Курильщики

      В нижнем ящике стола, за пожелтевшим томиком стихов, мистер Честер хранил в расписной коробочке папиросы. Леонард об это прекрасно знал и не раз запускал руку в профессорский тайник, чтобы угостить товарищей, но чаще для того, чтобы порадовать себя самого.        Папиросы были дешевые и пахли куда хуже, чем те, что иногда приносил Арнольд. Но ключевое слово «иногда». Помощнику префекта не пристало вытворять подобное, это выше его достоинства. А вот Леонарду до достоинства не было никакого дела, и он продолжал по утрам прокрадываться в кабинет философии за драгоценной добычей.        Пару раз он чуть не был пойман с поличным. Один раз профессор вернулся раньше обычного, в другой - неуклюжий одноклассник случайно толкнул плечом неплотно запертую дверь. Однако удача была на стороне Леонарда: ему удавалось спрятаться или сходу придумать достаточно правдивое объяснение для того, чтобы верхом наказания стал раздраженный взгляд или усталый вздох. «Идите уже отсюда, Фейбер," - вот все, что получал Леонард за свои проделки. Одну короткую фразу, не способную заставить его раскаяться даже на долю секунды. В конце концов, эта история с мистером Честером была далеко не самой интересной в послужном списке Леонарда. Но о том списке не знал никто, кроме Арнольда, к которому, снова прихватив парочку папирос, и спешил теперь Фейбер.        Было темно. С момента отбоя прошел всего час, выходить было еще опасно, но Леонард не мог ждать. Сегодня к нему в руки должна была попасть хорошая добыча, и нетерпение от грядущего триумфа все же заставило его выбраться из комнаты, даже не дождавшись полуночи.        Леонард пробирался к месту встречи окольными тропами. Сначала он крался под окнами, потом пробежал через кусты, и, наконец, добрался до моста, перекинутого через искуственно вырытый канал, по которому иногда катались на лодках студенты. Леонард остановился, быстро огляделся по сторонам и шмыгнул в густую темноту под мостом. Тут было сыро и довольно холодно, зато безопасно, да и ради получения желаемого можно было и потерпеть.        Ветер шуршал молодыми листочками, где-то рядом заливался соловей, и его пению совершенно не мелодично вторила лягушка. "Ночь влюбленных,» - мысленно усмехнулся Леонард, закуривая. Крохотное колечко сизого дыма сорвалось с губ и полетело вверх. Леонард блаженно прикрыл глаза.        Вдруг откуда-то слева послышался тихий треск, в воду посыпались мелкие камушки, и перед Фейбером появилась высокая фигура, прижимающая к груди небольшой сверток. – Принес? – сходу осведомился Леонард, отодвигаясь в сторону. – Ты бы хоть поздоровался для начала, джентельмен, – фыркнул Арнольд, отряхивая брюки и присаживаясь рядом.        Леонард поймал его веселый взгляд, приподнял бровь в ответ на легкую улыбку: – Не думал, что подобные вылазки так тебя веселят. – Дома я не могу даже шага ступить не по правилам, – Арнольд откинул назад волосы, - сейчас я компенсирую это, скажем так. – Вот поэтому я и предпочитаю писать правила самостоятельно, – Леонард снова выпустил колечко дыма, – впрочем, не об этом сейчас. Ты принес то, о чем я просил? – Да, почти все, – отозвался Арнольд, отводя глаза. – Почти? – переспросил Леонард, и ему молча протянули сверток.        Арнольд принял из чужих рук папиросу и затянулся, пока юркие пальцы Фейбера расделывались с нехитрой оберткой. Бумага безжалостно захрустела под их напором. Леонард нахмурился и закусил губу от нетерпения. Но вскоре его лицо разгладилось, а внутри, в противовес внешнему спокойствию, вспыхнуло глухое раздражение. Леонард глубоко вздохнул, ощущая, как каждая клеточка наполняется гневом. – И это все? – осведомился он, поворачиваясь к Арнольду. Тусклый огонек на конце папироски вспыхнул в последний раз и погас, – Адамс, почему здесь только книга? – Леонард помахал перед глазами собеседника потертым переплетом. – Прости, но дневник достать не получилось, Аркель всегда носит его с собой, – покачал головой Арнольд, перехватывая чужое запястье. – Именно поэтому я и обратился к тебе, – Леонард вырвал руку, – ты его помощник, ты ближе всех к нему! – Лили… – Что "Лили"? - зашипел Фейбер, –Ты пожелал убрать с дороги Ричардсона - я отговорил его претендовать на должность помощника префекта. Ты хотел избавиться от идиота Томпсона, распускающего слухи о тебе - я исполнил твое пожелание. А что взамен? Попросил достать дневник и книгу, которые могли бы сыграть злую шутку с человеком, который мне неприятен, но ты не смог с этим справиться!        