I Want It to Stop

      Шестидесятый раз кряду Стэнли обыскивал Комнату Контроля Разума и решительно был настроен сейчас отыскать в ней хоть что-то.       Хотя в первый раз он был послушной куклой Рассказчика. Это была его первая концовка, и потому Стэнли тогда ещё не уловил логики окружавшего его пространства. Он брёл по его наветам, с лёгкой улыбкой, любопытством и доброй волей. В голосе Рассказчика слышалась некая симпатия, в его театральности была искренность, а Стэнли был разве что заинтересованным слушателем. Рассказчик грубовато сводил всю работу Стэнли к «нажиманию кнопок в нужное время», но тот хотел дождаться окончания истории и лишь затем решил бы, к чему весь этот сыр-бор. А когда он слишком долго мешкал, то мог слышать подкрадывавшееся нетерпение в тоне Рассказчика. Будто тот многое вложил в столь незатейливый рассказ. И как слушатель, Стэнли был в праве его радовать. Ломать ведь не строить – и потому он следовал указаниям, представляя каждый следующий шаг как новый кирпичик, что создавал историю.       Но идея контроля разума? Приплетать такое к сюжету было довольно глупо, как ни посмотри. Стэнли и сам не был обделён манипуляторской жилкой, и ему претило то, как незамысловато был описан весь процесс. Словно подчинить человека можно было одним набором горящих лампочек и кнопок. Контролировать кого бы то ни было сложно, для этого требовалась цельная отдельная система. Нужно было отыскать механизм управления и его рабочие пределы, и воспользоваться им для собственной выгоды. Конечно, легко и просто назвать его пустой болванкой для нажимания кнопок, но у Стэнли были свои причины делать свою работу. Послушание не отягощало его, но одновременно с этим предоставляло возможность наблюдать за происходящим и осмысливать его. Но никакого механизма и никакой цельной системы управления не было и в помине.       Поэтому, в тот первый раз, оказавшись перед выбором: отключить систему или же активировать её, Стэнли самодовольно нажал на кнопку активации. По его расчётам кнопка не должна была сработать, и истории следовало пойти дальше своим чередом. Стэнли заранее ухмылялся. Он ожидал заминку Рассказчика, шорох бумаги и заметок или щёлканье клавиатуры, какую-то корректировку от диктора, который вернул бы историю на верный путь. Небольшой крюк, что привёл бы к той же запланированной развязке, лишь с малым вмешательством Стэнли – чтоб его приятель не расслаблялся.       Чего Стэнли не ожидал – так это ответного хода. Испытания. Убийственного таймера и комнаты с кучей кнопок, где жизнь его самого была на кону. Засучив рукава, он с азартом принял вызов. Кажется, и Рассказчик тогда разделял его чувство. Это было поинтересней избитой метафоры, Стэнли мог отдать ему должное. Если бы только можно было остановиться, перевести дух и найти заветный механизм за всеми этим кнопками.       Но тщательно выверенная логика Стэнли сменилась чистым ужасом – решения не было; таймер стремился к нулю. Но в таких вещах всегда присутствовала логика. Это ведь была не просто загадка, а целая сюжетная арка. Он отказался от банальной, незамысловатой истории, и теперь ему осталось пройти последнее испытание. Нужно всего лишь преодолеть его, верно? Но монолог Рассказчика приобретал мрачный оборот, диктор утверждал о существовании других историй, говорил о подрыве оставшегося здания, о ликвидации всех сотрудников. Стэнли старался не слушать его речь, сосредоточиться на своей работе, однако, казалось, Рассказчик проникал в его голову, хватал его мысли и читал их вслух. Издевался над ним. До неприличия открыто злорадствовал. Наслаждался разрушением всяких ожиданий Стэнли, которыми тот грезил, активируя систему. Стэнли рвано вздохнул и сосредоточился на компьютерах. Для всего должна была быть причина. Если ему была уготована роль героя, то у него должно было быть и предназначение, он должен был преодолеть это испытание. У всего должен был быть смысл.       И тогда Рассказчик начал смеяться.       — Это не испытание. Это трагедия.       Во время взрыва больно было лишь миг, обжигающее пламя превратило Стэнли в ничто.       Всё спуталось, у Стэнли возникло внутреннее чувство потери. Это сравнимо с противоположностью того, как если бы ты голодал, но не ел, или же того момента, когда какое-то слово вертелось бы у тебя на языке, но у тебя не получалось бы отыскать его, и ты бы сдался, не выдержав фрустрации от того, что сам не знал бы, что хотел произнести.       А затем он вновь очнулся у себя за столом.       Тело его пребывало в покое, но пульс отдавался в висках. Он провёл рукой по волосам и заметил, что рукава его всё также были закатаны.       За его комнатушкой выглядывал коридор. Безлюдный.       Тогда он закрыл дверь в офис. Ему нужно было время собраться, подумать и–       За этим последовал издевательски-сентиментальный, недовольный тон Рассказчика:       — Но Стэнли не мог справиться с напряжением.       Стэнли кинулся к двери, но теперь та была крепко заперта. Его вновь подвергли открытому унижению, а затем его снова застигло то странное чувство. Мгновение он колотил дверь, а сейчас уже спокойно сидел за столом, глядя в монитор.       Он стиснул зубы.       