Доверие

Входная дверь открылась почти бесшумно. Старые деревянные половицы жалостливо заскрипели под тяжелыми армейскими сапогами. Сталкер с болезненным шипением снимает с плеч рюкзак, кидает его к стенке, рядом ставит полупустой автомат. Обувь снимать мужчина не стал — если нужно, потом лично вымоет полы — и, слегка прихрамывая, вошел в гостиную. Бегло осмотревшись, он замечает зомби, сидящего на лавочке у окна. Тот что-то увлеченно рассматривает, вертит в своих руках. — Здравствуй, Бенито. Зомби отрывается от своего занятия, поднимает голову, смотрит мутными глазами на гостя. — Здравствуй, Ловчий, — взгляд мертвеца плавно ползет сверху вниз, останавливается на зажатом ладонью, неуклюже перебинтованном плече сталкера. Очевидно, он пришел сюда за медицинской помощью. — Доктор сейчас занят, у него другой пациент. И, как в подтверждение этих слов, со стороны операционной раздаётся болезненный вскрик, тут же заглушенный либо самим источником звука, либо кем-то посторонним. Сталкер морщится — от этого крика и так гудевшая голова начинает болеть сильнее. Вздохнув, мужчина подходит к лавочке и садится недалеко от Бенито. — Жалко его, — Бенито неожиданно прерывает тишину. — Кого? — Рэда, — поняв, что это ничего не объясняет, зомби добавляет. — Парня, который сейчас кричал. — А что с ним? — Ловчий подсаживается поближе. — Вроде как, в «Электру» попал. Точно не знаю, мы не разговаривали, а Доктор молчит. Ловчий хмыкает, снова проходясь взглядом по комнате. «Электра», значит. Опасная аномалия, поражающая живой организм сильным разрядом тока, обычно смертельным. Сталкер останавливает взгляд на двери, ведущей в операционную. Это ж каким слепым идиотом надо быть, чтобы вляпаться в «Электру»? Её не только за версту видно, её и слышно прекрасно. Хотя, кто знает, может он новичок. Неизвестно, сколько это продолжалось, Ловчий не следил за временем. К моменту, когда дверь открылась, он готов был уже загнуться от кровопотери и дикой усталости. Из операционной, пошатываясь, вышел человек. Вся его голова, шея и плечи были в бинтах, закрыт был даже левый глаз. Видимо сильно ему досталось от «Электры»-то. Человек повернулся лицом к сталкеру и того передёрнуло, а по спине пошел холодок. Во взгляде этого паренька было столько боли и отчаяния, сколько бывает в глазах смертельно больной собаки, осознающей, что её конец близко У мужчины защемило сердце. Лицо Рэда было скрыто за бинтами, но Ловчий отчего-то был уверен, что ему не больше двадцати пяти лет и в Зоне он совсем недавно. И от этого его стало ужасно жаль. Да, не задалось у малого знакомство с этим суровым и опасным миром. Посмотрев какое-то время на сталкера, Рэд развернулся и побрел в сторону лестницы, ведущей на второй этаж — там были пустые комнаты, в которых могли жить пациенты Доктора. — Док, а что с этим парнем? — Ловчий сидел в операционной и краем глаза смотрел на Доктора, бинтующего его руку. Пулю уже вынули, рану зашили, осталось совсем немного и сталкер будет свободен. — С Рэдом? — мужчина остановился и удивленно посмотрел на сталкера. Тот кивнул. — С каких пор тебя интересуют мои пациенты? — Я ему в глаза посмотрел, — Ловчий пожал плечами и тут же пожалел об этом — раненная рука заныла. — Жалко его стало. — Сам виноват. Пьяный полез за «Бенгальским огнём» и вляпался. — Вот как… Однажды какой-то бывалый сталкер сказал: «Ты ему про аномалии, а он тебе про хабар», а народная мудрость добавила: «Жадность фраера сгубила». Что ж, все мы не без греха. Эта мысль подогрела скромное старческое желание взять мальца под опеку, объяснить ему, как жизнь устроена. — Слышь, Док, могу я у тебя перекантоваться, пока не заживёт? — сталкер взглядом указал на забинтованную руку. Доктор кивнул. — Не узнаю я тебя, Ловчий. Совсем ты изменился. — Старею, кажись, — мужчина невесело хохотнул. Ночь выдалась прохладная. Как назло, разболелась не только рука, но и старые раны, колени заныли. Пришлось просыпаться. Авось если походит, согреется, может полегче станет. Или второе одеяло из пустой комнаты сопрёт. Ловчий открыл дверь в коридор, вышел из своей спальни и направился к лестнице. Хотел спуститься на кухню, водички попить, но остановился на полпути — дверь одной из комнат была настежь открыта. Поддаваясь любопытству (все-таки это безопасная территория, здесь можно), он подошел ближе, заглянул внутрь. И с матами шарахнулся назад. В глубине комнаты, в самой темноте, на кровати, как смерть, сидел тот самый парнишка. Он смотрел в никуда, практически не двигаясь, только болтал ногой и, казалось, не замечал незваного гостя. — Фу ты, — сталкер перекрестился. — Напугал, чертила. Чего не спишь? Парень медленно поднял голову, посмотрел с секунд десять на мужчину и вновь направил взгляд никуда. Ловчий подождал для приличия, затем переспросил. — Не спится? Ответа не последовало. Мужчина вошел внутрь. — Ты немой что ли? Парень снова поднял голову. На этот раз в его взгляде читался укор с какой-то болезненной насмешкой. Сталкер посмотрел на закрытое бинтами лицо, его осенило: «ему же, наверное, больно!» — Черт, прости, не подумал… Он стоял в растерянности. Вроде надо что-то сказать, как-то поддержать несчастного, но Ловчий был совсем плох в этом. Рэд, почувствовав чужое замешательство, безразлично махнул рукой, мол, забей. Сталкер в ответ рассеянно кивнул. — Я присяду? Рэд положительно качнул головой. Мужчина сел рядом. — Я Ловчий, — он протянул ему руку. Парень некоторое время тупо смотрел на нее, потом осторожно пожал. — про тебя я уже знаю, Бенито начал, а Док закончил. Пьяный, значит, в «Электру» полез? Разговор был односторонним, полным простых по ответу вопросов, но каким-то слишком душевным, родным. Они сидели так до самого утра, но, несмотря на бессонную ночь, оба чувствовали себя хорошо отдохнувшими

