жениться и связывать себя узами брака, но тогда в его объятиях не побывала наследница, тогда у него не было возможности посадить своего ребенка — а не внука — на Железный Трон. Тело Рейниры будто пропитано им и его горьким травяным запахом. Ей кажется, что, закрыв глаза, она сможет указать на каждое место на своем теле, что коснулись его губы. — Я не собираюсь смещать тебя, дитя, — обещает отец, — клянусь памятью твоей матери. Рейнира разворачивается и уходит, скрывая улыбку. Она уже выбрала два года назад. Что лучше для Семи Королевств (для нее) — расчетливый ум Хайтауэров или горячий пыл Таргариенов? Простой ответ. Зачем выбирать, если можно совместить?