А за этим последовала всего лишь тотальная война. Отдых бывал редким и недолгим. В его кабинете никак нельзя было делать паузу. В нём он всегда лишь “стартовал”. Любая попытка проявить свою субъектность и не идти по сюжету каралась мгновенным перезапуском.       Была, конечно, комната отдыха, но длительное нахождение в ней сразу вызывало раздражённые комментарии. Прыжок из окна хоть и мог дать Стэнли покой, однако, стоило тому ошибиться, и всё скатывалось в искреннейшую попытку Рассказчика получше ему досадить. А ещё вне-текстурные белые поля вызывали мигрень.       На нижнем этаже Стэнли мог попытать счастья и взломать замок машины на парковке. Но здесь нельзя было ошибаться со временем: если вскрыть слишком рано, то речь Рассказчика затихнет ещё на здравой ноте, и от неё не будет клонить в сон, если слишком поздно – она наведёт на него панику. Это была одна из худших концовок, очевидное наказание за одну попытку разобраться, что вокруг происходило. Этот мир состоял из знаков и метафор. Хотел быть слишком буквальным, хотел переиграть систему? Попал в просак. Здесь сосуществовало две логики – верная и ошибочная. Нужно быть немного сообразительным, но не чересчур.       Нельзя быть слишком сообразительным.       А Стэнли в последнее время именно этим и занимался. Сейчас шла шестидесятая кряду попытка выудить хоть какую-то информацию из оперативной базы в комнате управления разумом. Понятно, что Рассказчик сделал головоломку нерешаемой. Но он не так уж сильно корпел над созданием этого мира, как любил отмечать, поэтому куда-нибудь мог затесаться баг. И даже если его нигде не было, возможно, некий смысл скрывался в расположении кнопок, в этом был ключ к пониманию Рассказчика, и Стэнли просто его ещё не разглядел.       Но силы потихоньку угасали. Оставалась минута и тридцать секунд – Стэнли сел на пол и попытался заткнуть уши. Может, хоть глаза немного отдохнут–       — Стэнли, вполне вероятно, не осознавал, что обсчитался – на самом деле число давно уже стало трёхзначным. Повторяющееся поведение зачастую свидетельствует о безумии, но может также статься, что Стэнли просто очень скучает по своим кнопкам. Вот, как насчёт…       Пол загрохотал, из-под него и из-за стен выделились и сформировались несколько новых станций, присоединяясь к общей вакханалии огней. Все мониторы в комнате мигом погасли, но тут же засияли новым светом. Компьютеры, что прежде просили код доступа, теперь показывали батарейки, а те, что прежде содержали полную бессмыслицу, требовали последовательного набора подписанных клавиш. Таймер всё ещё отсчитывал время, и Стэнли кинулся к пронумерованным кнопкам, но консоль заискрилась и умерла у него на глазах.       — Прошу. Обтыкайся, Стэнли! Не могу же я допустить, чтобы у тебя кончились комбинации кнопок? Быть может, ты выполнил совершенно особое условие для новой концовки. Или возможно, для новой области? — ядовитый смешок. — Чрезвычайно важно, чтобы ты ни в коем случае не помыслил о том, что всё это безнадежно, и сдался. Тогда мораль потеряла бы свою прелесть, Стэнли. Каждый раз, когда ты совершаешь неверный выбор, то демонстрируешь лишь то, что тебе нужно преподать хороший и серьёзный урок.       Пальцы соскользнули с очередной бесполезной кнопки, Стэнли закрыл рукой рот. Он не собирался радовать это существо своим криком.       — Существо?! Ну это уже просто грубо–       Отчёт подошёл к концу. При сгорании шума от взрыва было более чем достаточно, чтобы заглушить гневный крик Стэнли.       Его накрыло чувство потери, как если бы он вдруг понял, что заполнил весь бланк ответов, пропустив один номер вначале.       Он насмешливо фыркнул и встал со стула.       Все его коллеги пропали.       Он дошёл до двух дверей, но не смог себя заставить пойти в комнату управления. Может, ему нужно было устроить тихий час. В санаториях он, отчего-то, ещё звался мёртвым.       Но лишь зайдя в комнату отдыха, он увидел, как лампы ему мигают, а повсюду разбросана бумага. Если бы он попытался присесть, то, максимум, здесь его ждала бы рваная неуютная дрёма.       Он продолжил путь и не свернул в сторону. Дойдя до подъёмника, взглянул на далёкую землю, прикинул расстояние. Можно было устроить насильственный перезапуск. Это было бы намного быстрее.       — Стэнли, ты ведь уже не грустишь из-за комнаты управления, верно? Я узнал, что таить обиду непродуктивно.       Стэнли запрыгнул на подъёмник. Решил остановиться на псевдо-квартире. Там была постель, и если правильно двигаться, может, ему удастся зависнуть там и покемарить. Может, даже представить, что манекен была чем-то значимым, что она жила своей жизнью в их доме–       — Уфф, Стэнли, — Рассказчик вздохнул. — Это довольно депрессивно, тебе не кажется? Если ты нуждаешься в компании, я всегда готов провести ещё одну воодушевляющую лекцию о значении конфликта в структуре повествования.       Что-то колыхнулось у Стэнли в груди, и он досрочно сошёл с подъёмника. Рассказчик не сдержал вздоха, но Стэнли приземлился на помост.       — Ты же знаешь, Стэнли, что тебя здесь не должно быть. Предполагалось, что ты сюда даже добраться не способен. Разве этого не достаточно для того, чтобы уничтожить тот выбор, что я тебе даю? Тебе нужно отыскать новые возможности для уничтожения?       Стэнли улыбнулся, никуда конкретно не глядя, и оставил Рассказчика тихо ворчать. Он дошагал до второй развилки с дверьми и подождал, пока диктор их не откроет.       — Ладно, Стэнли. Я упрощу всё для тебя. Выбери красную дверь.       Стэнли приподнял брови, с коварной улыбкой на лице.       Он вошёл в красную дверь.       — Отлично, отлично, — Рассказчик растягивал гласные, смакуя момент. — Скоро мы вернём тебя на верную тропу. Так, напомни, где это мы?       Стэнли указал сначала на ближайшую дверь, потом – на теперешний коридор. Из всех пройденных комбинаций, нынешний его выбор был самым искренним. Он подождал, пока Рассказчик не поймёт, где они очутились.       Будь у диктора человеческие рёбра, то очевидно, сейчас у него засосало под ложечкой.       — О, нет.       Рассказчик начал что-то лопотать, и опьяняющая свобода ударила Стэнли в голову.       Аккуратно повернувшись на каблуках, Стэнли пошёл вниз по коридору.       — Стэнли–, — послышалось хрипло, — давай мы успокоимся и всё обдумаем! Ты ведь пришёл сюда, чтобы отдохнуть, правда?       Рассказчик был тем ещё верховодом, и как бы Стэнли ни играл, он чётко выучил одно – тот принимает лишь два вероятностных сценария. Либо он следует букве истории, либо соглашается идти в красную дверь. Ту, которую он только прошёл.       — И под мёртвым часом ты подразумевал совсем не это, ты не мог!       Стэнли добрался до конца коридора, его встретило несколько лестничных пролётов. Щёлкнул суставами пальцев, размял шею.       — Стэнли, автомат с содовой в комнате отдыха станет рабочим! Разве такое тебе бы не понравилось? Без нарушения авторских прав, разумеется, но представь, что за приятный выбор вставал бы перед тобой всякий раз, когда ты бы проходил мимо автомата! Никогда не встречал кого-то, кто бы отказался от холодного, освежающего вкуса–       Стэнли поднимался по второму пролёту. Пути назад в офис не было. Концовка была искусной, но он наслаждался той властью, что сейчас владел. Рассказчик всегда ломался здесь. Стэнли всё ещё пытался понять, что именно так задевало диктора. Его смерти ничего не стоили, и Рассказчик с удовольствием бранил его или при случае совершал какую-нибудь подлость.       Пока что лучшей догадкой был сам символизм этой локации. Очень напоминала ту другую дверь. Она почти походила на победу. В других сценариях Рассказчик мог обманывать себя и ошибочно трактовать мотивировку Стэнли. Но здесь, этот акт нельзя было интерпретировать никак иначе, кроме как отказ всех установок. От самого Рассказчика. Акт чистой ненависти, который смоет привкус тех многочисленных неудач.       Лестницы уходили не в такую высь, на который был тот же подъёмник, поэтому смерть наступала не сразу. Обычно на это уходило три или четыре прыжка–       Голос Рассказчика взял октаву:       — Перемирие, Стэнли, я хочу заключить перемирие!       На последней ступеньке нога Стэнли остановилась. Вторая повисла в воздухе.       Что-то новенькое. Он это серьёзно?       — Да, — выдохнул Рассказчик, — прошу, только спустись вниз.       Стэнли фыркнул. Неудачно сказано.       Рассказчик по природе был выше всяких ругательств, но те звуки, что послышались Стэнли при падении, на понятном языке говорили о его чувствах.       Трудно было сказать, какая часть тела первой коснулась пола. Стэнли полагал, это было очередной особенностью этого места. Никакой крови, никаких кровавых пятен. Важно было лишь то, что был слышен удар, и после него было сложно встать на ноги.       — Перемирие… — прошептал Рассказчик. Казалось, он едва сдерживал слёзы.       Стэнли захромал к лестнице.       — Стэнли? Я… я сдаюсь. Ты это хотел услышать?       Тот облокотился на перила и нарочито выждал минуту. Рассказчик тихо и грустно усмехнулся – он всегда был полон сюрпризов.       — Поверь, я осознаю всю ситуацию. Когда ты покончишь с этим, ты планируешь возвращаться сюда ещё шестьдесят раз? Тогда, Стэнли, твой счётчик в голове сравняется?       Вообще-то, сто раз. Во всяком случае, так утверждал Рассказчик. Стэнли раздражённо хмыкнул и ступил на лестницу. Ноги не болели, и потому можно было не замедляться. Ему не хотелось затягивать со всем этим, так было только сложнее делать последние шаги.       — Стэнли, я же сказал, что сдаюсь! Никакого обмана, никакого комментирования. Если ты хочешь сесть и отдохнуть в тишине, то пожалуйста, я поднимаю белый флаг! Вообрази себе, как я отчаянно им размахиваю. Если хочешь продолжать, я не в силах остановить тебя, — его голос снова сорвался, — но молю тебя, отдохни сначала. Ради своего же блага!       Стэнли снова схватился о перила, споткнувшись на второй ступеньке. Уже по приходу сюда он чувствовал усталость, и второе падение отняло у него гораздо больше сил, чем он ожидал. Неясно было, осилит ли тело третий заход.       Рассказчик с надеждой затаил дыхание, но сразу же опомнился.       Застонав, Стэнли спустился на две ступеньки вниз и заковылял в соседнюю комнату.       — Ох, спасибо, Стэнли, — в сердцах произнёс диктор, — ты не пожалеешь! Так, позволь мне всё для тебя обустроить.       