Леонрад зло хлопнул себя по бедру и откинулся на траву. Конечно, то, что книга оказалось в его руках-это уже неплохо, да и пара свежих неподдельных эмоций всегда была кстати, но все же Фейбер расчитывал на большее.        Аркель, чьим подопечным недавно удалось стать Арнольду, порядком раздражал Леонарда. Его желчное лицо и запавшие глаза, по мнению, Фейбера сами по себе уже могли являться весомым фактом для неприязни, но у Леонарда было куда больше причин для ненависти к нескладному префекту. Меньшим из зол он мог назвать непробиваемость Аркеля, его излишнюю принципиальность. Но да и бог с этой принципиальностью (на все можно найти управу), куда больше Леонарда задевали взгляды и якобы случайные касания старшего студента. Аркель определенно положил глаз на хрупкого мальчишку с пронзительным взглядом, но явно не учел того, что объект внимания глаз может и выколоть.        По мнению Леонарда, у Аркеля было больше минусов, чем плюсов, и больше щепетильности, чем настоящей порядочности, а потому можно было без зазрения совести выжить его из школы, чтобы не портил жизнь.        Леонард давно заприметил у префекта запрещенную книгу, которую тот старательно пытался спрятать под потертой обложкой, а если к этому добавить еще и пару записей из дневника, неизменно прячущегося во внутреннем кармане пиджака… Одним словом, у Леонарда все было продумано и почти готово, как тут его дружок дал слабину. – Завтра турнир по крикету, – спокойно заговорил Арнольд, выжидав, когда буря уляжется, – Аркель - один из ведущих игроков. Он же не потащит с собой дневник на поле, наверняка оставит в комнате. У меня будет достаточно времени, чтобы отыскать его. – Хорошо, – согласился Леонард, снова садясь, - но ты же понимаешь, что права на ошибку у тебя нет? – Да, – усмехнулся Арнольд, – иначе ты меня загрызешь. – Верно подмечено, – довольно улыбнулся Леонард, – а теперь ответь-ка, мой дорогой друг, чем ты будешь расплачиваться сегодня?        Арнольд удивленно вскинул брови: – О чем ты? – Ну как же, – картинно всплеснул руками Леонард, – я ничего не получил за дело Томпсона, про которое уже напоминал. А еще ты курил мои папиросы. Хорошо, положим, за один пункт ты расплатился этой книжечкой, а чем будешь платить за другой? – Временами ты бываешь таким мелочным, – закатил глаза Арнольд. – О, это не мелочность, – тихо рассмеялся Фейбер, – я просто хочу кое-что от тебя получить, вот и ищу рычаги давления. А долг – весьма неплохо выступает в роли этого рычага. – Какие откровения, — Арнольд придвинулся ближе, заглядывая в темно-голубые бесстыжие глаза, – так что же ты хочешь, Лили?        От этих слов в самой глубине зрачков Фейбера вдруг вспыхнули маленькие искорки. Леонард почувствовал, как огненный шар закручивается где-то в груди, распространяя жар по всему телу. Хорошо знакомое желание обладать проснулось внутри, но в этот раз в нем появились новые оттенки, ведь Леонард намеревался получить не просто очередную вещь, очередного человека в свое подчинение, а кое-что намного более ценное. – Я хочу себе твой первый поцелуй, – заговорщецки прошептал он, неотрывно глядя на Арнольда.        Тот прикусил губу. Арнольд всегда был равнодушен к мысли о единении с другим человеком. Это естественно, это должно рано или поздно произойти, но сейчас он совершенно растерялся, и старался скрыть своё смятение под опущенными ресницами. Почему вдруг так? Быть может, это от неожиданности, а, может, все дело именно в Лили. Но в последнем Арнольд не признался бы даже себе. – Что же ты, милый? – нарушил затянувшуюся паузу Леонард, – Испугался звания содомита или бездны огненной? – Чушь, – фыркнул Арнольд, но с места не сдвинулся.       Снова повисла тишина. «Слишком долго думаешь,» — мысленно осудил товарища Леонард и уже открыл было рот, чтобы произнести это вслух, как вдруг Арнольд, глубоко вздохнув, подался вперед и прильнул к тонким губам.        