-----------

Лето в Зоне, обычно неотличимое от осени, сегодня было удивительно жарким. Солнце нещадно пекло, отражалось от остатков стекол в окнах слепых Припятских домов и било в глаза. Ловчий вытер рукой стекающий по лбу пот, прищурился до боли, стал вглядываться в залитую светом улицу. Он лежал в неглубокой воронке, оставленной, видимо, какой-то шальной гранатой, либо аномалией. Старый покорёженный, но неестественно блестящий автобус закрывал обзор с левой стороны. Где-то там, между этим автобусом, деревьями и воронками от других гранат ходила человеческого обличия гнида. Ловчий обернулся, закусил губу от боли — плечо у него было прострелено, пусть и по касательной, но болело адово. Сзади него, метрах в десяти, за облезлым кустом светилась на солнце неподвижная светловолосая макушка. Сталкер зажмурился, отвернулся, припал к прицелу автомата. Сердце у него заболело, глаза начало щипать. Дурак он. Старый, опытный, но дурак. Поперся черт пойми куда, черт пойми зачем, да еще и мальца за собой взял. Нет теперь мальца, да и его самого, кажется, скоро не будет. Как в доказательство этой мысли откуда-то из-за автобуса раздался противный высокий голосок — Дедуля, ты там живой еще? Ловчий нервно выстрелил на звук. На противника это не произвело никакого впечатления, зато в ответ раздалась половина очереди — Знаешь, наша перестрелка совершенно бессмысленна, особенно с твоей стороны! — Не строй из себя киношного злодея, сука! Ловчий потянулся в карман, нащупал, вытащил. Дрожащими руками выдернул чеку, приподнялся над укрытием, кинул гранату. «Лимонка» укатилась за автобус. Послышалась ругань, затем топанье бегущего человека. Раздался взрыв. Сталкера засыпало ошметками земли, автобус накренился, а справа, между двумя столбами мелькнула тень. Ловчий выпустил обойму в ту сторону. Он действовал уже не на рациональности, а на исключительно ненависти и отчаянии. Это должен был быть поход туда и обратно, а в итоге он лежит здесь уже час, последние двадцать минут которых его напарник покоится с миром, а плечо истекает кровью. Сталкер полез в другой карман за новой обоймой, но ничего на нашел. Всё. Он пуст. Следующие десять минут он лежал в полной тишине. Противник выжидал, не решаясь выйти из-за укрытия. Наконец послышались шаги и перед лицом Ловчего появились грязные, обшарпанные берцы. — попался! Сталкер поднял взгляд. Над ним, помимо дула «Винтореза», возвышался уродливый, ядовито улыбающийся человек. Половина головы его была обезображена шрамом, левый глаз косил, вторую половину головы украшали яркие рыжие волосы. — Почему ты не подох в той «Электре»? — Потому что я слишком живучий, папаша, — Рэд осклабился. Раздался выстрел