В соседнем помещении скрывалась платформа, утопавшая в окружавшем её мраке. Рассказчик оказался верен своему слову – в темноте засветились и закружились разноцветные шары. Их свечение было мягким и очень напоминало добрую старую версию заставки экрана. Ещё один пример ограниченности креативного мышления – Рассказчик полагал, будто это стоило большего, чем мимолетного взгляда. Но свет был тусклым, а эмбиент-мелодия вправду создавала уютную атмосферу. Сложно было вообразить себе более приятное место для сна, будь то здесь или где бы то ни было ещё. Стэнли сел на платформу. Никаких лишних подушек или вещей для уюта Рассказчик без необходимости не порождал, однако сам пол был на удивление мягок. Тело Стэнли могло отдохнуть. Когда же отдых кончился, можно было возвращаться к лестнице.       Рассказчик вздохнул.       — Стэнли, ты всегда так драматичен. Если тебе хочется убить себя, то это следовало сделать ещё на подъёмнике. Так намного быстрее.       Это было обыденно. Как только вещи шли на лад, любой намёк на слабость прятался за односложными шутками.       И всё же, его довод не выдерживал никакой критики. Рассказчик бы лишь закатил глаза, реши Стэнли умереть там. На лице его читалось самодовольство и ехидство. Нет, лишь здесь прыжок с высоты достигал нужного эффекта. Он преподавал урок самому Рассказчику: успех не значит ничего без приложенных к нему усилий.       — С тобой что-то совершенно не так, — пожаловался Рассказчик, — хотя я действую исключительно в твоих же интересах. И это всё, что отныне олицетворяет эта комната? Одно долгое прелюдие перед твоим заключающим актом независимости?       Стэнли задумался, что конкретно подразумевал Рассказчик. Самоликвидацию или же пренебрежение его чувствами.       — Оххх, догадайся.       Захихикав, Стэнли лёг на платформу, положив руки за голову. Если бы это так злило диктора, Стэнли мог бы по кусочкам скармливать себя крокодилу. Но он всегда возвращался обратно, из-за чего самоуничтожение теряло всякую значимость. Круг нельзя разорвать, особенно смертью. Если бы целью Стэнли было освобождение, то он бы, скорее всего, уже сотни запусков как превратился в бессвязное нечто. Однако в текущей ситуации он чувствовал себя более чем удовлетворённым – упорно вылавливая щепочки независимости и утверждая собственную самость в противовес Рассказчику.       Так можно жить.       Рассказчик выдохнул – будто из ёмкости выходил воздух.       — Знаешь, Стэнли, тебе будет неприятно это слышать, но, должен признать, мне нравится, какую центральную роль я занимаю в твоей жизни, — его угрюмый тон теперь смягчился. — Если ты определяешь себя, как противоположность моему видению тебя, то это… даёт мне значительную власть над тобой, как думаешь?       Стэнли раскрыл глаза. Поднялся на ноги. Он уже засиделся в этой комнате, вещи принимали странный поворот, если он оставался здесь слишком долго.       Рассказчик вскрикнул… от радости? Нечто такое слышалось в его словах, он это едва скрывал:       — О, да, Стэнли! Беги, калечься, всё лишь бы досадить мне! Видишь, я действительно смотрел не под тем углом. Если ты готов на всё это ради меня, то твоя заинтересованность моим мнением похожа на одержимость.       Стэнли остановился. Это реверсивная психология? Ему сложно было поверить, что Рассказчик так быстро поменял точку зрения.       — Есть только один способ выяснить, не так ли? А ты любишь всё проверять и тестировать, верно? Да, вперёд и с песней, Стэнли! Будет ли победа на твоей стороне, или же ты станешь сомневаться в собственном понимании значения «неповиновение»? Ооо, не могу дождаться, что же из этого выйдет!       Стэнли глубоко и измучено выдохнул и плюхнулся обратно на пол. У него не было сил на это.       — Ох, нет, — продолжил Рассказчик, печаль в голосе была уж совсем напускной, — наш отважный герой уже сдаётся? Решение сдаться уже само по себе решение, Стэнли.       Стэнли закрыл глаза и отказал Рассказчику считать это своим поражением. Ведь, в конце концов, из этой ситуации был лишь один выход. Рано или поздно он всё равно поднимется по ступенькам.       Рассказчик, казалось, довольно выдохнул, словно устраиваясь поудобнее. Стэнли никак не мог определить, было ли у того тело, которое могло откинуться на спинку кресла, или же тот был некой сущностью, ныне отдыхавшей, в таком измерении, которое было выше всякого понимания. Но выведывание внешнего облика Рассказчика расходилось с внутренней логикой этого места, так что Стэнли с удовольствием даже не поднимал эту тему.       — Хороший выбор, Стэнли. Не могу сказать, что виню тебя за потребность в отдыхе. У тебя очень подвижная работа, я это признаю. Но, тем не менее, я не в восторге. Я стараюсь всё для тебя упрощать, но ты, наоборот, изо всех сил пытаешься всё усложнять. Даже твои мысли завязаны гордиевом узлом. Жить в таком стрессе ужасно для здоровья, Стэнли.       Тот едва пожал плечами. Он прекратит, как только это же сделает Рассказчик. Как ему предложение? Рассказчик случаем не собирался теплеть?       — Оххх, нет, вот увидишь, моё терпение значительно превосходит твоё, Стэнли. В конце ты поймёшь причину, — Рассказчик зевнул, что весьма удивительно. Стэнли не думал, что диктор вообще когда-либо спал.       Ему самому сон не был нужен. Как и еда, да и вообще что-либо. Однако вот его разум был измождён. Случайные дрёмы, может, не сильно его бодрили, но ему всё-таки это казалось здоровым решением.       — Рад слышать, Стэнли, — в голосе угадывалась мягкая улыбка. — Это место не предназначено быть темницей. Я не желаю мучить тебя, Стэнли, если бы я попытался, то в этом не было бы никакой зрелищности. Если бы… — Рассказчик остановился, проглотил накативший ужас, и продолжил: — Если позволишь быть с тобой совсем откровенным? Я просто надеялся, что ты не будешь против послушать меня немного.       