Всегда с тобой

Сэм устало вздыхает, глядя на напряженную спину Габриэля. В горле и носоглотке полыхает пожар, и Сэм почти хочет передумать и позволить Габриэлю себя исцелить. Тем более именно на очередной отказ от лечения тот и обиделся. — Гэйб, — мягко зовет Сэм и умышленно чуть-чуть подначивает: — Может, ты прекратишь дуться как ребенок? — Я не дуюсь, — упрямое возражение следует мгновенно. — Может, мне неприятно видеть тебя больным, и я не хочу на тебя смотреть? Не приходило в голову? — Не хочешь, значит? — Сэм улыбается, нисколько не сомневаясь, что за ворчливыми допущениями Габриэля нет ни капли правды. От улыбки почему-то болят крылья носа, и Сэм слегка морщится. Он передвигается по кровати так, чтобы оказаться как можно ближе к Габриэлю, который сидит на ее краю, и притягивает его в объятие. — Не хочу, — явно из чистого упрямства повторяет Габриэль, но изворачивается в объятии и тянется за поцелуем. — Решил составить мне компанию в хлюпании носом и распитии бульонов? — подтрунивает Сэм и не спешит подаваться навстречу. — Сэмми, ты серьезно думаешь, что я могу заболеть обычной человеческой простудой? Я? — насмешливо отвечает вопросом на вопрос Габриэль и все-таки целует. Сэм признает аргумент непробиваемым и охотно отвечает. Целоваться с заложенным носом и саднящим горлом — удовольствие куда ниже среднего, но привычное ощущение тепла рядом с Габриэлем с лихвой компенсирует любые неудобства. Поцелуй Сэм прекращает неохотно и только тогда, когда воздуха начинает не хватать катастрофически, но не перестает при этом ласково гладить плечи и руки Габриэля. — Слушай, я знаю, что ты не понимаешь… — Сэм, я понял все, что ты говорил о естественном иммунитете, — обрывает Габриэль. В его глазах загорается лукавый огонек. Сэм понимает, что Габриэлю пришла в голову какая-то идея, и задается вопросом, чего ему ждать. — Ты — человек, иногда тебе надо болеть. Поверь, я не настолько глуп, чтобы не понимать очевидные вещи. Но раз уж ты не даешь мне тебя просто вылечить, я придумал, как тебя развлечь, — почти торжественно заканчивает Габриэль. — Развлечь? — переспрашивает Сэм и не может ничего поделать с опасением, которое прокрадывается в голос. — Гэйб, я не думаю… Комната плывет перед глазами, а через миг они оказываются на берегу моря. Сэм приоткрывает рот. Солнце клонится к закату и щедро окрашивает предзакатным ярким светом все вокруг себя: воду, небо, песок и, кажется, даже воздух, так сильно тот золотится. Сэм облизывает губы, которые сохнут из-за температуры. В груди вспыхивает свое личное маленькое солнце. Несмотря на недовольство из-за невозможности исцелить, Габриэль не отходит от него ни на шаг с момента, как он почувствовал себя нехорошо. В голове мелькают картинки: Габриэль, который принес ему чай, а затем еду, и то, и другое не единожды. Габриэль, который даже без ехидных комментариев подавал лекарства и градусник. Габриэль, который прикладывал к разгоряченному лбу вместо компресса свою ладонь, чтобы дать строго дозированную и нужную порцию холода. Сейчас несложно догадаться, что Габриэль создал для них иллюзию, словно наверняка понимал, насколько невыносимо продолжать видеть одинаковые четыре стены комнаты. Сэм прерывисто вздыхает. Он хочет что-то сказать, но не знает, какие слова благодарности подобрать. Габриэль решительно тянет его за собой на песок. Они долго возятся, но наконец усаживаются. Сэм прижимается спиной к груди Габриэля и откидывает голову ему на плечо. Закат обещает быть волшебно красивым. — Удобно, Сэмми? — Да, все отлично. Ты знаешь, что ты самый заботливый и лучший парень в мире? — Сэм понимает, что подобное признание слишком сентиментально даже для него, но не может и не хочет молчать. Может, на его эмоциональное состояние повлияла болезнь. Но с Габриэлем всегда хочется говорить правду и не хочется подбирать слова или держаться мнимой мужественности. — Спасибо за все. — Ты же знаешь, что для тебя все, что угодно? — непринужденно отзывается Габриэль и прижимается губами к его виску. — Просто будь со мной, — просит Сэм, отказываясь от потенциальных золотых гор, которые Габриэль может подарить и буквально, и фигурально, в пользу земного и единственного важного по-настоящему. — Всегда с тобой, Сэм, — тихий шепот нечеткий, потому что губы Габриэля прижимаются к виску еще немного крепче, но Сэм его разбирает, как и тихое повторение-обещание: — Всегда.