Леонард добольно улыбнулся в поцелуй. Губы Арнольда значительно отличались от губ молоденькой служанки, с которой он пару раз запирался в кладовой в отцовском особняке. Они были жесткие и сухие, но отчего-то казались намного слаще, отрываться от них не хотелось. Арнольд тихо вздохнул, когда язык Леонарда, изловчившись, все же проскользнул ему в рот. И вздохи его тоже были куда приятней, чем у той девицы. Леонард разомлел, забылся, запустил руки под чужой пиджак, огладил спину. Кожа под холодными пальцами покрылась мурашками, легкая дрожь пробежала по спине Арнольда, вместе с ней, кажется, устремилась вверх по позвоночнику странная, отчаянная решимость. Леонард тихо застонал, когда сильные руки потянули его на себя, стиснув талию. И этот ничем не прикрытый стон разрушил момент, как песочный замок. Арнольд точно очнулся от сна, резко распахнул слепленные негой глаза, потерялся в пространстве и завалился на спину, увлекая за собой виновника всего произошедшего. – Ох, черт, – буркнул Леонард, но тут же сориентировался и улегся у Арнольда на груди, – ну что, понравилось, мистер Адамс? – поинтересовался он, облизывая саднящие губы. – Бога ради, сгинь, – выругался Арнольд, пытаясь сбросить с себя худощавое тело, но Леонард вцепился крепко, словно клещ, и продолжал плеваться ядом. – Ради кого, мой дорогой? – переспросил он, – Бога? Ох, ему явно не стоит знать о твоих проделках. – Заткнись, а то получишь, – прорычали в ответ. – Получу еще один поцелуй или что-то большее? – ухмыльнулся Леонард, но тотчас закашлялся, заработав ощутимый тычок под ребра. С Арнольда пришлось слезть. Леонард отдышался, смахнул навернувшиеся на глаза слезы и, поправив ворот рубашки, вновь поднял взгляд на Адамса. Тот уже одергивал пиджак, явно намереваясь уходить. – Что ж, считай, долг ты отработал, – бросил Леонард, -завтра я жду от тебя дневник Аркеля. – Хорошо, – последовал спокойный ответ, который, однако, Леонарда не удовлетворил. – Больше ничего не скажешь? – поинтересовался он, хватая поднимающегося Адамса за рукав.        Арнольд издал какой-то странный звук, явно не выражающий ничего, кроме недовольства, и повернул к Леонарду пылающее лицо. – Знаешь что, Лили, – громко начал он, но сразу осекся, помня, что будет, если их услышат, – я торжественно клянусь никогда в жизни больше не курить и не целоваться с тобой. Это две самые неправильные вещи, что я делал. – Мысль о вреде табака слишком долго до тебя доходила, – нахмурился Леонард, – но что же ужасного во втором? Что плохого в поцелуях со мной? Не заметил, чтобы тебе было противно. Может, боишься, что привыкнешь к ним так же быстро, как к папиросам?        Арнольд побледнел, затем снова раскраснелся: – Шел бы ты…спать. Завтра увидимся, – он отцепил от себя тонкие пальцы и быстро выскользнул из-под моста. – Ну-ну, – едва слышно бросил ему вслед Леонард, — до встречи, mon cher.        Майская ночь, как прожорливая рыба, проглотила его усмешку. Леонард поднялся и тоже направился обратно в ученическое крыло. Утром его ждал зачет по философии с мистером Честером.

***

       Товарный состав с грохотом пронесся мимо полузаброшенной станции. Задребезжали окна, зазвенело что-то в шкафу, маленькое здание тяжело вздохнуло, и опять наступила тишина. Высокий мужчина в черном пальто, сидевший подле окна подождал, пока стук колес в далеке окончательно смолкнет и заговорил, продолжая отчет, который начал за несколько минут до появления поезда: – Итак, сегодня ночью деньги будут у Мидолтона. Его люди довезут их в целости и сохранности до тебя. Считай, что наш план удался, осталось только убрать Гарри и… – Он, кстати, здесь скоро появится, так что отойди от окна. Не хватало, чтобы нас заметили, – шикнуло на говорящего высунувшееся из темноты бледное лицо с огромными глазами.        Мужчина нахмурился: – Гарри явится не раньше, чем через час. Не колготись, Лили.        Леонард окончательно вышел из темноты и демонстративно скрестил руки на груди. Он был все таким же маленьким и худым, не то что Арнольд, расцветший к своим двадцати пяти годам. – И кто это тут колготится? – фыркнул он, подбираясь к Адамсу ближе, – Не ты ли вчера исходил мой кабинет вдоль и поперёк, пока тебя не успокоил коньяк.        