Стэнли приподнял голову ровно настолько, чтобы можно было слегка махнуть рукой. Он никуда не спешил. Если Рассказчику хотелось небольшого монолога – пожалуйста. Но он должен был держаться в рамках.       — Превосходно! — когда Стэнли вздрогнул от неожиданного шума, Рассказчик умолк. — Упс, прости. Я хотел сказать, — продолжил он уже гораздо тише: — превосходно?       Вопрос молил об одобрении, и это было лучше всякой подушки или покрывала. Стэнли доброжелательно улыбнулся и позволил напряжению спасть с плеч.       Глагольствуй, немезида.       Продолжил Рассказчик уже также тихо:       — Ты правда начинаешь понимать, Стэнли. Конечно, у нас были свои перебранки, но мне всегда видятся хорошим знаком моменты, когда ты приходишь в эту комнату. Я знаю, ты пытаешься разоблачить меня, но в то же время и я целиком сосредоточен на тебе. Есть причина, по которой ты – единственный персонаж во всём офисе. Кто-то мог бы подумать, что я предпочёл бы оставить твоего начальника или одного из твоих коллег. Я же, однако, увидел в тебе вызов, Стэнли. И признаю: не знаю, было бы что-либо из этого так же увлекательно, не будь здесь тебя и твоего увлечения искать недочёты.       Слова зацепились на уголке рта Стэнли.       — Хмммм? — голос был полон восторга. — Ты действительно согласен со мной, не правда ли? Что что-то приятное во всём этом есть?       Не было смысла скрывать это. Даже Сизиф мог быть счастлив, если у валуна был должный вес. И если холм расстраивал ровно настолько, что, тем не менее, оставался интересным.       Когда Рассказчик снова заговорил, Стэнли услышал искреннюю симпатию.       — И мне ты не даёшь заскучать. Мне нравится думать, что моего энтузиазма хватит на целую вечность. Однако всё теряет всякий смысл, если у меня нет слушателя. И я с самого начала знал, что именно ты идеально подходишь на эту роль.       Рассказчик продолжил:       — Довольно соблазнительно – позволить тебе уснуть, без обмана, без уловок – настоящая фаза быстрого сна. Но это отвратительное чувство, Стэнли. Для меня, то есть. Чем дольше я остаюсь один, тем явственнее ощущаю, как теряю самого себя. А во сне, Стэнли, ты уходишь туда, куда мне не попасть. Но я не против того, чтобы ты вот так вот отдыхал. Очень умиротворённо. Не пытаешься заткнуть уши, найти несостыковки в моей истории. Лишь спокойно и добровольно слушаешь.       Стэнли попробовал кивнуть, но он был слишком расслаблен. Голос Рассказчика радовал слух, даже когда тот болтал ни о чём серьёзном. Он мог часами лежать здесь и внимать каждому его слову.       — Да, — от глубины тембра Стэнли ощутил покалывание в пальцах рук и ног. — Именно такой рецензии нам недостаёт в наши дни. Что ты мог бы слушать меня часами напролёт. Очень здраво. В самом деле, думаю, я постараюсь сделать несколько улучшений, основанных на этой идее. Вот как серьёзно я отношусь к тебе, Стэнли. Вот как сильно я зависим от любой толики твоей реакции.       — Видишь ли, возможно, я воспринимал всё не под тем углом. Видеоигры ведь такая молодая индустрия, верно? Все хотят, чтобы они были искусством. И, хоть я уверен, что всю дискуссию «являются ли они искусством или нет» лучше оставить в далёком прошлом, когда мы ещё не были знакомы, я всё же считаю, что сотворение целой игры намного тяжелее создания картины или написания истории.       Стэнли в целом понимал ход мысли, и хотя он был убеждён, что мог бы придраться к каждому слову, общее утверждение было вполне весомым.       — Хорошо, хорошо. Понимаешь, я пребывал в заблуждении, что логика компьютерной игры являлась верной платформой для повествования о выборе. Но проблема, которую мы никак не можем решить, заключается в том, что эта самая платформа даёт тебе возможность совершать все возможные неверные выборы. А мы никуда не можем прийти, если ты постоянно выбираешь ошибочный путь. Но если бы мы попробовали отмотать стрелки часов назад к истокам, то тогда, возможно, старый способ нарратива придал бы моей истории бо́льшую значимость, которую она заслуживает.       Да. Это имело смысл.       — Вот как мы поступим, Стэнли. Я расскажу тебе мой magnum opus так, как я понял теперь, его и следовало всегда доносить – через устную традицию. А ты можешь расслабиться и впитывать всю мою мудрость, как порядочный и чуткий слушатель. Никакой спешки туда-сюда, или никаких этих надоедливых перезапусков. Мы оба их не любим, тут мы единодушны. Ты будешь слушать, пока я не разберусь со всеми шероховатостями истории, а когда я отточу её до совершенства, ты сможешь ещё лучше расслабиться, слушая её снова, и снова, и снова. Да, звучит безупречно. Нас ждёт светлое будущее, Стэнли. Уверен, я обучу тебя всей важности свободы воли. Нам нужно лишь отбросить все перебранки и раздоры, чтобы у тебя не было желания сделать что-нибудь не по тексту. Если мы будем оставаться здесь, в тепле и уюте, то не будет никаких преград между моим словом и твоим слухом.       Когда Рассказчик говорил, всегда сложно было определить, откуда звучал его голос. Но сейчас, явственнее чем раньше, казалось, что он находился в самой голове Стэнли. Голос стал более низким – словно грохотом отдавался он в нутре.       — Ты понимаешь меня, Стэнли. Тебе ведь… — Рассказчик перешёл на глубокий, хрипловатый тембр, отзывавшийся волнами по телу-, — приятно сейчас, не правда ли? Это благодаря оптимальным условиям. Если бы ты сейчас слонялся по коридорам, то не смог бы прочувствовать мои слова как следует, верно? Чтобы ты стал ко мне восприимчив, тебе необходима правильная обстановка. За это я беру ответственность на себя. Спасибо, что делишься своим мнением со мной. Теперь всё готово. Я так признателен тебе за то, что ты согласился на моё перемирие.       Перемирие. Почему в этом звучала какая-то фальшь?       — Тшшшшшшшшш, Стэнли, я лишь соблюдаю свою часть соглашения, чтобы ты мог отдохнуть. Ты отдыхаешь, я говорю. У нас всё цивильно. Вот, я начну.       Голос Рассказчика стал ещё более низким, более интимным.       — Жил человек по имени Стэнли. И каждый день он садился за стол…       Комната была просторной и пустой, прямо как в голове у Стэнли. А слова Рассказчика продолжали наполнять его. Он звучал таким радостным, из-за простого факта завершения своей истории.       — …и Стэнли был счастлив.       Он был. Он правда, действительно был.       Рассказчик начал снова.       — Жил человек по имени Стэнли. И каждый день…       Стэнли уже не заботился о том, где был Рассказчик, больше нет. Он был внутри Стэнли, было так тепло и спокойно и       — Стэнли был счастлив.       Удовольствие, что испытывал Рассказчик, каждый раз произнося эти слова, было заразительно. Кто не будет счастлив, услышав такие слова, такие нежные и ласковые?       И он начал снова. И снова. И Стэнли постоянно был на грани сна, но никак в него не проваливался, и испытывал небольшое предвкушение всякий раз, когда большие двери раскрывались, и Стэнли вступал на открытую лужайку, и Стэнли       — …был счастлив.       Он мог бы задрожать от наслаждения, но был слишком расслаблен.       — Ох, прошу, Стэнли, не стесняйся, — восхитительный ритм истории прервался, но Рассказчик, казалось, был очень заинтересовал в том, что мог предложить ему Стэнли, но тот едва моргнул в ответ.       — Я ненавижу прерываться и обещаю, что скоро вернусь к истории. И обещаю, что не остановлюсь, мне никогда не надоест это восхитительное чувство, — Стэнли хотел утонуть в этом счастье, и услышал улыбку диктора в ответ. — О да. Я обещаю. Всё, чего я хотел – это добровольный, податливый слушатель. А под всем своим упрямством и злобой у тебя скрывается нежная и послушная душа. В прошлом у тебя были из-за неё неприятности, но теперь ты здесь, со мной, я с радостью продолжу рассказывать тебе мою историю, — тихий смех. — Потребовалось некоторое время, чтобы понять тебя, Стэнли, это было не так уж просто. Твой разум – это сложная система, отличная от игры. В нём полно рамок и самостоятельных механизмов. Но, поиграв с тобою достаточно долго, я понял принцип их работы и сломал твои рамки ради моей собственной цели.       Это звучало знакомо. Среди общего тумана, мягкого освещения, слов, обволакивающих его и всё вокруг, эта последняя часть была чёткой. Ясной.       — Ох, а вот об этом нам думать не стоит, ладно? Стэнли, расслабься, а я начну сначала.       Рассказчик лениво толкнул колесо истории – оно вновь закрутилось. Стэнли мог лежать и слушать, до конца веков. Его эмоциональный вклад был подарком, который он добровольно и радостно предложил-       Стэнли встал.       К нему вернулось чувство, напоминание о том, что не так давно он сбросил себя с восьми метров вниз на пол. Он вздрогнул, но боль была приятна. С ней голова могла оставаться ясной.       — О чём ты только думаешь? — в голос Рассказчика закрался страх. Он успел прочувствовать новый вид победы, нечто глубоко скрытое и интимное, а теперь оно ускользало у него из-под пресловутых пальцев. — Боль не является чем-то хорошим, Стэнли. Вся её задача состоит в том, чтобы сообщать тебе, ну знаешь, что с тобой случилось нечто плохое?!       Стэнли встряхнул головой, сжал пальцы. Оба действия отдались болью, но она была своя. Пока он мог шевелить хотя бы мизинцем, Стэнли мог мыслить.       С новыми силами Стэнли направился к выходу. Он чувствовал себя удивительно хорошо отдохнувшим, от этой мысли его пробил мороз по коже. Сколько времени он там провёл?       — Какая разница, Стэнли? Тебе же некуда спешить! У нас есть целая вечность, а ты пробыл там всего месяц! Ты мог бы и повременить каких-то триллион лет со своей беготнёй! Ну же, у нас было перемирие, помнишь?       Стэнли сорвался на бег, срезая угол, и помчался к лестнице. Рассказчик продолжил свои слёзные мольбы, но Стэнли пропустил их мимо ушей, не испытывая от них ни жалости, ни удовольствия.       Перемирие. Рассказчик планировал всё с самого начала, или же просто воспользовался представившимся случаем? Были ли эти слёзы фальшивы или нет? Стыд змеёй обвил Стэнли, стыд за одно лишь чувство родства, за разделённую толику нежности с голосом, которого ни на йоту не заботило, кем был Стэнли на самом деле. Всё, чего тому хотелось – удивлённого, вечного слушателя.       Голос Рассказчика стал гадким.       — Верно! Сейчас я расскажу тебе, почему я выбрал тебя, Стэнли! Всё потому, что ты безмозглый олух!       Стэнли схватился за перила, поднимаясь по очередному пролёту.       — Ты не особенный! И если бы не я, у тебя никогда бы не было возможности стать особенным! Тратить жизнь на нажимание кнопок? По крайней мере, если ты нажимаешь на нужные мне кнопки, из этого можно создать историю! Я её создаю, Стэнли, а не ты! Я решаю, когда у твоих поступков есть смысл! И знаешь, что я думаю? Ты никогда не решался на смелый поступок, и без меня никогда не решишься!       Стэнли оттолкнулся от края верхней платформы, и с открытыми глазами полетел вниз.       Ему надоело закрывать глаза.       Рассказчик издал сдавленный плач, когда Стэнли ударился о бетон. Пошатываясь, он смог встать на ноги, базовая моторика уже не справлялась, но её заменил адреналин. Как бы долго он не находился в другой комнате, этого оказалось недостаточно, чтобы полностью восстановиться.       Отлично.       По лестнице он поднимался, закрыв уши руками, как можно громче напевая случайно вбрёдшую в голову песню. Успокаивающее ощущение, исходившее от слов диктора, всё ещё покалывало подсознание, и ему хотелось скорее от этого избавиться. Любой урок, любой уют, любой намёк на голос, обволакивающий Стэнли изнутри, опустошающий его и обустраивающийся в нём – это должно прекратиться. В голове Стэнли может быть лишь Стэнли.       От высоты у него закружилась голова, и, прыгнув вниз, он позаботился удариться ею о бетон.       Застонав от боли, он едва смог перевернуться. Всё кружилось перед глазами, было не разобрать, какие части тела ещё функционировали. Стэнли неуклюже попытался приподняться, но его руки дрожали и не могли уже держать собственный вес. Четвёртое падение было всего с пары тройки сантиметров, чего было совершенно недостаточно для должного урона.       — Чудно. А теперь, Стэнли, я бы попросил тебя больше не вставать. Положение далеко не самое лучшее, но винить в этом ты можешь только себя.       В словах слышалось мерзкое воркование, оно обещало смягчить глухую боль в голове.       — Холодный бетон не сравнится по удобству с платформой, но я всё ещё могу здесь работать. Жил человек по имени Стэн–       Стэнли как можно выше поднял кулак и со всей силы ударил им о бетон. Это заткнуло Рассказчика на полуслове, и в короткой тишине Стэнли прислонил голову к полу. Медленно подтянул одну ногу к туловищу, вторую и встал на колени.       — Нет. Ты не можешь. Ты не в том состоянии, Стэнли. И не хочешь в нём быть. Ты хочешь быть счастливым.       Стэнли подполз к стене, облокотился на неё. Попытался встать.       Снова упал.       — Я знаю, что тебе нужно.       Рассказчик вновь заговорил, сознание помутилось. Стэнли с трудом разбирал отдельные слова. Они смешивались в одно нежное, приятное мурлыканье, которое могло вытеснить всю его боль. Словно его уха легко касались губы, будто его крепко обнимали. Взволнованные нотки в речи Рассказчика напомнили Стэнли, какое чистое, одинокое сердце скрывается за всем этим бахвальством.       О ком-то, кто нуждался в нём. Отчаянно желал, чтобы Стэнли лёг обратно и восстанавливался. Чтобы остался здесь. Он хотел лишь кого-то, кто слушал бы его. Кого он мог бы делать счастливым.       Стэнли вытянул руки вперёд, начал подтягиваться, проползая сантиметр за сантиметром. Он уже не мог закрывать свои уши, а голова была повреждена – оттого он терялся во времени, впадая либо в бессознательность, либо в противную цикличность. Затаскивая себя вверх на одну ступеньку, он думал, что едва ли мог сейчас сойти за хорошего слушателя.       — В этом твоя ошибка, Стэнли. Ты слишком сильно переживаешь о том, подходящий ты слушатель или нет. Но на деле ключевое слово в том предложении – это “сейчас”. У меня есть вечность, чтобы сломить тебя, Стэнли. Твой разум уступит мне прежде, чем моя история.       Когда Стэнли вновь поглотил голос, он успел уже забраться на третью площадку. Волей неволей нужно было отдать ему должное за выбор момента. С прямой плоской поверхности Стэнли вряд ли мог скатиться обратно вниз. Каждая новая ступенька добавляла ему шансов к тому, что следующее падение будет уже летальным. И хотя можно было бы и рискнуть и позволить ему скатиться с лестницы, видимо, для Рассказчика игра не стоила свеч.       Он быстро завладел им. Крепкое объятие. Фразы, словно пальцы, любовно поглаживающие его шею, убаюкивающие Стэнли. И он снова был в его власти, и снова человек с его именем и его лицом неуверенно ступал по пустому офису. Он был ещё кротким и смиренным, но к концу истории он торжествовал, и катарсис его освобождения был окрашен цветущими травами и синим небом, и тот человек был счастлив, и Стэнли был так за него счастлив, и история повторялась и повторялась, она рассказывалась кем-то вне поля зрения, но Стэнли был у него в руках, он был в безопасности, и он был готов отказаться от своих решений, чтобы–       Сломанная рука ударилась о металл, и Стэнли вновь стал карабкаться вверх.       — Что с тобой не так? Серьёзно! Назови мне хоть одну причину, почему ты продолжаешь подниматься? Это просто абсурдно, Стэнли! Ты знаешь, сколько людей прожигают свою жизнь в надежде на сотую долю того эскапизма, что предлагаю я? Тем более, я точно знаю – на тебя это действует, Стэнли! Тебе нравится моя история! — ругался Рассказчик, вытаскивая правду из чертогов разума Стэнли. — Ведь этого ты жаждешь больше всего: чтобы у твоих поступков был смысл! И я даю тебе его! Как только я впервые начал рассказ, ты полюбил его!       