Арнольд с досадой закусил губу, откидываясь на спинку пошатывающегося стула. В лунном свете его профиль казался еще более хищным, Леонард невольно залюбовался. Вправду, с Адамса стоило бы писать картины, и будь Фейбер художником, он бы так и поступил. – Не смотри так, – сквозь зубы бросил Арнольд, туша папиросу и предусмотрительно пряча окурок в карман, – в твоем взгляде ни любви, ни истинного восхищения. Я нравлюсь тебе так же, как нравятся старинные вазы или тонкой работы скульптуры. Нравлюсь как вещь, и мне от этого тошно, Лили. – Я ведь могу смотреть и по-другому, – мягко улыбнулся Леонард. Его взгляд потеплел, стал похож на прогретую солнцем морскую гладь. В нее нырнуть бы… – Избавь меня от своего притворства, – устало вздохнул Арнольд, вновь отворчаиваясь к окну, – давай сегодня без игр. – Цени мою покладистость, пока она есть, – сухо заметил Леонард, мгновенно возвращая глазам былую чуть призрительную усмешку, – не хочешь игр? Хорошо. Буду действовать максимально прямо.        Он сделал несколько уверенных шагов вперед и за секунду оказался у Арнольда на коленях. – Обними меня, – прошептал Леонард, – здесь чертовски холодно.       Арнольд ничуть не удивился выходке компаньона. Бесстыдство Лили границ не знало, так что поражаться чему-то не было смысла. Однако то, что Арнольд прекрасно знал о бесстыдстве Фейбера, не означало готовность постоянно с ним мириться, поэтому Адамс отвернулся и на слова Леонарда ничего не ответил. – Упрямец, – ухмыльнулся тот, обхватывая Арнольда за шею, – сам же сказал, что не желаешь игр, а между тем разыгрываешь такой дешевый спектакль.        Леонард наклонися к чужой шее, сдвинул шарф и воротничок рубашки и коснулся губами горячей кожи. Пульс Арнольда заметно ускорился, и Леонард, почувствовав это, повел влажную дорожку вверх и дальше по линии челюсти. Тяжелый запах чужого парфюма опъянял не хуже вина, безумное желание отдаться Адамсу прямо здесь и сейчас на секунду закралось в голову Леонарду, но через мгновение растаяло, как, впрочем, и все остальные мысли, потому что Арнольд резко схватил Фейбера за плечи и отстранил от себя, чтобы затем впиться голодным поцелуем в его губы. Леонард сдавленно ахнул, отвечая со всей страстностью, и пошел ко дну, утопая в тепле чужого тела, явно ощущавшемся даже через грубую ткань пальто.        Они целовались долго. Самозабвенно ласкали друг друга до тех пор, пока Леонард в порыве столь редких для него чувств не прокусил Арнольду губу. Адамс отстранился, прижимая костяшку пальца к неглубокой ранке. Леонард выудил из кармана пальто платок и протянул его Адамсу. – Плакали твои детские клятвы, – с сожаление заметил Леонард, соскальзывая с колен старого друга. – Есть хоть что-то, что твой язык не способен испортить? – начал было Арнольд, но тут же осекся, заметив, как улыбка стремительно начинает расцветать на зацелованных фейберовых губах, – Нет, лучше молчи. – Я ничего и не хотел говорить, мой испорченный друг, – смакуя недовольство в чужом тоне, пропел Леонард, – кстати, твоя кровь начала горчить. Должно быть, всему виной алкоголь. Надо меньше пить, родной. – Это горечь сожаления о потраченном на тебя времени, – парировал Арнольд с кривой усмешкой.        Леонард хохотнул, снисходительно заламывая тонкие брови. – Браво, ты все же умеешь отвечать на колкости, – он похлопал в ладоши, – а я уж думал, что не дождусь от тебя чего-то большего, чем «катись к черту, Лили». – О, вот уж правда, катился бы ты к черту, – наигранно сурово произнес Арнольд и засмеялся. Леонард не сдержался и тоже рассмеялся, чуть запрокидывая назад голову.        Когда общее веселье стихло, Фейбер достал серебряные часики на цепочке и, прикинув что-то в уме, объявил: – Что ж, предлагаю выкурить мировую и занять свои места. Близится полночь. Арнольд поднялся с места, приградил волосы, потянулся и застегнул пуговицу на жилете: – Что ж, свое место я займу с величайшим удовольствием, а вот от мировой, пожалуй, откажусь.       Леонард посмотрел на него слегким удивлением: – Почему же откажешься? – Да ты сам попробуй эту дрянь, – снисходительно улыбнулся Арнольд, потрепав Фейбера по волосам, – гадость редкостная, скажу тебе честно. И где ты только достал такую? – Да, – Леонард взял у Адамса папироску и закурил, — не лучшее, что я пробовал. – Так где ты их достал? – поинтересовался Арнольд.        Тут Леонард задумался, посмотрел на обшарпанную стену, будто вспоминая что-то, а потом вдруг улыбнулся: – Где достал? Украл, дорогой. Стянул на вокзале.        Гул приближающегося поезда заглушил его смех.