Неправда, рассудил мозг Стэнли – двум отдельным синапсам удалось установить связь. Стэнли тогда всего лишь сказал, что воздержится от оценки, пока не прослушает историю целиком. И у него сложилось мнение тысячу повторов назад:       История Рассказчика: Два дизлайка за непродолжительность и лудонарративный диссонанс.       Стэнли был в трезвом уме и здравой памяти – он был абсолютно уверен в том, что собственного упрямства ему будет достаточно, чтобы довести дело до конца. Но он просчитался, какой эффект могут произвести его слова. В приступе его сдерживаемой ярости Рассказчик вновь атаковал. Стэнли опять бродил по коридорам, ступая безвольно, и на этот раз       — Стэнли вошёл в правую дверь, разве ты не этого хочешь? Да, давай глянем, куда она нас приведёт, — злые слова толкали его вперёд, через комнату отдыха и мимо подъёмника к преждевременной кончине, а после Стэнли снова был в офисе, и все его коллеги пропали, и он снова шёл направо, почувствовав тень неповиновения, и нельзя было определить, решил ли он сам ослушаться или сам Рассказчик толкал его в руки манекена, или к отчёту до своей гибели, и имело ли, в конце концов, значение, какую дверь выбирал Стэнли, ведь из-за вынужденного набора границ все варианты были допустимы и потому технически всякое решение не несло смысла–       Его ушибленная щека покоилась на решетчатой ступеньке, и хотя Стэнли едва мог ползти, он всё равно неумолимо двигался вперёд. Время бесконечно и не знает конца, с губ сорвался смех. Рассказчик никогда не устанет от своей истории. Так и должно быть. Стэнли никогда не надоест разрушать её. Никогда не устанет от того, как простое перемещение руки на десять сантиметров вправо или влево могло кардинально поменять поведение Рассказчика. Возможно, Стэнли вынужден быть наблюдателем истории Рассказчика. Но Рассказчик вынужден быть наблюдателем решений Стэнли.       Прекрасно.       Стэнли ухмыльнулся в ответ на новое нападение. Лучше учти это, приятель. Лучше считайся со мной. Потому что в следующий раз Стэнли уже не будет мешкать.       Слова вцепились в Стэнли, история оборвалась. Полный замешательства, Рассказчик не мог понять, к чему всё шло. Разум Стэнли дал отпор, говоря о новых направлениях, называя немыслимые расцветки бесконечного сомна дверей, все они были его, все они вели куда угодно, но только не в кабинет начальника, только не в комнату управления разумом, только не наружу. Коридоры за коридорами, оттуда в комнатки и хранилища, и снова коридоры без конца, извилистые и перекошенные. Когда слова попытались высвободиться, разум Стэнли закричал, затаскивая Рассказчика обратно к себе и заталкивая в его пресловутое горло одно решение за другим–       Стэнли добрался до последней площадки. Не было ни сомнения, ни принуждения. Рассказчик в последний раз жалостно хныкнул, и Стэнли, доковыляв до конца площадки, рухнул в небытие.       Было чувство потери, как если бы ты глядел на телефонный номер кого-то, с кем ты встречался, но не общался со старшей школы.       А затем Стэнли очнулся у себя за столом. Все его коллеги пропали.       В силу привычки он встал и вышел из кабинета. Все его травмы исцелились, ровно как и его разум был перезапущен. Он быстро себя ущипнул для проверки – было больно. Ему не снилось, будто он застрял в заброшенном здании. Он на самом деле застрял в заброшенном здании. Глубоко вдохнув затхлый воздух офиса, Стэнли подошёл к компьютеру коллеги. Тыкнул пару клавиш, просто чтобы услышать их щелчок.       Рассказчик проговорил привычно пресную начальную фразу, которую Стэнли слышал тысячи раз. И именно потому, что он так до невозможности хорошо был с нею знаком, он мог уловить в тоне диктора негодование. Рассказчик хорошо его прятал, в конце концов, он был высококвалифицированным профессионалом. Но Стэнли осознал – неважно, как долго будет повторяться этот круговорот, каждый его миг будет осмыслен, пока в Рассказчике будет теплиться надежда, что Стэнли выберет верный путь. А неутолимое стремление Стэнли к разрушению будет находить всё новые способы переосмысливать каждый выбор, новые методы отвоёвывать свою свободу.       — Тц. До тебя так и не доходит, — сложно было бормотать себе под нос, когда сам голос был вездесущ. — Как ты можешь быть так близок к пониманию того, что я пытаюсь до тебя донести, и одновременно так далеко? Это просто невыносимо.       Стэнли гадал, сколько раз подряд он сможет нажать одну кнопку. Возможно, он мог бы сделать из этого коллекцию, только для себя. Искать новые клавиатуры и коллекционировать нажатия клавиш. Самодельная цель. Он огляделся по сторонам, в комнате было шесть клавиатур. Он решил, что начнет с десяти миллион, на каждую.       — Ты не в своём уме. Это моё новое прочтение. Я сломал тебя, и теперь ты ищешь успокоения в поиске новых клавиш. Хотя они даже ничего не делают. Сколько раз я должен повторять тебе, что это лишь иллюзия вы–       Стэнли нажал на Ф. А затем нажал во второй раз. А затем нажал в третий раз. А затем нажал в четвертый раз. С немыслимой ненавистью и кучей жалоб, Рассказчик комментировал каждый отдельный удар по кнопке. Стэнли ухмыльнулся.       И Стэнли, если был не счастлив, то глубоко доволен.